Инферно

Ченлэ кривится, когда капли дождя с зонта, который стряхивал слуга, попали на него. Погода была отвратительной. Целую неделю лили дожди, народ не может нормально работать, все бездельничают. Везде мокро, сыро, Ченлэ такую погоду терпеть не может. Он любит солнце, тусклость мира навевала на него тоску. Купец вздыхает, проходит вглубь пекарни, где его радостно встречает пекарь. — Господин Чжон, рад вас видеть! Чего желаете? — Ченлэ усмехается, вставая у прилавка. — Уж не думаешь, что хлеба? — пекарь звонко смеётся, исчезает на секунду, а когда возвращается, кладёт перед Ченлэ красивый белый батон. Китаец довольно кивает, достает деньги — Свежий, Господин Чжон, только испёк, — Ченлэ отдаёт монеты пекарю, берёт хлеб, с натянутой улыбкой слушает его болтовню. Вдруг мужчина застывает и громко ругнувшись, бежит к печи. Недовольно достаёт обугленный хлеб, цокает и ворчит, Ченлэ собирается уходить, как слышит: «Нужно отдать Джисону». Парень резко останавливается, разворачивается. — Что? — пекарь поднимает взгляд и поясняет. — Джисон. Парень у нас тут есть. Хороший, работящий малый. Вот только беда с ним приключилась. Внутри Ченлэ всё холодеет. А ведь он не видел Джисона больше недели. Липкий страх разливается по внутренностям, сковывая дыхание. Он ведь не простит себя, если Джисон в опасности. — Что с ним случилось? — немного севшим голосом уточняет Чжон, на что получает пожимание плечами. — Его сестра очень сильно заболела. Болезнь серьёзная, ему пришлось сдать её лекарю. Семья Пак и так не особо богата, а тут это дорогое лечение… Как назло с этими дождями нет работы… — мужчина вздыхает. — В общем, голодает парниша, – Ченлэ чувствует как учащается биение сердца. Он представил, что Джисон не ел столько времени и самому становится вдруг плохо до тошноты. Ченлэ молится всем богам на свете, чтобы Пак был в порядке и покупает ещё хлеба. Ченлэ тревожно шагает мокрыми грязными улицами по пути к дому Джисона. Ему не жалко новых ботинок, не жалко парнишку с зонтом, что не поспевает за его стремительным шагом. Он вступает в лужу, чувствует влагу на ногах и чертыхается. Он ненавидит дождь. А ещё себя. За то, что не уберёг, хотя собирался. Клялся себе, что поможет, поддержит. А в итоге даже не знает, где его искать. Чжон поворачивает в очередной переулок и вдруг в ужасе застывает. Перед ним — Джисон, сидит на земле, весь мокрый и продрогший. Чёрные волосы слиплись и закрывали глаза, Ченлэ прекращает дышать, когда видит его бледную, почти серую кожу и впалые щеки. Весь парень — исхудалый и какой-то покалеченный, Ченлэ чувствует смесь вины и страха. Он отдаёт хлеб услуге и, наплевав на дождь, бросается к Джисону. — Боги, Джисон! — выкрикивает он, садясь на колени рядом с ним. Ченлэ осторожно берёт худое лицо в свои ладони. — Джисон, ты в порядке? Посмотри на меня! – Пак с трудом открывает глаза, но Ченлэ не видит в них ни капли осознания. Это пугает, топит волной паники и отчаяния. Чжон гладит его по волосам, а потом, как можно осторожнее, берёт на руки. То, какой он лёгкий, бьёт в сердце очередным ударом ножа. Ченлэ не уберёг, не справился. Он кусает губу, поспешно несёт Джисона в дом. Тот недалеко, всего пару минут и Ченлэ облегчённо опускает парня на старую кровать. Китаец вытирает руки, берёт хлеб у слуги и отпускает его. Проверяет в сознании ли Джисон, шепчет ему, что всё будет хорошо и в панике выбегает из дома. Врывается в соседний дом, натыкается на испуганные глаза женщины. — Молоко! — выкрикивает Ченлэ. — Я хочу купить у вас молока! – женщина несколько секунд сомневается, но видя мешочек с деньгами, что протягивает странный незнакомец (там было намного больше, чем надо) кивает, и приносит ему кувшин с молоком. Ченлэ благодарно кивает, бежит обратно к Джисону. Там нетерпеливо ждёт, пока молоко нагревается на огне, успевая вытереть свои мокрые волосы и Джисона. Парень стал ещё худее, чем раньше, Ченлэ с ужасом чувствует его выпирающие ребра. Джисон от его прикосновений дёргается и дрожит с новой силой. Ченлэ виновато кусает губу. Вообще-то, его вины тут нет. Но он должен был заботиться. Должен был защитить. Китаец выливает молоко в старую надколотую миску, медленно шагает к кровати Джисона, стараясь не разбить. Он ставит тарелку на стол, немного приподнимает Джисона, садя его в удобное положение и отрывает кусочек хлеба. Вмокает его в тёплое молоко, преподносит ко рту Джисона и умоляюще шепчет: — Ешь, — Джисон смотрит на него несколько секунд из-под полуопущенных век, приоткрывает рот, берёт кусочек хлеба с рук, задевая губами чужие пальцы, и слабо пережевывает. На губах Ченлэ проскакивает радостная улыбка. Он отрывает следующий ломтик, снова кормит Джисона. Капли молока скатываются по чужому подбородку и его рукам, но это мелочи. Немного поразмыслив, Ченлэ оставляет большую часть хлеба на потом. Если организм Джисона отвык от еды, от большого количества ему может быть плохо. После еды Джисон действительно выглядел лучше и здоровее. Это не могло не радовать. Пока Ченлэ убирал на столе и разжигал спасательный огонь, Джисон успел уснуть. Чжон осторожно садится рядом со спящим Паком и смотрит на него долго-долго, с неземной тоской. Потому, что ему повезло, Джисону — нет. Джисону нужна помощь, но он её никогда не примет. Ченлэ вздыхает и прикасается к все ещё влажным волосам парня. — Глупый, глупый Джисон, — шепчет китаец и нежно гладит парнишку по голове. — Я так хочу защитить тебя… Джисон крепко спал, Ченлэ не уверен сколько часов, но когда тот вдруг открывает глаза, на улице темно и дождь больше не отбивал ритм на стёклах. Парень видит Ченлэ, медленно садится и обнимает свои коленки. Опускает голову, на Ченлэ даже не смотрит. Зная Джисона, Ченлэ просто уверен, что тому стыдно. Что сейчас он начнёт грубить, говорить, что обязательно вернёт долг. Не прогадал. — Не стоило, — тихо говорит Пак. Ченлэ хмурится и приближается к нему. Нежно приподнимает пальцами его подбородок, так, чтобы Джисон смотрел ему прямо в глаза, а потом негромко, но твёрдо выдыхает: — Ты едва не умер, – Джисон сжимается сильнее, отводит взгляд и огрызается в ответ. — Но не умер же! Лицо Ченлэ перекашивает от злости, он хватает Джисона за костлявые плечи и несколько раз несильно (боится навредить) встряхивает. — Джисон, ты себя то слышишь? — кричит Чжон — Я нашел тебя на улице, едва дышащего! Тебе так сильно хочется на тот свет?! – Джисон молчит, кусает губу и пытается вырваться из чужой хватки. Он дрожит, Ченлэ уверен, что не от холода. И молчит. Сглатывает часто, судорожно, будто вот-вот заплачет. Ченлэ этого боится. Вдруг он не сможет помочь? Успокоить? Вдруг Джисон оттолкнёт его? Ченлэ берёт чужое лицо в ладони, сталкиваясь с удивлённым и настороженным взглядом. — Джисон, пожалуйста, дай мне тебя защищать. Это не ломает твою гордость, я не унижаю тебя, не пытаюсь сделать тебя своей вещью. Я просто хочу, чтобы ты был в порядке. Пожалуйста, — выдыхает китаец, находясь так близко к бледному лицу, что он чувствует чужое тяжёлое дыхание. — Но почему? — дрожащим голосом выдавливает парень. Ченлэ гладит Джисона по щеке и его лицо становится ещё ближе. — Кажется, ты мне очень дорог, — шепчет он прямо в чужие, немного потресканные губы. А потом целует. Неуверенно, немного испуганного, едва касаясь. Джисон впивается пальцами в его плечи и зажмуривает глаза. Но не отталкивает. И это словно разрешение, китаец не отстраняется, а прикасается к чужим губам с новой волной нежности. Ченлэ очень боится сломать его. Джисон — самый дорогой экспонат во всем свете. Его нельзя купить, только заботиться. Джисон — самый нежный цветок. Ченлэ готов ухаживать за его садом вечность, лишь бы Джисон дал себя защитить. Он хрупкий, может сломаться от любого порыва ветра и это рвёт Ченлэ на части. Джисон — это звёздное небо. Такое красивое, но такое далёкое, Ченлэ остаётся только смотреть и мечтать, что однажды, он сможет прикоснуться к нему. Джисон — это любовь, что больно засела в груди Ченлэ. Она мешает дышать, спать и ясно думать. Ченлэ зависим, кажется, если Джисона не будет рядом, он просто умрёт. Джисон — это пытка, ведь любое его слово или действие, его слёзы и трудности, режут Ченлэ изнутри. Чжон отстраняется от чужих губ и неловко облизывает свои. Джисон — смущён, удивлён и немного пунцовый. Это греет душу Ченлэ, даёт надежду на то, что у него всё получится. Китаец нежно улыбается. — Хочешь ещё хлеба с молоком? — внутри всё тает, когда Джисон неуверенно кивает головой. Ченлэ знает, что всё будет хорошо. — Джисон? — тихо зовёт Ченлэ. Вдруг младший спит? Сейчас давно за полночь, но Ченлэ всё никак не мог уснуть. Слишком много произошло сегодня. Слишком много изменилось. Слишком много своих принципов сегодня переступил Чжон. — Что? — так же тихо отзывается Пак с другого конца кровати. Ченлэ улыбается в темноту: он приручил Джисона. Тот всё ещё немного дикий тигрёнок, но уже не злой и не кусает руку, что протягивает ему помощь. — Давай пойдём завтра к Суён? — предлагает китаец и в ответ получает напряжённую тишину. И следом осторожное «зачем?» — Я хочу помочь, – Джисон не кричит, не отказывается. Дело касается сестры, это вопрос жизни и смерти и Пак, наступая на горло своей гордости, тяжело выдавливает: — Хорошо. Ченлэ готов прыгать от радости, потому, что это не ненависть, а хоть и неохотное, но согласие. Появляется шанс, что когда-нибудь Джисон ему улыбнётся или обнимет или сделает хотя бы что-нибудь, чтобы Ченлэ знал: не зря. Спустя долгие минуты молчания, Джисон снова разрушает тишину. — Ченлэ? — уже было уснувший китаец дёргается и взволнованно отвечает: — Да? – Ченлэ не видит лица Джисона, но смущение чувствуется даже через голос. — Спасибо. Сердце в груди бьётся чаще в сотни раз, оно вот-вот разорвется от счастья. Детское смущение приходит на лице глупой красной краской. Ченлэ бы порассуждал, в кого он превратился, но не сейчас. Он слишком счастлив, чтобы думать. Он просто хочет целовать Джисона всю ночь напролёт, обнимать его. И оберегать. Чтобы не было слёз — только улыбка. И возможно, как вознаграждение, тихое «спасибо». Большего ему ничего не нужно.

***

Утром они завтракают остатками хлеба, Ченлэ недовольно говорит, что обязательно купит им лучшей еды. Джисон вздыхает, опускает голову и кивает. Ему всё ещё сложно. Но Ченлэ готов дать время, он готов ждать и упорно работать. Он готов доказать, что Джисон — не игрушка для богатого купца. Остаётся надеется, что тот поверит. Они недолго собираются и отправляются к лекарю. На улице опять ливень, Джисону приходится прижаться к Ченлэ, чтобы уместиться под зонтом. Это немного неловко, поэтому, за весь путь они не проронили ни слова. Перед входом в дом оба, почему-то, нервничают. Внутри помещения — отчётливый запах лекарств, у Джисона он вызывает только неприятные воспоминания и страх. Парень не любит болеть, принимать что-то тоже. К ним выходит лекарь: высокий красивый парень в чистой светлой одежде. Он вдруг смотрит на Ченлэ, а потом Чжон натягивает улыбку. — Кун… Давно не виделись, – лекарь смотрит на парня с искрами злости и кивает. — Вот уж правда давно. Сколько ты уже здесь? И сколько ещё планировал меня избегать? – Джисон непонимающе переводит взгляд с одного на другого и понимает, что не время разводить драму и наконец резко врывается в их «конфликт». — Кун, мы к Суён, — злость в глазах парня тут же исчезает, он кивает и просит пройти за ним. Он заводит их в комнату, говорит не подходить слишком близко, чтобы не заразиться и уходит. У Джисона много вопросов, но все они уходят на второй план, когда парень видит сестру. Она бледная, похудевшая, когда видит брата, улыбается слабо, но искренне. Потом видит Ченлэ, на лице — немой вопрос, Джисон кивает и объясняет: — Суён, он хочет помочь, — в глазах девушки появляется удивление, но она улыбается немного шире и переводит взгляд на Чжона. — Правда? Благодарю, господин Чжон, — она снова поворачивает голову к Джисону. — Всё хорошо, Джисон? Ты кушаешь? Не болеешь? Взгляд парня в панике находит Ченлэ, в его глазах мольба и Ченлэ всё понимает, он будет молчать. Даже если рассказать хочется, наругать за детскую глупость. Пак глотает ком в горле и выдавливает: — Я в порядке, сестра. Всё хорошо, – девушка довольно кивает, задаёт ещё пару вопросов, а потом просит оставить её с Ченлэ на едине. Джисон откровенно против, но перечить сестре не смеет, послушно выходит и закрывает за собой дверь. Суён мягко улыбается и подзывает Ченлэ ближе. Китаец осторожно садится на край кровати и видит мягкую улыбку. — Спасибо, что заботишься о нем, — она на секунду замолкает, а затем продолжает. — Но могу я узнать причину? – Ченлэ отвечать не спешит, он себе ещё боится признаться, не то, что другому человеку. Но ответить что-то надо, поэтому он выдыхает. — Джисон очень дорог мне, — у Суён взгляд — как будто она всё понимает. Это немного некомфортно, понимать, что кто-то знает о твоей слабости. — Пожалуйста, люби его, — эти слова вводят Ченлэ в ступор, он молчит, слушая настороженно продолжение речи Суён, — позаботься о нем. Пусть он покажет тебе свои слабости, то как ему сложно. Пусть он даст тебе помочь. Ведь он мне никогда не говорит правду. Только «Я в порядке». Пожалуйста, не бросай его, – Ченлэ кусает губу и кивает. Он обещает. Он позаботится о Джисоне, он сделает всё, чтобы тот был в порядке. — Я оплачу тебе лечение. Но это только ради Джисона. Мне важен он, не ты. Я не добрый, Суён. Помни об этом, – девушка вдруг улыбается шире. Кивает, будто одобряя и сжимает ладонь Чжона. — Вот такому человеку я могу доверить брата. Ты всё делаешь правильно, Ченлэ. Когда китаец удивлённый ответом выходит из комнаты, Джисон встречает его с встревоженным выражением лица. Он смотрит на Ченлэ пристально, выдыхает нетерпеливо — Что она сказала? – Ченлэ молчит пару секунд, а потом, всё же, неуверенно отвечает: — Что я всё делаю правильно.