dusk till dawn

Немного погодя Зейн украдкой взглянул на сидевшего рядом мужчину и натолкнулся на пристальный взгляд. Лиам задумчиво хмурился. Стойко удержавшись от порыва пригладить волосы, он сказал первое, что пришло в голову: — Для этого времени года погода просто изумительная. — Совершенно верно. — Я думал, что сегодня будет дождь, но на небе ни облачка. — Было бы удивительно, если с безоблачного неба вдруг полил дождь, – хмуро согласился Лиам, хотя губы уже смешливо морщились, и Зейн незаметно выдохнул от облегчения и ответил на это нерешительной улыбкой. Взгляд Лиама переместился со светло-карих глаз на его мягкие губы, и желание коснуться их поцелуем стало таким сильным, что пришлось отвернуться и уставиться в окно. После десятилетий молчания его совесть вдруг обрела голос и теперь нещадно корила его, особенно после того, как Зейн Малик предстал перед ним в истинном свете. В такси по дороге к ветеринару он рассказывал о своей жизни с отцом, и даже Лиаму, совершенно не знавшему ничего о своих родителях, стало очевидно, что Зейн горячо любил отца и скорбел о его смерти. Судя по его высказываниям, он до смерти боялся ответственности, которая легла на ее плечи, тем более что плохо знал, как управлять рестораном. В мыслях Лиама снова замаячил его друг, который любезно предложил Зейну свою помощь и помог обустроиться в дорогом отеле на прекрасном тропическом острове, несомненно, затем, чтобы помочь ему оправиться от потрясений. Но, видимо, этот человек не обладает и толикой логического мышления, раз он позволил себе оставить в этой полной искушений обстановке прелестного скорбящего измученного Зейна вместо того, чтобы оказывать ему всяческую поддержку, будучи просто рядом. Лиам понимал, что возможно их странной дружбе совсем скоро придёт конец, ведь Зейн так ослабел от одиночества и горя, что был готов упасть в объятия Лиама. На следующей неделе или в следующем месяце, но он обязательно пожалеет о том, что лёг в постель с чужаком, о котором ничего не знал, и ко всем его бедам прибавятся угрызения совести. Он так мягкосердечен, что, даже изнывая от печали, был полон решимости взять с собой бездомного пса, чтобы спасти от верной гибели. Совесть Лиама продолжала твердить, что если бы Зейн действительно нравился ему по-настоящему, он, как честный человек, должен был бы попросить водителя повернуть назад и доставить их обратно. Сам он не годился для долгих романов, не собирался становиться ничьим бойфрендом и к тому же не намеревался задерживаться в Англии дольше чем на неделю. Организованный им благотворительный приём был отмечен репортером «Трибюн», ведущим колонку светской хроники, и если его снова увидят в Лондоне, кто-нибудь обязательно начнет копать, и раньше или позже его биография станет предметом оживленных сплетен в кругу людей, с которыми он не согласился бы провести вечер, а уж тем более разделить историю своей личной жизни. Лиам никогда не любил, когда он или его семья становились предметом обсуждения и перемолвок, но будучи публичным человеком он понимал, что избежать этого очень трудно. Тут логика вступила в смертельную битву с совестью, твердя, что Зейн достаточно взрослый, чтобы самому принимать решения и совершать поступки, а долгие страстные занятия любовью отвлекут его от нынешних бед и проблем. Последняя часть была продиктована не логикой, а неистово бурлящим в его венах желанием, о чем не замедлила сообщить разъяренная совесть Лиама. Водитель выбрал именно этот момент, чтобы оглянуться и спросить дорогу: — Этот поворот еще далеко? Погруженный в нелегкие мысли, Лиам поколебался, после чего спокойно сообщил: — Несколько миль. Очевидно, у похоти и логики аргументов было меньше, а вот голоса оказались громче, чем у совести. Зейн ожидал, что он, наконец, скажет, куда они едут, но Лиам снова отвернулся в окну. Сбитый с толку и расстроенный его молчанием, он потянулся к проспекту, который читал перед этим Лиам. Зейн уже взял похожий в вестибюле отеля, и в этом приводилась почти та же информация: Сен-Мартен – небольшой остров, площадью всего тридцать семь квадратных миль, принадлежащий двум государствам – Франции и Голландии. К задней обложке была прикреплена карта острова, и Зейн развернул ее, пытаясь понять, где они находятся. Они ехали по главному шоссе, единственному на острове, если верить карте, и к тому же кольцевому. Он вспомнил, что позади остались дорожные указатели с надписями «Залив Симпсона» и «Аэропорт принцессы Джулианы», а это означало, что они ехали на восток. Судя по всему, теперь они повернули на север, вдоль побережья французской части, поскольку Карибское море виднеется слева, а горы – справа. Очевидно, они действительно едут во французский сектор, поэтому Зейн стал читать о волнующей ночной жизни и развлечениях тех мест: сказочные магазины, рынки на открытом воздухе, шикарные пляжи, среди которых есть и нудистские. Сосредоточиться на всем этом было легче, чем гадать, что тревожит сидевшего рядом мужчину. Кроме того, можно было не думать о звонках Эвана. Он погрузился в чтение, заметив, что такси описало кривую, замедлило ход и повернуло направо, на живописную дорожку, вьющуюся между увитыми цветущими растениями каменными стенами. Дорожка серпантином кружила вокруг холма, покрытого густой тропической растительностью. Такси резко свернуло и остановилось у каменной сторожки, где рядом с высокими воротами кованого железа с медными буквами «Энклейв» стоял охранник в униформе. Лиам высунулся в окно и назвал ему свое имя; ворота распахнулись, и машина въехала во двор. Еще один поворот, и Зейн ахнул от удовольствия. Изысканный четырехэтажный отель в средиземноморском стиле приютился у подножия холма, возвышавшегося над самым морем. Длинная лестница уступами спускалась к белоснежному песчаному пляжу. По ступенькам летали официанты с подносами, нагруженными едой и напитками для гостей, отдыхающих под большими голубыми пляжными зонтиками, прикрепленными к шезлонгам. — Совсем как театральная декорация! – воскликнул Зейн. Швейцар открыл дверь, и Зейн, выскользнув из машины, закинул голову, продолжая любоваться отелем. Голубая черепичная крыша и белые оштукатуренные стены с изящно скругленными открытыми балкончиками по фасаду и большими лоджиями по бокам производили незабываемое впечатление. Зейн и Лиам вошли в прохладный, элегантно обставленный вестибюль с полированными каменными полами и высокими стеклянными дверями, ведущими на балкон, очевидно, заменявший столовую. Они миновали стойку консьержа, где парочка гостей договаривалась об аппаратах для подводного плавания и моторной лодке, но когда Лиам подошел ко второй стойке, где стояла табличка «Регистрация приезжающих», Зейн нерешительно на него посмотрел. — Я еще не зарегистрировался – объяснил Лиам. — Разве вы не тут остановились? Он покачал головой: — Я живу на яхте друга, но подумал, что здесь нам будет удобнее. Вместо того чтобы подойти к стойке портье, Зейн показал на ряд стульев около лифтов. На столике между ними лежала кипа гостиничных проспектов. — Я подожду там. Лиам направился к стойке, едва не столкнувшись с двумя женщинами, выходившими из магазинчика в вестибюле. При виде его они перестали смеяться, замолчали и обернулись, чтобы посмотреть ему вслед. Но воздержались от комментариев, пока не приблизились к лифтам, где сидел Зейн. — Ты когда-нибудь видела такого красавца? – прошептала одна из них. — Его можно смело назвать богом, – согласилась подруга почти благоговейным тоном с сильным французским акцентом, после чего снова обернулась. Зейн машинально проследил за направлением её взгляда. Лиам стоял у стойки, заполняя обычные регистрационные формы. Отсюда его плечи казались шириной в добрый ярд. Но тут ему в голову пришла мысль, мигом вытеснившая размышления о его мужских достоинствах. «Бог» не привез с собой чемодана! Объяснить это можно было только тем, что Лиам решил оставаться обнаженным до завтрашнего утра. Сердце Зейна куда-то покатилось. Прошлой ночью он настоятельно просил его привезти с собой смокинг, потому что хотел взять его в казино, но сам не захватил даже смены одежды, даже плавок... Потому что пляж и бассейн, вероятно, были нудистскими! Если верить путеводителю, прочитанному в такси, многие пляжи французского сектора были нудистскими, а ведь отель определенно находится во французском секторе! Перспектива оказаться на нудистском пляже, да еще и голым, заставила Зейна вздрогнуть от ужаса. Бессильно обмякнув, он начал раздумывать, как выйти из положения. Он не сможет разгуливать голым, хотя бы и до пояса, перед толпой незнакомых людей. Просто не сможет! Зейн и в одежде чувствовал себя не в своей тарелке в окружении огромного количества людей, не говоря уже о том, чтобы представить перед ними обнаженным. Управляющий отелем умудрился заступить дорогу Лиаму, когда тот, закончив заполнять формы, направился к Зейну. — Очень рад, что смог предоставить вам достойный номер, мистер Пейн, – провозгласил он, протягивая руку Лиаму. – Конечно, дело оказалось крайне деликатным, но другая сторона была вполне удовлетворена вашим предложением. Мало того, они очень обрадовались. Зейн ненароком увидел, как Лиам небрежно полез в карман, прежде чем пожать руку управляющему, и невольно задалась вопросом, сколько денег пришлось отдать Лиаму за оказанную услугу. Кстати, что это за предложение и кто такая эта «другая сторона»? — Дидерик наверху, ждет вас, – продолжал управляющий отелем. – Он уже позаботился о всех ваших нуждах. Зейн от души понадеялся, что эти «нужды» заключаются в доставке одежды и плавок для Лиама, но тут же понял абсурдность такого предположения и опустил голову, чтобы скрыть нервный смешок. Через секунду прямо перед ним возникли ботинки Лиама. — Готов? – спросил он. Взгляд Зейна медленно скользнул по его ногам, тонкой талии, черной тенниске, обтягивающей мускулистую грудь и широкие плечи, сильным рукам, покрытым изящными татуировками и, наконец остановился на загорелом лице и пронизывающих карих глазах. — О каких нуждах позаботился этот Дидерик? – со смехом выпалил Зейн, поднимаясь. При виде его сияющего прекрасного лица Лиам тоже не удержался от улыбки: — Надеюсь, имелся в виду ленч.