dusk till dawn

Лиам сидел на корме яхты одного из своих близких друзей, Гарри Стайлса, и наслаждался поистине прекрасным зрелищем - бликами солнца, отражавшимися от волн океана и синевой безоблачного неба. Эта картина придавала ему умиротворенность, которой ему иногда порой не хватало в порой шумном, суетливом Лондоне. Перед ним на столике стояли чашка кофе, тарелка с тостами и лежала развернутая газета. Услышав, как сыплет ругательствами капитан, то и дело злобно поглядывавший в сторону приближавшегося судна, Лиам не удержался и поднял голову. Весь в белом – от крахмального воротничка рубашки с короткими рукавами до носков белоснежных парусиновых туфель на толстой пробковой подошве, – капитан Натаниэл Прескотт, высокий, представительный, прямой, как трость, джентльмен, прямо-таки излучал ауру уверенности и сознания собственной значимости. — Держитесь за поручень, – посоветовал он Лиаму. – Вот еще один! Не успел он договорить, как паром, идущий к одному из соседних островов и битком набитый туристами, проскользнул менее чем в пятидесяти футах от яхты и до них донесся усиленный мегафоном голос капитана: — Леди и джентльмены, по правому борту находится яхта водоизмещением сто двадцать пять футов, принадлежащая известному музыканту Гарри Стайлсу, который назвал ее "Оливией". Приготовьте камеры, и я подведу вас немного ближе. Я вижу на палубе человека! Вполне возможно, это сам мистер Стайлс! Лиам выругался еще громче капитана и поднял газету, закрывая лицо. — Не знаю, как Гарри это выносит. Я бы, наверное, стал целиться в них из пистолета. До вчерашнего дня «Оливия» была мирно пришвартована к причалу в одной из прекрасных марин Сен-Мартена, но какие-то горячие поклонники Гарри увидели яхту и сообразили, кому она принадлежит. Весть об этом распространилась по острову, как лесной пожар. Через несколько часов причал превратился в одну из туристических достопримечательностей, и фанаты целыми днями вились вокруг яхты, надеясь выпросить автограф, делая снимки и чертовски всем надоедая. Некоторые все еще торчали там прошлой ночью, когда Лиам вернулся от Зейна, и, чтобы дать ему хоть немного покоя, капитан отвел яхту от причала, едва пассажир поднялся на борт. Теперь яхта стояла на якоре у входа в марину, что позволило избавиться от самых назойливых фанатов, но не давало никакой защиты от туристов с паромов и прогулочных судов. — Я узнаю на других маринах, нет ли у них достаточно большого слипа, чтобы мы могли поместиться, – пробормотал Прескотт обреченным тоном человека, который много раз попадал в подобную ситуацию в прошлом. – К сожалению, придется пользоваться катером, чтобы доставлять вас на берег. — Ничего страшного, – отмахнулся Лиам. – Сегодня утром у меня дела на Сен-Мартене. — Я прикажу Ярдли приготовить катер к... – Капитан помедлил, ожидая ответа. Лиам посмотрел на часы. Восемь пятнадцать. — Через полчаса. — Я позвоню вам на мобильный и дам знать, где мы пришвартовались, чтобы вы смогли найти нас вечером, – пообещал Прескотт. — Сегодня я не вернусь. Переночую в отеле. — Да, там куда спокойнее, – кивнул Прескотт с извиняющимся вздохом и, немного отойдя, обернулся и добавил с легкой улыбкой: – Рано утром из Рима звонил мистер Стайлс. Я сказал, что прошлой ночью нам пришлось выйти из марины. Он велел передать, что там, где сейчас находится, все восхитительно тихо и мирно. Лиам оценил шутку Гарри легкой улыбкой. Его друг временно жил в римской квартире Лиама, пока снимался в новой промо-компании от Gucci, после чего собирался сразу же лететь на Сен-Мартен. После ухода Прескотта Лиам еще посидел немного, наблюдая, как над яхтой кружат чайки, и думая о своем, по меньшей мере, странном обращении с Зейном Маликом. Утром, при свете дня, он был удивлен и немного пристыжен теми крайностями, на которые пошел, чтобы ему угодить. Когда Зейн попросил помочь бродячему псу, он немедленно вызвал «скорую» и врача, после чего вызвался отвезти собаку к ветеринару. Позже Зейн фактически предъявил ему ультиматум, когда отказался не только провести с ним ночь, но и вообще встречаться, если он не захочет рассказывать о себе. Лиам это понимал, и совсем не желал, чтобы им манипулировали. Поэтому и ушел, поступив, как следовало в подобном случае, но всего через несколько минут, терзаемый неумолимым, жесточайшим, лишающим разума желанием, сдался и вернулся, чтобы ответить на его вопросы. И словно этого было недостаточно, побуждаемый совершенно дурацким приступом благородства, отказался спать с Зейном в номере, который помог ему снять его друг, решив подождать до завтра и повезти его в отель на Сен-Мартене. И это было особенно странно и глупо, тем более что Лиам был совершенно откровенен относительно своих намерений переспать с Зейном. Ели судить задним числом, поведение Лиама прошлой ночью было совершенно обескураживающим, и все же тому были причины. Стоило ему войти в номер Зейна, как он действительно потерял голову. Наверное, потому, что впервые встретил столь необычного человека. Так он, по крайней мере, чувствовал вчера. Но настал другой день, и без сочетания обстоятельств, - безлунного света и музыки, - которые сделали этот вечер абсолютно незабываемым, вполне возможно, что волшебство растает. Прямо сейчас Лиам вовсе не был уверен, чего хочет. В последнее время он ощущал, что становится мягче душой, и подобные эмоции казались ему чуждыми и раздражающими. Сначала до него достучался Найл, который убедил его разобраться в обстоятельствах смерти родителей, которые по его мнению были весьма странными, на что он согласился не без помощи долгих и обстоятельных уговоров тети Кейт, и вот теперь в его жизни появился этот британец божественной не только внешности, но и характера, с детства владеющий урду! Погруженный в размышления, Лиам не сразу заметил очередной паром, идущий прямо яхте, и, вместо того чтобы потянуться за газетой, схватил тост, оторвал кусок и бросил за борт. Чайки с криками ринулись на добычу. Он продолжал бросать куски поджаренного хлеба, на которые отовсюду слетались белые птицы. — Леди и джентльмены, – прогромыхал голос капитана, – если вы поклонники музыканта, актёра и модели Гарри Стайлса... Лиам снова швырнул птицам корм, и они дождем посыпались с неба, оглушая туристов пронзительными воплями и пикируя вниз, подобно крохотным истребителям. — Приготовьте камеры... Лиам схватил остатки хлеба и медленно скрошил за борт. Лавина чаек жадно набросилась на добычу. — Берегитесь чаек... Лиам глянул на часы и отодвинул стул. Еще нужно успеть покидать в сумку кое-какие вещи на вечер. Защищенный от любопытных глаз стаями обезумевших птиц, он медленно пошел по палубе. Темно-синяя багажная сумка Зейна, уже собранная и закрытая, лежала в изножье постели. Сидя на белой софе в гостиной, он лениво гладил Рекса по голове, неотрывно глядя на сумку и пытаясь возродить эмоции, обуревавшие его прошлой ночью, – эмоции, казавшиеся совершенно естественными и правильными и побудившие его согласиться провести ночь с Лиамом. Но утром все вчерашние переживания казались чем-то вроде приступа временного умопомешательства. Как он обрадовался, когда Лиам, передумав уходить, подошел сзади и начал рассказывать о себе! Подумать только, он потерял голову из-за мужчины лишь потому, что он неохотно согласился упомянуть о своей семье и перечислить языки, которыми владел. Полнейший абсурд! Вероятно, на Зейна так повлияла обстановка, в которой они оказались, – обстановка в сочетании с его фантастической красотой и редкостным обаянием. Все это и сбило его с толку, чего, очевидно, Лиам и добивался. С самого начала вечера он и не пытался скрыть, что намерен уложить его в постель. «Страшно подумать, что вы могли бы стать религиозным служителем... Я хочу быть уверенным, что мы с вами в одной команде… Но я действительно собираюсь оказаться с вами в одной постели...» Даже его поцелуи были намеренно соблазняющими. Эти медленные возбуждающие поцелуи, превратившиеся в жаркие и требовательные... умелые ласки его рук, прижимавших его бедра к своим, отчего Зейн мог вполне ощутить откровенное свидетельство его желания... Эти поцелуи имели одну упорную, безошибочно определимую цель. Однако Зейн не так глуп, чтобы чувствовать себя обязанным спать с ним только потому, что согласился сделать это вчера вечером. После ухода Лиама он слишком нервничал и волновался, чтобы сразу уснуть, поэтому стал разбирать привезенную с собой одежду, чтобы составить комплект, который подошел бы на все случаи, чем бы они ни решили заняться на Сен-Мартене. К тому времени, когда он закончил, было уже почти три часа ночи, и около сумки были аккуратно разложены несколько костюмов вместе с туфлями, браслетами, которые Зейн иногда носил, не снимая, и украшениями в недавно проколотые уши. Оставалось только решить, что он наденет, когда Лиам приедет за ним, и как уложить волосы. Но утром он был слишком погружен в невеселые мысли, чтобы заботиться о своей внешности. Зейн не стал заботиться о приемлемой укладке и открыл шкаф, выбрав первое, что попалось на глаза: джинсы, футболку с короткими рукавами и Конверсы. Тяжело вздохнув, он подался вперед и взъерошил шерсть на голове Рекса. — Во всем ты виноват, – пошутил Зейн. – Если он помог мне спасти тебя и добыл порошок от блох, еще не значит, что я обязан с ним спать... Последние слова заглушил громкий, уверенный стук. Рекс с трудом встал и пошел за ним, волоча по полу импровизированный поводок, который Зейн связал из двух поясков от гостиничных махровых халатов. По дороге он взглянул на часы. Ровно десять.