The Little Folk

      Бархатный плеск воды в озере. Легкий ветер, обдувающий щеки, забирающийся между прядей и под теплую кофту крупной вязки. Голоса: немного назойливые, но полные веселья, живые и совсем разные. Стоять здесь — приятно. Для молодой девушки в этом было что-то такое же особенное и родное, как в маминых медовых пряниках, запахе можжевельника и вереска, которые росли рядом с домом. И, конечно, особое тепло камина в их гостиной.       Воспоминания легли на плечи мягким покрывалом, в него хотелось укутаться как можно скорее. Из груди рвался только беспомощный вздох, привлекший внимание стоящей ближе всех однокурсницы.       — Хезер, ты как?       Огромные зеленые глаза, полные беспокойства и толики вежливого интереса. Отвечать не хотелось, но тонкий колокольчик звенел, призывая к совести.       Толпа же, живущая своей, отдельной жизнью, не замолкала и минуты, внутри их маленького кружка по интересам продолжала кипеть энергия, звонко побулькивая.        — Да, Синтия. Я в порядке. Просто… — спокойный тембр, высокий приятный голос и легко срывающееся с губ вранье, — немного волнуюсь перед матчем. Все-таки мы в этом году открываем поле. Да и Кроули набрал отличных ребят.        — Ой, хватит прибедняться! — легким движением руки, Синтия перебросила аккуратно собранную косу за спину. Ее брови, подведенные черным угольком, сошлись к переносице, отчего там образовалась морщинка. — Ты летаешь лучше всех. И даже Кроули приходится это признавать.       Хезер подавила усмешку, ползущую на губы. Это была бы некрасивая, горькая улыбка. Как будто она хотела продолжать участвовать в играх. И пусть летать ей безумно нравится: рассекать воздух, стрелой проноситься в облаках, закладывать крутые виражи. Без лишней скромности — с Уолкер тягаться мог не каждый. Но все же играть в уже наскучившую вещь и развлекать кого-то за свой счет ей надоело. Потому что окружающее болото жизни напоминало хорошую постановку, сделанную из нарисованных декораций. Даже она сама — Хезер Уолкер — была картонной в этой стране клея, бумаги и красок. Мир перестал существовать, стоило только вернуться в стены опостылевше холодного Хогвартса. Ненавистная школа-интернат, которую лучше не делала даже возможность летать на поле. И домой в Хогсмид ее пускали только по выходным дням. Что за глупость — жить в холодном замке, среди чужих, когда рядом есть родное и теплое место?       Но столкнувшись лбом с неприятной гранитной реальностью, где ее мнение не значило ничего важного, Хезер пугающе быстро научилась молчать. Настолько хорошо, что иногда оказывалась в самых разных и противоречивых компаниях. А надо было всего-то тихо постоять или посидеть рядом, слушая и говоря ничего не значащие слова в нужных местах. Так она и познакомилась с Синтией — пожалуй, самой громкой, ответственной и яркой ученицей их школы чародейства и волшебства. О, если Блишвик где-то проходила, то оставляла за собой шлейф сразу из нескольких компонентов: русой косы, духов с запахом акации и громкого командного голоса. Обстоятельства их общения оказались скорее грустными, но Уолкер старалась не обращать на это внимания. Все-таки жизнь в Хогвартсе вместе с Синтией была чуть более сносной, чем без нее.       Поле, как обычно круглое, огромное и необычно по-осеннему красивое, раскрывало свои объятия для пришедших полетать студентов. Скосив глаза вправо, Хезер пересчитала пришедших — их всего-то было четверо. Вратарь и один из загонщиков оказались в больничном крыле. Об этом не говорилось, но были подозрения, что сцепились как шайка собак в подворотне с ребятами со Слизерина. Любые драки были запрещены. Но только в том случае, если вас заметили. Подобные уловки вызывали сдавленный стон Синтии и ругательства, совсем не девичьи, потому что каждый раз отдувалась за факультет именно она. Ощутив на себе всю тяжесть значка старосты еще в прошлом году, девушка ясно выразила свою позицию всем в общей комнате — никаких действий, приносящих убыток баллов. В обратной же ситуации, когда убыток точно был, некоторые начинали усиленно делать вид святой невинности. Даже их капитан — широкоплечий, внешне похожий на медведя Эндрю Тофт. Но у всего этого были свои причины: на их факультете не было никого лучше в защите от темных искусств, чем Синтия Блишвик. И попасть под ее горячую руку все равно что добровольно шагнуть в объятия цербера.        — Не спи на поле! — громкий окрик, усиленный заклинанием, заставил Хезер обернуться и увидеть летящий на встречу бладжер. Секунда промедления — и ее могло бы сбросить с метлы. Опять попадать в больничное крыло было не лучшей идеей. Легко, но резко надавить на древко метлы, пригнуться, срастаясь с метлой — и заметить блеснувший снитч. Сорваться, несколько раз для самой себя, чтобы почувствовать ледяной воздух в выбившихся прядях, прокрутиться вокруг своей оси.       Хезер недолюбливала игру уже за то, что ее позиция была самой скучной. Что веселого в том, чтобы быть ловцом? Каждый раз, стоило ей заикнуться о том, что скучнее этого только уроки рун — и сразу налетали возмущенными булькающими сороками все несогласные. Как же так! Самая лучшая позиция, которая приносит сразу сто пятьдесят очков! Сто! Пятьдесят! Очков! И никого вовсе не интересовало, что кнат цена этим очкам, если с командой она почти и не играет, наоборот — ее охраняют от ударов бладжера, смотрят, чтобы не налетели другие игроки, блокируют вражеского ловца — и мало того, что на ее хрупкие плечи ложиться ответственность и обязательства за общее дело, так еще и веселья никакого. Азарт гонки? Что же, его можно получить и по-другому. Как-то, на четвертом курсе, она смогла улизнуть прямо перед отбоем и пролетать всю ночь на метле. И летом тоже — каждую неделю по вечерам она улетала и любовалась видами шотландских гор и лесов, собирала травы, записывала в свой собственный травник места обитания, с самыми подробными и красивыми зарисовками. А немного позже прикрепляла и сами засушенные образцы. Может и немного старомодно, но было в этом что-то пленяющее девичью душу.       Снитч так и не был пойман, поэтому пришлось летать еще долго, в безуспешных попытках найти его. Если бы Хезер кто-то спросил, почему безуспешных, она бы просто пожав плечами легко соврала, что сегодня так сложились обстоятельства. Просто магия. Возможно, она бы взяла на себя труд сделать расстроенный вид. На деле же ей было невыносимо душно в этом замке и на его территориях. Настолько, что любое желание что-то делать пропадало не появившись.        — Как же уныло, — потянувшись, отчего мантия и кофта под ней немного задрались, Уолкер посмотрела из-под опущенных век на поле и снующих туда-сюда игроков. Размяв чуть затекшие плечи, и поймав грозный взгляд Синтии — вынужденного заместителя капитана — легко улыбнулась. Выходной только начался, как и сентябрь. А вместе с ними и шестой курс. Тяжело было представить, что вот еще два года — и она выпускница. Стоящая в строгой мантии, получающая результаты экзаменов. Перед ней открыты все дороги. А она совсем не знает, куда ей идти. Но если совсем честно — Хезер бы хотела остаться дома. В безопасности, тепле и комфорте. Жаль, что первым человеком, который выгонит ее вовсе не магической метлой под зад, будет собственная мама.       Многие завистливо вздыхали, когда узнавали, что у матери Хезер в маленькой, но от этого не менее известной деревушке Хогсмид, есть своя небольшая аптека. Не магазины с Косой Аллеи, конечно, но заработок все равно более, чем достойный. Да и двухэтажный аккуратный домик, с небольшим, самым красивым и душевным аптекарским садиком за каменным заборчиком занимал свое особенное место. На первом этаже всегда был проходной двор — все-таки магазин. Но вот на втором! Две просторных комнаты, кухня, ванная и гостиная. И стоило только зайти, как выбегали их собаки: огромный, но такой добрый волкодав, и миниатюрная шелти. Кварц и Опал вызывали особые воспоминания. Они были куплены на свои, собственно заработанные за помощь в варке зелий, деньги. Еще дома жил старый книзл, которого Хезер не очень любила за противный характер, но ее мама, миссис Уолкер, считала, что это оттого, что дочь и кот — два сапога пара. Однако ее дочь, конечно, думала, что все это глупости: в себе она могла найти столько положительных черт, сколько не нашлось бы русалок в черном озере.       Коснувшись носками земли, а после и всей стопой, девушка перекинула ногу через древко. Откуда-то слева и сверху раздался новый возмущенный окрик Синтии. А еще веселый хохот Диггори и Бэлби. Вот уж кто не мог и дня прожить без глупых шуточек!        — Хезер, не смей снова уходить с тренировки! — в спину продолжали доноситься окрики Блишвик. — Ты, несносная!..        — Да-да, — несмотря на бормотания, шаг девушка ускорила, чтобы уж точно сбежать и успеть переодеться из неудобной квиддичной формы в еще более неудобную белую рубашку, джемпер и юбку. Единственным, что искренне радовало в стандартной школьной форме — обувь. Этим летом Хезер купила самые красивые кожаные легкие сапоги на шнуровке и небольшом каблуке во всем Хогсмиде. Каблуки и все, что касалось ухода за собой, ей нравилось. Даже новое модное магловское веяние, принесенное в стены Хогвартса студентками гриффиндора — лаки для ногтей. Чего уж! Уолкер стало так интересно, что в прошлом году она договорилась со Слизнортом о проекте, где сделала свои собственные лаки! Сколько минералов было переведено, ух! Зато сейчас на ее аккуратных овальных ногтях блестел яркий лак теплого медового оттенка.       Путь до школы занял чуть больше десяти минут, по пути встречалось все больше студентов с разными цветными галстуками. Синие, зеленые, желтые, красные — все пользуясь хорошей погодой решили высыпать на улицу после занятий. Особенно радостными выглядели малыши-первокурсники, на которых Хезер часто смотрела, как на неразумных утят, не ценящих своего счастья. Зачем, спрашивается, они так радостно думают о школе? Конечно, она тоже первые недели была увлечена. А потом… Стало очень тяжело. Ночами, будучи маленькой и впечатлительной, часто плакала, вспоминая о доме. Да и неожиданно столкнувшись с трудностями ответственности за саму себя, Хезер первые полгода пребывала в самом ужасном расположении духа. И только весной получилось приспособиться к новым, неприятным условиям полностью. Домой можно было попасть только на каникулах, хотя вроде бы до него можно было просто протянуть руку. Но — «по правилам не положено, мисс Уолкер!»       А ведь их завхоз, Аполлион Прингл — самый мерзкий человек на свете! Правила-правила-правила! Как будто сам никогда не был молодым!       Глухое раздражение накатило само, стоило пройти через огромные дубовые двери и сделать пару шагов по широким коридорам с высокими арочными переходами. В несколько сотен шагов Хезер оказалась около родных-только-через-ее-труп бочек. Постучав по крышке третьей справа и второй от стены бочки костяшкой указательного пальца и обязательно вздохнув напоследок, девушка проскользнула в бочку. Даже спустя пять лет, каждый раз возвращаясь после дома, тяжеловато было снова привыкнуть к этим горкам. Хотя кто-то находил это крайне веселым.       Скатившись по узкому проходу и ловким, отработанным жестом, она выставила руки перед собой. И вот, после встречи ладоней с досками пола гостиной, она начала недовольно кряхтя выбираться. И, уже полностью распрямившись, перекатившись с носков на пятки и обратно, рассмотрела привычные округлые очертания комнаты. Она все так же напоминала пирог: просторная, с окнами у потолка, диванчиками по периметру, а в противоположной стене от входа даже был огромный камин, вокруг которого кто-то уже раскидал подушки. Приятные, теплые кремовые и спокойные оттенки, согревающий желтый и немного оттеняющий его стильный черный — пожалуй, можно было и смириться с галстуком Хаффлпаффа. Но, конечно, не навсегда. В гостиной также было несколько книжных полок, стеллаж с какими-то играми, вроде магических шахмат. И в некоторых частях можно было увидеть винтовые лестницы вверх, сделанные из полированного, но уже потертого, дуба. Разделение было простым — всего четыре лестницы — две правые для девочек, две левые для мальчиков. Самые крайние и близкие к входу — для старших курсов, шестого и седьмого. Поэтому и Хезер в этом году облюбовывала новую комнату. Такое разделение сделали потому что некоторые студенты уходили после сданных обязательных экзаменов: кто-то помогал семье, кто-то просто не хотел продолжать страдания и бессонные ночи над учебниками, а кто-то — девушки — выходил замуж. Вот и случались курьезы, что в комнате остался жить один человек, но для него общая спальня слишком большая.       Поэтому общежитие для старших курсов было более удобным, несмотря на скромное пространство: всего на двоих человек, реже — на троих. Хезер считала, что ей повезло: она жила с Синтией. А что может быть лучше жизни со старостой? Только жизнь с подругой. И поскольку Блишвик удачно сочетала в себе все эти два фактора — жизнь на ближайшие два года казалась не беспросветной. К тому же студентам позволялось делать с комнатой все, что им хочется, пусть и в пределах разумного. Но деятельная соседка уже начала развешивать на стены наглядные пособия, таблицы для зелий, памятки заклинаний — даже гимнастику для кистей рук повесила! Синтия была, наверное, самым активным человеком, удачно совмещая в себе охотника команды по квиддичу, отличницу с парой «выше ожидаемого» и старосту. Поэтому и комнату, сколько ее помнила Уолкер, использовала как дополнительный учебный кабинет. Иногда можно было подумать, что неугомонная не спит — а как иначе все успевает? Хезер же была чуть ли не полной противоположностью активной подруги. На свою половину она поставила десяток растений, наколдовала греющие чары на пол, чтобы можно было ходить босиком и принесла в этом году из дома пушистый коврик, на котором уже полюбила выполнять домашние работы.       В ее планах на выходные, помимо похода домой, так же был травник, в который нужно записать и зарисовать новые растения из теплиц. Она сегодня утром специально ходила к Мистеру Бири, их декану и по совместительству преподавателю гербологии, чтобы узнать, привезли ли ему что-то новое. К ее действительно большому сожалению, тяжело сейчас было совсем. Не только с новыми растениями.       Не удержавшись и сбросив форму прямо на пол, оставив ее цветными тряпками валяться на полу, Хезер упала на не заправленную кровать, попутно подминая под себя одеяло. Сна не было ни в одном глазу, но какая-то странная усталость, навалившаяся на плечи, придавила ее кости к удобному матрасу, не оставляя возможности встать. Вот если бы пришла Синтия, то сразу же бы за ногу или руку — что первое попалось под цепкие девичьи пальчики — стащила безвольное тело на пол. Но даже тогда Хезер бы не шелохнулась.       На самом деле, ей не хотелось возвращаться после пятого курса в Хогвартс. И, что удивительно, не потому что ей тут просто не нравилось. Временами, несмотря на все ее ворчание, в школе было и вправду здорово. Но в прошлом году сломалась и эта тростинка, оставив в коридорах невысказанную угрозу. В этих каменных стенах умерла ученица. Пугающей, страшной смертью. Школу бы закрыли, если бы не слизеринский староста — гениальный молодой человек — нашедший преступника. Ему даже выдали награду, которая лежит среди прочих: похожих и не очень. Да и честности ради, этот староста — Том Реддл — был своего рода «бриллиантом» их времени, подающий огромные надежды. Правда, чьи надежды он оправдывал — Хезер не знала. Но на каждом уроке зельеварения, рун и чар слышалось: «Мистер Реддл, превосходно!» Уолкер не особо интересовалась своим однокурсником, хотя бы потому что тот не представлял собой ничего интересного для волшебницы, но чтобы не слышать о Реддле в Хогвартсе — нужно быть глухим и слепым. И если бы ей хватило ума сказать об этом хотя бы в компании нескольких девушек, вне зависимости от их возраста, ей бы промыли последние мозги. Которых, между прочим, после уроков очень требовательного преподавателя трансфигурации оставалось не так уж и много. Тем более, что не все так одарены или упорны.       Но произошедшее в стенах старого замка убийство навсегда что-то повернуло в самой Хезер. Потому что она знала умершую Миртл. Жалела несчастную девчонку и даже пару раз успокаивала. Не из-за природной доброты, вовсе нет. А больше из-за того, что сама была когда-то Плаксой Уолкер. И прозвище это к ней приклеилось с широкой руки сейчас уже подруги. Но на первом курсе вокруг нее образовалась своя собственная зона отчуждения. Однако, Уолкер повезло больше, чем Уорен, в двух вещах: у нее была мама-волшебница, которая давала ей советы и писала письма чуть ли не каждый день и, помимо всего прочего, Хезер была миловидной. И даже сейчас, когда детские черты почти пропали, в свои шестнадцать она выглядела все еще немного наивно. Тонкие прямые брови и круглый рот придавали ее лицу задумчивое выражение, а если она начинала смотреть на человека чуть из-под ресниц, то могло создаться ощущение, что девушка вот-вот расплачется. Из-за этого иногда возникали и проблемы. К ней часто подходили и подходят до сих пор, участливо спрашивая, все ли у нее в порядке. И если раньше Хезер могла потратить минут пять на объяснения, то сейчас все чаще молча просила оставить ее одну, принимая самый скорбный вид. Иногда приходилось особо жалобно вздохнуть, чтобы особо настырные наконец ушли.       Да и со временем Хезер нашла свой способ выживания в этих стенах. Конечно, она не особо гордилась тем, что ее политика невмешательства дала сбой именно на жалкой, тощей, прыщавой третьекурснице; любимый обьект насмешек Оливии Хорнби. В свое время Оливия и над Уолкер вдоволь похохотала, но ближе к концу второго курса за нее начала заступаться Синтия. И насмешки уже не задевали молчаливую и спокойную девочку, стекая с нее как вода с сизых утиных перьев. Но вот Миртл… Бедолага бегала плакать в туалет по любому поводу. Природа не наградила девочку хорошим характером, умом или внешностью. Даже происхождение подкачало.       Хезер особенно хорошо помнила тот роковой день: как Оливия шутила о круглых старых очках и плохих оценках Уорен за экзамены. Они с командой шли на одну из последних тренировок по квиддичу, Тофт никак не мог успокоиться из-за проигрыша Гриффиндору, вот и приходилось отдуваться. Пару раз события этого дня даже снились ей в кошмарах.       Ее привлекла безобразная школьная драма, набирающая обороты на глазах.        — Ты идешь? — Гейб Диггори положил широкую и сильную руку ей на плечо, желая привлечь внимание. Уолкер не пошевелилась, впиваясь глазами в происходящее. Теперь на сцену обратил внимание и загонщик. — Оливия опять достает эту страшилу?        — Ага.        — Не хочешь вмешаться? Я слышал, что вы вроде как подружки.        — Это не мои проблемы, Гейб. Привлечь внимание Хорнби и словить от нее же сглаз?        — Ты ужасна, Хезер. — Широкая усмешка, жестокая и хитрая, на губах Диггори совсем не была симпатичной. Этот парень любил ввязываться в драки с Лейстренджем, таким же отмороженным. Разница была между этими двумя только в том, что Гейб умел расставлять приоритеты и сдерживать свои желания. — Догонишь на поле.       Тяжелая ладонь больше не давила на плечо и дышать стало легче. Вот, выкрикнув последние, превратившиеся в мешанину из злости и обиды, слова, Миртл убежала прочь.       Крепко сжав древко метлы, Уолкер уже хотела выйти на улицу. Но увидела самодовольную, преступно счастливую Оливию. Ввязываться в конфликт, тем более тот, который ее не касался, она бы не стала никогда. Вот если бы кто-то вздумал что-то плохое говорить Блишвик, то тогда бы с ее палочки и могла сорваться парочка проклятий. Но вот незадача: прежде, чем долетит хоть одно из них, у несчастных уже будет бесплатный билет на экскурсию в больницу святого Мунго.       Тяжелый вздох и быстрая поступь, легкие, неслышные шаги — она направлялась в туалет на втором этаже.        — Ну, Уорен, — под нос бурчала Хезер, — если Тофт на пару с Синтией меня сегодня занудя́т до смерти…       Договорить ей не удалось. Юношеский шипящий голос и, спустя буквально несколько секунд — глухой стук. На темной макушке встали дыбом волосы, а мурашки прошлись от шеи и позвонков до кончиков пальцев.       Мерзкий, холодящий внутренности звук, от которого тянуло желудок, а слюна становилась вязкой. Хезер просто не выдержала — сорвалась на бег. Она никогда так быстро не бегала — ни разу в жизни. И все время, которое растягивалось и тут же сжималось, ей казалось, что по ее следам, преследуя по пятам, кто-то идет. Забежав в первый попавшийся класс, она вскочила на метлу, которую держала вспотевшей ладонью. Палочка сама запрыгнула в руку, а алохомора слетела с губ.       Она не помнила, как вылетела в окно, царапая ногтями древко. И ведь хватило ума — в крутом вираже уйти сразу вверх. И потом обогнуть одну из башен — так быстро, насколько возможно представить. В горле стучало сердце, а затылок покрывался инеем. Сейчас, улетая так быстро, как могла, она торопилась на поле для квиддича. Волосы норовили залезть в глаза и рот. Одной рукой, остервенело пытаясь собрать разбиваемые ветром пряди, она проклинала себя и ленту для волос, которая так не вовремя развязалась. А главное — в какой момент?       Гулко стучащее сердце в груди, грозящее вылезти из ребер, мешало сосредоточиться; в голове крутились успокаивающие мысли: что в Хогвартсе безопасно, и что ничего страшного не произошло. И что Миртл просто упала. А шипящий звук? Ну, может воздух из трубы сломанной вышел. Или кто-то угрожал Миртл, и это уже совсем не ее, Хезер, проблемы. Ну словила маглорожденная заклинание — всегда такое было. Не ее это дело!       Стоило оказаться на поле, а точнее с размаху упасть с метлы и проехаться по молодой траве, как к ней подскочила испуганная Синтия.        — О, Мерлин, Хезер! Что с тобой стряслось? Ты же вся мокрая и белая как мышь! — Уолкер не слышала причитания испуганной подруги, судорожно вцепившись той в предплечья. Ее трясло. В ушах звенело, а тело было как будто налитым раскаленным железом. — А с волосами твоими что случилось? Ты же как-будто под проклятие шальное попала… Так, — командные нотки, прорезавшиеся в нежном голосе уже не производили былого впечатления, — собирайся, я отведу тебя в больничное крыло!        — Нет! — пальцы с горчичными ногтями побелели, — Нет, Синтия. Пожалуйста, не надо к миссис Фицджеральд. Все в порядке, правда, не стоит.        — Да ты же сейчас расплачешься! Ты сильно ударилась, когда падала? Да вроде же не высоко было…        — Синтия, пожалуйста!.. Мне просто нужно отдохнуть…        — Эгей! Чего вы там застыли? — С метлы на ходу в пару ловких движений сошел Тофт.        — Эндрю, Хезер плохо, она с метлы свалилась. — Синтия переживала и волновалась, ее взгляд беспорядочно перебегал с светло-серых глаз на темную растрепанную макушку с ошметками травы. Лицо бледнее обычного и глаза на мокром месте, полные нездорового, лихорадочного блеска.        — На тренировку опоздала, с метлы упала, снитч в последнем матче не поймала, Уолкер, что же ты такая растяпа и на мою голову! — недовольно прогудев, парень взялся осматривать руки и корпус девушки, профессионально ощупал ноги в самых травмоопасных местах и заключил: — Да вроде все в порядке, ничего не сломано, так, пара ушибов — сойдет к июлю. И чего, спрашивается, драму развели? Ну упала — в первый раз что ли?        — Тофт прав, — сухие плевки вместо слов, — Синтия, я просто посижу немного и присоединюсь к тренировке. Честно.        — Ну, если ты так говоришь…       Эндрю почти сразу запрыгнул обратно на метлу, поднимаясь в воздух, а Блишвик постояла еще минуту, с сомнениям вглядываясь в сжавшуюся Уолкер. Но вскоре и она присоединилась к летающим ребятам с факультета.       А Хезер только и могла собрать метлу и себя в кучу, чтобы дойти и спрятаться где-то на одной из трибун. Как можно скорее.       Потому что такого необъяснимого, животного ужаса, она еще не испытывала ни разу в жизни.