Poste Italiane

      Примерно в таком состоянии Фабрицио и Анита нашли их минуту спустя. Эрмаль знал, что они здесь, потому что маленькая девочка, не колеблясь, подбежала к нему и брату, чтобы присоединиться к их крепким объятиям. Они оба чуть подвинулись и освободили ей место. Наконец, дети устроились так, как им удобно, и Мета успокоился следом за ними. Фабрицио только смотрел на них, и на его лице играла самая нежная, самая счастливая улыбка. Албанец почувствовал, как по его щекам пополз румянец, когда их глаза встретились, когда оба ребенка отпрянули от него и поднялись на ноги. Этот взгляд казался таким интимным, и ему не было неудобно, совсем нет, ему нравилось, что Моро хочет так смотреть на него, но на самом деле не прошло ещё и дня, и ему было очень трудно поверить, что у него есть всё это. Что всё это вообще реально.       Они вышли из музея и стали искать место, где можно было бы взять немного еды на вынос. Не было никакого смысла тратить время, сидя за столиком в ресторане в ожидании, когда они могли наслаждаться солнцем и городом в каком-нибудь парке.       И это именно то, что они делали – наслаждались этим солнцем в парке. Они нашли отличное место, как раз в полутени под деревом, и устроились на траве. Они ели довольно вкусную еду, болтая между жеванием. Теперь Эрмаль мог, наконец, расслабиться, он знал, что находится в нужном месте, что у него вообще есть место в этой семье, и что его принимают дети, оба ребёнка.       Он случайно встретился взглядом с Фабрицио и улыбнулся. Это был рефлекс, он ничего не мог с собой поделать. В последние дни он часто улыбался, и щёки у него начали понемногу болеть. Впрочем, это не имело значения, у него были все основания улыбаться, сейчас особенно.       Наконец, еда закончилась, и Анита с Либеро встали, чтобы немного поиграть – сначала в пятнашки, конечно, затем они двинулись на площадку, расположенную чуть ниже по склону холма. Мета откинулся назад, лёг на траву и уставился в голубое небо над головой. Снова улыбнулся. Он был счастлив.       Внезапно он почувствовал мягкое прикосновение пальцев, скользящих по его руке. Он повернул голову и увидел Фабрицио, который лежал в траве рядом с ним. – Всё в порядке? – тихо спросил он, глядя на албанца. – Всё абсолютно идеально, – прошептал Эрмаль, оглядываясь назад. Пальцы Мобричи уже дотянулись до его руки, и он наклонился, чтобы встретиться с ними, притянуть их ближе и переплести их пальцы. Они оставались так некоторое время, просто лежали и наслаждались мирной атмосферой вокруг них.       Через некоторое время солнце переместилось так, что Эрмаль обнаружил, что оно довольно раздражающе светит ему в глаза. Он повернулся на бок и осторожно отпустил руку Фабрицио, чтобы иметь возможность поддержать голову. Он лишился контакта, но не мог пожаловаться, потому что теперь он мог смотреть. Он медленно обвёл взглядом римлянина, который лежал рядом с закрытыми глазами, его взъерошенные волосы. С такого близкого расстояния Эрмаль мог видеть едва заметное серебро, пробивающееся сквозь черноту. «Интересно», – подумал он, – «как будет выглядеть Фабрицио с ещё более светлыми волосами?». Затем он двинулся дальше, рассматривая глаза с подрагивающими ресницами, заметные мешки под глазами. Они, возможно, частично были виной Эрмаля, который не давал Фабрицио заснуть посреди ночи из-за его признания. И всё же мужчина, несомненно, согласился бы с ним, что оно того стоило. Потом щёки римлянина, покрытые веснушками и щетиной.       Мета огляделся и увидел, что дети всё ещё развлекаются на детской площадке, не выказывая ни малейшего желания возвращаться к ним. Хорошо, потому что и Эрмаль, если честно, тоже этого не хотел. Он снова повернулся к Фабрицио, который не двигался места. Неужели он спит? Или просто наслаждается покоем и тёплым воздухом? Мета сорвал травинку, поддавшись детскому порыву провести ей по лицу мужчины, пощекотать его. Он явно не спал, так как его нос поморщился от этого ощущения, и он лениво открыл глаза. – Тебе обязательно это делать? – спросил он, и в его словах прозвучала искренняя покорность судьбе. – Да, – улыбнулся Эрмаль в ответ. Он продолжал ещё какое-то время, пока не понял, что гораздо больше, чем пробегать травинками по лицу Фабрицио, ему хотелось бы, чтобы его пальцы двигались по тем же самым дорожкам. Так он и сделал, отпуская травинку и проводя кончиками пальцев по вискам мужчины, по его щекам, по щетине и по лбу.       Мобричи только смотрел на него, не отводя глаз, пока, наконец, не приподнялся и, протянув руку, мягко не коснулся щеки Эрмаля. Кудрявый предпочёл рассматривать это как приглашение и наклонился вперёд, пока его губы не прикоснулись к Фабрицио. Ладонь римлянина скользнула в его волосы, дав ему шанс притянуть возлюбленного чуть ближе. На это Эрмаль тоже не обратил внимания, ведь ему удалось занять более выгодную позицию. Пятна от травы на их светлой одежде были более поздней проблемой, и в любом случае стоили бы этого.       Они продолжали лежать так, нежно целуясь и прикасаясь друг к другу, добавив к этому нежный шёпот, пока не услышали голоса Либеро и Аниты. Фабрицио снова сел, бросив быстрый взгляд на своих детей, чтобы убедиться, что всё в порядке. Да, они выглядели немного растрёпанными, но этого и следовало ожидать.       Они упали на землю рядом с ними: Либеро сидел, подтянув колени, а Анита лежала, положив голову на живот Эрмаля. Он удивлённо поднял голову, но тут же снова улегся, зарывшись кудрями в траву. Это было не то, чего он ожидал, но то, что он мог принять без каких-либо проблем. – Кто хочет мороженого? – спросил Фабрицио через минуту или около того и получил ту восторженную реакцию, на которую рассчитывал. – Эрмаль? – Да, пожалуйста!       Фабрицио кивнул и направился через парк к ларьку, где продавалось мороженое. Либеро секунду смотрел ему вслед, а потом повернулся к мужчине. – Ты умеешь свистеть с помощью травинки? Мама может, а папа – нет.       Услышав это, Анита села, выжидающе глядя на Эрмаля, который тоже поднялся. – Возможно я могу? Держу пари, что да.       Он огляделся в поисках подходящей травинки, достаточно длинной и широкой, чтобы держать напор, нашёл одну и сложил её между ладонями. Затем он дунул, и резкий звук пронзил воздух. Либеро ухмыльнулся ему, и Анита радостно захлопала в ладоши. – Ты можешь научить нас?       Эрмаль кивнул и показал детям, как правильно держать травинку в руках, чтобы она могла воспроизвести звук. Именно к этой сцене и вернулся Фабрицио, держа в руках мороженое, которое начало понемногу таять. Он быстро раздал рожки и снова сел. Они вчетвером насладились мороженым, а потом двинулись дальше из парка, но не раньше, чем осмотрели друг друга, чтобы проверить, не прилипла ли к их одежде трава. Или, вернее, потратить довольно много времени, копаясь в чьих-то кудрях, чтобы вытащить все маленькие листочки. Фабрицио, казалось, не возражал, и Эрмаль тоже, наклонившись к нему и печально вздохнув, когда всё это закончилось.       Они шли по случайным улицам, наслаждаясь ощущением, что им некуда идти, некуда спешить, что у них всё время мира. Фабрицио и Эрмаль пропустили детей вперёд, предоставив им самим выбирать, куда идти. Они просто следовали за ними, и в какой-то момент их руки нашли друг друга. В их поведении было что-то необузданное, как у влюблённых подростков в первый раз, когда они гуляли в парке, и теперь они гуляли по улицам. Они не говорили об этом, но оба знали, что в Италии у них этого не будет – там они должны быть намного осторожнее с тем, где они находятся, с тем, кто их видит… В молчаливом согласии они решили извлечь максимум пользы из этого последнего дня своего отпуска в стране, где их никто не знал, и почти никому не было дела до того, чем они занимаются.       Каким-то образом они добрались до главного железнодорожного вокзала города, уворачиваясь от путешественников с чемоданами и спешащих деловых людей в костюмах. – Эрмаль, ты не хочешь сделать снимки для своего брелка? – вдруг сказал Либеро, указывая на маленькую фотобудку самообслуживания в вестибюле станции.       Мета посмотрел внимательно, немного подумал и кивнул. Он был почти уверен, что фотографии будут точно такого же размера, как его брелок, и его бабушка, без сомнения, будет очень рада получить несколько последних фотографий, даже из отпуска. – Ты не возражаешь? – спросил он Фабрицио, кивая на будку. – Конечно, нет, мы просто подождем здесь. Иди.       Эрмаль улыбнулся ему и направился к кабинке, пытаясь понять, как это работает. Инструкции висели на стене внутри, поэтому он сел на маленький табурет и уставился на них. Никакого английского, конечно, нет, зачем облегчать жизнь иностранцам на вокзале? Тем не менее, картинки были достаточно чёткими, и в конечном счёте он понял, как сделать несколько снимков. Всё прошло не совсем так, как планировалось, поскольку цепочка из четырех разных картинок вышла дважды. Ничего страшного, он мог бы послать немного и своей матери.       Он сидел на табурете и рассматривал фотографии. Это были хорошие фотографии, он хорошо выглядел. Он выглядел счастливым. И всё же чего-то не хватало. За последние несколько дней его жизнь сильно изменилась. Он больше не был сам по себе, всегда один. И разве эти фотографии не должны отражать это?       Он высунул голову из щели, обрамленной маленькой занавеской, и огляделся, пока не нашёл Фабрицио. Каким-то образом ему удалось привлечь его внимание и подозвать к себе. – А ты… может быть, ты захочешь присоединиться ко мне? Ты и дети?       Моро секунду смотрел на него, потом на его лице появилась улыбка. – Конечно.       Он позвал Аниту и Либеро, и все четверо втиснулись в маленькую кабинку. Эрмаль снова сел на табурет, дети опустились на колени, обхватив их руками, чтобы удержать равновесие. Фабрицио спрятался за спину албанца, хотя места оставалось немного. Потребовалось несколько попыток, чтобы все четверо попали в кадр, но им это удалось. Они позировали для фотографий снова и снова, и когда вереницы изображений вышли, Эрмаль показал их остальным, прежде чем быстро спрятать в бумажник. – А можно мне несколько? – спросил Фабрицио, не сводя глаз с убежавших Либеро и Аниты. – Нет, они мои, – с улыбкой ответил Мета.       Мужчина только взглянул на него и, казалось, хотел что-то сказать, но промолчал, прикусил губу и слегка покачал головой, а потом наклонился, чтобы поцеловать.       После этого, прежде чем Эрмаль успел что-либо спросить, Фабрицио уже двинулся дальше. – Давай найдём Либеро и Аниту, пока они не уехали куда-нибудь на поезде!       Он взял его за руку и повёл через вестибюль станции к своим детям. Вчетвером они ещё немного побродили по улицам города, прежде чем нашли хороший ресторан, чтобы провести свою последнюю ночь в Копенгагене. Ни Фабрицио, ни Эрмаль не хотели, чтобы это кончалось, но это было необходимо, и не только потому, что Анита почти засыпала в своем кресле. Кроме того, им нужно было хоть немного собраться сегодня вечером, чтобы хоть немного облегчить утро.       Именно этим Эрмаль и занимался некоторое время спустя, роясь в своём чемодане, чтобы убедиться, что всё, что ему больше не нужно, хорошо упаковано, и всё, что ему могло понадобиться, было в пределах лёгкой досягаемости. Фабрицио только что уложил Аниту и Либеро в постель и теперь принимал душ.       Тихий щелчок сообщил Эрмалю, что Фабрицио вернулся, закрыв за собой дверь ванной. – Всё готово к отъезду? – его голос раздался из-за спины, и Мета обернулся. Он так и не ответил на этот вопрос, потому что его мысли просто застыли на сцене перед ним. Фабрицио, с его обычно такими растрёпанными волосами, всё ещё немного влажными, в данный момент возился со своей пижамной рубашкой, пытаясь снова вывернуть её на правильную сторону. Это означало, что он… да, был без рубашки, и мысли Эрмаля застыли при виде этого зрелища. И тело его не слушалось, он встал и медленно пошёл через комнату, пока не оказался прямо перед римлянином.       Он и раньше видел Фабрицио без верхней одежды, видел мельком его грудь сквозь расстёгнутые рубашки, но никогда ещё он не имел столько свободы, чтобы смотреть, чтобы прикасаться. Эрмаль медленно поднял руку и кончиками пальцев провёл по татуированной коже, которая обычно была хотя бы частично скрыта от посторонних глаз.       Или, по крайней мере, Мета думал, что сможет свободно дотронуться, медленно исследовать этот маленький кусочек кожи, который он хотел узнать лучше, но через несколько секунд Мобричи вдруг сделал крошечный шаг назад.       Это движение разрушило чары Эрмаля, и он снова поднял глаза, но увидел, что Фабрицио не смотрит на него. Он открыл рот, чтобы спросить, что случилось, но мужчина оказался чуть проворнее. – Эрмаль, пожалуйста, не надо. Не сейчас.       Кудрявому не нужно было смотреть на детскую дверь, чтобы понять, что он имеет в виду. – Я знаю это, Бицио. Я не… – прошептал он в ответ, на мгновение задумавшись, должен ли он сказать больше, объяснить чуть больше, но затем решил не делать этого.       Вместо этого он осторожно взял рубашку из рук Фабрицио и повернул её так, чтобы помочь ему надеть её. Он имел в виду это как явный жест заботы, чтобы показать мужчине, что тот понял его посыл. Чего он не учёл, так это того, что одевать кого-то другого может быть довольно трудно, особенно когда они оба не совсем привыкли к этому.       Так что на полпути к битве с проталкиванием конечностей через правильные отверстия в ткани, которая становилась всё сложнее с каждой секундой, Эрмаль пожалел, что начал это. Он только усугубил ситуацию.       Наконец Фабрицио, как и следовало ожидать, разобрался с проклятой рубашкой, но теперь уже Эрмаль не хотел встречаться с ним взглядом. Но Моро не оставил ему выбора: он осторожно коснулся кончиками пальцев подбородка, и парню пришлось поднять глаза. – Спасибо, – просто сказал он, и Эрмаль понял, что это не из-за той катастрофы с рубашкой, которая только что случилась, теперь его снова благодарили за то, что любой сделал бы – или, по крайней мере, должен был бы сделать. – Фабрицио, я… – начал было он, но замолчал, когда мужчина приложил палец к его губам. Когда албанец замолчал, Мобричи улыбнулся мягкой улыбкой, а затем его пальцы пробежали по щеке кудрявого, даря сладкую ласку. – Пойдём спать, – тихо сказал он и, когда Эрмаль согласно кивнул, игриво взъерошил его кудри. Мета секунду смотрел на него, потом подошёл к кровати, лёг рядом с Фабрицио, выключил свет и повернулся к нему лицом.       Мужчина тут же прижался к нему и глубоко вздохнул. – Не могу поверить, что завтра наш отпуск закончится, – прошептал он в тёмную комнату. – Наш отпуск, – только и смог выговорить Эрмаль. На самом деле это был не их отпуск, и у него были прекрасные воспоминания о двух предыдущих неделях, когда он исследовал Европу в одиночку, но они так же спокойно меркли на фоне последних дней. – Бицио, что ты подумал, когда увидел меня?       С минуту Фабрицио молчал, обдумывая вопрос. – Ну, конечно, первой тебя увидела Анита, так что я в основном старался держать её поближе. Ей было довольно трудно понять, что не все самолеты из Рима летят в Данию, и это случилось, кажется… дважды, так что мне пришлось извиняться перед случайными мужчинами, которые были очень смущены тем, почему около них вдруг появилась маленькая девочка, обнимающая их ноги.       Эрмаль усмехнулся, представив себе взволнованного Фабрицио, пытающегося объяснить ситуацию своими ограниченными языковыми способностями и в то же время пытающегося оттащить девочку от незнакомцев. – А когда ты увидел, что я один? Я имею в виду, я и Марко, почему ты подумал… ты ведь видел нас вместе только дважды? – спросил Эрмаль, наконец, задав вопрос, который мучил его уже несколько дней.       Фабрицио не ответил, он просто повернулся лицом к потолку. Неужели он всё ещё так смущён этим? Или было что-то ещё? Мета не знал, как продолжить, что спросить и что сказать. Он молчал, ожидая, пока Фабрицио что-нибудь скажет. Наконец его голос раздался тихо, немного неуверенно. – Эрмаль? Вчера ты кое-что сказал… – начал было он и замолчал. – Что я сказал? – спросил Мета, пытаясь угадать, что имел в виду Фабрицио, но вариантов было слишком много… – Ты сказал… ты сказал, что надеялся на «нас» долгое время… как… как долго?       Эрмаль глубоко вздохнул, и это прозвучало неожиданно громко в комнате. Мужчина не издал ни звука, даже не пошевелился. И как ответить на этот вопрос? – Слишком долго, – наконец сказал он. – Ты привлёк моё внимание после той первой встречи, ну, знаешь, с почтой, и ты был в рубашке задом наперёд… Но потом, после всего, это должно было сказать мне, что у нас никогда ничего не будет… И всё же я сохранил свои глупые надежды. Ты помнишь наш разговор, когда ты сказал, что удивляешься, почему я всё ещё здесь, когда мне нечего терять?       Эрмаль подождал, пока Фабрицио кивнёт в слабом свете настольной лампы, и продолжил: – Тогда я сказал тебе, что дружбу нужно заслужить, и это то, что я получил. Но даже тогда была такая возможность, такой крошечный шанс на что-то большее, и я не мог выбросить это из головы.       Некоторое время в комнате было тихо, и у Меты возникло ощущение, что Фабрицио что-то беспокоит. Но что именно? – Бицио? – он пытался говорить мягко, пытаясь добиться хоть какой-то реакции. – Но тогда почему, Эрмаль? – наконец поступил ответ, точнее, тихий шёпот в темноте. – Почему что? – у него было такое чувство, что он должен знать, о чём говорит Фабрицио, потому что это звучало как нечто важное. – Я знаю, ты удивляешься, почему я был так уверен, что вы с Марко вместе. Дело не только в том, что я увидел тебя в аэропорту и ты сказал мне, что едешь в Париж. Это было что-то до этого… ты помнишь тот уик-энд, когда ты жил у меня несколько дней?       Теперь настала очередь Эрмаля кивнуть, ожидая, что Мобричи продолжит, и, когда воспоминания начали играть в его голове, он понял, о чем мог говорить Фабрицио. – Было так приятно, что ты рядом, и мне так хотелось, чтобы это было нечто большее. И я воспользовался этим шансом. В тот первый вечер я рискнул… я осмелился сделать первый шаг… а потом ты… ты просто уклонился от него, легко отверг меня, или мне так показалось, ты начал говорить о Марко. О своём друге Марко, твоём добром друге, твоём лучшем друге.       Фабрицио замолчал, и албанец закрыл глаза. Так вот что случилось в тот вечер… захваченный своей собственной неуверенностью, он упустил такой шанс. – Эрмаль, как я мог истолковать это иначе, чем то, что ты был вместе с Марко? А теперь… ты говоришь мне, что не был, что ты также хотел… Вот почему я спрашиваю тебя, почему… почему ты так отреагировал?       Он глубоко вздохнул, прежде чем ответить. – Бицио?       Он подождал, пока римлянин повернёт голову и посмотрит на него, прежде чем продолжить. – Весь тот вечер я твердил себе, что должен держать свои чувства под контролем – держать себя под контролем. Что я твой друг и больше ничего. Что я не должен всё испортить. И когда ты это сделал, я… наверное, я просто запаниковал. Это было именно то, чего я хотел, и я думал, что это не будет значить то же самое для тебя… поэтому я не смог.       Он посмотрел на Фабрицио, ожидая реакции, но её не последовало. Он просто смотрел на него в ответ, темнота в комнате не позволяла прочесть выражение его лица. – Мне очень жаль, – немного смущённо добавил Эрмаль. – Не стоит, – быстро ответил мужчина. Он снова повернулся на бок, лицом к албанцу, протянул руку и нежно погладил его по щеке, тщетно пытаясь заправить волосы за ухо. – Но это заставило тебя чувствовать себя плохо – и всё то время, которое мы могли бы провести вместе! – Эрмаль мягко возразил, хотя и не был уверен, почему он это сделал, он не должен превращать это в дискуссию, он должен обнять Фабрицио теперь, когда он, наконец, может быть счастлив. – Это не заставило меня чувствовать себя плохо. Не совсем. А потом это просто выбило меня из колеи, и я немного завидовал Марко, хотя никогда его не видел. Но для меня гораздо важнее, чтобы ты был счастлив. И теперь, ну, я вспомнил ту ночь, когда ты сказал, что не был с Марко, никогда не был… Я подумал, что я просто выдумываю, если я действительно был так близок к тому, чтобы рискнуть всем. Это заставило меня задуматься, это сделало меня неуверенным. Но Эрмаль, не беспокойся о времени, которое у нас могло бы быть, подумай о том, сколько времени у нас будет.       Он наклонился ещё ближе и нежно поцеловал его в губы. – В конце концов, всё получилось, не так ли? И благодаря Аните мы даже точно знаем, где находимся на данный момент, – добавил он с лёгкой улыбкой.       Эрмаль почувствовал, как его щёки заливает румянец. – Но я не шутил. Я люблю тебя, – сказал он, торопливо проговаривая эти слова, хотя сегодня утром сказал себе, что это может подождать, что всё это должно быть по-другому, но вот он снова был здесь. Мета наклонился для поцелуя, зная один верный способ придать своим словам некоторую силу, некоторую убеждённость.       Но прежде чем он успел дотянуться до губ Фабрицио, он заметил, что расстояние, казалось, было больше, чем следовало. Он помолчал и посмотрел на мужчину. Тот почему-то отстранился, и это озадачило кудрявого. Единственное, что знал Эрмаль – это то, что это не из-за чего-то плохого, не из-за этой улыбки на лице Фабрицио. Поэтому он остановился, посмотрел и стал ждать.       Ожидание было недолгим. – Я тоже люблю тебя, Эрмаль, – сказал Фабрицио мягко и просто, как в то утро говорил сам Мета. Затем он снова приблизил голову к парню, но не сократил расстояние полностью. Албанец подождал ещё немного, не уверенный, сможет ли он продолжить прежний курс, и тут Фабрицио тихо хихикнул. – Если хочешь, можешь поцеловать меня прямо сейчас. – О, я не уверен, что всё ещё хочу этого, – поддразнил Эрмаль, но быстро добавил: – Нет, я определённо хочу, иди сюда.       Наконец он смог поцеловать Фабрицио, и этот поцелуй был более страстным, чем все предыдущие. Они знали, оба знали, что сегодня вечером не могут позволить себе что-то кроме этого, но сейчас этого было более чем достаточно.       И они оставались так, обнимаясь, целуясь, по крайней мере, до тех пор, пока зевок Эрмаля не прервал их немного. – Нам надо поспать, – усмехнулся Фабрицио. – Ты почти не спал последние ночи. – Мне всё равно, я не хочу спать, – чуть раздражённо сказал Эрмаль. – Мне это нравится. – Хм, ну а вот я хочу спать. Я люблю поспать, – поддразнил его Фабрицио в ответ, протягивая руку и поправляя одеяло вокруг любимого. – Ну же, спи, Эрмаль, – сказал он, делая то же самое, что и прошлой ночью, поворачивая их так, чтобы они лежали в обнимку. Фабрицио провел рукой по кудрям парня, пока тот не расслабился, а затем положил руку на чужую грудь, как и раньше. Если отныне это войдёт в привычку, никто из них не станет жаловаться.

***

**       Они спали, и Эрмаль, кажется, спал дольше, чем все последние дни. Конечно, это всё ещё не было идеальным и полноценным отдыхом – вчерашний день был всё ещё слишком близок, но этой ночью он спал хорошо. Он снова проснулся в объятиях Фабрицио, но на этот раз тот всё ещё спал. Эрмаль воспользовался этим шансом, чтобы погреться в тёплом чувстве защиты, любви, счастья.       Впрочем, это продолжалось недолго, и на этот раз не потому, что их прервал кто-то из детей. Вместо этого Фабрицио проснулся, и первое, что пришло ему в голову, было то, что им нужно успеть на самолет – на самолет, на который нужно успеть, и ещё много чего сделать до этого. Он тут же встал, к великому сожалению Эрмаля. Он не возражал бы против ещё одного медленного пробуждения, как вчера. – Вчера вечером я хотел собрать побольше вещей, но потом передумал! А что касается детей, то я не могу ничего оставить, а вдруг я забуду что-то важное? Нет! – забормотал Фабрицио, ища одежду, которую он собирался надеть, одежду, которую он специально отложил, чтобы быть готовым раньше… – Ты уже положил их в ванную. Иди собирайся, я разбужу детей, – сказал Эрмаль, тихо вздохнув и свесив ноги с кровати. Когда мужчина скрылся в ванной, Мета решил всё-таки выполнить то, что сказал, и направился в детскую. Либеро уже проснулся и пытался закончить читать свой комикс, чтобы успеть взять ещё один в самолете. Мета легонько встряхнул Аниту, и ему пришлось усмехнуться, когда она села – её волосы стали ещё больше похожи на волосы Фабрицио.       Через некоторое время он уже не смеялся над этим, потому что Анита стояла перед ним с расчёской в одной руке и несколькими заколками в другой. – Ты можешь сделать мне прическу, Эрмаль? Папа, кажется, очень занят.       Эрмаль мог только кивнуть, как он мог сказать «нет»? Девочка встала перед ним, и он начал расчесывать её волосы, стараясь не причинить боли. Что-то в этом было знакомое – сколько раз он делал именно это для Сабины, когда она была маленькой? И всё же он не помнил, чтобы волосы сестрёнки когда-либо были такими упрямыми и несговорчивыми. Но, в конце концов, он удовлетворился результатом и, взяв у Аниты заколки, аккуратно прицепил их на волосы. – Всё готово! Иди, посмотри, тебе нравится! – сказал он, приглаживая ещё несколько прядей волос. Анита убежала и не вернулась, чтобы пожаловаться на ужасные парикмахерские навыки, так что Эрмаль решил, что он хорошо поработал. Затем он взглянул на часы, у него было более чем достаточно времени, чтобы закончить сборы и успеть в аэропорт вовремя. Лучше сначала позавтракать, потому что Фабрицио, похоже, забыл об этом.       После недолгого обсуждения Мобричи согласился перекусить, а после завтрака албанец решил в последний раз прогуляться с детьми по Копенгагену. Он хотел помочь Фабрицио, но не было похоже, что он будет очень полезен там. Вряд ли удастся убедить римлянина, что он ничего не забыл. Если Эрмаль и поможет ему собрать вещи, то он просто проверит их позже, чтобы убедиться, что всё в порядке. Было бы лучше, если бы Фабрицио справился с этим сам, ограничив все отвлекающие факторы.       Они шли по улицам – Либеро впереди, а Анита держала его за руку. Они прошли мимо булочной, и малышка, увидев её, остановилась и уставилась на витрины. – Всё это выглядит так потрясающе! – сказала она, широко раскрыв глаза. – Пойдём, мы можем купить что-нибудь на обед позже! Это будет намного приятнее, чем искать еду в аэропорту! – сказал вдруг Эрмаль и вошёл в лавку, пропустив детей вперед. Он терпеливо ждал, пока они выберут то, что хотят, а затем выбрал то, что, как он думал, понравится Фабрицио, и что-то для себя.       Пока он расплачивался, дама за стойкой спросила, не может ли она предложить его детям печенье. Эрмалю потребовалась секунда, чтобы прийти в себя, – его детям – прежде чем он согласился и посмотрел на детей. Они были полны энтузиазма, как он и предполагал, и он улыбнулся доброй леди.       Они вернулись в отель, сжимая в руках пакеты с угощением. Эрмаль с облегчением обнаружил упакованные чемоданы и гораздо более расслабленного Фабрицио. Он поздоровался с ними, восхитился обедом, который уже предвкушал, а затем попросил Либеро и Аниту забрать свои последние вещи и проверить, не забыл ли он чего. Мета сделал то же самое, быстро обошёл ванную и спальню, а затем присоединился к римлянину, который сидел на краю кровати, наблюдая за ним. – Извини, я могу немного сходить с ума от всего этого, – тихо сказал Фабрицио, не глядя на Эрмаля. – Бицио, – ответил албанец, положив руку на колено мужчины, пока не убедился, что его слушают. – Не надо, всё в порядке, не извиняйся за это.       Фабрицио с благодарностью посмотрел на него, и на его лице медленно появилась улыбка. – Спасибо. Кроме того, когда со мной дети… как правило, это всё гораздо более хаотично.       Эрмаль тихо вздохнул и обнял возлюбленного. Когда-нибудь ему придётся поговорить с Фабрицио о том, чтобы он остановился со своими благодарностями, ведь он не нуждался в них абсолютно, но сейчас он мог принять это и просто убедиться, что с Фабрицио всё в порядке.       Меньше чем через час они добрались до аэропорта. Они приехали рано, но им нужно было где-то подождать, и мужчины согласились, что аэропорт – лучший вариант, чем номер в отеле. По крайней мере, там было немного больше, чтобы посмотреть, больше, чтобы развлечь детей, и им не придётся беспокоиться о каких-либо проблемах с их транспортом.       Это было чудо, что они заказали один и тот же рейс домой, точно так же, как вся эта встреча в Копенгагене была самым большим совпадением, но, конечно, их места были на противоположных концах самолета. Имея достаточно времени и небольшой шанс изменить это, они подошли к стойке обслуживания клиентов, где Эрмаль быстро объяснил ситуацию и спросил, возможно ли сделать что-нибудь, чтобы он был ближе к Фабрицио и детям. Дама сделала несколько щелчков на своём компьютере, только чтобы поднять взгляд с извиняющейся улыбкой на лице. – Извините, но я ничем не могу вам помочь, все пассажиры, которые сидят здесь, уже зарегистрировались. – Ничего страшного, всего два с половиной часа, спасибо, что проверили, – ответил Эрмаль с храброй улыбкой, но, когда они уходили, в груди у него поселилось разочарование. Фабрицио потянулся к его руке. Мета сжал её в ответ, но мысли его были заняты тем, что их отпуск действительно подходит к концу. В Италии всё будет по-другому. Так много изменилось с тех пор, как он уехал, к лучшему, определенно к лучшему, но всё снова изменится между тем, что у них с Фабрицио было в Копенгагене, и тем, что у них будет в Италии. И теперь у него есть целый полёт, чтобы смириться с этим.       Казалось, время летит незаметно, пока не пришло время занять свои места в самолёте. Фабрицио обнял Эрмаля так, словно они больше не увидятся, вместо того чтобы через несколько часов высадиться в одной и той же стране. Либеро и Анита уловили это настроение, и Мета провёл свои последние минуты в датском аэропорту, согнувшись к полу с двумя детьми, обнимавшими его. – Вы скоро увидите меня снова, мы в одном самолете! Это не прощание! – он пытался их утешить.       Наконец-то пришло время подниматься на борт, они больше не могли откладывать это дело. Пристегнувшись в кресле в задней части самолета, рядом с окном, Эрмаль смотрел на проплывающий внизу пейзаж. Всё было бы по-другому, да, но всё будет замечательно, он и Фабрицио могли бы справиться с этим.       В середине полета он достал бумажник и нашёл сделанные ими фотографии. Он просмотрел их, сосредоточившись на тех, что включали Фабрицио, Либеро и Аниту. Там была девочка с ее щербатой улыбкой, мальчик со странным выражением лица, римлянин, делающий кроличьи ушки за головой Аниты. На последней он тоже был, наклонившийся, чтобы поцеловать Эрмаля в щёку.       Сам Мета не делал ничего особенного на этих фотографиях, он не позировал, нет, просто сидел в центре композиции, окруженный этой семьёй, его семьей, и выглядел счастливым. И, возможно, это само по себе было особенным. Он не знал, как сложится его жизнь, но если бы последние два дня были хоть каким-то признаком, или, вернее, если бы время, проведённое с Фабрицио с тех пор, как они стали друзьями, было хоть каким-то признаком, то это была бы действительно счастливая жизнь.