dusk till dawn

На пристани Блоуин-Пойнт царило оживление. Два катамарана с яркими цветными флажками, нагруженные туристами, как раз отходили от причала, а остальные туристы выстроились в длинную очередь на паром, каждые полчаса ходивший между Ангильей и Сен-Мартеном. Лиам припарковался в дальнем конце пристани, где был пришвартован нанятый им катер. Капитан стоял на носу, куря сигарету. — Надеюсь, Рекс готов последовать за вами, – заметил Лиам, открывая дверь для Зейна и помогая ему выйти, после чего сунул голову в окно и взялся за конец поводка. – Бедняга весь дрожит. — Нервничает, – сочувственно вздохнул Зейн и, похлопав себя по ноге, позвал: – Рекс, ко мне! Огромный пес комком вырвался из машины и едва не сбил его с ног. Парень со смехом пошатнулся, но устоял и потянулс к его поводку. — Давайте, я подержу, пока мы не затащим его в катер, – предложил Лиам и, обернув конец поводка вокруг запястья, стиснул пальцы. Но волноваться не было нужды: оказавшись на твердой земле, Рекс немедленно подобрался к Зейну и счастливо засеменил рядом. – Вы всегда умели укрощать диких зверей, или Рекс – исключение? – полусерьезно спросил Лиам. — Не такой он и дикий, – возразил Зейн, почесывая Рекса между ушей. – Пусть у него сейчас нет хозяина, но людей он любит, а это значит, что когда он был щенком, кто-то с ним играл, ухаживал и кормил. Если бы это было не так, если бы он не общался с кем-то очень добрым, наверняка не захотел бы иметь с нами ничего общего. – И, с извиняющимся видом посмотрев на Рекса, он пояснил: – Мой очень хороший знакомый и по совместительству бывший сосед по комнате - ветеринар. Они добрались до катера, и Зейн сосредоточился на задаче доставки Рекса на борт. — Я пойду первым, – решил он и, держась за протянутую капитаном руку, медленно ступил с причала на корму. – Пойдем, Рекс! Рекс попятился, дрожа от страха. Но едва Зейн решил, что его придется насильно поднимать на борт, он взвился в воздух и приземлился у его ног, впечатав в капитана, которому пришлось обхватить его обеими руками. — Пока что все идет легче, чем я ожидал, – объявил Лиам, в свою очередь, поднимаясь на борт. — Легче вам, не мне, – хихикнул Зейн, стряхивая с джинсов собачью шерсть. Лиам смешливо развел руками, подошел к поручню и встал рядом с ним. Пес втиснулся между ними. Капитан завел мотор, и Лиам подался в сторону, разглядывая его тёмные, как смоль пряди, переливающиеся на солнце. Катер набрал скорость, и причал стал медленно удаляться. — Почему вы так смотрите на меня? – спросил Зейн. Наверное, потому, что у него самые карие глаза, отливающие на свету зелёным с золотом, самая гладкая кожа, покрытая татуировками, и самый красивый рот на свете... И если его преданность бездомной собаке о чем-то говорит, у него также самое нежное сердце. Лиам был совершенно очарован всеми его качествами, кроме последнего. По непонятной причине оно рождало в нем какую-то смутную неловкость. — Я как раз думал, какая у вас чудесная улыбка, пробормотал он, опираясь на поручень и наблюдая, как катер режет волну. Неожиданный комплимент заставил Зейна порозоветь от удовольствия, но, поскольку тон его был далек от любезного или убедительного, он решил не отвечать. Через десять минут, когда они приблизились к Сен-Мартену, капитан наконец нарушил молчание. — Эй, приятели, среди вас имеются поклонники музыканта Гарри Стайлса? – спросил он. Лиам промолчал. Зейн оглянулся. — Я его обожаю, – признался он. — Вон там стоит яхта Стайлса, – сообщил капитан, показав налево, где на якоре стояла белоснежная сверкающая яхта. – Называется «Оливия». — Это в честь его дебютного сингла, – объяснил Зейн Лиаму, восхищаясь изящными очертаниями яхты. — Кое-кто из туристов утверждает, что вчера видел Стайлса на борту с газетой в руках, – продолжал капитан. – Хотите, отвезу вас туда? Могу подойти совсем близко: вдруг повезет, и вы увидите его на палубе. — Нет, – резко ответил Лиам, и Зейн почти одновременно покачал головой: — Большое спасибо, не стоит. – И, удивленный неприязненным тоном Лиама, с любопытством спросил: – Вы не любите этого артиста? Лиам нахмурился и загадочно улыбнулся, казалось, всерьез обдумывая его предположение. — Честно говоря, не могу назвать себя поклонником Гарри Стайлса, – выговорил он наконец, – но было бы интересно узнать, почему вы так им восхищаетесь. Зейну послышались снисходительные нотки в его голосе, но он не собирался так просто отступать. — Восхищаюсь, да. И даже не столько как артистом, сколько его человеческими качествами, – твердо ответил он. – Его поступки раз за разом показывают, какое у него огромное сердце, наполненное только добротой. Ну а песни заставляют испытывать мириады чувств, подчиняя своей заключённой в них внушительной силе, которая вынуждает возвращаться к ним снова и снова. Не мне вам говорить, что весь мир едва сдерживал слезы, когда он впервые исполнил на сцене песню Falling с нового альбома. — И вы тоже? – осведомился Лиам, повернувшись к нему. — Разумеется. — Вы рассуждаете, как безнадежный романтик. — Возможно, так оно и есть, – признался Зейн. — Судя по всему, тот, о ком была написана эта песня, жестоко обошёлся с ним, – осторожно сказал Лиам, не желая производить впечатления, что он слишком хорошо знал об этих отношениях Гарри, которые причинили ему много боли. — Вижу, вы не слишком великодушны. — Скажем так: я не романтик, – заверил Лиам, но, несмотря на это, Зейн, глядя в его красивое лицо, вспомнил некоторые вчерашние поступки и пришел к собственному заключению. Слегка улыбаясь, он вгляделся в яхту Гарри Стайлса. — И чему вы радуетесь? – полюбопытствовал Лиам. — Решал про себя, романтик вы или нет. — И что же? — Думаю, вы все-таки романтик. — Воображаете, что можно делать подобные заключения, всего лишь взглянув мне в глаза? Зейн утвердительно кивнул, но ответ вышел немного нерешительным: — Я искренне, искренне надеюсь, что это так. Лиам отметил его смущение и несколько секунд играл с мыслью удивить его, привезя на борт яхты Гарри и объяснив, что очень близко с ним знаком. Но пока что он не собирался откровенничать, сказав что-то такое, что наверняка приведет к пространному обсуждению его любимого романтического героя. Сейчас его занимала только одна мысль – поскорее заключить его в своих объятиях и утолить сполна бушевавшее в нем со вчерашнего вечера желание.