Лес

— Снова он? — Да, чёрт бы его побрал! — Мужчина мотнул головой и отпил из своей кружки, перебирая пальцами. — Не стоит так говорить… — Его жена отвела взгляд и тоже отпила. — Человек церкви всё же… — Не похож. Бес ещё тот… Понимаешь, сегодня докопался до моих волос. Не понравилось ему, что я отдаю рыжим… Удалось соврать, что просто оттенок бурого такой. — Рыжие всегда вызывали вопросы, милый… — И что? Мне теперь себя за это стыдить? В роду Блана рыжие были всегда! Это наше наследственное. Это было почётно… Мол, вот… Чистокровный, истинный Блана! Пока эти святоши не заклеймили цвет бесовским. К Мирче он постоянно лезет… Вот чего ему? Крики, видите ли… Лисы это. Лисы. Тфу, городской, не разу что ли не слышал? — Так… Племянница же… Ну, младшая, что ещё в знахарки подалась… Он её, поди, ведьмой посчитал. — Ведьма… — Он протянул это слово как-то издевательски и едва сдержался, чтобы не сплюнуть, сидя за столом. — Девчонке только шестнадцать исполнилось весной… А столько к ней прикопалось суеверов… Бестии, чтоб их… На том свету… Провалиться на мосту.       Женщина покачала головой и продолжила есть молча, пока муж всё надрывался над своей злобой, вскидывал руки, накручивал усы на палец, ругался, снова крутил щетину и снова ругался, даже пару раз подавившись обедом.       Старший сын перенял у него не только густые брови, но и характер и теперь его тоже занимал этот… Монсеньер. С ним не так было… Да абсолютно всё! Ходит, вынюхивает, мешает работе… Младшему вон, вихор на затылке отрезал, чтобы их два не было и «в тело не подселился» дурной дух». — Какой день уже к нам лезет… — Парень снова нахмурился и даже не сразу заметил жест, которым Родика просила его подать ткань. — До белого коления доведёт, вот тебе крест. — Ничего-ничего… Отвадим… Ну-ка… Иглу. — Рыжая же с улыбкой продолжала работу над некой своей задумкой, пока рядом у стола вертелась молодая лиса, которую младший кузен то и дело подкармливал хлебом. — Ничего-ничего… Эй, а как там третья ветвь? Ружья достали? — А! — Старший повеселел. Все четыре ветки Блана в самом молодом поколении сговорились ради этого дня, лишь бы спровадить странного дядьку в красном платье. — Лучшие, что смогли… Сбоят только немного… — Хорошо, а соль? — Да-да… Четыре мешка. — Замечательно. А четвертые как?       Младший кивнул, присоединяясь к их обсуждению и развёл руками, показывая объём работ, который он провёл с кузинами: — Три мешка муки наскребли, ещё и ямы вырыли. — Прекрасно. — Родика широко улыбнулась и зубами отрезала нить, заканчивая костюм из белой ткани для четвероного друга. Калеб должен вернуться ближе к вечеру, перед молитвой, вот тогда… Всё и задействуем. Поставьте младших охранять ловушки… Пусть притворятся, что играют, чтобы взрослые не угодили раньше времени…       Братья кивнули и после очередного сигнала выбежали из подвала, уводя с собой лису в её новом обмундировании в заранее очищенный от всего лишнего сарай. Последние дни все они провели как маленькая армия, готовящаяся к решающему сражению. До этого были и диверсии, с подменой ладана на простое масло, и обстрелы по колонне врага, но сегодня проделка куда масштабнее и она должна закончить всё причём, в пользу пострелят Блана.       Процессия в рясах появилась даже слишком предсказуемо и рыжий генерал смогла точно назвать время, к которому монашеский отряд пришёл прямо к ограде и бесцеремонно вошёл во двор.       В детский штаб через самодельный чёрный ход пробралось по очереди три гонца от каждой из веток и Родика с неким удовольствием услышала о полной готовности. — Хорошо… Поехали!       Дверь сарая с грохотом распахнулась и под выстрелы старых ружей из него выскочило белое нечто, с человеческим визгом, врезавшееся одному из сопровождающих в ноги. Снова выстрелы, но на этот раз не предупредительные, а прямо по ногам названных гостей. Солью, ведь, разумеется, никто не хочет смертей. — Прекратить! — Один из молодых священников вопит совсем как маленькая девочка и это смешит детей, побуждая выполнить ещё залп. — Это просто неуважительно!       Только Калеб остался невозмутимым, с некой улыбкой наблюдая, как его ученики пугаются детских шалостей и как один поднимаются с помощью примитивных силков. Его глаза встречаются с карими, поблёскивающими в полумраке и в последних застывает страх. — Так это из-за тебя весь переполох… Какая маленькая ведьма… — Мужчина усмехается, когда Родика хмурится и показывает ему язык. — Ну-ка, отзови своих чертей.       Девушка улыбается ему в ответ и подаёт сигнал. Алая мантия с хлопком мешков стала полностью белой от муки, а сам невозмутимый инквизитор чертыхнулся и закашлялся, безуспешно пытаясь очистить лицо: — Кто ещё тут чёрт, старик красноглазый! Пли, ребята, он как рыба на солнце, не промазать!       Снова выстрелы, но теперь сконцентрированные и сопровождаемые глуховатым ойканьем. Взрослые с интересом выглядывают на улицу, пытаясь понять, что за светопреставление там творится и не могут удержаться от увиденного. Смех на разные голоса, поддерживающий свист от мужчин и нескрываемое «бей, бей, бей» от почти взрослых братьев в то время, как все женщины только и могут, что задорно переглядываться в некоторлируемых приступах хохота.       Один из учеников останавливается на секунду и замечает, как к ограде подходят уже соседи, ещё не понявшие, что происходит: — Люди! Мы думали, что тут что-то мистическое… Колдовское! Но тут нечто гораздо худшее! Здесь царит абсолютное неверие и неуважение к духовенству! В одном селении с вами целая армия богохульников! Нет… Еритиков! — Стефан… — Калеб пытается осадить его, но замечает в этом свою выгоду, определённо уже найдя нечто ценное для плана Грэй, и улыбается, опуская руку. — Ты не прав! Это — есть ничто иное, как гнездо дьявола. Эти люди ведомы злом только потому, что видят его своим родственником. Их ещё можно спасти! Но есть трое, которых спасёт только огонь очищающий! Вот! — Он махнул рукой так, чтобы все точно обратили внимание на рыжую девушку, ловко управляющую своими «солдатами» одними только жестами.       Единственное, чего он не ожидал, так это такого же неудержимого смеха со стороны новых зрителей. — Давай, Родика! — Так их! — Если и дьявол, то уж очень славный! Поддайте им! — Совсем в своих монастырях с ума посходили! — Стефан… — Голос монсеньера звучит удивительно резко и чётко в этой суматохе, а уже его кивок — без того понятный жест. — Девчонкой нужно заняться… Остановите этот цирк!       Его слушаются все и детей останавливают так или иначе, не особенно следя за уровнем грубости, но при этом не стараясь как-то навредить. В отличие от случая Родики.       Когда Стефан коснулся её первый раз, она айкнула и на плече осталась рана он какого-то скрытого клинка, легко прошедшего под кожу и оставившего такой след, словно кусочек мышц просто вырезали. — Дитя дьявола… Как ты смогла выбраться из ада?       Несколько таких касаний уже были невыносимы и девушка по-настоящему плакала, пытаясь уйти от своего преследователя, а по толпе пошёл шепот о странной реакции ребёнка на прикосновения кого-то из духовенства. Слишком… Неправильно это выглядело, словно какая-то сила жгла её существо и учитывая светлую репутацию церкви… Совсем уж невыгодно это выглядит для Родики. Она словно и правда какой-то чертёнок болезненно скулит от каждого прикосновения. — Хватит, ей же больно! — Крина не выдерживает такого зрелища и быстро оказывается между священником и дочерью, тут же ранясь об его руку и так же болезненно вздыхая. — Лезвие… У этого сумасшедшего лезвие… — А вот и мать этого отродья!       Смотрящие гудят уже в пользу гостей и одобрительно свистят, когда мужчина с силой ударяет женщину по голове, обрекая её упасть на землю уже без сознания и с раненным виском. Муж правда срывается сразу же, как разъярённый бык, он кидается в сторону обидчика, но сразу несколько человек в мантиях умудряются замедлить его могучий бег, остановить, принимая удары на себя.       Дочь тем временем загнана обратно в свой штаб, руки упираются в стену и сзади слышны шаги. В панике хватается за ружьё, по одному только весу понимая, что ствол заряжен, не выдерживает и падает, быстро оборачивается и поднимает прицел на надоедливого мужчину.        Он закрывает тёмным силуэтом выход, делает несколько шагов, фанатично читая что-то из библии, про гиену огненную, про своё предназначение, про похвалу, что он получит от учителя за избавление мира от порождения дьявола и прочее, и прочее… Блана даже не слышала его толком.       Она нажимает на курок в некой панике, когда он резко прибавляет в скорости, и даже не сразу замечает, что ружьё новое и от ствола пахнет вовсе не солью.       Выстрел словно выключает все звуки. Мало того, что в ушах звенит, так ещё все замолкли, замеревшие от такой неожиданности. Силой дроби разорвало челюсти, напрочь вывернуло нижнюю, а верхняя вместе с остальным черепом лопнула в стремительном полёте, глазные яблоки отлетели в разные стороны и одно из них даже с силой ударилось о забор. Остатки нижней же челюсти и часть гортани упали к ногам ещё хрипящего трупа, а сам он опустился на колени, пока кровь настоящим фонтаном заливала всё вокруг.       Калеб быстро исчезает из виду и скоро появляется из чёрного порохового облака, таща Ролику за волосы, сплошь покрытые ещё горячей кровью, демонстрируя её в миг одичавшее существо всему сборищу: — Узрите! Вот есть — лицо тёмных сил! Облачённое ложной благодетелию этот зверь судного дня явился раньше срока и попытался изнутри низвергнуть вашу веру! Это не просто ведьма! Еритик! Или иное порождение зла! Сие есть само зло и само воплощение тёмного властителя! — Оставь её, ублюдок! — Мирча почти натурально рычит, наконец одолев помеху на своём пути и снова рванулся защищать семью, совершенно обезумев, как и дочь, что извернувшись, укусила Калеба за пальцы, побуждая себя отпустить. — Ты устроил бойню у моего порога! Это ли благодетель?! Ты-       Его грудь хрустит и Блана не сразу даже воет от боли, которой его вместе с вилами проткнул один из последователей инквизиции, одним ударом полностью лишив здорового и сильного мужчину шансов выжить. Матей заходится всхлипами и настоящим воплем, сливаясь в нём вместе со всеми тремя сёстрами. Родика только мигом замечает, как Филипп вместе с бабушкой той больной девочки, чуть ли не силой усаживает молодую жену, держащую Матея на руках на лошадь и отправляет куда-то за деревню. Следом вскакивает в другое седло и затаскивает за собой среднюю из сестёр. Верный поступок — у них не будет шанса выжить, если они останутся, ведь все четверо являются ближайшими родственниками. Если другие ветви ещё можно оправдать, именно близких родственников ждала бы смерть, если бы они попытались сделать хоть что-то, кроме бегства. — Отец! — Младшая по-настоящему разрыдалась и даже не попыталась спрятаться, добравшись до рук родителей. — Безумие! Вот оно! Безумное потакание силам зла! — Заткнись… Заткнись… Заткнись уже, мразь последняя! — Она хрипит и голос срывается, оседает и не остаётся ничего, кроме задыхающегося плача. — Мама… Отец… — Всего их трое. Братья… Найдите место, где они не смогут избежать пламени. И держите остальную стаю под надзором. Любая помощь с их стороны этим троим… Считается предательством веры.