Лес

— Я считаю это произволом! — Рэд вскинула руки и едва не выкинула чемодан в кусты, поэтому неловко покачнулась, ловя предмет прямо в полёте. — Псине, значит, море, песок и солнышко, а мне болота! — Она лучше справится с защитой Дитя Льда, чем вы двое. — Грэй поправила перчатки на руках и зачем-то открыла зонт. — Мы это обсуждали. — К тому же… — Поддержала Блэк и поправила ношу в своих руках, кивком указывая серую полоску у чёрной воды. — В Ирландии тоже есть море и песок. — И туман. А солнце где?       Рыжая всё же успокоилась немного и нагнала своих попутчиц, с интересом смотря в небо, которое внезапно разрозилось раскатом грома и как из ведра полил дождь, сразу же промочив вообще все и заставив Цыганку буквально выплюнуть воду на землю. — Намёк понят. — Поверить не могу… — Еллоу буквально ударила себя по лицу и заскулила в следующий момент. Левая часть осталась под ладонью, а вот правая открыта, чем Волк и пользуется, чтобы осмотреть станцию снова. — Мы. Могли. Просто… Попросить!       Уайт тихо посмеялась и обмахнулась веером, из-под широкополой шляпы вглядываясь в цветущую местность. Её здесь не было так давно, столько изменилось. Кажется, раньше здесь была крохотная деревушка, а сейчас — городок, у которого даже останавливается поезд. Маленькие деревянные домики заменились каменными, дорога вымощена и люди совсем другие, но… Этот запах цветов, фруктов на деревьях, пение птиц и… Солнце. Как она и запомнила — больше и теплее, чем дома. Нет, эта страна не изменилась в общих чёртах даже спустя почти четыре века. Италия всё такая же. — Ты восклицаешь так уже раз тридцатый, дорогая… — Она наконец заговорила, когда убедилась, что из важного ничего не забыто, в том числе и Дитя, что теперь радовалась шансу размяться после долгого путешествия в вагоне и немного кружила рядом со старшими. — И я тридцатый раз отвечу: не могли. Просто так отпустить нас было бы невыгодно, а так, считай, командировка. При этом какая удобная, выполним задание и сможем бегать сюда сколько захотим…       Жёлтый Алмаз всё же улыбнулась на это и даже не заметила шипящую на неё кошку, когда они подходили к домам. Зверёк чуть сума не сошёл: выгнулся, распушился, став раза в три больше и отчаянно шипел на женщину со столь враждебным для него запахом. В обычной ситуации она могла бы даже рыкнуть на животное или недолго приследовать, но не сейчас. Было как-то не до этого. Она только несла несколько чемоданов и ящик в руках, внимательно наблюдая за тем, чтобы Лёд не убегала от них далеко.       Той же было интересно абсолютно всё: каждый цветок, каждое деревце, вон тот дом, с интересно покрашенными стенами и та вывеска… Стоп, а откуда она знает местный язык? На этот вопрос старшие сами ответили как-то неуверенно. Они и сами не до конца поняли, почему камень так ловко адаптируется к любому языку, словно носитель знал его с рождения. Они лишь незначительно углубились в город, а уже слышно какой-то шелест. Девушка даже замерла ненадолго, прислушалась, а потом буквально побежала на звук, заставив старших немного испугаться. — Море! — Голубоглазая ненадолго и недалеко перевесилась через заборчик. Город занимал как бы три огромные ступени из земли, с дорогой, ведущей к берегу, так что ограда на этих терассах была нужна, чтобы никто не падал на уровень ниже, рискуя сломать шею. Младшая же из троицы рассмеялась и прикрыла глаза, когда ветерок принёс к ней солоноватый запах, смешанный с пыльцой растений и словно бы самого песка на пляже. — Тут море… — Ну-ну, осторожнее… — Уайт поймала её за талию и поставила на ноги, теперь придерживая. Темно-голубая гладь ярко блестела и тихо шептала там внизу, облизывая камни, торчащие кое-где. Женщина прищурилась, смотрела на какую-то дальнюю точку, кажется, что-то увидела и улыбнулась, вспоминая прошлое своё прибывание здесь. — Вот как… Теперь понятно. Малыш, хочешь искупаться? — Конечно!       Адепт погладила Дитя по голове и за руку отвела за собой подальше от края, теперь направляясь ниже, присмотрев что-то поблизости. — Тогда обязательно сплаваем вечером. — Но разве кто-то купается вечером? — Только мы, но в этом и есть вся прелесть.       Младшие её не поняли, а она только с довольной улыбкой направилась дальше, только иногда оглядываясь на сопровождение, или оставливаясь, чтобы принюхаться к цветущим деревьям, запахи которых она почти забыла и ведь всегда что-то шептала, вроде «Я скучала» или «Ничего не меняется, да?». — Здесь. — Заключила белая, поставив свой чемодан на крыльцо маленького брошенного уже пару десятков лет каменного домика без стёкл в окнах, зато с дырой в стене и ссохшейся дверью. — Здесь сделаем переход.       Еллоу долго смотрит на здание, оставляет вещи на крыльце, потом смотрит на старшую, медленно моргает, переводит взгляд снова на дом, остатки краски на стенах которого театрально посыпались в тот же момент. Более кинематографичные развалины нельзя было и придумать. Вот, даже старая крыса провалилась с козырька над ними под ноги, истошно запищала от ужаса и зашуршала лапками в ближайшую нору, в которую едва протиснулась. — Ты специально выбрала именно этот… Этот… Я даже не знаю. Неописуемый кошмар? — Да. — На бледном лице появилась улыбка и «глава экспедиции» первой зашла внутрь, а там три комнаты, одна из которых- прихожая, ну и ещё люк чердака, правда лестница уж слишком рассохлась, чтобы сейчас можно было подняться. Младшие только пошли следом, все вещи сложив у дальней от всех дверных проёмов стены. Уайт порекомендовала пока не снимать обувь и чем-нибудь закрыть волосы, сама снова обошла комнаты. — Идеально. Еллоу, поищи что-то, что можно использовать для поднятия на чердак, а мы с Дитя пока займёмся здесь. — Чем? — Лёд недоуменно осмотрела остатки жилья и поежилась, заметив большого чёрного паука, перебирающего своими длинными лапками в углу комнаты. — Уборкой. В ящике должна быть разобранная метёлка, поищи, а я пока схожу наберу воды.       Пришлось повиноваться. Временно на чердак забирались по веревке, да и то только самая младшая, потому что старые доски могли выдержать только её, возящуюся там с пылью, да и то жалобно скрипели.       Сами работы заняли несколько часов: всё вымести, протереть, отмыть, выкинуть хлам… Когда зажгли получившуюся груду на берегу, создав огромный костёр, солнце уже медленно садилось, а пляж остывал. Дитя Льда смотрела на темнеющую воду, то, как ветер гоняет невысокие волны и пена остаётся дырявым мокрым следом у босых ступней, когда море отступало, чтобы только вернуться опять.       Так хорошо сейчас было водить глазами по горизонту и вдыхать лёгкий воздух. Перед людьми у них было как минимум одно преимущество: насекомые вроде мух или комаров их игнорируют и даже садятся редко, не думая кусать.       Светило наконец утонуло в темноте, когда Уайт подала голос: — Всё ещё хочешь поплавать?       Девушка вздрогнула слегка, обернулась на неожиданный звук, кажется, задумалась. Почему-то, здесь ей думалось тяжелее, как во сне. Всё же она кивнула, чем вызвала у Адепта улыбку. — Прекрасно. Щеночек, ты с нами? — Чтобы от меня потом несло мокрой псиной? — Волк хохотнула и прутиком перемешала угли, чтобы горящая груда немного расползлась и стала ниже. — Нет, спасибо. — Жаль. Я бы на это посмотрела. — Белая подмигнула ей, а потом нашла взглядом лодку и попросила блондинку хотя бы помочь со спуском на воду.       Лёд этого не поняла, неужели, они не могут поплавать рядом с берегом, к тому же, она и не помнила, чтобы умела не идти ко дну хотя бы сразу, а поэтому стало даже жутко, когда старшая начала отводить судёнышко ещё дальше. — Зачем… Зачем так далеко? — Боишься? — Немного… Я плаваю не очень хорошо.       «Как топор, на самом деле» — подумалось ей и на щёки выступил румянец. — Ничего. Твой камень знает как.       Дитя Льда это удивило, но уточнять она не стала. Всё же, на примере впервые прочитанного итальянского она могла поверить и в другие скрытые знания у кристалла внутри. Послышался тихий шелест о дно лодки. — Ох, вот и те, из-за кого мы здесь.       Младшая осмотрелась и увидела, как бледными тонкими мокрыми пальцами за борт лодки цепляются, кажется, её ровесницы, только насквозь мокрые и с большими блестящими глазами, словно они всегда готовы начать плакать. — Морские девы. — Уайт улыбнулась гостьям и в приветствии перебрала пальцами, а те только кротко заулыбались и чуть склонили голову. Кажется, они знакомы. — Не стоит их бояться. — П… Привет? — Голубоглазая неловко улыбнулась и повторила за белой приветственный жест, вызывая у публики гораздо большее оживление и яркие приветствия в ответ. — Я… Мне нужно с ними поплавать?       После кивка женщины она немного смутилась, всё же пришлось снять платье и только после этого осторожно погрузиться в воду с помощью новых знакомых. Здесь… Совсем темно. Хорошо, что ей не нужно дышать, а то она бы уже потеряла весь воздух от волнения. Глаза и камень немного засветились, но толку от них не было. Вода холодно обнимает её и покачивает, погружая всё глубже. Нет, не так. Она не тонет, а сама плывёт ниже, ведомая каким-то внутренним чувством, пока морские девы иногда касаются её поблёскивающими хвостами. Жабры у них находятся на шее, а по тонкой коже немного разбросана чешуя. Цветов немного: чёрный, тёмно-зелёный, тёмно-синий, но в тускло проникающем сюда свете луны сетка на хвостах была способна перелеваться всеми цветами радуги. Чем-то это всё напоминало какой-то старый, полузабытый сон, в котором она уже была так глубоко в синем ничто.       Они умеют петь под водой. Что-то, сравнимое с китами, но не такое оглушительно громкое и более плавное, мелодичное что ли. Они исполняют это снова и снова, всё чаще подталкивая Дитя. Хотят, чтобы она попробовала? Терзаемая смущением она ещё немного собирается с силами в движении, а потом голос сам начинает, удивительно легко и без проблем, выводить ноты пот толщей воды. Это не та песня, не та, которую пытался повторить камень, а та, которую почему-то знает её сердце. Что-то… Что-то подсознательно, что-то ещё из колыбели. И они подпевают…       Она не была здесь так давно. Солнце здесь другое, более мягкое что — ли, словно бы пушистое и нежное, как одуванчик. И небо такое же, как из ваты, которую обмакнули в краску и где-то она пропиталась до бледно-голубого, а где-то до почти чёрно-синего. Огромные деревья мерно качают слегка своими головами, когда по склону холма бежит ветер, а его следы можно увидеть в шуршащем море травинок, которые словно одновременно решили начать аплодировать этому прозрачному гонщику. Он всё несётся и несётся, не останавливается, не оглядывается, скачет по черепицам и иногда от счастья гаркнет в трубу. Ему вольно и легко, летит себе по долине и нет у него забот.       Она чувствует это, пока лежит на земле. Мама будет ругаться- одежда опять будет грязная, да и в волосы может кто-то налезть, но сейчас это не имеет значения. На её лице играет тень — колесо лежащего рядом велосипеда ещё не успело остановиться и всё нарезает круги, но не как минутой раньше, а плавно, лениво, как лопасти мельницы на слабом ветру.       Наконец, она всё же села и стряхнула со своего плеча муравья. Здесь так хорошо, от леса спускается дубово-сосновый тёплый дух, который щекочет нос, а там, ниже, шумит широкий ручей. Говорят, когда-то там была бурная глубокая река, но это, наверное, было слишком давно. Сейчас она не то что умерила силы, она их лишилась и даже рекой больше не зовётся. А жаль, можно было бы купаться и плавать, а сейчас там разве что пятки пополощить можно. Ещё и… Песня. Словно бы это не тишина звенит, а кто-то поёт. Ласково, с заботой, как бы при этом поглаживая по голове. Как мамины колыбельные. — Вот ты где, Пайпер! — Голос заставил её обернуться с привычной улыбкой. Эту девочку она ни с кем не спутает, но… Знакомая незнакомка плакала. Можно даже сказать, что рыдала: из её вечно широко открытых карих глаз, готовых увидеть весь мир сразу, крупными бусинами сыпались слёзы и гулко, даже тяжело бились об плечи девочки, растянутую светлую футболку и траву под её белыми кедами. — Мы с ребятами тебя обыскались.       Плачея продолжила уже спокойнее, пока спускалась по холму, и в тоже время небо словно бы в миг стало непроглядно пасмурным, похолодало. Слёз же стало только больше, а пение, нет, оно не оборвалась, оно продолжалось и продолжалось, но застряло на одном фрагменте, топталось на нём и чем дальше вслушиваешься, тем больше это похоже на стон боли, на всё тот же плач, на вой в конце концов. Жуткий, жестокий, холодный и кажется, что тёплое майское утро обратится грозой, всемирным потопом и концом света. — Что случилось?.. — Спрашивает Пайпер, когда подруга останавливается перед ней и одна из слёз той больно тюкает собеседницу по макушке. Эти рыдания… Так неестественно смотрятся на веснушчатом смуглом лице, так неловко иногда мочат светлые завитки волос, случайно попавших из короткой прически на щёки. Ещё и ребёнок звучит и ведёт себя так, как если бы совсем не плакал, широко радостно улыбается, не хнычет и не шмыгает носом. Словно… — Как что? Мы же договаривались собраться сегодня, нужно ещё раз всё обсудить. Вечером же в поход! — И младшая звонко рассмеялась. — Этого тут быть не должно… — Пайпер нахмурилась и приподнялась, сама немного удивившись погрубевшему звучанию своего голоса. И правда. Саша тогда не плакала, она была счастлива, но не плакала. Это случилось позже, но почему? — Что? — Девочка покачнулась на месте, когда её перебили и резко уронила улыбку, как-то одновременно испуганно и отчаянно теперь смотря померкшими глазами в лицо старшей. — Значит… Ты меня просто бросишь?       Знакомый образ резко качнулся вперёд и девушка подскочила на своей кровати, когда кровь брызнула в её сторону, а собственное имя оглушительно замерло в ушах этим надрывным детским криком.       Отдышка, сердце ужасно колотится и всё тело в поту. Дрожащая рука пальцами зачесала крашеные пряди челки в прическу с уже отросшими каштановыми корнями. Несколько особенно глубоких вздохов.       В последнее время её детские воспоминания часто приходят ночью в таком искажённом виде и это… Очень мешает спать.       Она недовольно закряхтела, когда запищал ещё и будильник, запрещая досыпать отобранные часы спокойствия, потом потянулась и всё же поднялась, почемюсывая шею. Саша… Кажется, они были лучшими друзьями, пока родители не решили переехать сначала в другой город, а потом в другую страну. — Мх… Интересно, как она?..