Цикл

— Твою мать, твою мать, твою мать…       Юноша сидел на нагретом солнце камне возле берега моря, воды которого были настолько прозрачны, что можно было увидеть крутое дно, что скрывалось дальше, в пучине вод. Однако парню этот поистине прекрасный пейзаж был сейчас абсолютно безразличен. Его занимало лишь одно — своя собственная судьба.       Его глаза блуждали из стороны в сторону, словно пытались найти ответы на многочисленные вопросы, и вообще придавали лицу весьма озадаченный или даже озабоченный вид. Каждая мышца лица непроизвольно дергалась, словно пытаясь показать этому песчаному берегу какую-то определенную эмоцию, но никак не могла определиться, какую, и из-за этого, на первый взгляд, юноша, мог показаться психически неуравновешенным. По его подбородку стекала небольшая струйка крови, которая брала свое начало из прокушенной несколько раз нижней губы, которую парень кусал, не переставая. Нервозность проявляется разными способами. И один из них — причинение самому себе незначительной боли, чтобы ты мог точно сказать: ты здесь, и что это именно ты, а не кто-то другой. Потому что, причиняя боль себе, осознаешь, что ты живой. Не так ли?       Все его тело было напряжено до предела. Он сцепил перед собой руки в замок и настолько сильно сжал собственный пальцы, что они побелели. А нога в это время отбивала невероятный ритм несуществующего бешеного мотива. — Так… Так… Глубоко вдохнув, парень поднялся на ноги и, запрокинув голову назад, сделал еще несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Однако это ни черта не помогало. — Нужно быть спокойным, так? О да, я спокойна… спокоен, я спокоен… спокойна… черт! — а в ответ ему была тишина, которую прерывали лишь волны кристально-чистого моря. Это спокойствие, которое так сильно давило на нервы, наконец, закончилось, когда парень просто-напросто… закричал. Надрывно, оглушая самого себя. Он кричал так, как будто от этого крика зависела вся его жизнь. Неожиданно даже для самого себя, юноша сорвался с места. Его быстрые шаги постепенно переходили на бег. Его оглушала эта тишина, и этот издевательский шум моря, волны которого как будто смеялись над неудачливым пацаном, который не может принять себя. Он бежал так быстро, как только вообще возможно. Он бежал, сжав зубы так сильно, что, казалось, его челюсть сведет в ту же секунду. И когда легкие начало обжигать кислородом, он остановился.       Жар солнца накалил воздух в сто крат: вот она разница между утром и жарким днем. Парню не хватало кислорода. Он, согнувшись, с силой сжал свои колени. Его рот был широко открыт, как и глаза, которые, казалось, до сих пор не верят в происходящее. Как некстати, ему во внимание попалось дерево. Обыкновенная пальма. Бедняге судьбой было дано сейчас испытать на себе все то отчаяние, которым был охвачен юноша. Ведь в следующее мгновение он налетел на нее с кулаками. — Да как. Такое. Вообще. Возможно?! Он кричал, бил ствол дерева своими небольшими кулаками. Сбивал их в кровь, сдирал с костяшек нежную кожу. А ведь еще несколькими часами ранее он был относительно спокоен.

***Несколькими часами ранее***

      Солнце только выглянуло из-за горизонта, еще не подозревая, какими эмоциями оно начнет новый цикл одного из людей на этом острове. Ласковые лучи медленно освещали землю, даря этому миру новый день.       Прогнав остаток ночи с лица человека, который лежал в тени деревьев, солнце ненароком пробудило юного паренька. Хотя его пробудило не легкое касание лучей, а пульсирующий жар его правой стороны лица. С каждой секундой он становился все сильнее, кровь играла в его голове, заставляя, наконец, очнуться от прекрасного небытия. — М-м-м…       Она ощущала себя очень сонной, слабой. Ей едва хватило сил, чтобы открыть один глаз, потом второй. От слабости в теле она даже не предала значение тому, насколько ей было тяжело открыть свой правый глаз. Тело ломило от непривычной позы для сна. От непривычной твердости своей постели. Словно зомби, она поднялась на ноги. Во рту была сухость пустыни Сахары. — Где… я? Это был даже не шепот, это был хрип. В душе еще девушка, она, наконец, приобрела устойчивость в ногах и осмотрелась. Она явно была не дома. Тропики. Чертовы тропики, и она не знала, как попала сюда. — Неужели… ребята меня сюда вытащили?       Во что только не поверит человек, находясь в таких экстраординарных ситуациях. У нее было ощущение, что она пила, не просыхая, уже несколько дней к ряду и ее голова, в какой-то момент, просто отключилась. Хотя, за ней такого поведения никогда не было подмечено. К тому же у ее организма было только два состояния: первое — она все помнила, второе — от выпитого алкоголя она выключалась. Ее отрубало. Последнее состояние было лишь один раз на ее памяти. Организм, как ни странно, алкоголь воспринимал весьма… нейтрально. Словно организм знал свою дозу и не позволял ей творить то, за что ей на следующее утро могло бы быть стыдно. Однако сейчас была совсем другая ситуация. Ей хотелось верить, что она просто напилась, и что происходящее ранее — ее персональные алкогольные глюки. А то, что лицо ее пульсировало нестерпимой болью, лишь результат татуировки, которую она по пьяни позволила себе набить. Человек ведь верит в то, во что хочет. — Нужно найти остальных… Прошептала она сама себе. Солнце, хоть и было ласковым, однако сейчас оно, казалось, било ее кувалдой по голове. Прикрыв глаз, который нестерпимо жег, она приметила небольшую деревушку вдалеке. Поэтому первым делом пошла туда. Каждый шаг ей давался с огромным трудом. Ее ноги заплетались друг о друга; она то теряла равновесие, то вновь его могла поддержать. На то, чтобы дойти до деревушки, у нее ушли все силы, которые были при ней на момент пробуждения.       Она не обращала внимание на то, как люди смотрели на нее. Жители первых домов, что были расположены на окраине, встретили ее с ужасом в глазах. Кто-то прикрывал рот от удивления, кто-то смотрел жалостливо, но в основном люди проходили мимо, удостоив девушку лишь мимолетным взглядом. Странные они какие-то… Плевать… мне нужна вода. И душ… Надеюсь, тот, кто меня сюда привез, заплатит за все…       Ее мысли заполняли настолько примитивные желания, что узнай кто о них, наверное, сморщился бы от презрения.       Наконец она вышла на главную улицу. И только здесь она стала ощущать, что что-то не так. Все на нее смотрели. И эмоции на лицах людей невозможно было с первого раза определить. Это было настолько странно, что девушка никак не смогла определить сразу, что ее жалеют. Она это поняла лишь тогда, когда подошла к человеку за прилавком. Этим человеком оказалась женщина в переднике и в забавном чепчике на голове. Был бы он забавным для героини, если бы девушке не было так плохо. И да, ее не смущала средневековая обстановка: мало какие есть реконструкции событий прошлого. Может она на одной из них. — Простите… у вас есть вода?       Спросила та хрипло и не узнала своего голоса. Там, на берегу, она не обращала внимание на хрипотцу. Ее голова настолько сильно раскалывалась, что ей было все равно, что голос был как будто не ее. Она пыталась унять боль, которая никак не проходила. Однако сейчас, хоть немного развеявшись, она смогла его отчетливо услышать. Услышала и сглотнула. Это не мог быть ее голос. Она точно знала, как звучит ее собственный голос. Немного низкий, иногда с хрипотцой, так как время от времени она баловалась сигаретами, и это оставило свой след. Но никак ее голос не мог быть немного низким, но, несмотря на хриплость, мелодичным. Ее голос мог читать спокойно рэп, а этот, тот, которым она сейчас разговаривала, непринуждённо исполнял бы арии. — Ох, бедняжка. Как же ты так! Женщина за прилавком встряхнула руками и отбежала от своего рабочего места. И пока девушка пыталась понять, что с ее голосом, та вернулась и поднесла чужаку кувшин с водой. Она быстро достала большую кружку и наполнила ее прохладной жидкостью. — Вот, попей, мальчик. И вот тут девушка с удивлением уставилась на женщину. Мальчик? Нет, я понимаю, фигура у меня не символизирует испанскую гитару, но мальчик… мальчик? С третьим размером? С задницей, которая едва в штаны может влезать?       Мысли проносились с огромной скоростью в голове, в то время как руки, словно живущие своей жизнью, прикоснулись к большой кружке. И только тогда, когда они поднесли ее к лицу, девушка наконец обратила внимание на свое отражение. После чего произошел ступор. Ее тело и разум отказывались верить в происходящее. Руки словно оцепенели. Пальцы не могли больше держать посуду. Хватило несколько секунд, чтобы кружка выпала из рук и разбилась о землю. — Мальчик? Ты… как? Обеспокоено спросила продавец, сделав шаг вперед. А в голове у девушки был лишь один вопрос, который она тут же озвучила. — Простите… здесь есть зеркало? Прошептала она в зоне слышимости несчастной женщины, которой суждено было увидеть следующие моменты из осознания человека, собственного я, перед ней.       Люди этого острова, судя по всему, очень добры, раз женщина, впервые встретившая странного ребенка, так запросто и добродушно пустила его в свой дом. Она провела его внутрь своей лавки и показала желаемое. Девушка несколько минут стояла около зеркала, она не хотела подходить, не хотела знать правды, однако… Все же сделала шаг навстречу реальности. — Н… нет…       Она была ошарашена. В ее отражении стояла не та, кого она привыкла видеть каждое утро в зеркале. Не двадцатипятилетняя женщина с кругами под глазами, немного болезненной кожей и потускневшим взглядом. Перед ней стоял мальчик. Лет пятнадцати-шестнадцати. Странный мальчик, анатомия которого была явно не мужской. Однако то, что он был парнем, доказывала ее рука, которая сжала промежность этого тела. Да, несмотря на небольшие плечи, талию и широкие бедра, это тело явно было телом юноши. Возможно, он был гермафродитом, но сейчас девушка совершенно не задумывалась о научных определениях. Она была поражена тем, что увидела.       Сначала она не хотела принимать это. Так и водила руками напротив своего отражения, лелея надежду, что в чем-то отражение ошибается, и та сможет поймать его на этой ошибке. А пока гостья пыталась отрицать реальность, женщина из лавки ушла за медикаментами. Только она знала, что додумало ее воображение, когда увидела, что ребенок, которого она пригласила, не может узнать себя в зеркале. — Нет… Нет, это невозможно…       Шептала раз за разом девушка в теле подростка, пытаясь себя разглядеть намного лучше. И чем больше она себя ощупывала, пытаясь пробудиться, тем больше понимала, что теперь она — это он. И все же нет, она не могла этого принять. Она всю жизнь прожила с мыслью о том, что она женщина, а теперь… Да она просто-напросто не знает, каково это: быть парнем! И только когда добрая душа из-за прилавка вернулась, чужак посмотрел на нее своими большими глазами. — Я парень… Неуверенно произнес юноша, все еще не веря. Он смотрел на эту женину с надеждой, что та будет отрицать, скажет, мол, какой ты парень, женщина, у тебя совсем мозги от пойла поехали? Однако этого не случилось. И, стоя в почти пустой комнате, в которой были лишь кровать, комод и это чертово зеркало, он услышал ответ: — Да, ты мальчик… Что-то другое пытался разглядеть? — и женщина поставила медикаменты и лекарства на стул, рядом с кроватью. — Ну же, иди сюда. Если раны на лице не обработать, в них попадет инфекция. Ее голос был таким… мягким, что юноша с легкостью повиновался. Скорее всего, он повиновался из-за шока. Ведь до сих пор не мог себе представить, что он теперь… он. Небольшое тельце село на кровать, которая скрипнула под ним, и пустым взглядом смотрело вперед. Сама же женщина стала над ним хлопотать. — Кто же тебя так, маленький… Ее голос был, как ранее говорилось, приятен, мягок. Как голос матери, которая журит своего отпрыска за очередной проступок. Сам же юноша, словно специально, не уделил своему отражению должного внимания, смотря на лицо. Потому что оно было ужасным. Изуродованным. Алым от крови и мяса. Вода в кувшине, с помощью которого обрабатывала женщина раны неожиданного гостя, стала совсем скоро темно-бордовой, а на лице стали показывать рубцы. Отвратительные. — Что я… Из сухих губ раздался шепот. Он разрушил напряженную тишину. Хотя, судя по всему, женщину все устраивало. Она по-доброму улыбнулась и огладила очищенные от засохшей крови, раны. — Ты прелестный юноша. Ее улыбка было теплой. Однако она была еще и очень странной. Парень это заметил не сразу, так как был поглощен свое бедой. Только когда на пороге лачуги показался мужчина, глаза юноши стали выдавать хоть какие-то эмоции.       Дело в том, что парень как будто почувствовал изменение в атмосфере дома. И когда он встретился с глазами человека, который вошел в дом, он почувствовал, что тот хочет его если не придушить, то избить точно. Это был рослый мужчина, с огромными натруженными ладонями. Его ноздри двигались, как у быка перед началом корриды, а глаза налились кровью в один момент. Он не сводил взгляда с парня, который сидел рядом с женщиной. И, по всей видимости, его женой. И, только встретившись с взглядом этого человека, юношу словно окатили холодной водой. Он перевел взгляд на женщину и понял, что с ней было не так. Ее глаза были словно в тумане: зрачки расширены. А пальцы, кисти, они дрожали, как у наркозависимого человека. Юноша, сглотнув, отсел подальше, после чего вообще поднялся. — В чем дело, милый? — пролепетала женщина, удивленно смотря на парня, а тот то и дело переводил глаза то от женщины к мужчине, то от мужчины к женщине. — Простите… Я немного… я немного был не в себе. Да… — пытался хоть какое-то найти себе оправдание юноша. После чего посмотрел на мужчину и, сглотнув, напряженно улыбнулся. — Я, простите меня, упал… Просто упал, недалеко… и если вы не против, то я, пожалуй, пойду, — он сделал шаг назад к двери, через которую его привели. А мужчина, супруг доброй женщины, следил за ним, сохраняя молчание. — Спасибо, что позаботились обо мне, правда… И пока женщина не успела сказать и слова, парень тут же рванул из этого дома, из этой лавки. Какова же причина в изменении настроения? Все просто. Он знал этот взгляд, он знал эту реакцию любящего мужчины, когда его женщина питает ложные надежды. Ведь давным-давно, когда еще героине было лет пятнадцать, она уже видела подобное. Она видела глаза людей, которые еще недавно потеряли своего ребенка и пытаются заполнить пустоту в сердце другими людьми, животными, вещами, хобби. Однако эту пустоту не заполнить ничем. Потеря ребенка сильно бьет в сердца и разумы людей.       Парень бежал, бежал вперед, без оглядки. Пока не добрался до того места, где очнулся впервые. — Нет, нет, нет, нет…! Он сжимал волосы в своих пальцах и едва не вырывал их с корнем, после чего закричал, повалился на землю и в припадке жалости к себе и к ситуации в целом стал бить кулаками по песку. И после чего попытался привести мысли в порядок, усевшись на согретом солнце камне. Далее же… Он вновь бежал, бежал вперед, пока его легкие начали разрываться от горячего кислорода. Только тогда он смог остановится. Его мышцы ныли, голова раскалывалась, шрам из-под повязки, которую успела завязать та женщина, пульсировал. И он смог успокоиться только тогда, когда всю ярость, обиду, неверие и злость он выместил на бедной одинокой пальме.       Солнце заходило. Юноша сидел под деревом и безучастно смотрел вдаль, на водную гладь, что под цветом заката окрашивалась в алый. Его кулаки были избиты в кровь, а на губах была вымученная улыбка. Наконец он произнес, произнес самому себе: — Хорошо. Раз это не сон, буду искать выход. Как там говорил тот… как там говорило ОНО? — его взгляд был направлен на чайку, которая с интересом наблюдала за странным человеком. А он, как будто общался с ней и именно с ней, продолжил. — Говорил, что я его, и я должен сам найти свой путь к свободе? Что ж… Хорошо, мудак… Я тебе покажу свой путь свободы…       Юноша наконец поднялся со своего места. Наконец пошла стадия принятия, как говорится в психологии. Он вновь пошел к тому месту, у которого пробудился. И как только дошел, заметил в лучах заходящего солнца небольшой блеск. Этот блеск был от маски. Это даже смешно… Неужели подарок? Этот ублюдок умеет издеваться. Маска. Как раз такая, что смогла бы закрыть именно ту часть лица, которую изуродовало то чудовище. В его отражении юноша увидел миндалевидные глаза медового цвета. Ужасающий шрам на правой половине лица. И копну темно-русых волос с редкими белесыми прядями, что были собраны в уже довольно грязный, с запекшейся кровью, хвост. — Ну что, новый я… Обретем ли мы свободу? Спросив свое отражение, парень и не думал, что в глубине его души что-то зашевелится. Что-то, что имеет странную форму, не поддающуюся ни одному определению. Что-то, что в этом мире зовется омегой. Омегой, которая хотела бы быть свободной от этих принудительных пут.