Мы никогда не умрём

Всё ещё слишком рано для веры. Bleach, тридцать шестой том.

      Следующие несколько дней Карин много спала, бодрствуя в перерывах не более часа. Она могла бы списать всё на ещё толком не оправившийся от стольких потрясений организм, но лгать самой себе было бессмысленно.       Снившиеся ей сны были слишком приятными и манящими. В них она проживала идеальную, наполненную тёплыми и радостными событиями жизнь. В её снах переплетались меж собой реально произошедшие события и робкие, давно позабытые фантазии. После каждого пробуждения ей становилось настолько тяжело ощущать звенящую внутри пустоту, что она добровольно сдавалась в плен утешительных иллюзий.       В первый раз Карин приснился звонкий и удивительно ласковый голос, настойчиво звавший её подойти. Она не могла не узнать его. Кайен смотрел на неё с таким же безграничным теплом, что и всегда, которого, как ей даже тогда казалось, она не заслуживала. Но всё равно бежала ему навстречу, сломя голову. Короткие и ещё не окрепшие ноги резко подкосились, споткнувшись о спрятавшийся в траве камень, и вот Карин уже начала тихонько хныкать, ожидая неприятного падения, как вдруг, в мгновение ока она очутилась в крепких руках дядюшки. Кайен немного неловко покачивал её в попытке успокоить, а подбежавшая следом Куукаку насуплено бормотала, что из-за такой мелочи плакать глупо, но одновременно с этим невероятно ласково утирала мокрые дорожки на щеках и смотрела с неприкрытой мягкостью. Гандзю, понимавший едва ли больше её самой, робко протягивал свою любимую игрушку — плюшевую свинью — которую Карин тут же крепко прижала к себе. Сердце сладко ныло от безусловной заботы и любви, которой её окутывали родные. Находясь в их окружении, она чувствовала себя настолько счастливой, что от этого осознания она разрыдалась гораздо сильнее и громче, до ужаса пугая своих дядюшек и тётушку.       А затем Карин проснулась, и вместо громкой ругани между Куукаку и Гандзю она услышала лишь собственное дрожащее дыхание, со свистом вырывавшееся из приоткрытого рта. Произошедшее вспомнилось слишком быстро — будто это вообще возможно забыть — но сил думать и чувствовать не было. Карин закрыла глаза, не успев их открыть толком, добровольно и безропотно окунаясь в беспамятство.       На этот раз ей снилась темноволосая женщина, сидевшая у берега неширокой речки, пересекающей внутренний двор богатого, старинного поместья. Из кристально чистой воды то и дело выпрыгивали карпы кои. Весь вид женщины, начиная от осанки и заканчивая струящимися шёлковыми одеждами, кричал о благородном происхождении. Она напоминала Карин божество, от одного взгляда на которое испытываешь благоговейный трепет, но в то же время бесконечно далёкое. Не до конца отдавая отчёта своим действиям, она шагнула навстречу. К её огромному удивлению, женщина, что до сих пор больше напоминала статую, тут же отмерла, резко поворачивая к ней голову. От непроницаемого выражения лица веяло арктическими холодами, но стоило их взглядам столкнуться, как сердце Карин пропустило удар. И ещё несколько. Там, на самом дне удивительно знакомых серых глаз женщины, бушевал настоящий огненный шторм, в котором томились сожаления, глухая печаль, смирение и совершенно особенная любовь. В какой-то момент, не разрывая зрительного контакта, женщина осторожно протянула руку к щеке Карин, и в миг, когда кончики её пальцев оставили свой невесомый след, она наконец поняла. Мама.       Карин проснулась с едва заметной улыбкой на губах, которую тут же стёрла с лица безжалостная реальность.       На самом деле, свою мать она не помнила, потому что та умерла спустя год после её рождения. Знала о ней совсем немногое, из-за чего никогда не могла воссоздать её образ как во сне, так и наяву. До этого момента. Теперь Карин понимала, что это было к лучшему.       Скучать по матери оказалось изнуряюще, горько и как-то неправильно. Раньше она такого совсем не чувствовала — роль матери делили между собой в равной степени тёти Мияко и Куукаку, любви и поддержки которых ей хватало с лихвой. А перед той, что носила её под сердцем девять месяцев, Карин испытывала лишь молчаливую благодарность и тлевшую в самых тёмных закоулках души вину.       Карин надеялась, что мать ей больше никогда не приснится. Пусть её душа и дальше покоится с миром, свободная от тягот минувшей жизни.       В последующих снах появлялись разные люди. Тётя Мияко, сооружавшая мудрёную причёску на её голове по случаю юбилея. Занудный инструктор из Академии, отчитывающий за неподобающее для аристократки поведение. Внушавшая безотчётный ужас одним своим взглядом во время первой встречи Сой Фон. Крепко прижимавшая к своей груди в поисках утешения резко погрустневшая Рангику. Дремавший на широкой ветви дерева после тяжёлого утра в офисе Тоширо. Удовлетворённо усмехавшиеся после интенсивного спарринга Иккаку и Юмичика. Глядевший на неё с нечитаемым и очень сложным выражением лица после капитанского собрания Бьякуя. Чинно восседавшие на энгава с чашками, наполненными изысканным чаем, Кьёраку и Укитаке. Карин даже видела отца, посадившего её на плечи, чтобы она могла лучше видеть, как запускались клановые фейерверки на новогоднем фестивале.       Лишь Мангецу не появилась ни разу, словно её никогда и не существовало.       Каждый раз после пробуждения, если у неё на это хватало сил, Карин упрямо тянулась рукой к лежащему возле подушки в чёрных ножнах занпакто. Каждый раз на её отчаянный зов откликался лишь могильный холод. Внутри меча теперь обитала лишь пустота. Такая же, как и внутри неё самой.       От неё прежней внутри остались лишь хаотично разбросанные ошмётки.       От её прежней жизни остались лишь травящие душу воспоминания.       Кем теперь она была? Карин силилась найти ответ на этот вопрос, но всё безуспешно.       Распахнув глаза после очередного сна, пришло осознание. Больше она не сможет убегать от реальности. Раны на теле затянулись. Оставшаяся реяцу не колеблется. Сны больше не снятся. Стало как никогда страшно от плотно окружившей со всех сторон неизвестности. Карин чувствовала себя слепым котёнком, которого выбросили на обочине — так же потерянно и беспомощно.       Вряд ли удача будет столь благосклонна к ней, и она сможет остаться здесь. К тому же, её везение закончилось давным-давно. В голове крутилось множество вариантов действий, и в то же время — ни одного. Все они рассыпались, не выдерживая жесткого анализа и критики. Эта головоломка была ей не по зубам, и, похоже, без посторонней помощи в этот раз не обойтись. В отличие от неё, Урахара обладал феноменальным умом и явно держал множество далеко идущих планов в своей голове. О слишком многом Карин просить не станет — ей не нравится быть перед кем-то в долгу. Но душить в себе гордость предстоит неизбежно. Скорее всего, не единожды.       Это ничего. Она как-нибудь потерпит. Главное — вновь обрести себя.       Иначе это чувство неполноценности однажды убьёт её.       Не без усилий приняв сидячее положение, Карин скинула одеяло и начала разминать шею. Мышцы немного побаливали после долгого лежания, но она старалась не обращать на это внимание. Медленно встав на ноги, Карин обвела комнату оценивающим взглядом. Она была небольшого размера, с расположенным под окном футоном, маленькой тумбочкой у стены напротив, рядом с которой стоял простой деревянный стул и зеркалом в полный рост в самом дальнем углу. Немного пошатываясь, Карин подошла к нему и хмуро глянула на собственное отражение. Она едва узнавала саму себя. Растрёпанные волосы, мертвенно-бледный цвет лица, тусклые глаза с залёгшими под ними ярко-фиолетовыми синяками и нескрываемый краями простой белой юката уродливый свежий шрам, разраставшийся от центра груди. От эталонного мертвеца её отличало лишь то, что по неведомой причине она продолжала дышать. Досадливо поморщившись, Карин отошла от зеркала и теперь буравила невидящим взглядом стену.       В животе внезапно заурчало, и это застало её врасплох. Чувствовать голод впервые за неизвестно какое количество дней оказалось настолько нормальной вещью во всём этом безумии, что на мгновение она удивлённо застыла. Задумавшись над этим, Карин едва не упустила из виду шелест открывающихся с другой стороны сёдзи.       Перед её взором предстал чрезвычайно высокий мужчина с усами, заплетёнными в короткие косички волосами и с прямоугольными очками, крепко сидевшими на переносице. В нём читалось спокойствие и серьёзность на грани суровости. Он вежливо представился, назвав себя простым работником магазина, и пригласил спуститься вниз к завтраку. Карин, не давая себе время на раздумья, согласилась.       Тессай Цукабиши мог представляться кем угодно, но сама его суть оставалась неизменной. Он — шинигами, и далеко не самый простой. Карин не могла сказать, какую до этого должность тот занимал, но какое-то внутреннее чутьё шептало о ранге капитана. От него тонким шлейфом исходила угроза, но совсем не та, при которой тебе хотят причинить вред намеренно, а больше похожая на простое предупреждение. Карин прекрасно понимала его — у самой не наблюдалось привычки беззаботно подпускать к себе кого попало ближе, чем на километр.       На первом этаже, в небольшой комнатушке по соседству с главным торговым залом, уже сидел за столом владелец этого места, неспешно потягивая чай за небольшим столиком, заставленным несколькими видами сладостей. Увидев вошедших, Урахара тут же принялся комично махать одной рукой в приветственном жесте. Несколько отстранённо кивнув в ответ, Карин села на свободный дзабутон между двумя мужчинами, подрагивающими руками взяла протянутую Тессаем чашку с чаем, и сделала небольшой глоток. Жидкость с непривычки обожгла все внутренности, будто вместо тёплого жасминового чая она выпила раскалённую лаву. Чужие, не столь очевидно наблюдающие любопытные взгляды ощущались практически так же, и игнорировать их почему-то не хотелось. Тихонько вздохнув, Карин повернулась немного вправо и вопросительно склонила голову набок, глядя Урахаре прямо в лицо, частично скрытое за чашкой.       — Рад видеть вас сегодня за завтраком с нами, Карин-сан. Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, — радушно произнёс мужчина, явно не желая с порога переходить к делу.       Карин с удивлением подметила, что в этот раз шляпа на нём отсутствовала, и нигде по близости веера не наблюдалось. Без этих атрибутов Урахара казался настолько простым и значительно уязвимее, что это сбивало. Она не была уверена, чем заслужила столь доверительное отношение, но не могла не ощутить слабый трепет внутри.       — Вашими стараниями, Урахара-сан. Благодарю за то, что помогли и позаботились обо мне. Мне вовек не отплатить за вашу доброту, — глубоко и почтительно склонившись сначала перед Урахарой, а затем и перед Тессаем, сказала Карин.       — Что вы, Карин-сан, не стоит! — немного смущённо воскликнул Урахара, взмахнув руками. — Главное, что с вами всё в порядке!       — Не думаю, что это действительно так.       Тихий, едва различимый шёпот в этой небольшой комнате прозвучал громче отчаянного крика. Тессай, до этого сидевший с расслабленным выражением лица, в один миг сделался хмурым, точно грозовая туча, но продолжал тактично помалкивать. Лёгкая улыбка с лица Урахары пропала так же быстро, как и появилась. Взгляд его потупился, а изо рта вырвался тяжёлый и долгий вздох. Карин на смену настроения вокруг не обращала ни капли внимания, будто ничего и не говорила ничего, всё так же преувеличенно спокойно потягивая уже вторую чашку чая в прикуску с клубничным моти.       — Рано терять надежду, Карин-сан, — осторожно начал Урахара. — Йоруичи-сан ещё не вернулась из Сообщества Душ, и кто знает, может, ситуация окажется лучше, чем мы предполагали.       Карин неоднозначно хмыкнула, чуть крепче сжимая пальцы вокруг чашки, и ровно произнесла:       — Вы слишком умны для того, чтобы в самом деле верить в благоразумие Совета 46. Случай с моим кланом и ваш — тому неоспоримое подтверждение. Вопрос о том, являюсь ли я преступницей в глазах Готея, попросту не стоит. Речь идёт о степени жёсткости моего приговора и его влиянии на моих близких и подчинённых.       — Тогда, есть ли у вас предположения о том, что будет дальше? — спросил Урахара, не скрывая блеснувшего в глазах огонька любопытства и чуть приподнятого уголка губ.       Не раздумывая ни секунды, Карин ответила:       — Капитаном отряда станет мой третий офицер — Хицугая Тоширо. Он моложе меня, ребенок в глазах большинства, но гениальности и таланта в нём больше, чем было у Кайена, — замерев на мгновение от сковавшей сердце горечи, она продолжила: — Вместе с Рангику они смогут удержать отряд на плаву, а затем и вовсе привести к большему величию. В это я верю безоговорочно. На счёт себя… Думаю, за мной могут отправить несколько отрядов задержания, чтобы упечь куда-то поглубже в Мукен, а если им не захочется со мной возиться — остановятся на пожизненном изгнании в мир живых. Ничего лучше они не смогут придумать, ведь всем известно, что особой оригинальностью Сообщество Душ и Совет 46, в частности, никогда не славились.       Интересно, чувствовал ли отец себя так же десять лет назад, как она сейчас? Верил ли он в то, что с отрядом всё будет в порядке, как в это верила она? Жалел ли хоть одно мгновение обо всём, что пришлось оставить позади?       Потому что Карин каждой клеточкой своего тела жалела о случившемся и рвалась обратно в свой кабинет. В ту жизнь, которую она знала как жить. К тем людям, которые успели пустить крепкие корни в её душе.       Урахара, кажется, понимал и разделял её чувства. Как и Тессай. Кому, как не им. Но, в отличие от неё, у них было гораздо больше времени свыкнуться с этим ядовитым, ни на мгновение не затихающим чувством. Карин только предстояло этому научиться и надеяться на то, что рано или поздно у неё получится.       — Думаю, вы правы в своих суждениях, Карин-доно, — внезапно подал голос Тессай, и она тут же сморщилась от столь формального обращения.       — Вы можете опустить столь вежливые суффиксы, Цукабиши-сан, — слегка поморщившись, сказала Карин.       — Вам придётся с этим смириться, — вклинился Урахара. — Тессай-сан в этом вопросе весьма упрям.       Карин удивлённо приподняла бровь, не совсем уверенная в том, что прочла между строк. Не мог ведь Урахара намекать на то, что они ещё не скоро попрощаются? Получалось слишком хорошо, а в подобное ей уже совсем не верилось. Взгляд растерянно метался из одного угла комнаты в другой, от одного мужчины к другому. В кои-то веки Урахара смотрел прямо, не отводя глаз, будто видел её насквозь. Тессай делал тоже самое, но в его взгляде читались скорее понимание и ожидание.       Она никогда не стала бы слепо верить Урахаре, но, похоже, тот не намеревался причинять ей вред. Скорее, хотел посмотреть, какая от неё может быть польза в достижении цели, которая с недавних пор у них была общей, и, в нужный момент, поставить её фигуру на шахматную доску. Возможно, даже помочь, пусть мотивация для подобного альтруизма, на её взгляд, была слабоватой. С таким положением дел Карин, скрепя сердце, вполне готова мириться, хотя бы потому что лучшего варианта для неё не существовало. Попасть в тюрьму раньше Айзена ей уж точно не хотелось, а значит, она смирится с некоторыми неудобствами.       Карин сообщила о своём решении твёрдым кивком головы. Она знала, что её посыл поняли, а потому позволила себе немного расслабиться, чтобы в следующее мгновение вздрогнуть от звука противно скрипнувшей оконной створки.       Небольшая кошка с чёрной лоснящейся шерстью и пронзительными золотистыми глазами манерно взмахнула хвостом и бесшумно спрыгнула с оконной рамы прямо на центр стола. Атмосфера в комнате разом сделалась неуютной и напряжённой, но Карин с небольшим удивлением отметила, что появление Шихоин Йоруичи, знаменующее малоприятные новости из Сообщества Душ, её саму нисколько не напрягло. Напротив, внутри неё впервые за долгое время воцарилось мягкое, расслабляющее умиротворение. Может, дело было в том, что она успела трезво поразмыслить и принять происходящее во всех его неприглядностях. Или в том, что отныне терять ей решительно нечего (ведь в тот роковой день она, помимо прочего, потеряла саму себя). А может, во всём и сразу.       Йоруичи не стала тянуть кота за хвост, и после того, как потребовала несколько пиал прохладного молока, принялась рассказывать:       — Слушание по твоему делу закончилось полчаса назад, — не позволяя шоку в полной мере отразиться на лицах присутствующих, Йоруичи, как ни в чём не бывало, продолжила: — Теперь я точно уверена в том, что Совет 46 либо коррумпирован, либо Айзен держит их всех под иллюзией своего занпакто. Где это видано, такое вопиющее пренебрежение к следственным и судебным протоколам!       Услышав тихий смешок Урахары, Йоруичи ненадолго прервалась, чтобы предупреждающе взглянуть на него, слегка высунув когти из передних лап. Вняв не озвученному вслух предупреждению, мужчина тут же присмирел, а удовлетворённая произведённым эффектом кошка заговорила вновь, на этот раз гораздо серьёзнее:       — Тебе выдвинули обвинения в причинении серьёзного вреда шинигами и предательстве Готея-13 с подачи Ичимару Гина, ведь по счастливому стечению обстоятельств именно люди его отряда в тот день подверглись нападению пустого с твоими силами. Никто не задавался вопросом, что делали шинигами третьего отряда на территории столь далёкой от их юрисдикции, — раздражённо фыркнув, она продолжила: — Расследование возглавляла Сой Фон, и могу сказать, что она действительно пыталась сделать всё правильно, но с тем, как Совет ускоренно провёл слушание, очевидно, что всё было решено с самого начала. В общем, тебя, Карин, приговорили к пожизненному изгнанию в мир живых и моментальной казни, стоит тебе ступить на земли Сообщества Душ.       Карин молча кивнула в ответ, про себя раздумывая над услышанным, пока Йоруичи с ошеломляющей скоростью и энтузиазмом лакала из пиалы свежее молоко.       Значит, её опасения по поводу Ичимару подтвердились. Карин никогда не нравился этот скользкий лис, вовсе не из-за его экстравагантного поведения или от тщательно скрываемой угрозы в характерном прищуре глаз. Причина её неприязни крылась в том, что этот человек постоянно лгал всем и каждому, но больше всего — Рангику. Карин раздражало то, как жестоко и настойчиво Ичимару отталкивал от себя Мацумото, при этом продолжая смотреть ей вслед точно брошенный щенок, когда думал, что никто не видит. Стоило отдать должное — Ичимару скрывал это с таким блеском, что сама Карин не проглядела только благодаря чуду. Его бравада пала лишь единожды, на жалкую долю мгновения, но этого оказалось достаточно.       Учитывая новые обстоятельства, не оставалось сомнений в том, что Ичимару являлся сообщником Айзена. От этого злость Карин на него распалялась всё сильнее, потому что она никак не понимала, что же им движет и какую цель он преследует. Не то чтобы её слишком волновало то, какие грязные дела творит Ичимару, но от его действий так или иначе могла пострадать Рангику, чего Карин всегда в тайне боялась.       Было приятно услышать, что, кажется, Сой Фон так легко не повелась на эти абсурдные обвинения. Немного странно, учитывая её отношение к преступникам в целом, но на подобное благодушие Карин жаловаться не собиралась.       Сам вердикт её нисколько не тронул — всё вышло ровно так, как она и предсказывала. Ни больше, ни меньше. Хоть где-то Карин точно знала, чего ожидать.       Множество вопросов после своеобразного доклада от Йоруичи оказались закрытыми, но на парочку ей по-прежнему хотелось услышать ответ.       — Знаете ли вы, как происходящее отразилось на десятом отряде и моей семье, в частности, Йоруичи-сан? — тщательно замаскировав нервозность за вежливостью спросила Карин.       Кошка, до этого сыто вылизывающая лапу, в тот же миг приосанилась и, смерив её понимающим взглядом, ответила:       — Десятый отряд поместили под домашний арест с изъятием занпакто на несколько дней, но перед слушанием освободили ввиду образцового поведения. Однако, самое интересное произошло сразу вынесения приговора, когда поставили вопрос о кандидатуре нового капитана. Твой третий офицер, Хицугая, если не ошибаюсь, тут же подал ходатайство об экзамене на эту должность. Надо было видеть, как перекосились лица у этих старых шакалов, я знатно повеселилась, — Йоруичи ехидно фыркнула, совершенно точно вспоминая увиденное, и, после небольшой паузы, продолжила: — Славный этот малыш, далеко пойдёт. Твой лейтенант ему в этом поможет, я точно знаю. Он мне напоминает немного Кайена — настолько же, если не больше, талантлив. Хотя нет, он всё же больше похож на своего капитана.       Раздражённо нахмурив брови в ответ на довольную ухмылку от Йоруичи, Карин, чувствуя непонятно откуда взявшуюся робость, спросила:       — А что насчёт Куукаку и Гандзю? Надеюсь, их это никак не затронуло?       Утвердительно кивнув, Йоруичи ответила:       — Да, их почти не трогали, за исключением одного-единственного допроса, который был скорее формальностью. Куукаку, кстати, тоже присутствовала на заседании Совета. На глаза ей я не попадалась, как ты и просила, но выглядела она очень злой и расстроенной.       На автомате поблагодарив женщину за предоставленную информацию, Карин сделала несколько глубоких вдохов и устало потёрла переносицу. Она правда не хотела становится причиной для беспокойства тёти. От одной лишь мысль о том, что они почувствовали, когда узнали о произошедшем, к горлу Карин подступала тошнота. Они втроём ведь только-только оправились от исчезновения Ишшина, смерти Кайена и Мияко. Карин никогда не думала, что станет следующей причиной дурных вестей в их доме.       И одна лишь мимолётная мысль о том, что Куукаку и Гандзю могут поверить в то, что она в самом деле преступница, заставляла леденеть кровь в её жилах.       То ли угадав, то ли в самом деле заметив что-то в непроницаемом выражении лица Карин, Йоруичи поспешила добавить:       — Куукаку не глупая, и ни за что в жизни не поверила бы в эти бредовые обвинения. В её сердце для тебя с самого начала было особое место, уж это я точно знаю — своими глазами видела, как она тряслась над тобой, стоило тебе появиться на свет. Поэтому не забивай свою прекрасную головку глупыми мыслями, и чуть больше верь в свою семью.       Выдавив из себя слабую, кривую улыбку, Карин ещё раз поблагодарила кошку. Точно кусочек айсберга откололся внутри неё после этих слов, растворяясь в тёмных водах, и стало чуточку легче. Кому, как не ей знать, чего стоила её семья. Они обязательно справятся, и может, однажды, Карин сможет предстать перед ними, исправив свои ошибки и будучи по-настоящему достойной имени Шиба.       В это, почему-то, всё ещё хотелось верить вопреки всему.       Звук поставленной на столик пустой чашки вырвал Карин из глубокой задумчивости. Урахара смотрел на неё слишком понимающе, отчего ей тут же стало неуютно, а желание куда-то сбежать неумолимо крепло. Коротко прокашлявшись, мужчина сказал:       — Думаю, вам лучше пойти отдохнуть, Карин-сан, всё же вы только оправились от столь тяжёлых ранений. Мы ещё успеем всё обсудить, ведь теперь вам точно некуда спешить!       Едва закончив говорить, Урахара тут же комично приложил руку ко рту, будто действительно был в шоке от того, какие из него вырвались слова. Тессай смотрел на него, осуждающе хмуря брови, Йоруичи осуждающе зашипела, а сама Карин, внезапно для самой себя, коротко и резко хохотнула. Пожав плечами под прицелом оторопевших взглядов, она поставила свою чашку на стол, встала и, глубоко поклонившись, произнесла:       — Благодарю за еду и заботу о моём самочувствии, — выдержав небольшую паузу, она выпрямилась и, глядя куда-то вбок, с лёгкой издёвкой в голосе добавила: — Пойду отдыхать спокойно, ведь теперь точно знаю, что мне некуда спешить.       Кинув напоследок мимолётный взгляд на присутствующих, Карин бесшумно отодвинула створки сёдзи и вышла в коридор. По лицу Тессая трудно было сказать что-либо, Йоруичи даже не скрывала, насколько потешным находила сказанное ею, а вот Урахара даже не пытался выглядеть виноватым. Заморачиваться на этот счёт совсем не хотелось, поэтому Карин решила в этот раз присмотреться к окружающей обстановке чуточку получше.       Что сам магазин, что жилая часть этого здания были сделаны в традиционном японском стиле — ничего излишне вычурного. По правде говоря, от типичного руконгайского магазинчика этот отличался лишь наличием разнообразных вещей из мира живых, за которыми прогресс Сообщества Душ не поспевал на добрую сотню, а то и две, лет. Такая отдалённо знакомая обстановка действовала на неё гораздо более расслабляюще, чем она готова была признаться вслух.       Едва переступив порог комнаты, она тут же с тяжёлым вздохом опустилась на пол, одолеваемая приступом резко накрывшей слабости во всём теле. Прикрыв глаза, Карин позволила себе на какое-то время замереть в такой позе, погружаясь в своеобразное медитативное состояние без каких-либо мыслей. Только когда слабость начала понемногу отступать, она медленно открыла глаза вновь, тут же цепляясь взглядом за чёрный свёрток, располагавшийся у изголовья футона. Встав на ноги и отряхнув коленки, Карин подошла к нему и настороженно взяла в руки. Сверху чёрного свёртка, который, при ближайшем рассмотрении, оказался плащом, лежала небольшая записка. Сжав её между пальцами, она внимательно пробежалась взглядом по размашистым строчкам.       «Весной в Каракуре довольно прохладно, поэтому перед тем, как выйти на прогулку, не забудьте надеть этот прелестный плащ, чтобы никакие микробы не смогли вас обнаружить!»       Перечитав послание ещё несколько раз, Карин насмешливо хмыкнула. Урахара не переставал удивлять её своей пугающей дальновидностью, топорными попытками завуалировать истинный смысл и странными эвфемизмами. Стоило отдать должное, он и в самом деле гений — понял ведь, куда она собиралась наведаться. Накинув на себя любезно предоставленный плащ, она подошла к зеркалу и прислушалась к ощущениям. В отражении была лишь пустая комната, без чьего-либо присутствия, а вся реяцу сосредоточилась под покровом чёрной ткани, совсем не вытекая наружу. От осознания того, насколько это изобретение было удивительным, у неё даже на мгновение перехватило дыхание. Мимоходом подумав о том, что по возвращению обязательно стоит поблагодарить Урахару, Карин, замявшись на долю секунды, вышла из комнаты и, никем не замеченная, покинула стены магазина.       На улице и правда было прохладно. Ветер дул совсем неласково, солнце выглядывало из-за массивной тучи едва ли на четверть, а от внезапно обрушившегося на неё, точно лавина, городского шума Карин невольно поморщилась. Сосредоточиться на одном, довольно слабом источнике реяцу ей стало гораздо труднее, чем раньше, но спустя минуту она наконец смогла за него крепко зацепиться. Карин прекрасно понимала, что в её нынешнем состоянии пользоваться сюнпо слишком рано, а потому с тяжким вздохом двинулась в дорогу на своих двоих.       Скорее от скуки и зудящей необходимости знать как можно больше просто на всякий случай, чем ведомая любопытством, Карин внимательно озиралась по сторонам. На пути ей встретились однотипные многоэтажки, иногда сменяющиеся рядом таких же однотипных двухэтажных домов, парочка круглосуточных супермаркетов, аптек, средняя школа и относительно новый мост через неширокую реку. Поджав губы и сводя брови ближе к переносице, она на чистом упрямстве запоминала каждую деталь, потому что отказывалась находиться, а тем более жить в месте, где знала меньше, чем всё, до самого последнего тёмного закоулка. Ноги начали противно гудеть спустя десять минут, так что Карин пришлось значительно снизить темп, из-за чего оказалась перед пунктом назначение гораздо позже, чем планировала изначально.       Перед ней возвышался большой двухэтажный дом, отличавшийся по стилю от привычных ей в Сообществе Душ, а над широким входом справа висела приметная вывеска «Клиника Куросаки». При первом же взгляде на неё, у Карин на мгновение замерло сердце, чтобы в следующее забиться сильнее и быстрее. Она с абсолютной уверенностью могла сказать, кто являлся главным врачом в этой больнице. У Иссина всегда хорошо получались медицинские кидо и многие другие лечебные манипуляции, что выделяло его среди остальных членов клана Шиба. Она сама в этой стезе была полнейшей бездарностью, даже бинты накладывала с огромными усилиями. А вот в семейном деле — изготовлении фейерверков и прочих взрывоопасных устройств — Карин уступала только Куукаку, в то время как у самого Иссина хорошо получалось лишь пользоваться их изобретениями. Не сразу обратив внимание на то, как с каждой секундой всё глубже окунается в горькую меланхолию, она тут же одёрнула себя, крепко сжимая руки в кулак и впиваясь отросшими ногтями в огрубевшую кожу ладоней. В конце концов, она пришла сюда совсем не за тем, чтобы лелеять давно въевшуюся в подкорку тихую скорбь по былому.       Карин надеялась, что в этом месте, где теперь обитал человек, занимавший значительное место в её душе, сможет понять для себя хоть что-то. Отыскать ответ хотя бы на один из множества досаждавших вопросов. Но теперь, стоя перед чёрными кованными воротами, слушая доносящийся изнутри дома звонкий смех и радостный лепет, она запуталась ещё сильнее.       Ей хотелось знать, каким образом у него получалось проживать новую, чуждую их природе шинигами жизнь так, будто изначально был простым человеком? Как, после всего, что с ним произошло, он отыскал смысл и причину для того, чтобы двигаться вперёд? Карин отчаянно силилась понять, но у неё ничего не получалось.       Даже мысль о мести Айзену, которую ей, безусловно, хотелось совершить, как за себя, так и за Кайена с отцом, никак не помогала заземлиться. Не являлась причиной, достаточной для того, чтобы жить полноценно, а не существовать по инерции. Складывалось ощущение, будто из ещё недавно бывшей цельной картины варварски вырвали огромный кусок полотна и запрятали со скрупулёзной тщательностью. Так, что она теперь больше была похожа на новорожденного младенца, умевшего лишь реветь во всё горло, а не на состоявшуюся шинигами, что вела за собой один из самых больших отрядов Готей-13.       Казалось, будто у неё выбили почву из-под ног, а когда она, казалось, вернула равновесие, вместо привычного шероховатого грунта разверзлась пустота, и всё это время она не прекращала падать.       И зацепиться, чтобы удержаться, было не за что.       С лёгким, несколько мрачным удивлением, Карин вдруг поняла, что понемногу начинала чувствовать себя увереннее в таком подвешенном состоянии. Не стоило до этого тешиться иллюзиями — такой её жизнь должна была быть с самого начала. Пустой и одинокой. Ей чертовски повезло прожить столь долгий период времени, не зная толком горечи и бед. Стоило наконец признать — как раньше уже никогда не будет.       Она не могла больше верить в то, что когда-либо станет лучше. Не могла вынести даже малейшего лучика надежды на это. Потому что если она позволит себе поверить во что-то хорошее, то неминуемо окажется обманута, и тогда это точно станет для неё концом.       Раздражённо сморгнув начавшую, было накапливаться в глазах сырость, Карин сфокусировала взгляд перед собой, и тут же поражённо замерла на месте, иррационально ощущая себя пойманной с поличным. Из открывшейся входной двери дома на улицу сначала вышла светловолосая женщина среднего роста, крепко прижимавшая к себе младенца едва ли старше одного года. Следом за ней выбежал невысокий мальчишка с настолько яркими рыжими волосами, что Карин невольно прищурилась, стоило ей взглянуть на него. Мальчик с крайне серьёзным видом придерживал входную дверь, помогая высокому черноволосому мужчине выкатить наружу детскую коляску.       У Карин перехватило дыхание, а сердце, замершее на миг, начало биться в груди с двойной силой. Ладони, до сих пор сжатые в кулак, моментально вспотели, а бывшая чрезвычайно крепкой хватка постепенно ослабевала, оставляя висеть вдоль тела руки мёртвым грузом. Чуть споткнувшись, Карин поспешила отойти в сторону, чтобы никто ненароком не столкнулся с ней, и продолжала жадно смотреть на развернувшуюся перед ней картину.       Отец выглядел гораздо старше, чем она его помнила. Ещё немного, и Карин смело могла бы назвать его старым. От подобной мысли ей захотелось расхохотаться, но боязнь быть обнаруженной перевешивала внезапно одолевшее её веселье. Лицо Иссина едва ли не светилось от счастья, когда он смотрел на своих жену и детей. Карин не могла припомнить ни единого раза, когда бы видела его настолько радостным и умиротворённым. Она боялась, что ей будет горько и невыносимо воочию столкнуться с тем, насколько отцу было хорошо в своей новой жизни без неё. Вместо этого тиски, сжимавшие сердце Карин, немного ослабли, а на её лице расцвела едва заметная, слегка изломанная по краям, но несомненно мягкая улыбка. Облегчение было практически осязаемым — отец как никто заслуживал счастья, такой мирной жизни, в окружении небольшой, но нежно любящей семьи, которой сама Карин, несмотря на их общие усилия, так и не смогла стать.       Женщина, очевидно являвшаяся новой женой отца — квинси по имени Масаки Куросаки — улыбалась так широко и ласково, смотрела с таким бесконечным теплом на суетящихся вокруг неё мужа и маленького сына, что последние остававшиеся сомнения бесследно растаяли. В этой семье царили любовь, поддержка и взаимопонимание. Карин могла не волноваться за благополучие отца.       И теперь она могла отпустить его со спокойной душой и уйти.       Может, она и не нашла здесь ответов на вопросы, как не нашла ни единой частицы себя, но вместо этого внезапно обрела нечто иное, совсем не то, что могла ожидать.       Смирение и покой.       Она по-прежнему неполноценна, с зияющей пустотой внутри, острой болью и тоской по утерянному. Она по-прежнему не знала, каким образом жить дальше, ни в чём не была уверенна до конца, но почему-то теперь ей стало совсем не страшно нести в себе эту тяжёлую ношу. Даже если та не станет легче ни на грамм и останется с ней до самого конца.       Возвращаться в магазин было гораздо проще, но на половине пути Карин внезапно решила совершить небольшой крюк. Ноги сами несли её с такой лёгкостью, будто никакой усталости и вовсе не было. Напряжение на лице слегка стёрлось, а сердце выстукивало чёткий и спокойный ритм. Смотреть вокруг было решительно не на что, но прохладный, немного морозный ветер, пробирая до костей, дарил ощущение того, что она по-прежнему жива. Сейчас это казалось приятнее, чем вчера, и Карин упрямо цеплялась за это чувство, пока оно ещё теплилось внутри.       У входа в магазин, прямо на ступеньке, сидел Урахара, медленно и вдумчиво поглаживая разлёгшуюся у него на коленках чёрную кошку. Не желая разрушать кривоватыми словами царившую атмосферу покоя, Карин бесшумно подошла к ним и, встав на ту же ступеньку, кончиками пальцев дёрнула за край полосатой шляпы. Не вздрогнув от неожиданности, Урахара лишь склонил голову немного ниже и, не сбиваясь с ритма поглаживания, мягко произнёс:       — С возвращением. Надеюсь, прогулка была приятной.       Не сказав ничего вслух, Карин на мгновение положила руку на плечо мужчины, и с безмятежным выражением лица вошла внутрь, точно зная, что её жест поняли.