Романс на старой гитаре.

Они зашли в холл театра имени Маяковского. Наташа, почуствовав себя в своей тарелке, глубоко вздохнула, наконец, перестав извиняться, что Вася заплатил за такси, хотя заплатил за девушку он по собственной воле. Шакулину же наоборот стало немного не по себе от гробовой тишины, необъятных пространств, ужасающего, но в то же время невероятного впечатления от пустого театра. — Я тоже не люблю все эти театры, — неожиданно призналась Наталья на то, как съёжился Шакулин, но тут же пояснила, поймав недопонимающий взгляд Васи: — Ну, все вот эти фойе, бархатные сидения, портеры… Всё так пафосно и напущенно. Но есть одно во всём театре место, где возможно продолжать существование. Наташа вела его за собой, куда-то вглубь, где, обычно, прохода не бывает, даже не сдавая в гардероб вещи. Вдруг к ним подошла уборщица в синей форме и начала возмущаться: — Наталья Евгеньевна, Вы же знаете, что Даниэль Робертович не разрешает посторонних проводить в костюмерную… Вася стоял в лёгком недоумении. Это имя — Даниэль Робертович, — как ему казалось, он даже когда-то слышал. Но Наташа, видимо, слышала его всё время, да и эти лекции ей порядком поднадоели — всё можно было заметить по её скучающему выражению лица, но предсказать её дальнейшие действия никак не представлялось возможности, поэтому оставалось готовиться к худшему. Когда уброщица закончила изливать свой поток упрёков, Наталья терпеливо вздохнула и улыбнулась: — Ну, Жанна Николаевна, сами понимаете… Как же посторонний… Женщина всё пронзительно смотрела на неё из-под толстых очков. Наташа тогда отвела взгляд куда-то вниз, и вдруг Вася почувствовал, как её ладонь покрывает его, как переплетаются их пальцы. Сказать, что он смутился — ничего не сказать. Он весь обомлел, его щёки запылали, а в животе всё перекрутило, но Жанна Николаевна, будто бы не замечала его оцепенения, полностью обращённая к ещё нескольким недвусмысленным жестам* Натальи: — Ой… ладно — никому не скажу, — и скрылась с ведром за поворотом. Наташа оглянулась, всё крепко сжимая кисть знакомого, и продолжила путь куда-то в дебри театра. Вася находился в расстеренности. После его слабых попыток вырваться Наталья рявкнула на него, ибо если сейчас появится Жанна Николаевна или какая-нибудь её подружка, которая уже всё знает, то будет подозрительно, что мы не ходим, держась за ручки! И вообще, тихо — не спорь! — Вот моя скромная обитель, — сказала Наталья, когда щёлкнула ручка двери. Они стояли в просторной комнате — Что за представление ты там устроила? — Вася, наконец, освободился от оков. — Мы не дети! И санперсонал — не дети! Кто поверит в эту чушь?! — Санперсонал, — спокойно ответила Наталья. — Это театр, мой дорогой — здесь ничего не происходит, и уборщицам только в радость хоть из чего-нибудь раздуть сплетню, обсудить это на перерыве за кружкой кофе. Так что они поверят каждому слову, если это хоть каплю похоже на интрижку. Девушка упала на кресло, уставившись на Василия, старавшегося обработать эту информацию и убедить себя в правоте её слов, и продолжила: — Но для реалистичности стоит трахнуться. Прям здесь. Раздейвайся. — Что? — Шакулин был в точке кипения. — Шучу, — она послала ему воздушный поцелуй. — И тебе смешно? Что за чёртов цирк?.. — Я здесь живу. — Каркаде, на связь, — в комнату ворвался высокий, статный человек лет сорока, с прибалтийским акцентом, тут же внушивший Васе доверее. — Да, Даниэль Робертович? — Наталья спросила нарочато слащаво. — На собеседование — новый актёр, из этих твоих, студентов. Шакулин немного поёжился, постоял в нерешительности и, будто набравшись храбрости, сказал: — Я пойду, пожалуй. — Солнце, по поводу занятий напишу чуть позже, — кивнула Наталья. — Хорошо. До свидания, — Вася вышел, хлопнув дверью, стараясь убедить себя, что всё это ради Жени, ради Жени. Наталья и Даниэль остались в костюмерной одни. Теперь всё их общество — ткань, швейные машинки на широких столах с кучей канцелярии да барское кресло здешнего главнокомандующего Наташи меж двух заваленных стелажей. — Опять людей пугаешь? — поинтересовался Даниэль. — Да.

***

Вася. Мне кажется, что она сумасшедшая. А с виду была такая приятная девушка… Василий сидел на кровати, укутавшись в одеяло и слушал в наушниках музыку, желая отстраниться от этого мира на ближайшее время. Он всё никак не мог переварить Наталью — очень, очень странный человек. Женя. Ну, не такая уж она и плохая, на самом деле — разве что со своими тараканами, как и все театралы Шакулин посидел какое-то время, ничего не печатая в ответ, однако вскоре Калинкин уже читал длинющее сообщение о всех тех приключениях, что произошли с его другом за послелние двенадцать часов. Женя. Апхах, ну что сказать… Ты ей явно понравился Вася. Очень странное проявление симатии Женя. А она назначила занятие? Вася. Ага. На одиннадцать утра Женя. Ооо, ну, всё, обратно дороги нет Вася. Женя, что ты имеешь в виду? Мне страшно Женя. Два забавных факта: она не берёт учеников по гитаре, которых я ей даю, а если и берёт, то ставит только вечером, чтобы они страдали от пробок, потому что крайне из не любит. Выводы делай сам;) Шакулин в отчаянии закрыл лицо руками.