Лес

      Крина открыла глаза и чуть приподнялась, тут же почти упав от встречи с руками дочери, беспомощно всхлипывающей в таких объятиях: — Родика? — Прости! Прости, пожалуйста… Это всё из-за меня… Папа… Папа не…       Женщина вздохнула, понимающе кивая заплаканным глазам и обнимая своё чадо крепче. Материнские руки успокаивают и обе они так и затихают на пыльном полу одного из хранилищ, сейчас очищенного от лишнего и держащего в себе только их двоих. Хуже всего, что старшая чувствует, что долго в сознании не продержится из-за травмы, да и крови, не смотря на самодельную перевязь от дочери, ушло уже слишком много. Даже пальцы предательски ослабли именно на этой мысли. — Всё хорошо… Ты не хотела… Ты не знала… Это… Ты меня прости… Я обещала защитить, а сейчас… Я обещала всегда быть рядом, лисёнок, но… Я не смогу. Я это чувствую… Я уже почти ничего не вижу от слабости и… Прости… Мы с папой… Оставим вас одних… — Мам, не надо… Всё будет хорошо… Я тебя ещё вылечу… Надо просто придумать, как нам выбраться… — Родика. — Мать обратила её внимание на своё побледневшее лицо и утёрла новые слёзы. — Я люблю тебя. И папа любит. Мы все… Безмерно тебя любим и я уверена, что никто не скажет, что ты виновата в том, что происходит… Пожалуйста, просто не нужно себя винить. Ты всегда старалась на общее благо. Твоего собственного для тебя никогда не было, но сейчас… Подумай о себе… Только о себе… Я умираю… Даже твоя чудо-медецина меня не спасёт… Потому что я сдалась… Я готова умереть… — Но, мама… Я не… Не хочу… — Тише. Меня вытаскивать сейчас бесполезно… Небезопасно… Думай о себе, спасай себя… Как бы плох не казался способ… Воспользуйся… Я всё прощу. Любое зло. Только выживи. Ты обещаешь?       Младшая уткнулась в неё лицом, обнимая крепче и зажмурилась, неохотно кивая и даже шум толпы снаружи сейчас не отвлекал их друг от друга потому, что старшая слушала как успокаивается дочь, а та в свою очередь с ужасом замечала затихание вообще всех процессов в теле матери. — Прости, лисёнок… — Всё прощу… Честно… Я люблю тебя, мам… — И я тебя… Всей душой, лисёнок… — Она выдохнула, закрыв глаза и больше не издала ни звука, даже не вздрогнув на прощание, оставляя Родику совершенно одну. Тело её расслабилось и Крина сползла из рук дочери, падая голова к голове с мужем.       Калеб уже нервничал, наблюдая за тем, как его ученики пытаются раз, наверное, десятый зажечь один единственный несчастный факел и даже с подобием фитиля, ведущего прямо к хранилищу и них это не получалось. — Во имя Его… — Начал он уже в третий раз и снова осёкся, когда пламя резко исчезло. Мужчина даже перешёл на полушепот. — Не мешай… — Себе это скажи. У людей важный разговор. — Уайт остановилась перед ним только, чтобы позлорадствовать, а потом всё снова повторилось. Стоило только зажечь факел, как невидимые губы моментально задували его.       Наконец перед глазами девушки появилась Грэй. Она пришла уже давно, но решила подождать, заметив в словах матери выгодный для себя мотив и оно того стоило — всё точь в точь на руку. — Люди жестоки к тому, чего не понимают… — Женщина опустилась на колени и коснулась ещё свежей дорожки после слезы. — Я думаю… Нам, необычным… Нужно держаться вместе…       Рыжая только шмыгнула и закрыла глаза рукавом, мелко вздрагивая от сбитого дыхания. — Бедное дитя… Мне нужно было прийти раньше, прости… Но ничего… Всё ещё можно тебе помочь… Однако… Позволишь ли ты?       Блана старательно закивала, как-то нехотя показывая не слишком презентабельное лицо, уже сама одним только взглядом прося о помощи. — Это хорошо… — Грэй улыбнулась удивительно тепло и протянула уже знакомый флакон, который извлекла из небольшой сумки. — Ты знаешь что это такое? — Д… Да… — Ты пользовалась этим? — Я… Немного, один раз… Я… Ч-что с этим делать? — Ты должна выпить это до дна, Родика, как можно быстрее. Любое промедление может убить тебя. Ты поняла?        Младшая снова кивнула и приняла бутылёк с тёмной жидкостью трясущимися, словно бы вмиг остывшим в этой духоте руками. Старшая помогала откупорить горлышко и уже очень скоро жгучая смесь была выпита несколькими глотками, после которых начался рефлекторный кашель. — Во имя Его и во славу Его…       Кипящая кровь словно бы связалась в единый узел где-то в груди, начиная стягивать все ресурсы тела для создания новой его части, нового его вида. — В защиту мирного люда, во просьбу о прощении…       Запахло дымом, Грэй исчезла, а угол здания затрещал, пока пламя ползло по нему вверх. Вдох. Удивительно, но отторжения черный дым не получил и только был использован для преобразования, кажется, искра попала в лёгкие. — Мы придаём грешные души огню очищающему! Да примет их Господь. Во имя Отца, Сына, Святой Матери и Святого Духа! Да будет так! Аминь. — Калеб улыбнулся, наблюдая за тем как по всей внешней площади здания расползся огонь, понимая для себя, что вот ещё чуть-чуть и план будет подпорчен, не смотря на все старания. — Ну? Мисс, Королева адоптации… Адоптируйся к этому.       Дверная ручка была слишком внезапно вырвана с корнем и частью двери и нечто за ней с хрустом поглотило горящую древесину, дальше выбивая дверь вперёд, хотя петли были рассчитаны на открытие внутрь. Во дворе закричали люди, рассматривая в пожаре неясный силуэт, словно бы сгоревшего и обугленного скелета, теперь упрямо идущего вперёд и подпаляющего траву. Один из мальчишек на крыльце сорвался с места, ловко миновал то, что раньше было его двоюродной сестрой и начал лихорадочно открывать клетки, давая лисам, специально выращенным большими, свободу. Родика уже тлела, когда рыжая стая вдруг окружила её с защитным тявканье, совсем не боясь огня, который собирались защищать. — Больно… Зло… Зло… — Животные услышали хрип тёмного черепа и разбежались, всё так же воинственно крича и унося пламя на своих хвостах в сторону учеников инквизиции, с невиданной ранее злобой бросаясь на них и уничтожая в одну кровавую массу за несколько секунд, после её же и сжигая. — Дьявол! Это дьявол!       Зрители в панике исчезли так быстро, что даже уход оставшихся Блана был заметнее да и то они не боялись. Скорее даже с интересом наблюдали, иногда отгоняя пожар от того, из чего ещё можно было получить пользу. — Родика! — Старший кузен окликнул тело, уже полностью состоящее из одного только огня, который шёл как-то даже нерешительно, словно сомневался и вот теперь пустое лицо повернулось на знакомый голос. — Они заслужили! Он заслужил! — Д… Да! — Его мать не сразу, но поддержала парня. — Он заслужил! — За истинных Блана, крошка! — Рыжий дядя скинул шапку и демонстративно бросил гореть, пока его волосы вторили костру цветом. — За Блана! — За Блана! — Уже все они снова скандируют и отступают совсем неохотно.        Калеб только успел обернуться в своём торжественном уходе и уже смотрел в полностью красные глаза из которых вместо слёз стекала словно бы лава. — Что за-… — Мама… Отец… Больно… Бо-о-ольно… — Нет… — До него вдруг дошло и мужчина попытался отойти, но уже сплетшиеся из энергии руки не позволили ему. — Нет… Не так… — Боль… Ты должен чувствовать… Боль… — Она дёргается вперёд и вгрызается в самую грудь, крошит камень и силой удара пробивает кости, позволяя крови вылиться на землю единой волной.       Мужчина падает на землю спиной, болезненно дёргаясь и заметно старея, пока нечто выделывает в его груди огромное отверстие, срывает кожу, выламывает рёбра и уничтожает внутренности, превращая их в единую кровавую массу, после вместе с кровь стекающую по уже сформировавшемуся лицу. Уже никто ничего не мог видеть, ведь пламя высоким кругом закрыло их прямо в центре двора и даже криков боли за треском огня не расслышали бы. — Дрянь! С… Стерва! Прекрати немедленно… Прекрати!       Девушка нависла над ним, тяжело дыша и словно наблюдая за тем, как самый ненавистный ею человек задыхается то ли от боли, то ли от ужаса при виде красного камня собравшегося уже между чужими ключицами. Других может быть сколько угодно одинаковых, а Алмаз… Алмаз всегда один.        Внезапно бывшая Блана начала говорить, но это был не человеческий язык. Ни один из тех, что нам известен. Она хрипела, плевала в лицо Калеба его собственной кровью, шипела и утробно извергала каждый звук странной речи, но ему довелось понять всё до единого слова этого инстинктивного проклятья: — Я есть — вся ненависть. Я есть — вся злоба. Я есть — все страдания. Твои руки породили меня, твои мысли соткали мой разум, твои дела сплели моё тело. Я являю собой всё то зло, что ты явил в мир. Я — огонь очищающий! Ты призвал меня! И тебе теперь задохнуться дымом гнили собственной души! Да разложится твоё тело! Да сгорит твоя душа! Сгорит! В вечном огне Ада! Ибо я и есть он!        Новая Красный Алмаз впилась в прошлого, забирая себе его мощь, его камень и строя из этого себя же, иногда, подобно гиене, нет, так смеются лисы. Подобно им она гоготала над живым трупом, что не мог умереть пока она не вырвет из заживо гниющего тела всю нечеловеческую энергию.       Над пожаром взошла луна и обезумевшая стая лис, бегала по окровавленной земле, громким визгом встречая перерождённую свою королеву, что теперь стояла над грудой красноватых от крови костей, после медленно раздавив череп и подняв глаза к небу. Губы её разомкнулись и она присоединилась к визгу, вместе со зверьми уже приветствуя луну и где-то со стороны леса на крик отозвался вой, за ним другие и так две стаи прославляли жестокую ночь. Разлаялись собаки и заплакали дети. Ритуал завершён и в лес уходит новая ведьма, охраняемая знакомыми с младенчества животными. Их шерсть грела её и защищала от ветра, пока босые ноги избегали случайного шага на один из хвостов.        За мостом её встретила Грэй и лисы отступили, доверяя бледной женщине своего душевного родича. Они скрылись за деревьями, отлично понимая, что теперь уклад жизни сменился и они наконец полностью свободны. — Здравствуй… — Она наклонилась к младшей и укрыла нагое тело плащём. — Дитя Пламени. Ты узнаёшь меня? — Да… — Пламя улыбнулась и выдала это осипшим от торжествующих криков голосом. — Учительница… — Ты пойдёшь со мной? Не только в мой дом, но и в мой путь изучения… В мой путь выживания… — Я верна тебе… — Девушка словно выучила какой-то текст и только снова одарила старшую улыбкой, прильнув к протянутой ладони щекой. — Хорошо. Идём же. Тебе нужен отдых.       Младшая кивнула и вместе они растворились в тишине, мирно уйдя за деревья, когда на кровавые отпечатки ног и лап посыпался белый снег. И ещё долго в этот день все жители будут затихать. Всё, кроме Блана, с гордостью празднующих Ночь Лисей Ведьмы.