Лес

      Ева не отвечает, притворяясь, что не слышит, и ждёт, пока шаги медленно приблизятся к ней. Шорох травы и правда звучит всё ближе и наконец замирает за спиной по левую руку.       Кончик уха чувствует на себе скольжение ткани, а подросток жалеет о том, что кортик взять будет слишком заметно. Ей нужна внезапность.        Гостья склоняется к молодому лицу, всматриваясь в сомкнутые ресницы.       Кауц делает пару вздохов, собирает правую ладонь в кулак и наносит удар, открыв глаза. Резкая боль пронзает костяшки, и на ссадинах начинает каплями набираться кровь.        Уайт неловко отшатывается и прикасается к граням камня, что сейчас словно бы дрожали, пробуждая жуткую боль всего черепа. — Ойх… Ого… Мф… Метко, дорогуша. Пальцы не сломала? — Иди к чёрту! — А-а-ай… Не кричи-не кричи… Кажется, у меня мигрень. Воу… Я думала, что на поздравления не так реагируют. Видимо, за двести лет культура общения изменилась. — Я сказала тебе… — Блондинка потерает запястие и одновременно с этим пинает женщину в колено, снова заставляя пошатнуться.  — Проваливать!       Беловолосая же еле-еле находит равновесие и смотрит на собеседницу прищуренными от боли глазами. — Отчего столько злости? — Отчего? Отчего, мать твою? Ты меня… Ты… Эм… Прокляла меня! — Ты даже не уверена, что я конкретно сделала и сделала ли вообще, а уже пытаешься меня прикончить. Хм, кого же мне напоминает это тупое суеверие и обвинения без доказательств? Ах, да! Хорошо, что здесь не на чем повеситься. — Ах ты мразь… — Откуда ты знаешь все эти слова? Неужели твоя мамочка ругается как сапожник? Звёзды, я ведь серьёзно просто поздравила тебя, успокойся.       Ева буквально чувствует, что её глаз дёргается в нервном тике, а в голове прокручиваются варианты следующего удара. — Успокоиться, значит… Да я из-за тебя… Веду себя неправильно. Чувствую себя неправильно… Словно в меня кто-то вселился. — Только не говори, что ты обратилась к полоумному из часовни.        Золотые глаза как-то стыдливо уходят в сторону, ища цель в бесконечных пожухлых холмах, а то и за ними. Словно блондинка хочет отсюда увидеть крепость Мангейма. — Ты же шутишь?       Ева не может понять, почему же эти вопросы старшей заставляют её смущаться и краснеть. Словно было сделано что-то неправильное и что-то, что и в голову не должно было прийти. Как испачкать рубашку, которая только высохла после стирки. Мысль о том, что великая и могучая колдунья ворчит так же, как мама, заставляет фыркнуть и мысленно улыбнуться.       Ведьма же вздыхает и разводит руками, надменно улыбаясь: — И как? Помогло? — Как видишь. — Вижу, что вообще не помогло. Может, даже простимулировало камень к работе с твоим телом для самозащиты. — Что?       Девчонка удивляется и даже делает шаг назад, внимательно ища намёк на шутку в довольной улыбке женщины. — Стимулировать - это тоже самое, что побуждать. — Я… Не об этом. — Ну… Насколько мне известны методы церкви… Скорее всего, тебе было больно. Очень больно. Я дала тебе реагент… Кхм… Эм, как тебе объяснить, что это… В общем, лекарство должно было научить твой камешек лечить твоё тело. — И? — Так вот. Камешек… Не смотри так. Я не сюсюкаю, просто на камень эта мелочь не тянет. Кхм. Собственно, он начал лечить и повреждения, оставшиеся после ритуала. Начал вырабатывать энергию, она зациркулировала лучше. Сам кристалл с такой циркуляцией почувствовал себя лучше и самостоятельно начал процесс адаптации тела… Однако… Видимо, слишком слабый толчок. — Блэк сказала, что это убьёт меня…       Уайт брезгливо поморщилась от одного имени и насмешливо опустила веки: — У неё всё сводится к смерти… Пф, пессимист, понимаешь ли. Да, шанс летального исхода есть, но если процесс контролировать и исправлять проблемы, то он почти нулевой. И угадай, кто это мо-о-оже-е-ет!        Кауц хмурится и буквально отскакивает, готовясь к обороне. — Твоя помощь? Да ни за что. — Как знаешь. Однако, это будет лучше молитв… Ах, да. Теперь, когда ты увидела, что они не всегда помогают… Что ты думаешь? — О… О чём? — Ну… Обо всём этом в целом. — Не знаю… Не вижу в этом ничего плохого… Если вера помогает людям быть спокойными и придаёт им духовных сил… Это… Вовсе не плохо. Просто не стоит поручать песнопениям что-то, что ты можешь исправить сам. — Хорошая точка зрения. Ты умеешь менять мнение, Ева. Это хорошо.       Сразу же после этих слов Уайт исчезла, не давая девчонке ответить и оставив ту в гордом одиночестве.        Кауц только набрала для слов воздух и тут же выпустила его немного разочаровано, а после побрела на ближайший холм, чтобы устроиться на его вершине и просто смотреть вокруг.       В её семье принято давать выходной имениннику. Блондинка всегда тратила его на рыбалку или на игры с ровесниками.       Сегодня же она чувствует, что всей душой нуждается в бездельничестве.       Колдунья напихала столько колдовских слов в голову, что та уже больше ни на что не годится, разве что кроме осмысления образов облаков. Вон то похоже на ягнёнка, а то на крышу башни, а это…       Ближе к полудню даже это надоело, да и в спине закололо. Ева садится и сонно потягивается, но тут же вскакивает, замечая в поле человека.       Мужчина в дорогой одежде явно потерялся, так как постоянно крутил головой, то и дело смотря на карту.       Наконец, он замечает девчонку и машет ей рукой. — Excusez-moi, pouvez-vous m'aider? — Что?        Незнакомец показывает на карту и снова машет рукой, но уже в приглашающем жесте. Блондинке не хочется приближаться к иностранцу, но он просит о помощи так отчаянно, как не мяукает даже застрявший на дереве котёнок.       Нехотя, но подросток спускается к великому счастью скитальца.       Высокие чёрные сапоги, почти новые серые шоссы, блестящая бляшка кожаного ремня, мятный камзол с пушистым галстуком и тёмносиний плащ с капюшоном. Ещё и парик, выдающийся в своей фальшивости из-за жары. Волосы сухие, напудренные, прилизанные и собранные в небольшую косичку чёрной атласной ленточкой, на висках завитые в большие кудри. Хорошо, что ещё лицо своё в пудру не окунул.        Мужчина широко и благодарно улыбается, блестая радостью в глубоко-синих глазах. — Dieu est avec vous, jeune femme! — Я не понимаю…       Заезжий удивлённо хлопает глазами, чешет в затылке и начинает выбулькивать слова: — Твой… Тво… Твоя… Ты. Ты говорьхить фрьханцузский? — Нет, сэр.        Мужчина немного расстраивается, но не сдаётся и снова тычет в карту. — Мы поиск путь. Горьход. Понимать? Лэди знать?        Ева невольно хмыкает, но сдерживается от полноценного смеха и смотрит в направлении пальца в белоснежной перчатке. Потерявшийся показывает на изображение города и надпись над ним. — Эм… А… Эн… Гэ… Ман… Манг… Мангейм. — Мэнгэйм, лэди, точно так. Мы поиск. Понимать?        Ева кивает и показывает пальцем на область у небольшой чернильной полосочки и нарисованных ёлочек.  — Мы сейчас здесь. Понимаете, сэр? — О… Здэсь. Хорьхошо. Горьход идти? — Вон той тропинкой. Прямо, прямо, прямо… Не сворачивая. — Pardon? Кхм… Прьхостить? — Прямо, всё время прямо. Успеете до вечера. — Merci, mon Dieu, pour cet ange… О, хорьхошо. Хорьхошо! Здорьховья, лэди, вэчность! Мы обязатэльство жизнь! Память вэчность!       Кауц снова фыркнула, пока немой кланялся и слал воздушные поцелуи, совершенно не следя за тем, как ветер растрепал его галстук. Тот же развивался подобно парусу. Под ним же, где-то у воротника зоркие глаза девчонки заметили голубоватый блеск какого-то стекла.       Но Кауц не предала этому значения. Мало ли какая дорогая бижутерия на шее данного буржуа или фамильный кулон, прижался тканью между ключиц.       Она лишь с такой же довольной улыбкой провожала чудака, махая в след рукой и удостоверяясь, что он не свернёт на первом же повороте. — Французский… — Протянула она и улыбнулась. — Хах… Француз. Интересно они все такие немые и картавые?       Если она расскажет об этом дома, то никто не поверит. Спишут на то, что солнце припекло в жаркий полдень, вот и померещилось.       Кауц и сама сомневается, что её не перегрело. Лучше пойти домой и попить воды в тени, а то ещё и не такое увидишь.       В хижине куда прохладнее и спокойнее, а ещё можно уши погреть.       Вернее, раньше можно было бы. Сплетни всегда казались интересными, они были историями и новыми сказками, однако теперь… Дом в лесу, полный заморских диковинок, француз… Тут. Прямо в этой глуши, новости приходящие со всего мира, магия, симбиоз, стимул, реагент… На фоне всего этого истории про пьяные драки и порозовевшую рубашку совершенно скучные.       Мама весь вечер хлопотала у печи, а брат с дедом строгали что-то во дворе, одновременно занимаясь коровами.       Когда солнце начало тонуть на западе, Жанна подошла к дочери со спины и, закрыв ей глаза, повела к столу.       Пряный запах теста и кисловатый от яблок, свежее дерево.       Когда же тёплые ладони уходят, а пушистые ресницы размыкаются, золотым глазам открывается праздничный стол: пшеничный свежий хлеб, желтоватое молоко, видимо смешанное с мёдом, даже немного сыра. У места Евы впервые стоит кружка с красным вином. Лучина же освещает яблочный пирог, а рядом с ним лежит подарок от мужчин.        Самый настоящий деревянный щит с рукоятью, сделанной так, чтобы с её помощью можно было крепить вещь за спину. — С днём рождения, моя дорогая. — Мама улыбается и поднимает свою кружку. — С шестнадцатилетием, солдатик. — Брат подмигивает и поднимает свою. — Не тяни со свадьбой, а то даже в мужья не возьмут. — Папа! — Женщина врывается в речь Варина и заставляет его посмеяться. — Ладно… За твоё здоровье. — Дедушка тоже поднимает сосуд.       Ева щурится от улыбки и чокается с ними, наслаждаясь бульканьем напитка. — За Еву! — Спасибо… Я люблю вас…