Можно ли жить по правилам?

Тодороки сидел в кабинете, когда от Изуку пришло СМС о том, что он справился и даже подписал контракт. Шото отложил телефон и встал к окну, смотря куда-то вдаль. Отвечать не то чтобы не хотелось, просто он подумал, что ему нужно порадоваться одному. Да нет, кого он обманывает. Тодороки был рад успехам Мидории. Безусловно, рекламная кампания ювелирных изделий – это круто. Если это крупная сеть, то баннеры и рекламные щиты с лицом Изуку будут везде, а это очень важно. Обычно такие предложения с неба не падают, и Шото был… доволен? Но все же что-то внутри не давало спокойно выдохнуть и порадоваться. Какой-то червь засел внутри, будто пожирая внутренности и говоря, что все не так просто, как может показаться наивному парнишке. «Ты слишком наивный, дай почитать контракт» Хотел было отправить он, но передумал. Не может же он сказать: «Да зуб даю, что-то тут нечисто!». Стер сообщение и убрал телефон подальше. Потирая переносицу двумя пальцами, Тодороки думал. Может, он ошибся, и Мидория правда справится сам? Нервно постукивая пальцами по столу, он перебирал всевозможные варианты провала, но ничего не произошло и через два дня. Кажется, что прошло не два дня, а уже целая вечность. Тодороки вроде и делал все то же самое, но какая-то пустота внутри присутствовала, и он тянулся к телефону, чтобы написать, каждый раз осекаясь. Однажды все же не выдержал. «Теперь будешь молчать, известный осел?» Отправив СМС, он и не ожидал, что получит ответ так быстро. Изуку съязвил – хороший признак. Но что-то в его сообщениях не то. Шото попытался выяснить чуть больше, когда Мидория ответил, в нем закипала злость. Ну, идиот, точно. Кто же работает по 10 часов в день без обеда? Дурак. Дурак. Дурак. Шото еще раз захотел перечитать контракт, но опять осекся. Если попросит – прочтет, поможет, сам – нет. Не просили – не делай. Именно так говорила его мама. Мама… Шото хорошо помнит ее белоснежные волосы, мягкие руки и теплую кожу. Он любил сидеть на полу, обнимая ее за колени, а она гладила маленького Шото по волосам, рассказывая прекрасную сказку, где красивый принц в синем костюме на белом коне помогает своему другу сразить злого владельца красного дракона. Тодороки посмеивался, когда мама описывала хозяина дракона. Почему-то он узнавал в описании своего друга Бакуго. Такой же взвинченный, вечно язвил и ругался, и только Шото нашел к нему хоть какой-то подход, чтобы парень так не срывался на окружающих. С тех пор они всегда были бок о бок, помогали друг другу в сложных ситуациях, как тогда Тодороки помог ему с акциями, просто выкупив их. На самом деле, Бакуго тоже не раз его выручал. У него есть знакомая Триада, которая «крышует» некоторые районы, именно поэтому Шото смог так развить бизнес отца. Кровь за кровь, как говорится. Хоть Тодороки и выкупил акции, он почти сразу подарил их Бакуго. Официально, конечно, через знакомых юристов, таким образом «отплатив» долг за развитие бизнеса. Именно поэтому Энджи – отец Шото, так яро считает его истинным наследником, хотя в семье есть еще и старшая сестра и два брата, один, правда, то ли сбежал, то ли делся куда-то после инцидента с мамой. С Рей, кстати, отдельная история, и как она оказалась в психушке – тоже. Грустная история. Настолько, что до боли в груди, до онемевших конечностей и приступа астмы. Шото был здоров, но задыхался, вспоминая это событие. Тодороки злился на все: на наивного Мидорию, явно не прочитавшего условия контракта, на компанию, которая купила его Лапшичку, на самого себя, что так глупо злится, выдавая себя с потрохами. Шото пытается помочь, но в ответ получает просьбу отстать. Мир как будто остановился. Вот и все. «Не лезь на рожон, не помогай, если не просят», помог, блять. Тодороки закусил губу изнутри так больно, что чуть не прокусил, или прокусил? Потому что во рту тут же появился привкус железа. Он лег на кровать, заблокировав телефон, и буквально провалился в сон, пытаясь выкинуть из головы беспорядочные мысли. Ужасная ночь, ужасное утро. Шото проснулся разбитый, а ведь сегодня совещание. Потерев переносицу, он проверил телефон – уведомлений нет. Ну и ладно, нет так нет. Будет он еще переживать за этого парнишку? Тодороки отправился в душ, смывая с себя остатки ночного кошмара. Расслабиться не получается, но почему-то в голове вихрем проносится фото Мидории с расстегнутыми брюками. Кровь тут же прилила куда-то между ног, почему «куда-то»? Куда надо прилила, да знатно так, что Тодороки не мог проигнорировать данное преступление. Он сначала пытался не обращать внимание, пытался спокойно «намылить» свое тело гелем для душа, но, спускаясь ниже, – не вышло. Тодороки прижался лбом к холодной стене душевой кабинки и провел рукой по напряженному органу. Сколько он не трогал себя? Год, полгода? Неважно, все попытки сдержаться – четны, в голове яркий образ улыбающегося парня с веснушками, он медленно ведет рукой по своему худощавому торсу, достигает живота, медленно обводит зону вокруг пупка и спускается ниже. Запуская пальцы в резинку трусов, игриво оттягивает, а через трусы уже виднеется стояк. Шото гладит себя медленно, наслаждаясь фантазиями. Теплые, почти горячие струйки воды разбиваются о широкие плечи, оставляя следы на запотевшем стекле. В мыслях парень уже полностью запустил руку в свои трусы. «Шото, нет. Нет. Нет, пожалуйста, остановись» – проносится в голове, но поздно. Пик удовольствия настигает очень быстро, так быстро, то ему даже стыдно перед самим собой. Тяжело дыша, он смывает остатки удовольствия и приводит себя в порядок. Так гораздо лучше, между ног теперь спокойнее, а голова почти пуста. В офисе спокойно. Все готовятся к совещанию, что пройдет совсем скоро. Сегодня Шото не в белом костюме, как обычно, а в черном и с красной рубашкой. Чертовски привлекательный, чертовски красивый и чертовски вкусно пахнет. Он следил за собой, позволял себе дорогие вещи и гаджеты, просто потому что мог. СМС от Изуку приходит внезапно. Красивый, в дорогом костюме, цепочка странная на шее, волосы зализаны. Так ему идет, но он потом это скажет ему, когда тот выиграет пари. Осталась неделя. – Господин Тодороки, пора, – Молли улыбается как обычно, Шото вздыхает и плетется за ней в кабинет. «Как ты там?» – проносится мысль в его голове, когда Тодороки сидит на собрании и стучит пальцами по столу, а другой рукой подпирает голову. Скучно. О чем они вообще говорят? Шото проводит языком по внутренней части щеки, прикусывая, а потом обводит взглядом окружающих – не заметил ли кто его поведения. Не подобает важной шишке облизывать свой рот даже изнутри. Вздохнув, он уткнулся взглядом в стену, что-то размышляя в своей голове, как вдруг раздался звонок. Шото вздрогнул и быстро полез в карман брюк, чтобы отклонить звонок, но на экране высветилось «Лапшичка». Все присутствующие посмотрели на Тодороки, и он, извиняясь и говоря, что это безумно важный звонок, вышел из кабинета, закрыв дверь. Какого черта он звонит сейчас? Он вообще не звонил уже сколько? Дня три? Четыре? Неважно. Чуть помедлив, он все же взял трубку. – Да? На том конце нет Изуку, но есть странные голоса, которые что-то кричат, кажется, ну или просто говорят на повышенных тонах. Шото быстро отошел к окну, сердце забилось так быстро, что кинуло в жар, и он поспешил расстегнуть пуговицу рубашки и расслабить галстук, чтобы было легче дышать. – Что значит не читал контракт? Ты совсем дурак, что ли? Теперь получай по заслугам, – говорил незнакомый, но такой противный голос. – Не надо, пожалуйста! – голос Изуку странный. Тонкий и будто сейчас сломается… – Я все выплачу, а может, вы мне ничего не выплатите и просто заберете мой гонорар? – Ты глупый, да? Наивный и… – голос сделал паузу. – Милый, люблю таких, понимаешь? Специально искал ведь, и ты попался. – Пожалуйста! Дальше Шото слушать просто не смог. Он так сильно сжал телефон, что тот реально чуть не хрустнул, кажется, даже помялся. Блять. Блять. БЛЯТЬ! Что делать-то? Пиздец какой-то. Тодороки носился из угла в угол, пытаясь мыслить трезво. Какой, к черту, трезво? Мидория явно попал в беду. Это вообще можно считать просьбой о помощи, можно? Мысли беспорядочные, глупые фантазии так и рвутся: вот сейчас он рванет, ворвется туда, раскидает всех, заберет Изуку и ускачут они в прекрасное королевство на белом, не коне, но лошадки в машине тоже есть, да. 250 или больше? Неважно. Реалии сложнее и опаснее. В одиночку не справиться, да и он даже не знает, где Изуку! Шото рванул в туалет, где включил кран раковины и, набрав холодной воды в руки, пытался привести себя в чувство, обливаясь. Мысли трезво, мысли трезво, давай же! Что делать, что делать?! Шото ударил себя по щеке. Сильно. Красное пятно осталось. Бакуго! Черт, Бакуго! Тодороки дрожащими руками набрал друга. – Я нем… – ему не дали договорить. – У меня проблемы! – повысив голос, сказал Шото. На том конце послышался шорох, звук закрывающейся двери. – Говори. – Друг в беде, позвонил, кажется, его… Не знаю, не понял ничего. Мне нужны люди, несколько желательно. – Куда? – Блять, не знаю! – Ты идиот? Шото, очнись. Давай быстро к своим ботанам, ищите, а я позову кого надо. Он отключился, и Шото будто палкой по горбу ударили, он вдруг стал мыслить трезво. Даже не вытерев лицо, он рванул на восьмой этаж к местным ботанам, как называл их Кацуки, на деле это программисты, причем хорошие такие, не раз доставали важную инфу, ну и удаляли гулянки хозяина компании из сети. Когда Тодороки вбежал в таком виде, парни сразу поняли, что дело пахнет жареным. Вбив номер телефона в какую-то программу, ботан благодарил бога, что это айфон, а они так легко отслеживаются. Записав адрес, Шото спускался вниз и уже набирал Кацуки. – Будут там через 7 минут. Поехать самому или взять авто? Шофер, точно нужен шофер, а вдруг что-то уже случилось? Лишь бы успеть. Успеть. Успеть, пожалуйста. Машина ехала быстро, нарушая правила. К черту, потом расплатится со штрафами, ему все равно, лишь бы успеть. Тодороки от нервов и паники грыз ногти. Нужно сохранять спокойствие, но как? Как сейчас набрать в легкие воздуха и привести мысли в порядок? Он закрыл лицо руками. Стоит признаться уже, не просто дружба возникла между ними, или между ним и ним? А что с ним? Он-то… он?.. просто друг, наверное, да? Тодороки поджал губы. В 28 лет ведет себя как ребенок, о чувствах думает каких-то и страдает от неразделенной любви. Бред какой, жуть. Подняв наконец голову, он обнаруживает, что уже прибыли на место. Здание обычное, не пошарпанное какое-нибудь, а на вывеске табло горит с надписью довольно известной рекламной компании. «Вот же суки. Разнесу.» – думает Шото. И правильно, к слову, думает. Разнесет, разнесет, но попозже. Сначала спасение прекрасной принцессы из лап кровожадного дракона. Буквально через 30 секунд подъезжают две тонированные машины. Из одной выходит Кацуки в белоснежном костюме и черных солнцезащитных очках. Сняв их, он подходит к Шото и пожимает руку в приветственном жесте. За ним выходят 6 орангутангов, ей-богу, хотя нет, горилл! Точно – горилл. Огромные такие мужики, плечи широченные, смокинг приталенный, смотрят так строго, что в землю охота тут же погрузиться и проползти червячком мимо. Как там говорят? Шкаф! – Друг, значит? – Кацуки смотрит так, хитро прищурившись, будто подозревает что-то, но Шото потом ему выскажет, что он идиот и думает слишком много, не сейчас. Сейчас спасти надо, помочь надо. Просто надо. Надо. Надо! Тодороки промолчал и первым вошел в здание. Обычный холл, за ресепшеном девчушка сидит модельной внешности, улыбается мило, встает, когда видит мужчин и говорит, что сегодня нет никаких встреч, все уже занято расписано и… И затыкается, когда Бакуго подходит так близко, перевешиваясь через респшн, а рядом парни стоят да стволы держат напоказ. Шото сам от удивления сглотнул громко. Он никогда не видел Триаду в деле. Мафия в 21 веке – бред, да? Не тут-то было. – Где? – спокойно спрашивает Бакуго, мило улыбаясь. – Я не понимаю… – пищит девчушка. – Ты придурка за меня не держи! – срывается Шото, и только потом понимает, что ляпнул ересь какую-то. Кацуки втягивает щеки, сделав губы трубочкой, пытаясь сдержать смех, и поворачивается к девушке. – Хозяин где, спрашиваю. Последний раз, заметь. Амбал рядом широко улыбнулся, потянувшись за пистолетом. Страшно, реально страшно. Тодороки отступил назад. – Т-там… – заикаясь, девушка протянула руку, показывая направление. – Вот и чудно. Хорошо, когда можем найти общий язык. Тодороки рванул вперед. Дернув ручку, заметил, что дверь закрыта. Дядя-шкаф буквально отодвинул Шото от двери и, толкнув ногой, выбил замок, открывая перед Тодороки дверь. Он влетел сразу же. Перед ним сцена, свет горит яркий-яркий, фотоаппарат стоит, костюмы всякие, ювелирка. У Тодороки внутри все кипело, реально кипело, он слышал, как мучительно стонет Изуку, но не видит, где. Запах какой-то странный, то ли прокуренный, то ли перегара. Отвратительно до тошноты. Стон Изуку стал громче, а затем будто всхлипы. Шото повернулся. На кожаном диване-кресле лежит Изуку, а над ним нависает какой-то урод с расстегнутыми штанами, и ладно бы просто расстегнутыми, оттуда вываливается хер, и вдавливает эта пидрила юнца в диван. Мидория зажимается, пищит, а рот-то завязан белой тряпкой-кляпом, глаза мокрые, видно, плачет, что ли? Руки тоже связаны, к груди прижаты, а рубашка уже задрана, и живот худой впалый видно. Глаза Тодороки налились кровью, он сжал кулаки сильно, до крови ногтями впиваясь в кожу. – Сука. Убью. – Вы кто еще такие? – урод вскочил, запихивая хер в штаны. – Смерть твоя, сука, – очень грозным и тихим голосом проговорил Шото, кинув взгляд на Изуку. У того щенячьи глазки, помощи просит, видно. – Помощь нужна? – Тодороки смотрит на Мидорию, а тот глаза распахнул сильно-сильно, заморгал часто-часто ресницами пушистыми, но мокрыми, и слезы потекли по щекам, по веснушкам этим любимым. Шото успел подумать, что потом посчитает сколько их, когда целовать будет. А будет ли? – Я охрану позову! – раздраженно кричит мужик. – А давай, – вступает в разговор Кацуки. – Посмотрим, куда ты хер свой спрячешь. Прости, но попался ты, урод. Дальше все происходило как в кино. Амбалы-шкафы накинулись на паренька и, связав руки и ноги, засунув кляп, выволокли на улицу. Били или нет – Шото не интересно. Тодороки подходит к Мидории медленно, пытаясь не заметить этого измученного взгляда. Но это невозможно, даже если глаза закрыть, завязать, вырвать – бесполезно. Тяжёлый запах горечи и обиды повис в воздухе. Шото опускается перед связанным парнем на колени, смотрит в глаза, видит, как блестят, как больно и мучительно, а Шото самому так же, так же плохо и мучительно. Знал бы – не пустил никуда и никогда. Или знал? Настоять надо было, контракт попросить прислать. Идиот. Сам виноват. А теперь поздно, поздно уже думать или винить кого. Себя или Мидорию – неважно, он потом как-нибудь скажет, что был прав, но не сейчас, не сейчас, когда до рези в груди больно так, что рёбра ломит невыносимо и дышать трудно. Медленно освобождает рот Изуку от кляпа. В уголках губ кровь, сами губы припухшие. Шото злится. Буквально кипит от ярости, но медленно развязывает руки Изуку, растирая ледяные запястья. Занемели – оно понятно. Связаны были плотно и умело, видимо, урод этот не впервые херней такой занимается. Как только Изуку свободен – прыгает в объятия Тодороки, утыкаясь в пиджак носом. Молчит долго, минуту или две – неважно, всхлипывает носом, плачет. Пиджак испачкает – и похрен, Шото новый купит, он может. Кажется, что вечность проходит, прежде чем он говорит «Прости». Чего прощать-то? Дурак, что ли? Дурак, конечно, сам, наверное, понимает. Просто понять мало – принять надо. Чтобы не делать так больше никогда и ни за что. Чтобы отпечаток на всю жизнь, да оно и так понятно, что на всю жизнь. Теперь-то он запомнит, думать будет, а Шото, Шото ему говорил, предупреждал, что хуже будет, но нет. Пари выиграл, но какой ценой? Не стоило оно того. Не стоило. Бакуго тихо выходит из зала, оставляя этих двоих наедине. «Друг, говоришь?» – в его голове вновь возникает эта фраза, и Бакуго улыбается краешком губ. Засунув руки в карманы, он вышел в холл и закурил. Редко курил, Очако отучила присутствием своим. Рядом всегда, помогает, поддержит. Но был у Кацуки секрет один, как и у Шото, видимо, с «другом» этим. Нет, Бакуго не против таких отношений, тем более если это касается реального друга, единственного, между прочим. Если бы не он, да хрен знает, где бы Кацуки сейчас был, но, оберегая друга, он умалчивал о связи с Триадами и мафией. Причём не хилой такой. Иначе откуда у него такая крыша, откуда он так быстро нашёл людей и так быстро помог? И не раз, кстати, но это неважно. У каждого должен быть секрет, который такой секрет, что и не секрет вовсе, но все равно не рассказываешь, оберегаешь. И Урараку, жену свою будущую, он из мафии взял, важной шишки, кстати, дочь главного, так и сроднились, ну, симпатичная она, хозяйственная, хоть характером вообще не в отца – спокойная, застенчивая и радуется мелочам всяким, типа сосульку лизнуть. Так и влюбился без памяти. Кацуки вышел на улицу, урод на коленях сидит, в крови весь. Парни рядом стоят, двое держит урода, остальные просто по бокам стоят. Смотрят куда-то. Кацуки выкинул окурок в урну и подошёл к этому, что на коленях сидит. Присел на корточки, да спрашивать стал. – Это в тебя сейчас ласково ещё сукой обзову, выйдет разноволосый – пизда тебе, сечёшь? – Вы кто такие вообще? – изо рта кровь сплюнул и спрашивает. Вообще страха нет, что ли? – Не ты вопросы задаёшь, ублюдок. Мальца зачем обманули? Трахнуть хотел? Ошиблись чуток, дорогуши. – Да кто знал-то? Пусть забирает все и валит нахуй, меня только не трогайте, пожалуйста! Семья у меня. – Семья? Стручок свой на мальцов вытягивать – нет семьи, а сейчас есть? Тварь. Бакуго врезал ему так сильно, что тот упал в лужу собственной крови. Кацуки потряс руку, понимая, что давно не бил никого, только по жопе Очако хлопал, да и в постели немного, но это не то. Повернувшись, он увидел, как из здания выходит Шото, рядом мелкий этот плетётся, накрытый пиджаком Тодороки. Мелкий видит этого, что в крови валяется, и смотрит на Кацуки глазами огромными-огромными, зелёными-зелеными, и пугается. Сильно, аж дрожит. – Мы поговорили немного, извиняется он, говорит, забирать все можешь, что понравится, а гонорар двойной обещал. – Пусть подавится. Ничего не надо. Изуку отвечает коротко, Шото смотрит удивленно, приподняв бровь, Бакуго хмыкает довольно. – Вот и чудно, тогда по домам. Шото пожимает руку Бакуго, говоря, что теперь должок за ним, Кацуки лишь кивает, мол, потом сочтёмся. И правда потом сочтутся как-нибудь, когда-нибудь, когда приспичит, например. Шото пропускает Изуку первым, садясь с ним сзади автомобиля. Мидория в стекло машины упёрся лбом, глаза видно в отражении – мокрые. Обидно, наверное. Тодороки до боли зубы стискивает, аж скрежет слышно, кулак сжимает, но молчит. Понимает, что лучше не встревать, лучше дать одному побыть. Расстояние между руками мизерное, но такое далекое – жуть. Тодороки спугнуть боится, напомнить боится, да вообще просто боится. Чего ожидать теперь? Дальше что? Если на него ублюдок напал, так может и вовсе от парней отвращение теперь? А если вообще… А если вообще трахнуть успел? Тодороки тряхнул головой, стукнув себя по лбу. Изуку повернулся. Не видно ничего – ночь, но Шото слышал, что он повернулся. Молчит. Улыбается, наверное. – Ты выиграл, должен признать, – тихо говорит Изуку. – Забей. – Нет уж, все честно должно быть. Продюсер, значит, реклама и мероприятие? Когда хоть, и к чему готовиться? «Свадьба наша», – думает Шото, но закусывает губу и потирает переносицу. – У друга свадьба. – Того, что сегодня в белом костюме был? – Да. – Красивый. Не ваша хоть? Тодороки смотрит сквозь тьму на Изуку, приподняв обе брови и открыв рот, и не знает, ржать ему сейчас или треснуть хорошенько? Уличный фонарь мимолетно освещает заплаканное лицо Изуку, но Тодороки замечает легкую улыбку, поэтому позволяет себе рассмеяться. – Не наша, слава богу. Дружбу на отношения никогда не променяю, да и он женится, говорю же. – Понятно. Ответ короткий, но с ухмылкой, и этого хватает, чтобы Тодороки расслабился более-менее.