Какими мы стали

Чонгук встречает утро в настроении максимально дерьмовом. Он наскоро застегивает манжеты, чтобы покинуть спальню, в которой также находится его спутница жизни. Ночью его посетила мысль лечь на диване в гостиной, однако вновь привлекать внимание окружающих к их семейной драме не хотелось. Поэтому Чон приструнил своего оскорбленного гордеца и волей-неволей разделил с Чэён предназначенное для них ложе. Как бы он ни торопился, девушка просыпается раньше, чем он успевает уйти, и первое время они оба двигаются по комнате в гробовой тишине. В этот раз Чэён сбросила с себя традиционный свитер и леггинсы — видимо, адаптировалась к перманентному холоду. Вместо этого на ней короткая ночная рубашка с кружевом и шорты. Выглядит она в них неплохо — Чон должен признать. Девушка на носочках подкрадывается к нему со спины и обнимает его как огромную плюшевую игрушку. — Извини меня, Чонгукки. Я была не права! Она укладывает голову мужчине между лопаток и крепче обвивает его грудь: — Я заказала всем подарки, их доставят к Новому году. Простишь? Она трется о него щекой подобно кошке, выпрашивающей еду. Чонгук не хочет её прощать, не хочет возвращать всё на круги своя — ему осточертело всё, связанное с Чэён, за один короткий вечер. — Чонгукки, — повторяет она, встав перед ним лицом. — Ну, обними меня! — вновь она обхватывает его туловище руками и жмётся к груди, добиваясь прощения. У Чонгука нет видимых причин возражать. Она свою вину признала и исправилась. И Чон обязан её простить, пусть даже и не горит желанием. Он заставляет себя обвить её плечи и пробыть в этой позе секунд пять до тех пор, пока не раздаётся стук, и отворяется дверь: — Ой, извините, — Чимин, появившийся на пороге, опускает глаза тут же, едва увидев полуголую Чэён в объятьях мужа. — Ничего страшного, — Чон спешит отстранить от себя женщину и приближается к Паку, что уже собирался уходить: — Что такое? — Мы… — Чимин всё ещё не решается поднять голову. — Дети проснулись. Я подумал, вы, ребята, — Чимин смотрит куда-то между, наконец оторвав взгляд от пола, — захотите посмотреть, как они распаковывают подарки от Санты. — Да-да. Конечно! — Чонгук думает, что своим энергичным тоном может внести жизнь в потухшие чиминовы глаза. Но как бы не так. — Да, только я сейчас переоденусь, — вмешивается Чэён голосом отвратительно дружелюбным. Паку не удаётся скрыть разочарование. Оно такое явное и неприкрытое, что, кажется, понятно даже человеку несведущему. Он кивает и закрывает за собой дверь, уходя. В груди саднит. Самое последнее, что он хотел бы видеть утром — это Чон Чонгук любовно обнимающий собственную жену. Помирились, значит. Что и следовало ожидать. — Чимин? — слышит он за спиной, но останавливаться не намерен. — Всё в порядке? «Ты ластишься к жене после того, как почти признался мне в любви. Как ты думаешь, всё в порядке?» — Да, — выплевывает Чимин, продолжая вглядываться в пол. — Рад за вас. Как я и говорил, у вас всё быстро наладилось. Из сказанного сочится обида, как из жареного мяса — жир. Ему хочется истерить, устраивать сцены ревности, бить Чона по груди — но ни на что из перечисленного он не имеет права. Чонгук цепляется за его руку в попытке остановить, и применяет чересчур грубую силу — от того, как сжимается его рука на чиминовом запястье, больно почти до крика. — Почему ты заставляешь меня чувствовать вину за это? — Чон принуждает на себя посмотреть. И Чимин смотрит. В бездонно чёрных колодцах — отчаяние и гнев: — Ты сам обнимаешься со своей женой при каждом удобном случае! — Это другое!.. — оправдывается Пак, даже не стараясь скрыть очевидную ревность. — Другое? Разве она тебе не жена? Которую ты уже второй раз обрюхатил. Чон придавливает старшего к стене. Паника нарастает, и Чимин не находит, что ответить. Из головы стёрлись все файлы с язвительными ответами одним Ctrl+A Delete. И ему ничего не остаётся кроме как, спрятав взгляд, произнести: — Хорошо. Да, ты прав. Воздух спёрт между ними, его невозможно вдохнуть. Чимин жмётся к стене в оцепенении, а младший водит носом по его шее, словно в любую секунду готов вонзить в неё зубы. — Почему ты такая сучка со мной? — шепчет Чон, а его обжигающее дыхание оставляет череду красных пятен на коже. — Постоянно. У Чимина сердце в груди трепыхается будто умирающая птица. Всего трясёт. Чонгука хочется одновременно оттолкнуть и растворить в себе. Смертельные чувства. — Чонгук, твоя жена прямо за дверью, — он пытается сохранить благоразумие, но эта миссия невыполнима, когда Чон водит ладонью по талии и обвивает её туго, не позволяя и с места сдвинуться. — Тебя раньше заводила опасность, — шепчет тот в ухо. — То было раньше, прекрати! У Чимина тянет внизу живота, в паху твердеет почти моментально. Чон Чонгук умеет быть сексуальным, когда хочет. Он способен до исступления довести, стоит ему приложить немного усилия. — Давай проведём вместе ночь, — умоляет. — Пожалуйста. Нам нужно поговорить. — Просто поговорить? — Да. — Поговорить можно и днём. — Не так поговорить. — Чонгук… — Пак готов снова пустить слезу, когда губы младшего накрывают его собственные. Чёрт возьми, он не может сдаться так быстро! — Просто скажи да, и я отпущу тебя, — Чон щадит его, не целуя, но отстраняться от губ в его планах нет. Старший почти воет от безысходности и непрошеного желания, что тягучей патокой разливается по телу. Он опускает глаза, обожжённый пристальным чонгуковым взглядом, сокрушаясь: — Почему ты просто не можешь оставить меня в покое? — Чимин-а, — большие сильные ладони спускаются к ягодицам, а по ту сторону двери уже слышатся чэёновы стремительные шаги. Почему только Паку страшно? — Хорошо. Хорошо! В час ночи на балконе. Устроит? — Тот балкон, который с джакузи? — уточняет младший, а у самого — наглая ухмылка на лице. — …Да. — Идёт. Мгновенно Гук отпускает его из мучительного плена и направляется к лестнице как ни в чём не бывало. А у его хёна ноги подкашиваются, и конечности дрожат как при Паркинсоне. Надо отдышаться. Именно в эту секунду Чимин понимает, что проиграл, и власть целиком и полностью передана в руки Чонгука-тирана. Остаётся только наивно взывать к его милосердию и снисходительности. Ему действовать непринуждённо теперь не под силу, но вскоре из комнаты и вправду выходит Пак Чэён, вся разодетая и нервирующая, и вместе они, вежливо друг другу улыбаясь, спускаются в гостиную. Там Джухён одевает дочь в платье Эльзы — белое, как у невесты. Минджи, восторгом переполненная, танцует на месте, не давая матери и шанса застегнуть пуговицы на наряде. — Где же ты? К тебе я взываю! Где же ты… — Не дергайся, Минджи. — Ой, прости, мамочка. Чэён заметно напрягается, когда её сын рвёт оберточную пленку в надежде увидеть заветные перчатки Железного человека. Ей очень стыдно, но письмо Санте Чонин писал не при ней, и о своём желании рассказывал только отцу. Откуда ей было знать? — Солдатики? — на лице ребёнка отчётливо читается огорчение. Чонгук садится рядом и приобнимает сына, спрашивая: — Что? Это не то, что ты хотел? — Я просил у Санты перчатку Железного человека. Чэён сердится, ведь все присутствующие за исключением занятых подарками детей, смотрят на неё. Девушка не понимает, чем заслужила всенародное осуждение. Она просто приготовила не тот подарок, а не продала ребёнка на чёрном рынке! — Ничего страшного, — утешает отпрыска Чонгук. — Наверное, до Санты просто не дошло твоё письмо. Такое бывает. Но зато он не забыл тебя, видишь? Всё равно принёс тебе подарок. У Чимина сердце пропускает удар при виде такого уютного Чона. Всё могло быть иначе, и он возможно был бы так ласков с ребёнком, которого они бы вместе усыновили в другой стране. Задумавшись об этом повторно, Пак выносит вердикт: невозможно. Эта идея априори кажется сказочной утопией. — Чонин-а, — Минджи берёт сидящего на ковре мальчика за руку. — Пойдем, у меня есть для тебя сюрприз. Мальчик смотрит вопросительно сначала на младшую, затем — на папу. Тот ему кивает и поднимается с места, говоря: — Только быстро. Мы сейчас будем завтракать. — Ага, — Минджи бежит в сторону лестницы, и Чонина-оппу утягивает за собой. Она воодушевлена и по обыкновению энергична, на ней потрясающе сидит платье от Санты, подол которого изящно скользит по ступеням, да и в целом она прекрасна, что уж скрывать. Они забегают в их комнату, и девочка, оставив Чонина в центре, достает из прикроватной тумбочки лист бумаги. — Это тебе! — она протягивает другу Железного человека, тайно нарисованного ею в игровой. Он неидеален — не все детали костюма выделены, но девочка сделала это для Чонина. От чистого сердца. А в школе учат ценить всё, что делается от чистого сердца. — Мне нравится, — говорит Чон, — я заберу его с собой и прикреплю на холодильник! Минджи от услышанного торжествует. Внезапно у Чонина лампочка в голове загорается, и он говорит: — У меня тоже есть для тебя кое-что. У него возле кровати лежит рюкзак, из которого мальчик достаёт один из многочисленных комиксов. — Вот, — он суёт девочке в руки издание, на котором изображена какая-то рыжая тётя в чёрном костюме. — Что это? — Это Чёрная вдова. Она самая крутая супергероиня Марвела. Как твои принцессы, только она ещё и драться умеет. — Вау! — у девочки в глазах огоньки вспыхивают, пока она листает красочные страницы. Радость её искренняя и неподдельная. — Тебе очень понравится, как только ты научишься читать… — Я уже умею читать! — перебивает друга возмущённая Минджи, и тот молниеносно поправляет себя: — Как только научишься быстро читать. — Спасибо! — захлопнув комикс, она кидается Чонину в крепкие объятия. Сегодня она получила такие хорошие подарки, что задобрена на день вперёд. Старший обнимает её тоже и не хочет отпускать, когда та из тисков пытается выйти. С секунду он смотрит в её искрящиеся глаза и решается. В фильмах это выглядит довольно просто, да и одноклассники говорили, что поцелуй — дело плёвое. Так что он приближается и чмокает в слишком большие для маленького лица губки. Действительно просто — это как в щёку, просто в губы. Чонин делает шаг назад, счастливый и гордый, но перед собой видит полные ужаса очи: — Что ты наделал? — молвит испуганно она. — Что? — Я теперь забеременею! — такое заявление огорошивает Чонина. Он ждал совершенно иной реакции. — А? — Ты, что, совсем маленький? Не знаешь таких вещей? — Минджи злится не на шутку. — Дети появляются от поцелуя в губы! Моя мама забеременела, потому что они с папой целовались! Теперь я тоже буду беременной! Мальчик сам впадает в панику. Такой вариант развития событий он даже не рассматривал. В смысле, беременной? Они же сами дети. — Это правда? — Конечно, правда! Мы станем родителями! — Дети! — в дверях комнаты появляется мама Минджи. — Завтрак готов, спускайтесь. — Хорошо, мама! — девочка улыбается матери как ни в чем не бывало, а когда та уходит, шепчет Чонину: — Маме с папой — ни слова! Чонин кивает, подчиняясь команде, но не может по-прежнему в логический ряд выстроить всё, что она сказала. Никто из его одноклассников не предупреждал, что от поцелуев бывают дети. Значит, что, они врали о своём богатом опыте? После тихого многозначного завтрака каждый обитатель дома удаляется разбирать персональный вагон новых проблем и задач, который они, вероятно, заберут с собой в новый год. Чимин избегает встречи весь день, поэтому проводит несколько часов в комнате, разбирая рабочую почту и списываясь с подчиненными. За это время он пару десятков раз жалеет о назначенном свидании и ещё сотню раз твёрдо решает на него не идти. Когда наступает время ужина, он видит Чонгука за столом, и безответственный развратник внутри него пробуждается снова. Это будет просто разговор — более глубокий и детальный, но всё же разговор. Возможно, им стоит наконец развернуть все недомолвки между ними и объясниться. Чонгук прав. Их жизнь на двоих значила слишком многое, чтобы попросту притворяться, будто ничего не было. Да. Чимин пойдёт. Но Чимин почему-то вновь проводит около часа в ванной и укладывает волосы ближе к ночи. — Ты побрил ноги? — Джухён присоединяется к мужу, пока тот вовсю орудует феном, и берёт зубную щётку, озадаченно Пака озирая. Её вопрос лишает Чимина дара речи. Он смотрит на свои гладкие голени и мысленно признаёт, что, да — он слишком очевиден в своей попытке выглядеть идеально. — Зачем? — добавляет супруга. Тот пожимает плечами: — Так разве не лучше? — Ты так раньше не делал. Джухён смотрит исподлобья, нанося зубную пасту на щётку. Пока она чистит зубы, Чимин мнётся, как мальчик под прицелом строгой матери. У него никогда не получалось правдоподобно врать, так что в этой ситуации он предпочитает хранить молчание — авось, жена отстанет. — Но неплохо, — выносит вердикт Джухён после гигиенической процедуры и, поставив щётку обратно в стакан, чмокает мужчину в щёку: — Не забудь подкинуть дров в котел. Я спать. Пак выдыхает облегченно от того, что его сомнительный метод игнорирования проблемы сработал. Просьбу дорогой жены он выполняет, а потом ложится к ней в постель, предварительно взглянув на часы. Чонгук выходит из комнаты в 00:58, когда вокруг ни зги не видно. Скромная деревенька, в которой они обитают, высокой освещенностью похвастаться не может, так что в окна не светят даже уличные фонари. Чон как можно тише поднимается по скрипучей лестнице на третий этаж и переживает: вдруг Чимин не придёт? Чонгуку уже из соображений чести не хочется быть вновь отвергнутым, потому что всё это время старший крутил им как хотел. Он решает: если Пак не придёт на этот раз, то он прекратит любые поползновения в его сторону. Балкон на третьем этаже просторный, из него открывается прекрасный вид на местные леса да поля. Чонгуку в частности, приближающемуся к балкону, открывается вид на изящную чиминову спину. Чон ликует. Игра продолжается. — Ты уже и джакузи наполнил? Пак вздрагивает, услышав знакомый голос за спиной. Резко повернувшись, он обнаруживает в сантиметре от себя высокое чонгуково тело. Голову приходится поднять, и он осязает чужое дыхание, треплющее его ресницы. Пак с вызовом смотрит в космические глаза, что сверкают даже в кромешной тьме, и говорит: — Да. Чтобы ты искупался, а потом умер от воспаления лёгких. Чонгук смеётся бархатно. Сукин сын. — Уверен, что не будешь оплакивать меня? — По крайней мере, больше никто не будет трепать мне нервы. Чонгук в очередной раз обнажает зубы в соблазнительной улыбке — и это выше чиминовых сил. Такое вытерпеть просто нереально. Пак опускает глаза, и младший вдруг кладёт ладонь ему на скулу, предположительно собираясь поцеловать. Чимин со страхом в сердце наблюдает, как приближаются чужие губы, и внезапно отворачивает голову, говоря: — Помнится, ты хотел поговорить. Чону разбивает сердце его строгость и неприступность. Сколько можно? Он ведь не железный. — Да, — молвит он, отступая. — Я просто хотел узнать… — М? — Чимин возвращает на него полный безразличия взгляд. Младшего он ранит опять. Хоть бы кто-нибудь подсказал — что у Пак Чимина в голове? Если бы он знал, не мучился бы сейчас столько. — Ты был уверен в своей ориентации, — начинает Чон неуверенно, — всегда говорил, что ты гей. Но теперь у тебя жена и дети… Почему? — А почему нет? — отвечает Пак легко и просто. Действительно. — А, понятно. Всё, спасибо, — Чон нервно смеётся, типа отшутился, и в ту же секунду ненавидит себя за то, что такой тряпкой становится рядом с ним. — А если серьезно? — Я уже ответил… — Это не ответ, — перебивает его вмиг Чонгук, губы поджимая. Одному богу известно, какую отчаянную борьбу он с собой ведёт. Чимина пугает резкая чонова непреклонность. С таким Чонгуком шутки плохи. Такой Чонгук не терпит игр. Пак ещё раз озирает искаженное мрачными эмоциями лицо. Выдыхает. Признаётся: — Потому что мне было всё равно. Старший замолкает, а Чон сводит к переносице брови, требуя более понятных объяснений. — Мне было всё равно, что произойдёт с моей жизнью потом… — Чимин сглатывает перед тем, как поднять на донсена глаза: — после твоего ухода… и твоей свадьбы. Мне было наплевать. Я считал, — он с трудом вынимает слова из самых глубин подсознания. Ему страшно обнажаться, но он продолжает делать это, сам не понимая, зачем: — считал, что никого больше не полюблю, так какая разница? Джухён — дочь одного из папиных друзей. Мы виделись пару раз, она очень нравилась моим родителям. Ну, мы и поженились. У Чонгука останавливаются все мыслительные процессы в голове, поэтому он лишь растерянно хлопает ресницами. Чимин, почти полностью свою подноготную вытащив, ждёт от него хоть каких-то слов. И тот их произносит: — А сейчас ты полюбил её? — Она хорошая жена и мать. — Нет, — трясёт Чон головой, — Я не про то. — Полюбил. По-своему. Чимин хмыкает, когда на четкой чонгуковой скуле проявляются желваки. Он ревнует так открыто и по-детски, что Чимин плавится от умиления и всепоглощающей Любви. Младший отворачивается, чтобы не демонстрировать свою микротравму. Конечно, он её любит. Не просто так у них второй на подходе. Нужно быть полным идиотом, чтобы рассчитывать на ответные чувства спустя восемь мать их лет! Чон готовится развернуться и уйти плакать, как униженный тюфяк, но старший пресекает любое его движение одним поцелуем. Чимин чуть ли не бросается ему на шею, впиваясь в губы глубоко. Он проиграл окончательно. Он пытался противостоять убийственной привлекательности, упорно сражался с настойчивостью, но сдался детской обиде. Как глупо и приятно. Чимин не жалеет. Чонгук первые секунды не отвечает, поскольку пребывает в шоке. У него глаза широко распахнуты, и он не может найти происходящему объяснений. Но сейчас есть только Чимин и его язык у Чона во рту. И с этим надо что-то делать. — Никто никогда не заменит тебя, слышишь? — шепчет Пак, оторвавшись. Возможно, он будет жалеть об этих словах завтра; возможно, ему нельзя было так перед ним открываться. Но, чёрт возьми, они были друг другу самыми близкими людьми в этой вселенной. Если не он, то кому он мог признаться? — До сих пор? — спрашивает в неверии Чон, и старший кивает без доли лукавства: — Да, — прикрыв глаза, он сталкивается с младшим лбами. Чон обнимает его, и кажется, что сейчас они в самом деле соединятся во что-то большое, обернутся в энергетический кокон и умрут вместе на этом же месте от избытка любви. — Я не люблю Чэён. Это правда. Я никогда её не любил! — Тш-ш-ш, — Чимин касается его раскрытых губ. — Давай здесь будем только мы. Чон смотрит на него абсолютно влюблённо, но веки тяжелеют, когда старший вовлекает его в ещё один долгий и тягучий поцелуй. Он выходит слаще, чем все предыдущие, потому что оба наконец чувствуют себя свободными от боли и предубеждений. Чонгук стонет бесстыдно, прижимая к себе хрупкое хёново тело, которое он всегда на инстинктивном уровне рвался защищать. Ему нравится, что Пак отзывчив и податлив. Нравится, когда его маленькие ладони скользят по чоновым плечам, а затем проходятся по спине и ниже — к резинке пижамных штанов. — М-м Чимин-а. — младший отрывается от поцелуя, чтобы сосредоточить внимание на том, что вытворяет Пак. Тот уже рукой в его трусах, ласкает неспешно его эрекцию. И это до сумасшествия приятно — лучше всего, что с ним происходило на протяжении этих восьми лет. Пак целует его снова, проникая языком во влажный рот. Чонгук весь потерянный — отвечает через раз и стонет, когда старший сжимает в ладони мошонку. — Нравится? — Очень. У него искусно изогнуты брови, которые тоже хочется целовать. Чимин не выдерживает и снова путешествует губами по чонгукову лицу. Нос, скулы, ресницы, лоб. Младший слабеет от обилия ласк: от нескончаемых поцелуев и руки, что медленно водит по его твердеющему члену. — Пососи его, — задыхается он, — пожалуйста. Чимин чувствует, каким влажным он становится там, и честно говоря, сам хотел туда нырнуть и без просьбы Чонгука. Он становится на колени, попутно спуская с младшего эластичные штаны. Чонгук перед ним большой и настолько крепкий, что сразу опровергает ту кличку, которой Чэён его прошлым вечером нарекла. Чон с замиранием сердца наблюдает, как старший лижет выступившую на головке смазку. С годами Пак стал ещё сексуальней, и сейчас, лаская член, он выглядит как греческий бог во плоти. Чонгук качает бёдрами, позволяя старшему облизывать его по всей длине, и входит в широко раскрытый рот. Там Чимин до безумия мокрый и горячий, и Чон всхлипывает опять, когда тот насаживается до самого основания. Кончик чиминова носа касается чонгукового лобка, а после он выпускает член из себя, оставляя донсена в недоумении. — Раньше ты так не умел, — произносит он, но в ответ получает только смешок. Его бесит мысль, что у хёна могли быть ещё мужчины после него. Сколько людей наслаждалось этими сладкими губами? Скольких они сводили с ума? Чимин отсасывает ему ритмично, пропуская Чона глубоко в себя, и депрессивные раздумия довольно быстро покидают голову последнего. Чимину сносит крышу ощущение твёрдого члена во рту, он посасывает увлечённо головку, затем путешествует по всей длине пока не достигает мошонки. Он лижет и берёт её в рот по одной, водя по стволу ладонью. Чонгук над ним теряет равновесие, иногда шатается и время от времени выпускает звучные вздохи. Прелесть. В бессилии Чон цепляется за чиминовы волосы и давит на макушку, направляя член обратно хёну в рот. — Ахх. да, — выдаёт он, когда старший делает это быстро. Надавливает ещё, заставляя принять глубже и толкается сам, потому что Чимин, судя по всему, опытен и всё осилит. Чонгук глядит на него из-под ресниц и с ума сходит от того, какой он красивый с этим томным взглядом и опухшими губами. Этот рот Чону хочется трахать без остановки, и он делает это быстрее, пока хён втягивает щёки, не оставляя во рту никакого пространства. В этот раз он чувствует, что кончит быстро — особенно, когда Пак включает в дело ладони, спиралью закручивающиеся по толстому стволу. — Чи. Чимин-а. я… — Хочешь кончить, Чонгукки? — Угу… — младший кусает губы, не в силах смотреть на это похотливое личико. Чимин дрочит ему медленнее, целуя коротко влажную головку. — Хочу, чтобы ты кончил мне в дырочку. Сделаешь это? Чонгук и забыл, какой у старшего грязный рот во время близости. Забыл, от чего ему каждый раз было стыдно на следующее утро. Чонгук кивает, потому что приворожен, и Пак поднимается с колен, чтобы, оперевшись о перила балкона, снять с себя штаны. Он выгибается так красиво, что на этот зад грех не кончить. Чимин раздвигает пальчиками половинки ягодиц и просит войти внутрь. Чонгук интенсивно водит рукой по члену, пристраиваясь к расслабленному анусу. — Ты подготовился. Чимин прячет пунцовые щёки за плечико, через которое смотрит на донсена, и тот заходится в предоргазменной судороге прямо на его глазах. Головка входит в узкое кольцо мышц, и в следующее мгновение Чон бурно кончает внутрь. Сильные спазмы заставляют его крупно вздрагивать при каждом семяизвержении. В Чимина льётся много, потому что Чонгук, как говорилось ранее, не железный, а терпел он долго. — Ты такой тёплый, Чон-а… — тянет Чимин, ощущая как наполняется спермой до краев. Опустошённый после мощного оргазма, Чонгук выходит из старшего и целует его, пока сжимающаяся рефлекторно дырка выталкивает наружу густое семя. Они целуются влажно и беспорядочно, иногда просто играясь языками. Чон вслепую гладит пальцами ложбинку между хёновых ягодиц, размазывая по ней всё, что вытекло. — Ты весь испачкался, — шепчет он. — Нужно искупаться, пока вода не остыла. Не желая расходиться, они сбрасывают друг с друга одежду. Морозный воздух касается каждого открывшегося участка кожи, и им приходится немедля войти в воду, дабы избежать обморожения. От джакузи исходит горячий пар, поскольку в нём поддерживается стабильно высокая температура. Пак включает массажный режим и беспардонно садится на Чонгука, кладя руки ему на плечи. Донсен этому совсем не препятствует, только подтягивает ближе к себе, чтобы согреть теплом своего тела: — Был бы этот джакузи здесь, когда нам было по шестнадцать, — усмехается Чон. Чимин нежится в его руках, поглаживающих тонкую талию. Несмотря на беспощадный холод внешней среды, ему в этом микроклимате чонгуковых объятий невероятно тепло и уютно. — Мы бы нашли ему применение, — дополняет Пак и тоже смеётся. Он чувствует член младшего между своих ягодиц и трётся о него, желая получить как можно больше от этой близости. — Нам предоставилась чудесная возможность сделать это сейчас, — Чон улыбается лукаво — настоящий змей искуситель. Он омывает горячей водой чиминовы руки и грудь, одновременно дотрагиваясь пальцами. Чимин замирает в любопытном ожидании его следующих действий, а любовник вновь изучает его татуировку: — Так вот, что она значит. «Всё равно»? — он поднимает на старшего осторожный взгляд, боясь ненароком обидеть. Но Чимин сегодня утаивать ничего не собирается, раз уж начал с признания. Он коротко кивает, и больше они об этом не говорят. Чонгук просто наклоняется и целует её. — О… — Пак цепляется за шею младшего крепче, чтобы не упасть от его порывистых движений. Тот водит языком по контуру букв, оставляет на коже горящие поцелуи. Потом поднимается к груди: — Ах, Боже, только не соски! — Чимин не сдерживает стон, когда чужие губы накрывают морщинистую от холода ареолу. Чонгук втягивает в рот один, лаская большим пальцем второй. Пака кроет от того, как играется гибкий чонов язык с чувствительной бусиной. Чёртов золотой парень — хорош во всём, что делает! Старший выгибается, подставляясь ласкам; его сосок набухает и краснеет после чоновых губ. — Такой красивый и нежный, — ахает Чонгук, успокаивающе поглаживая хёнову грудь. Чимин разрешает ему поиграться и со вторым соском, замечая, как от этого младший твердеет. Он ёрзает верхом на члене в неудержимом желании погрузить его в себя. Но пока он лишь чувствует ствол, двигающийся между половинок. Ладонь младшего вдруг оборачивается вокруг его ноющего члена, и Пак стонет в полный голос, потому что ему хорошо со всех сторон. Он толкается в тугой кулак и движением вперёд-назад также бьётся о чонгукову нарастающую эрекцию. Чонгуку нравится превращать его в изнывающую куколку. Он крепче обвивает Чимина, не позволяя шелохнуться. Лизнув сосок, он дует на него, и тот, весь влажный и покрасневший, увеличивается в размерах. — Прекрати их терзать, — умоляет Пак. — Но они ведь такие милые. — Ах, — запястьями он прикрывает грудь, смущаясь. — Хватит, не смотри! Чонгук смеётся и целует его в искусанные губы. Он дразнит головку, чтобы старший всхлипывал в поцелуй, и у него это прекрасно получается. — Войди в меня, — просит старший, достигнув ожидаемого пика. — Сейчас же. Мне нужен ты внутри. Чон чувствует, как пульсирует паков член в его ладони. И понимание, что он Чимину так необходим, ужасно трогает и впервые за долгое время дарит радость. Пак внутри липкий и скользкий из-за оставшейся спермы. Чонгук ласкает пальцами тугой вход, суёт сразу два, целуя хёна крепко. — Раскрой её. Раскрой шире, — пыхтит Гук ему в губы, и Чимин максимально расслабляется, чтобы впустить в себя толстый ствол. — Аххнда, Чонгукки, — Чимин закидывает голову, позволяя луне осветить его лицо своим серебром. Чонгук входит в него, и тугие стенки обхватывают член так крепко, будто сегодня их первый раз. Пак двигается на нём нетерпеливо, вонзая ногти в чоновы плечи от боли. Чонгук сжимает руку на его упругой ягодице, задавая ритм, а другой дрочит ему с повышенной скоростью, потому что хён весь в смазке и хочет кончить. — Чонг… сейчас, я сейчас, — Пак прячет лицо в сгибе чужой шеи и с криком изливается в воду. Перед глазами всё плывёт, и внизу живота — взрывы один за другим. Он кусает тонкую кожу шеи, весь дрожа. — Нужно выходить. Ты заболеешь, — беспокоится Чон, но старший сидит на нём с его членом в себе и мямлит: — Ещё чуть-чуть. Давай побудем тут ещё немного. Пак растворяется в ощущениях абсолютно счастливый. Они соединились как два идеально подходящих друг другу пазла; и всё, что творится сейчас, кажется таким правильным и нужным, что Пак не боится ничего. Ни заболеть, ни даже быть пойманным. Ему всё равно.