«Яркое солнце гривой своей С тонкого льда сотрёт все следы. Бояться быть обманутым не нужно. На обмане этот мир стоит.» Bleach, шестнадцатый том.
— Малышка, поднимайся скорее, а то опоздаешь в свой первый рабочий день! Едва заслышав доносившийся из коридора крик Йоруичи, Карин протестующе застонала. Она была уверенна, что вчера заводила будильник, который должен был тихо и ненавязчиво звенеть, а не орать во всё горло тошнотворно бодрым голосом. Если ей грозит столь «приятное» пробуждение каждый день, Карин не сможет гарантировать целость и сохранность магазина и его жителей в частности. Йоруичи в последнее время избрала её главной мишенью, потому что, очевидно, у неё отвалится хвост, если она не смутит или не выведет из себя кого-то хотя бы один раз за день. Эта драная кошка не сразу, но всё же отыскала нужное слово-триггер, приводящее Карин в бешенство, и теперь активно пользовалась им. Медленно перевернувшись на спину на измявшемся за ночь футоне, Карин позволила себе понежиться в тёплой постели ещё несколько секунд, прежде чем встать, недовольно пыхтя. Схватив с небольшого стола чёрные часы-будильник, который на днях принёс в комнату Тессай, она едва сдержалась, чтоб не обматерить Йоруичи как можно громче и заковыристее. На работе ей нужно появиться в одиннадцать, а сейчас было только восемь утра! Желание убивать ещё никогда не ощущалось сильнее, чем в этот момент, и даже ледяная вода, которой она умывалась, была совершенно не в силах ни потушить этот огонь, ни помочь проснуться. С окончательно убитым настроением Карин спустилась вниз на кухню, чудом ни во что не врезавшись. Там, с совершенно невинным видом, прямо на столешнице восседала Йоруичи, держа в руках чашку какого-то чёрного и необычно пахнущего напитка. Урахары не было, потому что он наверняка только недавно лёг спать. Карин завидовала ему сейчас как никогда сильно. Тессай в это же время снимал с плиты кипящий чайник. Без прихватки. Голыми руками. Карин про себя удивилась тому, что, оказывается, не единственная в этом доме обладает повышенной устойчивостью к высоким температурам. Когда она, всё же найдя в себе силы тихо пробормотать под нос «доброе утро», села на свободный стул, Тессай тут же поставил перед ней чашку с тем же напитком, что и у Йоруичи. — Этот напиток называется кофе. Помогает проснуться по утрам и дарит заряд бодрости. Может показаться горьким, поэтому рекомендую положить побольше сахара, — Тессай пододвигает к чашке сахарницу, продолжая стоять над душой в ожидании вердикта. Он вообще очень любил, когда с ним делились мнением (особенно если это самое мнение восхваляло его) — будь то приготовление еды, новая расстановка товара на прилавке или заплетённые иным способом косички. Карин импонировала компания этого строгого на вид, но до смешного мягкого и доброго в душе мужчины, так что она всегда старалась сказать ему парочку приятных слов, потому что у Тессая действительно хорошо получалось всё. Кроме пикулей. — Ого, а это гораздо вкуснее, чем я думала, — удивлённо пробормотала Карин, сделав первый глоток после того, как всыпала в чашку три ложки сахара. — И сладко, и горько одновременно. Даже чувствую себя чуть более живой. Благодарю, Тессай-сан, вы спасли моё кошмарное утро. Он тут же весь засветился, словно лампочка, и жестом фокусника достал из-за спины плитку молочного шоколада, того самого, который особенно пришёлся ей по душе. Вприкуску со сладким кофе пить оказалось ещё вкуснее, потому Карин быстро осушила первую чашку и попросила добавки. Тессай нахмурился, приговаривая, что большое количество кофе вредно для сердца, но всё равно сварил ещё. — Старый добрый Тессай, волнуется о таких мелочах, — подала голос Йоруичи. Карин молча взглянула на неё исподлобья одним из самых недоброжелательных взглядом, что имелись в её арсенале. — Ну-у-у, прекращай дуться, малышка! Я всего лишь хотела, чтобы у тебя было достаточно времени на сборы, — сладко протянула Йоруичи, выглядя при этом так невинно, что не придраться. — Испытываешь терпение, Йоруичи-сенсей, а оно у меня не бесконечное, — произнесла Карин с обманчиво мягкой улыбкой на лице. Йоруичи вняла полученному предупреждению и продолжила молча завтракать. Тессай, закончив возиться у плиты, тоже решил побаловать себя кофе. — Как ваше настроение перед первым рабочим днём? — участливо спросил он, присаживаясь на стул рядом с Карин. — Могло быть и лучше, — Карин выразительно взглянула в сторону Йоруичи. — Но и не так уж плохо. Я не нервничаю, но всё равно это как-то… На несколько секунд она замолчала, пытаясь подобрать подходящее слово. — Странно, полагаю, — подсказал Тессай. — Для нас всё тоже было диким и неуютным поначалу, но к миру живых привыкнуть гораздо проще, чем кажется. Стоит только шагнуть ему навстречу. Карин, может, и не была до конца честна в своих чувствах, но ненавязчивая поддержка Тессая мигом помогла ей обрести лёгкость на душе. Тьма сомнений, мутным осадком осевших в глубине её сердца, рассеивалась с каждый мгновением, что она проводила на маленькой, едва вмещавшей троих взрослых людей, кухне. Тишина, нарушаемая лишь тихим перезвоном посуды, нисколько не напрягала. Пусть она и привыкла к другому укладу в Сообществе Душ — уж больно энергичными у неё были как родственники, так и подчинённые — но против смены привычного сценария вовсе не возражала. Пожалуй, Карин всё же была благодарна Йоруичи за ранее пробуждение. Но вслух она это ни за что не признает. — Главное — не будь к себе слишком строга, Карин-чан. Не каждый же день ты начинаешь жизнь с чистого листа и с новой фамилией. О чём она там говорила? Забудьте. Карин ни капли не благодарна Йоруичи за напоминание о её самом неприятном решении в жизни. — Я не ослышался, Карин-сан? Вы действительно просите, чтобы я помог вам с устройством на работу? — хрипло спросил Урахара, едва не подавившись чаем. — Не ослышались, — уныло ответила Карин, морща лицо от охватившей её неловкости под прицелом трёх ошарашено вытаращившихся пар глаз. Она всерьёз начинала жалеть о том, что вообще завела этот разговор. — Но вы пока не знаете, кем именно хотите работать, я верно вас понял? — осторожно уточнил Тессай. Карин уныло кивнула головой. Ей определённо стоило подумать об этом намного дольше, прежде чем открывать рот. — Тогда давайте подумаем об этом вместе! — энергично воскликнула Йоруичи. — Почему бы тебе не работать в магазине, как Тессай? — Я готова помогать с чем угодно в делах магазина, но мне нужно больше самостоятельности и свободы. И раз уж мир живых теперь моё новое постоянное место жительства, тогда лучше будет полностью ассимилироваться в нём, — нахмурила брови Карин. — Проще говоря, так я не помру со скуки и смогу время от времени отдыхать от вас. Исключая Тессай-сана, конечно же. «И буду меньше зависеть от вас в финансовом плане», — осталось невысказанным вслух. Урахара и Йоруичи синхронно надулись. — Как жестоко и бессердечно, Карин-сан! Но я, являясь чрезвычайно добрым владельцем небольшого магазинчика сладостей, буду только рад присутствию такого энергичного работника, как вы! Карин взглянула в его недобро блеснувшие глаза пассивно-осуждающе, едва сдержавшись от язвительного комментария. — А насчёт иного вида занятости… Может, поделитесь тем, что вам нравится делать? Всё же в любом из миров лучше пробоваться на работу, так или иначе относящуюся к сфере ваших интересов, — рассуждал вслух Урахара, медленно постукивая сложенным веером в руке. — Побеждать, надирая задницы другим, — сказала Карин первое, что пришло в голову. Урахара, услышав сказанное, запнулся на полуслове, Тессай сконфуженно нахмурился, а Йоруичи, ожидаемо, заливисто рассмеялась. Карин с удивлением отметила для себя, что уже успела изучить этих троих достаточно, чтобы предугадывать их реакцию. Эта мысль казалась странной и естественной одновременно. Ведь это значило, что она уже начала привыкать к такой жизни. И было в этом что-то… Странно обнадёживающее. — Ну, профессиональной спортсменкой тебе уже поздно становиться, однако… Как насчёт обучения сопляков искусству надирания задниц? — спустя какое-то время внезапно подала голос Йоруичи. Карин недоумённо взглянула на неё, не до конца понимая, что Йоруичи под этим подразумевала. — Я понял! Вы предлагаете Карин-сан попробовать себя в роли тренера в секции боевых искусств! — взбудоражено заёрзал на месте Урахара. Теперь, когда слова, наконец, обрели смысл, предложенная Йоруичи идея показалась Карин***
Когда Карин наконец дошла до места работы, то совершенно не удивилась, обнаружив там лишь свою работодательницу. Госпожа Арисава была ещё достаточно молодой женщиной, недавно завершившей профессиональную карьеру. Чтобы не сидеть без дела, она решила открыть вместе с мужем секцию карате, и поначалу они без проблем справлялись вдвоём, но в один момент желающих обучаться стало так много, что пришлось задуматься о расширении преподавательского состава. С госпожой Арисавой на собеседовании они легко нашли общий язык, что было, по меньшей мере, удивительно. Моментами, разумеется, звучали слова или целые вопросы, смысл которых вызывал различные сомнения. За всю свою жизнь в мире живых Карин бывала только раз, во время практики в Академии, что автоматически лишало возможность праздно шататься вокруг. К тому же, тогда всё вокруг выглядело совершенно иначе. Скорость людского прогресса в улучшении качества жизни поистине поражала, и, откровенно говоря, делала её пребывание здесь чуть менее невыносимым. Поскольку занятие первой на сегодня группы начиналось в двенадцать, Карин попросили прийти к одиннадцати, чтобы привести зал в надлежащий вид и прослушать финальный инструктаж по технике безопасности. Судя по всему, госпожа Арисава сама только что пришла, потому что на ней всё ещё была повседневная одежда. Она рылась в сумочке, не замечая появления Карин, так что ей пришлось подать голос первой. — Доброго утра и вам, Карин-сан, — радушно отозвалась госпожа Арисава. — Надеюсь, вы не слишком нервничаете перед своим первым рабочим днём в качестве полноправного сенсея? Скажу по секрету, особой разницы с должностью помощника нет. Идёмте за мной, покажу вам, где находится раздевалка, а затем приступим к уборке. Карин, не найдясь с ответом, лишь молча кивнула и последовала за начальницей. Не могла же она ей сказать, что ещё нигде в принципе не работала в мире живых. И никогда не думала, что в какой-то момент придётся. Урахара, наряду с основными документами, поработал над её трудовой книгой, вписав туда работу помощником сенсея в секции карате в течение четырёх лет. Аргументировал он это своей безграничной щедростью, и пусть у Карин было что сказать на этот счёт, она тактично промолчала. За уборкой и целым ворохом организационных моментов время пролетело настолько быстро, что Карин и не заметила, как очутилась у входа в здание вместе с Арисавой-сан, чтобы приветствовать прибывающих новых учеников и их родителей. Первой её группой на сегодня были малыши возрастом от четырёх до пяти лет, абсолютные новички. За исключением, пожалуй, бойкой девчушки по имени Тацуки — дочери госпожи Арисавы, что уже пыталась самостоятельно разминаться в сторонке. Карин чувствовала, как неловкость сковывала её тело каждый раз, когда она приветствовала прибывших, но сквозь намертво приклеившуюся на лиц вежливую улыбку со стороны разглядеть это едва ли представлялось возможным. Время то ползло, то летело с бешеной скоростью. Карин перевела взгляд на висевшие над дверью часы, показывающие, что до начала занятия оставалось десять минут, и, как завороженная, наблюдала за мерным ходом стрелок. Краем уха уловила бормотание госпожи Арисавы, о том, что не достаёт лишь одного ребёнка. Карин отстранённо кивнула, мысленно считая вдохи и выдохи, чтобы наконец расслабиться. У неё достаточно опыта обучения юных и не очень рядовых разным боевым искусствам, а значит, ничего принципиально нового ей не предстоит делать. Она сможет отработать так же хорошо, как и всегда, выложившись на полную. В конце концов, не имеет значения ни место, ни вид деятельности, когда в душе кипит упорство. Карин не переставала крутить эту мысль в голове, вместе с долгим выдохом отбрасывая все свои переживания в сторону. Острый слух уловил стремительно приближавшиеся голоса: зрелый женский, и ещё совсем юный, принадлежащий мальчишке. Карин опустила голову ровно, уже приготовилась к приветственному поклону. И весь мир перед ней тут же затрещал по швам. Целыми перед глазами оставались лишь картина крепко переплетённых меж собой рук и ощущение два обжигающе ярких очагов духовной энергии. Даже будь у неё закрыты глаза и уши, она бы ни за что их не перепутала. Не сумела бы. Напротив неё стояли те, о ком Карин так отчаянно старалась забыть. С кем она никогда не должна была пересечься, потому что даже имея кое-что общее, их жизни проходили параллельно друг другу. Смотря прямо в глаза, ей совершенно одинаково улыбались Куросаки Масаки и Куросаки Ичиго. А на лице Карин улыбка застыла в предсмертной агонии. Потому что мир внутри неё, только-только отстроенный из гнилых палок, рухнул. Опять. В жилах стыла кровь. С каждым ударом от сердца откалывался мёртвый ошмёток ткани. Силы утекали из неё, точно песок сквозь пальцы. Голову сдавливала изнутри пустота, а лёгкие — недостаток кислорода. Возможно, к ней обращались — трудно быть уверенной, когда все звуки разом стихли, будто кто-то нажал кнопку «выключить». Осторожное, практически невесомое касание, отпечатавшееся на тыльной стороне ладони невидимым ожогом, сначала привело мир вокруг в движение. Затем пробудило и саму Карин. Но, столкнувшись напрямую с обеспокоенным взглядом Куросаки Масаки, она почувствовала себя ещё хуже. Почему одно их появление настолько её задело? Почему её выдержка, оттачиваемая годами, рухнула с такой лёгкостью? Она ведь действительно думала, что отыскала покой в душе. Что больше ничто не сможет прорвать её оборону, задеть за живое. Утверждение, которое оказалось разбито в пух и прах одним лишь присутствием двух людей. Неужели она всегда была настолько слабой? Карин душила злость. На всех и каждого, но больше всего — на саму себя. От желания что-то разрушить нещадно покалывали кончики пальцев. Клубок противоборствующих чувств и эмоций только сбивал с толку сильнее, расшатывая и без того практически утерянный контроль над собой. Взгляд невольно сместился чуть ниже, захватывая маленькое круглое лицо рыжеволосого мальчишки, смотревшего на неё с недоумением и опаской, выглядывая из-за спины матери. Шрам на груди пронзила режущая боль, отрезвляя. Да что, чёрт возьми, она делает? У неё нет права показывать слабость. Нет права идти на поводу у непостоянных эмоций. Нет права на ошибку. Нет права чувствовать. Нет права думать о чём-либо, кроме доверенной ей работы. Внутри всё тут же затихло. Улыбка на её лице стала выглядеть более расслаблено, но отчётливо неестественно, а глаза по-прежнему оставались стеклянными. — Прошу прощения, волнение, должно быть, взяло надо мною верх. Меня зовут Кучики Карин, и с сегодняшнего дня я займусь обучением вашего сына карате. Приятно познакомится, — бесцветным голосом произнесла она, склоняясь в небольшом поклоне. — Что вы, Кучики-сан, всё в порядке! Нам тоже очень приятно с вами познакомиться, Арисава-сан очень хорошо о вас отзывалась! Меня зовут Куросаки Масаки, а моего сына — Ичиго. Он немного стеснительный, но очень хороший мальчик. Пожалуйста, позаботьтесь о нём! Карин молча кивнула в ответ, на деле пропуская всё сказанное этой женщиной сквозь уши, и пригласила проследовать за ней к ученическим раздевалкам. Всё так же не говоря ни слова она наблюдала со стороны за тем, как Масаки прощалась с Ичиго, крепко обнимая его и целуя макушку. Перебросилась парой слов с госпожой Арисавой перед тем, как та ушла в свой кабинет. Взглянула на снующих туда-сюда детей, затем на часы. Как только стрелки остановились на цифре двенадцать, занятие началось. — Добрый день, новички. Меня зовут Кучики Карин, и я буду обучать вас основам карате. Обращаться ко мне сенсей и никак иначе. Обязательным условием на занятиях является дисциплина, если вы хотите научиться хоть чему-то и не заработать глупых травм. Карате — совсем не игра в песочнице, здесь всё серьёзно. Никаких поблажек от меня вы не дождётесь. А теперь пусть каждый из вас по очереди представится. Первой из неровного строя вперёд вышла дочь госпожи Арисавы — Тацуки. Девочка походила на распушившего перья воробья — маленькая, с торчащими в разные стороны короткими волосами и чрезмерно боевым настроем. Твёрдый характер уже в таком возрасте, определённо далеко пойдёт. Следом за ней, видимо подсобрав в себе смелости, представились еще десять детей. Последним на очереди был Куросаки Ичиго. Мальчишка едва сумел выдавить несколько тихих слов, сминая меж пальцев концы белого оби и буравя взглядом пол под собой. Судя по тонкому, дрожащему голосу, было понятно, что он готов в любую секунду расплакаться, поэтому она не стала задерживать на нём своё внимание дольше положенного. Карин громко хлопнула в ладоши, знаменуя начало разминки. Движения большинства были робкими и неуклюжими даже во время простых наклонов шеи, и только Арисава Тацуки могла похвастаться зачатками контроля над своим телом. Хуже всего легчайшие физические упражнения давались, кто бы мог подумать, Куросаки Ичиго. Он то и дело путался в своих конечностях, спотыкался на ровном месте и угрюмо шмыгал носом. Настоящая катастрофа, а не ученик. Будь она способна сейчас чувствовать хоть что-либо, пожалуй, это было бы раздражение. Но единственное, что на данный момент её хоть каплю интересовало — результат. Поэтому пусть хнычет сколько угодно, если ему хочется. Ей это совсем не мешает проводить занятие. А вот маленькой Тацуки очень даже. Она, точно разъярённая гарпия, налетела на Ичиго, хватая того за шкирку и начала причитать о том, какая он размазня. Со стороны зрелище выглядело донельзя комично, но от такого давления Ичиго начал только сильнее реветь, отвлекая внимание других учеников от выполнения упражнений, поэтому Карин пришлось вмешаться: — Тацуки, отпусти его. Пусть плачет сколько захочет — детям это помогает преодолевать трудности, — и целой куче взрослых офицеров Готей-13 тоже. — В следующий раз вместо того, чтобы кричать на него, предложи помощь как более опытная в этом деле. Не забывай, что Ичиго, как и все остальные ребята — новички. Вмиг посерьёзневшая Тацуки, недолго поразмышляв над сказанным, твёрдо кивнула Карин, развернулась к съёжившемуся на полу Ичиго и протянула ему руку. Лицо мальчишки тут же просветлело, и он шустро утёр рукавом мокрые от слёз щёки, прежде чем подняться. — А теперь лучше бы всем заняться делом, — скрестив руки на груди, произнесла Карин. Прозвучавшее между строк предупреждение детвора уловила моментально, а потому они быстро встали на свои места и до конца занятия соблюдали дисциплину. Карин не сумела сдержать облегчённого вздоха, когда дети, наконец, отправились по домам. Ей оставалось провести ещё одно занятие с группой постарше, и на сегодня в секции она свободна. А вот в магазине внезапно появилась парочка дел, не терпящих отлагательств. Осталось лишь подождать два часа.***
Урахару искать не пришлось. Он сам ждал её, сидя на лавочке во дворе здания, где проходили тренировки секции карате, придя сюда за час до конца последнего занятия. Карин даже мимолётно удивилась, когда краем глаза зацепилась за его силуэт, хорошо просматривающийся через окно, но кроме этой блеклой тени от эмоции, не почувствовала совершенно ничего. Ни тогда, ни сейчас, когда она молча присела рядом с ним. В какой-то момент ей захотелось просто проигнорировать его присутствие и пойти куда глаза глядят. Но какой смысл убегать от неизбежного? К тому же то, что Урахара сам пришёл к ней, чего ещё ни разу не делал, говорило о многом. А Карин, вопреки всем логическим доводам, почему-то хотелось послушать, что он желает ей сказать. — Мне, наверное, в первую очередь стоит извиниться перед вами, Карин-сан, — первым нарушил повисшую меж ними тяжёлую тишину Урахара. Она безразлично пожала плечами. — А вам действительно жаль? — Нет, — последовал ответ, который Карин и так прекрасно знала. Таким людям, как Урахара, сожаление чуждо. Он не мог в полной мере чувствовать вину за то, что в его глазах было необходимым шагом на пути к достижению цели. Когда на кону стояли более серьёзные вещи, чем эмоциональный дискомфорт одной недошинигами. Она понимала всё это даже слишком хорошо, ведь таковыми были основные принципы отряда тайных операций, исправно оберегающего покой внутри стен Сейрейтея — устранить угрозу и обеспечивать порядок любой ценой. Карин и сама слишком много раз делала сомнительные с моральной точки зрения вещи, чтобы успешно завершить задание. Оставляла позади товарищей один на один с верной смертью, не вздрагивая и не мешкая ни на мгновение. Манипулировала преступниками, чтобы вытянуть из них информацию или заманивала в ситуацию, из которой им была лишь одна дорога — в тюрьму. И, совсем как Урахара, ни разу не чувствовала себя по-настоящему виноватой. В конце концов, их специально обучали этому. Но она никогда ничего не делала наполовину, а потому, вместе с сожалениями Карин начисто стирала и любые другие чувства не только во время заданий, как предполагалось неписанными правилами отряда тайных операций, а вообще всегда. В своё время её состояние заставило здорово понервничать родных, упрямо отказываясь от перевода в другой отряд. Ни Куукаку, ни Кайену, ни Мияко, ни тем более Иссину не удавалось достучаться до неё. А у Сой Фон получилось. Она тогда действительно спасла Карин от полной потери себя, как личности. На то, чтобы оттаять и вновь начать чувствовать хоть какие-то эмоции, присущие живым людям, ей понадобилось много времени. Множество новых связей, образованных после перевода в десятый, буквально вновь вдохнули в неё жизнь, не позволяя утонуть в пучине мрака. И теперь, когда Карин лишилась всего, чем и благодаря чему жила, стоило ожидать, что всё вернётся к тому, что она с таким трудом поборола. Впрочем, это её уже совсем не беспокоит. Так что, с логической точки зрения Карин понимала, что Урахара сделал это не ради того, чтобы поглумиться над тем, как её душа окончательно разлетается на мириады осколков. Где-то глубоко внутри, в самых дальних закромах души она знала и ждала, когда этот день настанет. Ведь всё, что Карин до этого делала в мире живых — это послушно следовала по вымощенной им дорожке манипуляций, совсем как бестолковый мотылёк, летящий навстречу жаркому пламени. Все поступки и решения не были полностью её собственными. Урахара искусно и незаметно вносил свои правки. И она совершенно добровольно плясала под его дудку. Их сходство с Айзеном иногда немного пугало. Вот только Карин знала, что между ними была огромная разница. О причинах, по которым Айзен так поступил с ней, с отцом, с Кайеном знать совершенно не хотелось. Только уничтожить, стереть его в пыль и предать полному забвению. От Урахары же, по неведомой ей самой причине, хотелось услышать ответ. Хотелось услышать правду, целиком и полностью, со всеми шероховатостями и уродствами. И только затем подумать о том, что бы ей хотелось с ним сделать. — Тогда почему попытались извиниться? Сбоку раздался шорох одежды. Судя по нему, Урахара откинулся на спинку лавочки. Карин трудно было сказать наверняка — она сама смотрела лишь на потрескавшийся кусок асфальта под ногами, с опущенной вниз головой. Хрустнула шея. Не её. Карин предпочитала думать, что Урахара молчит из-за того, что набирается смелости сказать ей правду от первого до последнего слова, а не потому что придумывает новую манипулятивную полу ложь. Уж ему-то для этого не нужно столько времени. Так что Карин терпеливо продолжала ждать. Будто ей было куда спешить. Вместе со внезапно пронзившим порывом резкого ветра, он, наконец, начал говорить: — Я никогда не предполагал, что вы здесь появитесь. Что у Айзена на вас имеется отдельный план, суть которого мне до сих пор непонятна. Но внезапная смена обстоятельств никогда меня не пугала, так что, узнав вас получше и подумав о возможных перспективах, я даже порадовался такому повороту событий. По моим расчётам, после наблюдения за семьёй Куросаки, вы должны были выйти с ними на контакт и сформировать крепкую связь. Очевидно, в чувствах я разбираюсь не так уж хорошо, как всегда думал, а потому, после того как вы решили окончательно пойти с ними разными дорогами, пришлось срочно придумать новый план, который заставил бы вас привязаться к семье Куросаки. И здесь всё вышло совсем не так, как было задумано. Я никогда не преследовал цели причинить вам боль, Карин-сан, и это причина, по которой я хотел бы принести свои искренние извинения. Но заставить себя жалеть о совершённых поступках не могу. — Тогда зачем вам это было нужно? — тихо спросила Карин. — Для защиты Куросаки Ичиго. Для того, чтобы научить его всему, что поможет в битве против Айзена. Для того, чтобы при хорошем раскладе он сумел одержать победу. Услышав сказанное, Карин резко выпрямилась, озадаченно хмуря брови. Такой вариант уж точно не приходил ей в голову. На секунду она даже всерьёз засомневалась в здравости рассудка Урахары, ведь он совершенно точно не шутил, когда сказал, что хочет поставить сражаться против Айзена ребёнка, которому ещё даже пяти лет не стукнуло. Живого человека, пусть и с наличием необычной родословной и зачатков реяцу. Мальчишку, который был сыном её отца. Так вот, чем он руководствовался. Карин совсем забыла об одной очевидной вещи. Куросаки Ичиго, неважно признаёт она этот факт или нет, приходился ей младшим братом. А Урахара Киске хотел, чтобы у мальчика был защитник и наставник в одном флаконе, которого бы связывали с ним достаточно крепкие узы. Родители в таком случае исключались, потому что они никогда добровольно не подвергнут своего ребёнка опасности. Но что, если появится достаточно близкий член семьи, который способен обучать, направлять на нужный путь и, самое главное, защищать любой ценой? Лучшая возможность, упустить которую — величайшая глупость. Вот почему Урахара разыграл свои карты подобным образом. Карин вынуждена признать его исключительную дальновидность и даже согласиться с подобной позицией. Загадкой для неё оставалось лишь одно: — Вы ставите всё на Ичиго. Живую душу, не шинигами и даже не квинси. Почему? Уголки губ Урахары мимолётно скривились. Карин взглянула на него задумчиво. Она и не думала, что его действительно может мучать совесть. Странное зрелище. Такое же неестественное как то, что её саму совесть ни капли не мучает. — Как раз поэтому. Во всех мирах только лишь Ичиго несёт в себе высокий потенциал развития сил шинигами и обладает преимуществом над Айзеном, дающим ему шанс для победы над ним, — Карин склонила голову на бок, безмолвно спрашивая. — Куросаки Ичиго не видел высвобождение шикая Айзена. Теперь всё окончательно стало на свои места и обрело смысл. С логикой Урахары спорить не имело смысла, потому что от начала до конца он был прав в своих суждениях. Другого шанса справиться с Айзеном у них действительно не было. Пусть этот вариант и являлся очень сомнительным и ненадёжным, он всё же был. А значит, оставалось два пути: воспользоваться имеющимся шансом, приложив максимум усилий для того, чтобы стратегия сработала, или принять проигрыш, означавший верную смерть не только для них самих, но и для всех существующих миров. Урахара, как и полагалось умелому шинигами с огромным опытом, выбрал первый вариант. Хотя, какой там выбор — его здесь никогда и не было. Настоящий шинигами всегда помнит о своём главном предназначении — защищать людей и поддерживать баланс между мирами. Вот так всё просто и было. Карин едва не позабыла об этом. — Значит, моя задача — тренировать Ичиго к сражению с Айзеном и защищать его от любой опасности, я правильно поняла? — деловито поинтересовалась Карин. Урахара медленно кивнул, настороженно ожидая её реакции. Жаль, что бояться ему было совершенно нечего. Она ведь уже, по сути, делала всё так, как ему хотелось. — Я сделаю всё, что только потребуется, чтобы одолеть Айзена. Он — угроза для всех миров, с которой шинигами не сталкивались со времён войны с квинси, поэтому его нужно остановить любой ценой. Я не такая наивная, как вы думали, Урахара-сан. Поэтому, в следующий раз, когда вам захочется поманипулировать мною, чтобы я сделала что-то ради общего дела — не утруждайтесь, а просто скажите прямо. — Обязательно учту в следующий раз, Карин-сан, — испустив нервный смешок, он спешно закивал головой. — Сами знаете, от вредных привычек так трудно избавиться! Будь у Карин сейчас всё в порядке с эмоциями, она наверняка почувствовала бы волну раздражения при виде вновь обернувшегося шутом Урахары. Вместо этого она лишь безразлично пожала плечами, не говоря ни слова. — Кстати, о вредных привычках, — как бы невзначай произнёс Урахара, вставая с места и засовывая руку в карман. — Хотите, угощу популярными в мире живых сигаретами? Не руконгайский табак, конечно, но тоже довольно неплохо. Опустив взгляд на протянутую руку, в которой находилась небольшая разноцветная коробка с надписями на неизвестном ей языке, Карин лишь отстранённо хмыкнула. Всё-то ему известно. А она уже давно перестала этому удивляться — привыкла. Безразлично пожав плечами, Карин тоже встала с лавочки. — Угощайте, если вам так хочется. Карин предпочла не замечать хмурую тень, искажавшую лицо Урахары всё то время, пока они неспеша шли домой. Смотреть, как быстро тлеет пепел на кончике сигареты оказалось гораздо увлекательнее.***
Это место Карин облюбовала ещё в первые дни, когда восстановилась достаточно, чтобы бродить по улицам без одолевавших каждые десять метров отдышки и усталости. Холмистый склон, через который пролегала узкая асфальтированная дорога, ведущая к детскому парку, находился довольно далеко от магазина, но она всё равно приходила сюда практически каждый день. В разное время суток отсюда открывался по-своему интересный вид, но больше всего ей нравилось сюда приходить перед закатом. Напоминало о её прошлой жизни. Об их с Кайеном тайном месте на границе между первым и вторым районом западного Рукона, где они, лёжа посреди широкого цветочного луга, разглядывали причудливые по форме облака. О том, как они с Гандзю брали «напрокат» соседских кабанов и устраивали гонки по жилым кварталам и лесочкам вокруг, а затем устало валились на землю под каким-нибудь широким деревом и Карин начинала дразнить его, называя нежной принцессой. Об их с Куукаку «минутках расслабления», на деле означавших раскуривание трубки с табаком собственного изготовления под аккомпанемент нецензурной брани в отношении любой раздражавшей мелочи. Таких мелочей каждый раз набиралась целая гора. О безуспешных попытках Мияко научить её рисованию чего-то, что не было гротескными карикатурами. Единственный раз, когда Карин действительно написала нормальную картину — её с Кайеном секретное место в лучах закатного солнца — случился вскоре после того, как они погибли. Этот пейзаж висел на стене в комнате усопших, напротив мемориальных дощечек, чтобы Мияко хоть так смогла увидеть, что её усилия были не напрасны. О догонялках по крышам казарм десятого отряда с Тоширо, в конце которых они всегда почему-то оказывались на верхушке административного здания, где их уже ждала наигранно недовольная Рангику. Иссин никогда не присоединялся к их посиделкам на крыше, но Карин точно знала, что он частенько наблюдал за ними, прячась в ветвях старого камфорного дерева, растущего неподалёку. Существовало ещё столько всего, о чём она неизменно вспоминала, сидя здесь, начиная от ежемесячных чаепитий в тринадцатом отряде, устраиваемых Кьёраку и Укитаке, заканчивая несерьёзными перебранками с Мадараме и Аясегавой при каждой встрече. Столько воспоминаний, что грели и ранили душу одновременно. Что Карин даже немного дико было сидеть сейчас на склоне, не появлявшись здесь без малого неделю с тех пор, как вышла на работу, и, лениво копаясь в собственных воспоминаниях, не чувствовать совершенно ничего. Только когда над ней раздался звук барабанящих по поверхности зонта капель, Карин наконец заметила, что начался дождь и наконец ощутила, что успела насквозь промокнуть. Заторможено моргнув, она подняла голову вверх. Кто-то держал над ней зонтик. Повернувшись в сторону, взгляд Карин наткнулся на лицо неловко улыбавшейся Масаки Куросаки, присевшей рядом с ней на корточки. — Что вы здесь делаете? — прямо озвучила первую промелькнувшую в голове мысль Карин. Судя по всему, вышло достаточно резко, потому что на мгновение улыбка женщины дрогнула. — Да вот, шла себе из магазина, как вдруг вижу вас, сидящую прямо под проливным дождём! Ну я и подумала, что определённо стоит поделиться с вами зонтом! Мне ведь совсем не жалко, он очень большой и крепкий — выдержит любые порывы ветра! — на одном дыхании выпалила Масаки, выдавив из себя неловкий смешок в конце. Карин опустила взгляд немного ниже, подтверждая свою догадку. У Масаки не было никаких пакетов с покупками. — Попробуйте ещё раз. Зачем вы здесь? — отрезала Карин, не находя в себе ни малейшего желания лицемерить и выдавливать фальшивую вежливость. Женщина рядом тяжело выдохнула, всё напускное веселье вмиг слетело с её лица. Затем она внезапно полностью села, даже не поморщившись от ощущения липнувшей к ногам мокрой травы и рыхлой земли. Посмотрела на Карин с нечитаемым, необычно серьёзным выражением лица, и с её губ слетело пугающе спокойное: — Чтобы поговорить с дочерью своего мужа. Так Масаки знала о том, кто Карин на самом деле. Странно. Откуда она могла знать об этом? Иссину точно неизвестно о её нахождении в мире живых, с Масаки они до этого никогда не виделись. Значит, оставался один-единственный вариант: — Конечно же, Урахара опять решил сунуть свой нос куда его не просили, — бесцветным голосом пробормотала вслух Карин. — Вообще-то это я пришла к Урахаре-сану за объяснениями, — смущённо улыбнувшись, поспешила опровергнуть её утверждение Масаки. Вот теперь Карин точно не знала, как понимать происходящее и как вообще ей следует реагировать. Видимо, её растерянность оказалась настолько сильной, что отразилась на лице, потому что вскоре Масаки продолжила говорить: — На самом деле, мне хватило одного взгляда, чтобы тут же узнать вас, пусть мы до этого никогда не были знакомы. Ваше сходство с Иссином настолько поразительно, что я и сама при нашей первой встрече была абсолютно шокирована. А затем вы сказали своё имя — и последние сомнения тут же исчезли. Ни я, ни муж точно не знали о том, что вы находитесь в мире живых, да ещё и работаете совсем как обычный человек, так что это немного обеспокоило меня. Да и то, что вы представились не как Шиба Карин, тоже немало озадачило. Так что, как-то только началось занятие, я сразу побежала в магазин к Урахаре, где он в общих чертах рассказал мне причине вашего пребывания. Также он добавил, что, по вашей просьбе, Иссин не должен знать о том, что вы здесь. Из приоткрытого рта Карин вырвался протяжный выдох. Далёкие отголоски удивления, до сих пор мелькавшие в её мыслях, с каждым словом Масаки крепли всё сильнее. Она далеко не сразу обнаружила, что удивление смогло перерасти в полноценный шок и её ровное биение сердца сбилось, совершая пронзительный и болезненный удар. Карин легко различала целый ворох эмоций в голосе Масаки, пока та говорила: смущение, нервозность, любопытство, и абсолютно нелогичные фрагменты вины, беспокойства и тепла. Обращённые именно в её адрес. Масаки могла чувствовать что угодно, даже если Карин считала это полнейшей глупостью. Вот только эмоций и чувств в голосе Масаки было настолько много, и каждая из них так сильно душила своей искренностью и интенсивностью, что, видимо, даже её ограждённую сотней крепостей душу сумели задеть вскользь. Так странно. Непривычно. Некомфортно. Масаки эта тоже странная. Живая настолько, что становилось дико. Тёплая даже на небольшом расстоянии и под проливным дождём настолько, что Карин это причиняло лишь неудобство. Стоит уйти, и как можно скорее. Пока за удивлением не последовали другие, менее приятные эмоции и чувства. Потому что от одной мысли об этом становилось чертовски страшно. Вот чёрт, слишком поздно. — Урахара вам уже рассказал всё, что нужно знать, тогда что ещё вам от меня нужно? О чём нам вообще разговаривать вне стен секции карате? — категорично отчеканила Карин, стискивая меж лежащих на земле ладоней клочки травы. В голове продолжали суетливо метаться мысли с лёгким шлейфом истерики. Уйти. Уйти. Оставь в покое. Что тебе от меня нужно. Не хочу знать. Не хочу чувствовать. Будет больно, прошу, уйди. А Масаки продолжала неотрывно смотреть на неё своим проницательным, поддёрнутым пеленою горечи взглядом. Карин могла чувствовать его обжигающий след на левой стороне лица. — Мы можем поговорить о чём угодно, — в какой-то момент заговорила Масаки тихим и мягким голосом. — Можем просто посидеть, не говоря ни слова. Я лишь хочу побыть рядом с вами. — Почему? — сдавленно прошептала Карин, повернувшись к ней лицом. — Потому что ты — член семьи, — так легко, просто и ошеломляюще искренне слетело с губ Масаки, изогнувшихся в широкой и такой сияющей улыбке. Такой же тёплой, какой её когда-то постоянно одаривал Кайен. До смешного честной и полной эмоций — копия отцовской. Карин смотрела на неё, точно зачарованная, не замечая совершенно ничего вокруг. Не замечая, как в одно мгновение всё оставалось по-прежнему, а в следующее что-то тихонько щёлкнуло. И из её груди наружу вырвался сдавленный, полный агонии всхлип. И лицо затопило влагой, но вовсе не от дождя. Карин плакала. Горько, сильно, долго — так, как не плакала уже больше полувека. Так, как не ревела даже в детстве, в те времена, когда ещё не решила, что слёзы — признак слабости, на которую у неё не было права. Дышалось с огромным трудом, шрам на груди горел каленым железом, голову сжимали тиски, а сердце едва справлялось со внезапным наплывом доселе погребённых заживо эмоций. Карин даже начало казаться, что вот-вот умрёт — она совершенно не могла контролировать своё дрожащее от протяжных всхлипов и холода тело, не знала, где найти силы, чтобы успокоиться, взять эмоции под контроль. Тёплая рука, лёгшая на её плечо, аккуратно потянула на себя, и Карин на мгновение затихла от шока, осознав, что оказалась заключена в крепкие объятья Масаки. Её тепло, мягкость и сладкий запах дома дарили позабытое ощущение спокойствия и защиты, так что Карин, не отдавая отчёта своим действиям, прижалась к ней крепче, обхватывая дрожащими руками тонкую талию. Слёзы продолжали литься рекой, но всхлипы звучали реже и тише, и, слушая успокаивающий лепет Масаки, постепенно становилось легче дышать. Зонтик давно оказался отброшен в сторону, они обе промокли насквозь, но эта мелочь никого не заботила, потому что: — Ты не одна, дорогая. Я держу тебя, плачь сколько хочешь. Раздели со мной ту тяжёлую ношу, что ты столько времени тащила на себе сама. И Карин, не сомневаясь ни мгновения, позволила ей быть рядом. Позволила себе остаться, разделяя ношу с Масаки. Позволила себе чувствовать. Смыть всю накопившуюся боль вместе со слезами и дождём. Когда последняя слезинка медленно скатилась по её щеке, на чистом от грозовых облаков небе уже ярко светила луна, окружённая россыпью звёзд. Карин, изрядно ослабевшая после затяжной истерики, с трудом отстранилась от Масаки, выглядевшей не в пример бодрее. Встав с насиженного места, она неловко замерла, не зная, что делать дальше. Едва возникшую дилемму вновь решила Масаки. — Позвольте провести вас домой, Карин-сан, — сказала она, поднявшись и хватая давно позабытый на земле зонтик. Оказывается, он был жёлтого цвета. Совсем под стать Масаки. — Обращайся ко мне на ты, не чужие люди всё-таки, — глухо пробормотала Карин, глядя под ноги, и тут же стремительно зашагала, смущаясь собственных слов. На лице Масаки всю дорогу ярко сверкала счастливая улыбка. Дорога обратно выдалась тихой. Но впервые за долгое время молчание не казалось ей гнетущим. Карин даже поймала себя на мысли, что хотела бы задержаться в этом мгновении, с Масаки по правую сторону, чуточку дольше. Оказавшись перед входом в магазин, Карин неловко застыла на месте. Её тело вновь сковала неловкость, но, стараясь не обращать на это внимания, она, глубоко поклонившись Масаки, произнесла: — Спасибо, — благодаря не только за провожание до дома. Масаки, точно уловив смысл, кивнула в ответ и улыбнулась подбадривающей улыбкой. — Была рада познакомиться с тобой, Карин-чан! Но не думай, что я от тебя так просто отстану! На этой неделе мы обязательно вместе сходим в торговый центр! — Даже не надеялась, — беззлобно усмехнулась Карин. — Но только если твоё вместе исключает папашу. Масаки нахмурилась, недовольно поджимая губы, но, немного подумав, согласилась. — Если таково твоё желание — я буду молчать. Но мне бы хотелось услышать однажды причину, — добавила она. — Однажды, — без раздумий согласилась Карин, с удивлением обнаруживая, что действительно имела это ввиду. Не дожидаясь ответа, она развернулась лицом ко входу в магазин, но не успела сделать и пары шагов в его сторону, как обхватившие со спины руки приковали её к месту. Карин немного сдвинула брови к переносице, теряясь от ощущения окутавшего со всех сторон тепла. Изо рта почти вырвался удивлённый вздох, но застрял на половине пути, стоило ей услышать, как Масаки мягко произнесла: — Чуть не забыла сказать самое важное. С днём рождения, Карин-чан.