Лес

— Родика! Не отставай!       Крепкий шотен останавливается и снова окидывает взглядом вереницу повозок, на которых было всё, что он успел скопить за всё время своей работы. — Да, отец, Матей уронил свою игрушку, ты же знаешь, он не может без неё уснуть. — Рыжая девушка улыбается, неся маленького брата на руках и наблюдая за тем, чтобы тот снова не выронил плюшевого лисёнка из рук. — А где твои сёстры?       Отец довольно щурится, смотря на детей, а после берёт сына к себе на руки, чтобы облегчить девочке путь. — Маме стало хуже… Джаелл и Симза помогают ей. — А тебя оставили идти… Помогают они, конечно. Ладно. Филипп, нам ещё далеко?       Светлый на лицо и кучерявый юноша останавливается, слыша своё имя и поворачивает неестественно женственное лицо к спутникам, после отвечая чуть картаво: — Нет, сэр Блана, деревня уже близко. Мой дедушка возил меня сюда на рыбалку каждую зиму. Я запомнил на всю жизнь сколько нужно идти. — Ваш дед… Ален Роббер, да? Я читал его книги. Очень дельные советы. — Чем же? Чем конюх может быть полезен звероводу? — О, очень многим. Всё же, ко всем существам божьим нужно подобное отношение, чтобы даже в нашем деле они были счастливы.       «Счастливы». Родике не нравилось, когда отец говорил так, выражая своими словами мнение их лис. Счастливы? Счастье в том, чтобы всю жизнь провести в тесной клетке? Быть отнятым у матери? Взрощенным на объедках? Быть связанным семьёй с тем, кого ты видишь первый раз в жизни, кто делает тебе больно? Каждый год разлучаться со своими щенками? И всё это для того, чтобы в конце концов стать частью чьей-то шубы. Нет, отец явно не прав, называя это счастьем. — Сэр Блана, я… — Просто Мирча… Или мне называть вас сэром Роббером? — О, Боже упаси, я чувствую, как старею от этого… Кхм… Мирча… Тут такое дело… Зачем вы взяли с собой ещё и их?       Парень кивает на цепочку людей, одетую в лохмотья, идущую как-то одной стаей серо-чёрных грязных пятен, выбивающихся из общей яркости семейств Роббер и Блана. — Это? Это семья Густава Вольфганга. Этот добрый человек помог нам пересечь границу почти бесплатно, я обязан помочь ему найти место для семьи. Они убежали от Альп ещё в прошлом поколении и никак не могут нигде прижиться. Им нужна помощь. О, а вот и он… Густав! Густав, иди, познакомься с Филиппом.       От серой группы отделился мужчина и приблизился к ним, так же возглавляя клин и побуждая свою семью прижаться сильнее к толпе. Мирча, улыбнувшись, похлопал Густава по плечу и начал говорить о всех достоинствах спутника, пока второй только косо смотрел в сторону великана.       Вольфганг был пугающ: почти квадратная массивная голова с крючковатым носом и густыми седыми бровями из-под которых гневно светились словно бы жёлтые глаза. Мощный подбородок с щетиной, чуть заострённые уши и наконец абсолютная гладкая лысина со шрамом, проходящим от левого уха до затылка. Когда румын наконец выжидающе замолк, бывший горный житель протянул огромную руку и чуть ли не с хрустом пожал робко протянутую французскую ладонь. — Густав. — Филипп второй из семейства Роббер… Ох… Осторожнее, пожалуйста. — Парень даже слегка зажмурился, когда его рука оказалась между пальцев кожаной перчатки. — Роббер… Филипп… Лошади, значит. Конюх? — Так точно, что-то смущает? Моя семья вот уже десятое поколение занимается выведением чистейших пород мира.       Лысый нахмурился и шмыгнул носом: — Хрупкий ты для конюха. — А… А вы достаточно бестактны. — Говори так, чтобы я понял, хвастун напудренный. — А вам не хватает ума? — Господа! — Мирча встал между ними и легко разнял обоих, слегка толкнув. — Господа, спокойно. Нам не нужны ссоры. Мы пришли в это место не для них. Мы пришли строить будущее. Вершить историю. Вот увидите, если мы будем работать вместе, эта деревня превратится в цветущий город! Мы пришли продолжать дела отцов, продлевать род, развивать бизнес… Вражда нам ни к чему. — Довольно слов, Мирча, я понял. Я не буду трогать твою бабу. — Седой хмыкнул над тем, как Филипп на это задрал голову и фыркнул. — Не лучше ли нам срезать дорогу? Я вижу дым домов уже отсюда. Нутро охотника говорит мне, что через лес будет короче. — Твоё чутьё ни разу нас ещё не подводило, но… Филипп, ты не упоминал про лес. Есть причина?       Француз кивнул и как-то помрачнел, словно бы что-то заметив между вековых сосен: — Мы никогда не ездили через него. Дед боялся деревьев как огня… И все жители тоже. Это место проклято. — Проклято? Вот же тупость! — Вольфганг рассмеялся басом, снова пугая аристократа. — Поколениями этого места избегали, я говорю вам, там что-то нечисто! — Да здесь просто живут одни трусы. Давайте так. Мы пойдём через лес, а вы окольным путём. Посмотрим, кто придёт к деревне первым. — Ты потащишь туда всю семью? Женщин и детей в проклятое место… Ты безумен. — Посмотрим, жеребёнок. Моя семья — семья охотников, жителей гор. Уж если место и правда страшное, оно отлично подходит для воспитания наших детей. — Безумен. Что же. Это твой путь, а мы сейчас пропустим поворот. Сюда, Мирча.       Юноша зовёт за собой жестом и две семьи удаляются правее, ближе к дороге.       Серая группа движется к лесу. Стоит последнему Вольфгангу скрыться за кустами, как вся семья выдыхает с облегчением. — Хороший лес, правда? — Густав тянет носом воздух и скалит клыки на солнце. — Крепкий, бывалый. Отличное место стае, не так ли? — Мы шли так долго… — Жалуется один парень и разминает шею, тихо скуля. — Ещё и с людишками… — Их детёныши… — Подхватывает чуть более старший. — Я было не сорвался. Вождь, опасно так ходить! Мой сын почти завыл ночью… Если бы он завыл, Густав? Опасно… Опасно так ходить…       Молодая девушка подходит к вожаку и льнёт к его мускулистой руке, ядовито посмеиваясь над молодым папашей: — Просто твоя ветвь всегда была слабой, Эрик… Наша такой точно не будет… Да, великий Вождь? — Великий? Его отец проиграл горы Дачсам!       Густав непротяжно рычит, заставляя его затихнуть и оглядывается на измотанную стаю: Старики, еле плетущие ноги, дети выросшие в пыли вечных дорог, тощие женщины и озлобленные мужчины. Великий клан оборотней потерял власть над альпийскими хребтами и вот уже несколько десятилетий искал новый дом. Вожак должен воодушевить их перед последним броском. — Стая. Мы шли долго. Вы голодны и усталы, я знаю. Но я говорю вам, что здесь мы сможем снова пустить корни. Вы чуете силу этой территории? Её древность и при этом нетронутость. Мы можем занять её, окрепнуть и снова стать сильными. Запомните моё слово: эта долина будет нашей вечно. — Какие смелые слова.       Вольфганги дрогнули, пугаясь женского голоса, исходящего из непонятного направления, а потом подняли головы к ухмыляющейся блондинке, наблюдающей за ними ещё с дороги. — А ты уверен, что я отдам тебе её, красавчик Густав? — Кто ты?! — Хозяйка долины Бенсхайма, наглый щенок. Еллоу, если тебе так проще. — Она спрыгнула с ветви и приблизилась к нему, смотря в глаза почти с одного уровня и пугая детей, отступающих от её сапогов. — Это моя территория. Проваливай. — Баба… Т-ц… Это будет проще, чем я думал. Слушай, блонди. — Она позабавила его своим рычанием на такую кличку. — Ты выглядишь сильной. Моим детям нужна будет такая мать. Присоединяйся и тогда у королевы будет народ…       Он наклоняется и тут же откачивается назад, получив неожиданно сильный удар в переносицу, пока Дитя Грозы рычит всё громче и скалит зубы с нынешней пассией вожака нарушителей. — Как ты смеешь дерзить нашему вождю, одиночка! — Вождю? Вы следуете за щенком?!       Лысый же вытер кровь рукавом и довольно улыбнулся: у его сына обязан быть ген этой физической мощи, этой гордости и дерзости. Возможно, такой наследник даже вернёт им Альпы. — Тише, Жас, я живой. — Убей её, она слишком наглая. — И сильная… Слушай, блонди! Метко бьёшь! Нам такие точно нужны… Смотри… У тебя два варианта. Первый: я убиваю или изгоняю тебя, забирая территорию, ради которой ты, наверняка, старалась очень много. Второй: ты примыкаешь к стае и остаёшься на этой прекрасной земле, в добавок получая опору в виде стаи. А? Что думаешь?       Еллоу молчит, долго и внимательно осматривая его угловатую фигуру, его стаю, его пару. Ухмылка растягивает ей губы и снова обнажает острые зубы, пока золотые глаза скользят то вверх, к лицам взрослых, то вниз, к испуганным мордашкам детей. Последние даже выглядят мило. — Стая… Штука сложная… Но полезная. Приятная. Да, думаю, мне нужна такая… Поэтому… — Ты принята, блонди. — Поэтому… Густав… Я её у тебя заберу. — Чего? Ты? Заместо меня? Хах… Не, ну вы слышали? Баба-Вожак!       Мужчины группы начинают хрипло смеяться, пока женщины читают полную уверенность в этой изогнутой ухмылке и лишь сильнее прижимают к себе щенков, боясь лишний раз дрогнуть под прицелом столь странных зрачков. — Я серьёзно, Густав. — Резко упавший тон, заставил Вождя приподнять в вопросе левую бровь и посмотреть прямо на женщину и её странное, пугающе-неестественное «я». — Серьёзно значит… Сейчас у меня нет времени. — Тогда я даю тебе время до октября. Приходи и подтверди своё величие, Густав с альпийских хребтов. — И приду. Будь уверена. — Хорошо. Теперь… Покинь мой лес.       Они снова тихо рычат друг на друга, но мужчина отступает, наблюдая как сильно этого хочет большая часть его семьи, а Еллоу победно пропускает их, специально изображая изучение их запахов. Будет лучше, если они станут её опасаться.       Когда Вольфганги доходят до ворот деревни, Робберы и Блана только показываются из-за поворота, встречаемые натянутыми улыбками. — Как путь, Мирча? — Крине стало легче. А как у вас? — Спокойно, мы даже сбавили темп и всё равно обогнали вас. Почему ты спрашиваешь? — Мои лисы сходили с ума, когда мы подошли чуть ближе, на повороте у реки, они делают так, только когда пахнет смертью.