Лес

      Что есть такое зло? И есть ли оно вообще? Многие сломали голову, пытаясь понять истинную природу этого понятия, ведь однозначного зла словно и не бывает. Что для одних ужасно, другим несёт лишь выгоду или наслаждение, пусть с точки зрения мерзкое, извращённое и совершенно недопустимое. Кто-то утверждает, что зло делится на малое и большее… Когда выбирают между количеством общего ущерба и уровнем общей выгоды. Кто-то говорит, что зла как такового нет, так же как и темноты или холода. Это не есть что-то самостоятельное, а наоборот есть ничто иное, как полное отсутствие чего-то. Света, тепла или добра… Всё это сложно и витьевато и рассуждать об этом можно бесконечно вечно и бесконечно много, но ясно одно… Зло всегда понятие каждого живого в едином виде. Всегда оно разное и подвластно разным критериям.       Так люди считают злом смерть, тех, кто её приносит, страдания сопутствующие ей и вещи, так же её призывающие. Эльфы на далёком юге считают злом любое, совершенно разное, насилие и стремление к нему. Будь то от инстинктов или сдвигов в психике. От того они отдалились как можно дальше от других рас ещё в давние времена и с тех пор о них только ходят слухи, а многие технологии высоких пацифистов никто не может понять, только использовать…       Оборотни разного рода, будь то известные волки или совсем незаметные крысы… Злом считают недостаток. Недостаток территории, силы, еды, крова, численности стаи и власти вместе с авторитетом. Последнего особенно, ведь им в лохматом обществе можно повысить достаток всего прочего и даже силы, что особенно удивительно.       Именно о нём вожак Вольфгангов так беспокоится. Он, могучий и непревзойдённый волк, потомок не менее знатного воина и вот уже всю жизнь он влачит жалкое существование бродячей собаки, а всё от того, что прекрасную территорию в подножье Альп его отец поиграл каким-то барсукам… Никто не берёт во внимание то, что Дачсам пришло в голову забраться на сами горы и пойти с них ночью, ещё и вызвав обвал, разделив таким образом воинские лагеря. Барсуков было в десятки раз больше и они схитрили, воспользовавшись купленным у людей оружием, бились эти ублюдки совершенно нечестно и половина из них стреляла по доблестным, всем числом обратившимся Вольфгангам. Нет. Всем на это плевать. Все помнят лишь факт поражения и то, что барсуки по природе слабее волков, что конечно не так, но какая разница, если они мелкие размером?       Рагнар потерял авторитет и жизнь той ночью, а его единственному щенку не было и года. Стая бежала. Тысячи превратились в сотни после бойни. Сотни, заморенные голодом, дорогой и стычками с другими сократились до одной, половина из которой успела состариться до седины и отсутствия силы для боя, четверть ещё не доросла, а оставшиеся были слишком измотаны. Четверть сотни! Пришлось даже попереть закон о том, что женщины не должны сражаться для возможности продолжения рода, чтобы наскрести двадцать пять вялых бойцов. Если Вольфганги не получат долину Бенсхайма… Они выродятся или вымрут. Один из древнейших кланов когда-либо… Нет, Густав не допустит этого и всего-то нужно одолеть одну одиночку.       В голове не укладывается, каким образом эта выскочка с дефектом окраса во-первых выжила, при охоте горя своей шерстью в кустах как солнце, а во-вторых удержала за собой достаточно много пространства, явно являясь лишь единственной. Ни что иное, как везение. Ну, пришло время этому везению закончиться. Вот уже середина октября и сегодня небо будет особо чистым, что гарантирует честный бой.       Вожак уже представлял себе это… Он гордо ринется вперёд, резко собьёт с ног одиночку и чуть провезёт её по земле, цепляясь зубами за горло. Помотает совсем немного и отпустит, доказав большую силу. Она зашугается и тогда он снова предложит ей присоединиться к стае… Она согласится. Принесёт свои гены его роду… Жасмин хороша, но её данные уступают золотой волчице и вторая явно даст более хороших щенков. Характер такой себе, но биологически… Лучше жены ему не найти. Остался только один короткий бой. — Сегодня, Вождь? — Молодой воин разминает плечи и смотрит по сторонам. — Да, Луц, я готов сегодня.       Чуть более старший советник морщится и фыркает: — Нет, Густав… Совсем нет. Не нужно тебе идти. Не сегодня. Даже не в этом месяце… Лучше попроси у неё ещё подождать… До следующего года. Тогда, если ты проиграешь, мы хотя бы будем готовы спокойно продолжить путь… Сейчас же… Поражение значит, что мы выдвинемся навстречу голодной зиме… Будет хорошо, если половина дотянет до марта. — Я сказал сегодня, Эрик. Твой отец был хорошим вожаком после смерти его брата, но главная ветвь моя… Я принимаю окончательное решение. Ты излишне боишься. — Я слышал… — Луц посмеялся и закрыл правый глаз. — Его щенок умудрился выжить в лесу только с помощью этой выскочки… Без обид, Эрик, но вы действительно те ещё слабаки… — Эскель убил барсука сам! — Мужчина поднялся со своего места и подошёл ближе. — А твой отец даже этого не смог! Он не смог защитить вождя, а это прямая обязанность твоей ветки! Если мы слабаки, то вы… Просто трусы! — Заткнись! Ты ничего не знаешь о моём отце! — Он погубил своего брата собственной трусостью! Вот что я знаю! Я видел это сам! — Сидеть, оба! — Густав рычит громче двоюродных родственников и заставляет их опуститься на землю, стыдливо отведя взгляд. — Не важно, что было. Важно, что будет и что я решил. Я пойду биться сегодня. Если я каким-то невероятным образом проиграю… Ветка Эрика станет главной и он уведёт стаю ближе к морю. Возможно, вам удастся найти себе место за Большой Водой.       Оба воина кивнули и оставили головы в положении поклона, выражая полное смирение с решением вожака. — Вы пойдёте со мной. Оба. Мне нужны свидетели победы.       Родика пришла в себя только к вечеру и стоило открыть глаза, как она тут же встретилась взглядом с Уайт, сидящей на небольшой табуретке у стены. — Как ты? — Женщина мотнула головой и чуть улыбнулась. — Еллоу сказала, что очень сильно перенервничала. — Я… — Девушка садится прямо и отводит взгляд. — Я в порядке, а где… — У неё дела в глубине леса, вернётся она только к утру. Знаешь, я здесь не просто так… Да, думаю, знаешь. В конце концов соображать ты умеешь.       Рыжая кивает и чуть сводит брови вместе, испытывая некое смутное отвращение к ситуации. Конечно же Адепт пришла по поручению Грэй и вряд ли это несёт полностью хорошие новости. — Что… Что она хочет? — Твоего возвращения в Бенсхайм. Твоё положение будет там более… Полезным прямо сейчас. Изначально, мы этого не планировали… Ничего из того, что происходит прямо сейчас. Мы конечно хотели… Чтобы ты осталась у нас, всё же, мы предполагали некую негативную реакцию, но это произошло слишком рано и тебе будет лучше вернуться. — Слишком рано? Удивительно… Совсем не похоже, что вы могли такое допустить…       Старшая улыбается снова и опирается спиной о свод землянки: — Да, ты умеешь соображать… Технически, сейчас мы проводим обмен… Мы получим кое-кого другого, если отпустим тебя домой и обеспечим защитой. Мы получим ресурсы… И чуть упростим себе условия хотя бы лет на восемьдесят… Никакой конкретики. Тебе это не так важно, тебе важно вернуться домой. Ты будешь свободна от ныне. Долг за нашу помощь снимается, но и все льготы, учти, тоже пропадают. Ты полностью свободна. Однако, если тебе снова потребуется поддержка или защита… Будь готова навсегда забыть всех своих близких. Идёт?       Блана молчит, долго обдумывает сказанное и пытается понять… Кто же и чем жертвует ради неё. Наконец она кивает и вместе они выходят сначала за дверь, а потом уже в темнеющий вечерний лес.       К мосту со стороны деревни идут четверо мужчин, которые совершенно не переговариваются и связаны они лишь единым направлением. Самый молодой из них несколько раз огрызается на блондина, а у моста и вовсе почти бросается на молчаливого спутника: — Что ты пристал? Мы заняты. У нас дело! — У меня тоже. — Никлос совершенно спокоен. Он осматривает лес и расслабленно отступает от реки на пару шагов. — Если вам будет спокойнее, я останусь на этом берегу. В любом случае мне ещё предстоит ожидание.       Младший было не верит, но рука Густава на плече останавливает его от этого и уже втроём они скоро входят в тень колючих сосен.       Ещё пару минут они блуждают по тропам, пару раз едва избегая капканов и вот уже выходят на просторную поляну, которая сегодня ярко освещена уже выступившими звёздами.       Вожак выходит на природную арену и улыбается, довольный тем, что его противник выбрал место, где оба бойца не будут ничем ограничены, не считая разве что силы. — Я чую тебя. Выходи. — Ещё бы ты не почувствовал, было бы просто позорно. — Она словно вырастает из земли и улыбается. — Ветер с моей стороны. Ну? Ты наконец готов, красавчик Густав? — Я лишь ждал погоды. Чтобы всё было честно. — Хорошо, что кодекс у вас хотя бы есть…       Собеседники начинают двигаться, словно пытаясь взглянуть на затылок друг друга, топчатся кругом и медленно со слов переходят на хрип и рык. Большая лысая голова покрывается жёсткой серой шерстью, а крючковатый нос приближается к губам, вместе с ними движется вперёд. Женщина чуть горбится и скоро опускается на когтистые четвереньки, клацая зубами на преждевременную попытку аппонента атаковать. Её хвост поднимается трубой, пока соперник только пытается поджать такое уязвимое место.       Наконец волк бросается на волчицу и сжимает золотую шею громадными зубами, выбивает из неё воздух и почти врывает в землю, даже раня левый глаз Еллоу об камни в почве. Кажется, план сработает как нужно. Осталось только немного встряхнуть эту выскочку.       Густав поднимает противника над в воздух и глухо урчит, как вдруг получает удар прямо в шею, совсем недалеко от грудной клетки. Когти волчицы пробивают его шкуру и заставляют разжать челюсти. Сама же блондинка не теряет времени и вгрызается в голову, зацепляет ухо и с неожиданной для Волка лёгкостью отрывает, выплёвывая куда-то в сторону кустов, отходит назад и тяжело дышит, внимательно следя целым глазом за великаном перед собой.       Он было поскуливает от боли, но тут же отсекается, вспоминая, что женщина не издала ни единого звука слабости, даже когда лишилась органа зрения куда более неприятным способом. Вожак рычит и снова бросается вперёд, не сразу понимая, что он промахнулся. Как эта девчонка может быть такой быстрой?       Вольфганг крутится и скоро находит горящий в темноте жёлтый огонь, явно по размерам привосходящий свет глаз. Это что-то в шерсти на груди.       Волк словно замерзает на месте, когда видит непривычной формы зрачок и только успевает чуть отскочить, чтобы минимизировать урон от удара по лапе. Вот оно что! Это не она быстрая! Это он столбенеет при зрительном контакте. Нельзя позволять ей снова атаковать.       Ему почти удаётся повредить её бок, но Еллоу уходит по кругу и слишком неожиданно оказывается со стороны глаза, залитого кровью из остатков уха.        Вольфганг только успевает вздрогнуть, когда тонкие клыки прорезают артерию на шее и с поразительной лёгкостью вырывают её, высвобождая из глотки вожака алый фонтан. Оборотень хрипит, опускает голову и судорожно глотает воздух, бешено водит глазами.       Волчица вгрызается в загривок и резко дёргает челюстью, вызывая неприятный до мурашек хруст позвонков. Великому воину просто свернули шею… Как нежеланному щенку. Прежде чем глаза Густава остекленели он успел поднять их и увидеть луну, за время их битвы успевшую выбраться ближе к зениту.