Мы никогда не умрём

Лепесток падает, конец цветению. Падает он, объятый пламенем. Bleach, 57 том

      — Время идёт, а здесь так ничего и не меняется.       От услышанного Киске стало неимоверно смешно. Уголки губ изогнулись в широкой, ироничной усмешке, о которой было ведомо лишь ему самому — широкий веер безукоризненно справлялся со своим предназначением. Выражать каким-либо образом удивление Киске не стал. Он знал и был готов к приходу этого человека. На самом деле даже малейшее притворство забирало немало энергии, а сегодня у Киске было совершенно неподходящее настроение. Да и лгать ему никогда не нравилось, кто бы что ни думал. Просто быть честным в этом мире значило подписать свой смертный приговор. А Киске жить нравилось и хотелось.       — В самом деле? Позвольте с вами не согласиться, Иссин-сан. Я только вчера купил новый кассовый аппарат.       Внимательность никогда не была сильной стороной Шибы Иссина. Впрочем, как и Куросаки Иссина. Не потому, что тот был глупым — совсем наоборот, интеллекту этого человека многие позавидовали бы. Просто его интересовало лишь небольшое количество вещей в этом мире. А Киске подобное было чуждо. Возможно, в этом крылась одна из причин почему он держал Иссина на дистанции «товарища по несчастью», с которым видишься лишь в момент крайней нужды одной из сторон. Так было удобнее для обоих.       Вот о его старшей дочери того же не скажешь. Любопытство и жажда знаний Карин иногда давала фору самому Киске, правда, в отличие от него, она не слишком любила это открыто демонстрировать. Он сразу разглядел в ней это, в разбитом, изувеченном теле из которого стремительно утекала кровь, но не жажда жизни. Что бы там Карин о себе не думала. Киске до сих пор не мог логически объяснить почему не устроил её где-нибудь в другом месте, как прочих жертв Айзена. В один момент ему просто захотелось, и уже в следующий он высказал своё предложение. Несмотря на первоначальные опасения, об этой сиюминутной прихоти Киске не пожалел ни разу.       Сказанное им вызвало у Иссина ожидаемую реакцию — долю скептицизма в приподнятых бровях и полупрозрачный отголосок нетерпения в скрещенных поперек груди руках. Ожидаемая, поскольку Куросаки сюда пришёл с определённой целью, за чем-то, что он не мог получить нигде, кроме этого места. Иссину нужна информация. Киске уже сейчас знал, какая именно. Но, кто бы что ни думал, благодетелем он никогда не был. Поэтому Иссину придётся поиграть по его правилам, если хочет узнать хоть что-то.       — И всё же, мы с вами так давно не виделись, Иссин-сан! Уверен, много чего случилось за это время, и вам будет что рассказать за чашечкой чая, — Киске махнул в сторону гостевой комнаты в приглашающем жесте, однако тон его был непреклонен.       Иссин, до этого неловко мявшийся на пороге магазина, молча кивнул и пошагал в указанном направлении. Киске открыл двери в небольшую комнатку, в центре которой стоял низкий круглый столик, который уже был полностью накрыт: посредине стоял небольшой заварочный чайник, от которого ещё исходили слабые струйки пара, а вокруг него на нескольких тарелках лежали различные сладости. Со стороны послышался обречённый вздох, который Киске оставил без внимания. Он готов всегда и ко всему, и если Иссин за прошедший год успел об этом забыть — не его проблемы.       Когда Киске уже подошёл к столику, но ещё не успел сесть, Иссин прервал напряжённое молчание, прямолинейно выдав:       — Есть что покрепче?       Киске знал, что услышит эту просьбу, а потому незаметно выудил из рукава пару бутылочек саке. Поставив их на столик, он сел напротив глубоко задумавшегося Иссина. Быстро взвесив все за и против, Киске наполнил алкоголем две чашки. Самому пить чай пока спаиваешь гостя — верх бестактности и банального неуважения. К кому именно, он так и не определился, решив, что никакого значения это не имело. Иссин осторожно взял свою чашку в руки, поднёс её ко рту, мимолётно вдыхая аромат, и на мгновение замер. Заметить невооружённым глазом это секундное колебание было непросто, но Киске заранее знал, куда нужно смотреть. Он продолжил неотрывно наблюдать за тем, как Иссин одним махом осушил всю чашку, кисло поморщившись, но причиной тому был далеко не плохой привкус алкоголя.       — Тонкий медовый аромат с выраженным вкусом груши, клубники и лимона. Сейчас довольно непросто найти столь качественный саке! Пить его — одно удовольствие! — удовлетворённо произнёс Киске, не упуская из виду, как его комментарий однозначно задел что-то внутри Иссина.       — В этот раз прямо превзошёл самого себя, Урахара.       Киске немного склонил голову в благодарном кивке, отпивая из своей чашки. И вправду, удивительно говорящее сочетание. Не то чтобы он специально искал подобный саке — просто весьма удачно сложились обстоятельства и нашлось подходящее время.       — Масаки каждый год на день рождения Юзу утром готовит торт из айвы, а вечером печёт уже с лимоном. Дети поначалу не придавали этому значения, слишком маленькие ведь, а сегодня Ичиго спросил почему именно так. Я не нашёл нужных слов, потому что сам никогда не говорил на эту тему с Масаки — слишком тяжело. А она так спокойно, словно это само собой разумеющееся, ответила: «Потому что айва созревает раньше лимона».       Иссин хмурится, сжимая в руке пустую чашку, будто пытался держаться из последних сил. Киске причин для этого не видел, а потому осторожно забрал у него чашку, наполнив до краёв не только его, но и свою. Подняв её кверху, он бегло, но более искреннее, чем планировал изначально, ответил:       — Поздравляю тебя с днём рождения дочерей, Иссин-сан.       И этого оказалось достаточно, чтобы плотину прорвало, и они подобрались к истинной цели его визита.       — Мне нужно знать, — резко и слишком требовательно выпалил Иссин.       Киске не жаловал подобные интонации в его адрес, но слышал скрывавшиеся за ним нервные нотки, а потому не стал принимать это близко к сердцу. У него ведь тоже были чувства, пусть и спрятанные где-то в самых недрах его души, так что состояние Иссина он мог понять. О прошлом до конца забыть невозможно. Особенно если оставил в нём что-то крайне важное.       — Что именно? — ради приличия уточнил Киске, потянувшись рукой к пиале с рисовыми пирожкам, другой рукой активно помахивая веером.       — Как дела у моей дочери, — моментально и поразительно твёрдо отвечает Иссин, впервые за всё время, что пробыл в магазине, глядя на Киске в упор. Жутко знакомое чувство прошибло его. Но, пожалуй, взгляд Карин был более пугающим убедительным.       — Не могли бы вы уточнить своё желание, Иссин-сан? Мне предоставить список блюд, которые она ела в течении недели или, может, в каком магазине купила новое платье? Ах нет же, вам наверное интересно узнать не появились ли у вас за это время внуки!       Комично выпучив глаза, Иссин зашёлся в долгом приступе кашля, подавившись саке.       — Следи за своими словами, Урахара! — горячо воскликнул он. — Моя дочь ещё слишком юна!       — Ненамного младше чем были вы, когда она родилась.       Крыть было нечем. Киске с особым наслаждением смотрел из-под козырька своей шляпы, как сконфуженно замялся Иссин. На его лице застыло напряжённое выражение, присущее в моменты исключительно активной мозговой деятельности. Громко гаркнувшая за окном птица и резкий порыв ветра, распахнувший настежь оконные створки, вырвали его из этого оцепенения. Вместе с пробравшимся в комнату холодком значительно понизился и градус общей атмосферы. Иссин напряжённо выпрямился, отставляя чашку в сторону. На его лице играли желваки, а между бровей залегла глубокая морщина. Киске понял, что время шуток закончилось, потому положил веер на колени и едва заметно кивнул головой, предоставляя слово своему гостю.       — Не знаю зачем ты устроил столь долгую прелюдию на этот раз, Урахара, тебе ведь всегда известно обо всём.       — И всё же я не могу читать чужие мысли, — моментально парировал Киске. — А значит, не могу ответить на вопросы, пока их не зададут вслух.       В этих словах была доля правды, безусловно, но конкретно эта ситуация для него являлась крайне предсказуемой. Из раза в раз следовавшей по одному, давно выученному от корки до корки сценарию. И в то же время, всегда оставался небольшой шанс того, что что-то пойдёт не по плану, вразрез с его ожиданиями. Именно поэтому, даже зная на десять шагов вперёд, что произойдёт дальше, Киске никогда не торопил события.       Ну а ещё у него сегодня было исключительно капризное настроение.       Так или иначе — получалось, Иссину сегодня так просто не отделаться.       Судя по чуть разгладившейся морщине между бровей и долгому выдоху, он успел с этим смириться.       — Как обстоят дела в десятом отряде? — деловито начал издалека Иссин, окинув скользящим взглядом комнату.       — Неплохо, — следует уклончивый ответ. Выдержав небольшую паузу, Киске дополнил: — Чрезвычайных ситуаций не происходило, за этот год никто не погиб в ходе выполнения боевых заданий. Также на службу заступило шесть выпускников Академии, двенадцатый офицер подал запрос о переводе в седьмой отряд, а четвёртый офицер ушёл в отставку по состоянию здоровья. На его место пока никого не назначили. Квартальные отчёты сдавались в срок, но большая часть документации сдавалась с большими опозданиями.       Издав короткий, лишённый ноток веселья смех, Иссин откупорил практически пустую бутылку с саке, махом выливая остатки в свою чашку.       — Всё как обычно. Наверное, это и хорошо. Ребята заслужили на отдых от любых серьёзных потрясений.       Киске благоразумно не стал его разубеждать.       — Что ещё вас интересует, Иссин-сан? — вместо этого поинтересовался он.       — Всё ли хорошо у моей дочери, — прозвучал вопрос, им вовсе не являвшийся.       Решительный огонь, горевший в глаза Иссина, ясно говорил, что существовал лишь один единственно возможный ответ. В который ему, вопреки всему, непоколебимо верилось. Вот только у каждого человека мера этого самого хорошо была своя, уникальная. Если бы Киске спросил Карин, она бы сказала, что у неё всё в порядке. Но до планки хорошо не дотягивало. У Киске была схожая точка зрения: хорошо не длится вечно. Вообще всё, что существует в этом мире, имеет свой срок. Может быть даже Король Душ. Но ему вряд ли представится возможность дожить до такого дня. Для Иссина хорошо измерялось в относительно простых материях. Жив или мёртв, одинок или в окружении товарищей, сыт или голоден. Может, там было что-то ещё — Киске не испытывал желания уточнять. Главное, что он мог ответить так, как нужно Иссину, и при этом не солгать.       — Мой источник сообщает, что с ней всё хорошо, — мягко, но уверенно произносит Киске. — Большего сказать не могу.       С плеч Иссина тут же сваливается огромная часть груза. Это видно невооружённым глазом. Но полного облегчения не наступает — уголки губ всё ещё опущены вниз, а руки тесно скрещены на груди. Оба знали причину. Сожаление. Во многом у них оно было похоже: тайное, глубокое, вечное. В одном — кардинально различалось. Киске пытался что-то исправить, если ещё мог. Иссин же продолжал копить внутри это ядовитое чувство, всячески избегая возможностей, которые ему не единожды предоставлялись.       — Если хочешь узнать подробности о том, как поживает твоя дочь, можешь написать ей письмо. Я найду способ его доставить, — будто невзначай бросает Киске, однако точно зная, какой ответ последует за этим предложением.       — Спасибо, не стоит, — твёрдо, точно приложив для этого немало усилий, отвечает Иссин.       Киске безразлично пожимает плечами, не настаивая.       Из открытого окна в комнату залетают капли дождя, бьющие по коже точно маленькие острые иглы. Иссин на это даже бровью не повёл, задумчиво вертя в руках пустую чашку. Киске слегка поморщился от неприятных ощущений, встал из-за стола и подошёл к окну. Дождь на улице лил сильный. Четвёртый раз за день, кажется. Уже давно стемнело — ещё когда Иссин только-только пришёл в магазин, солнце плавно садилось за горизонт. За дождевыми облаками не было видно ни звёзд, ни луны. Фонари слабо справлялись со своей задачей. Вечер казался темнее обычного. Наверное, так оно и было. Киске на мгновение прикрыл глаза, вдохнул полной грудью терпкий из-за дождя воздух и плотно закрыл окно. Душно стало моментально, поэтому он подошёл к двери и открыл её настежь. Ненадолго задержался возле прохода, устремив взгляд перед собой, но едва ли обращал внимание на то, что видел, лениво размышляя о своём. Повернувшись к гостю лицом, Киске посчитал нужным предложить:       — Не хотите сыграть партию в шоги? — хоть и затягивать этот визит ему не хотелось.       Услышанное застало Иссина врасплох — на лице снова показалось крайне сложное, почти болезненное выражение. Воистину, алкоголь делал людей более чувствительными. На то, чтобы собраться с мыслями, ему понадобилось какое-то время. Иссин, очевидно, разделял его чувства, поэтому в конце концов вежливо отказался, сославшись на то, что ему уже пора домой. Киске взмахнул рукой, раскрывая веер и пряча за ним растянувшиеся в довольной усмешке уголки рта. Как и подобало хорошему хозяину дома (и магазина), он вызвался провести Иссина к выходу. Едва они вышли из комнаты, в которой проходила встреча, со второго этажа донёсся приглушённый, но очевидно детский плач. Иссин, шедший чуть впереди, резко остановился и вытаращился на него, какое-то время размышляя над тем, а стоит ли начинать спрашивать. Как и ожидалось, победило любопытство:       — Откуда у тебя в магазине появился ребёнок? — пробормотал Иссин, недоумённо оглядываясь по сторонам.       — Из пробирки, — убийственно серьёзным тоном ответил Киске. Сбоку раздался короткий смешок. Немного подумав, он решил уточнить: — И, к слову, детей в магазине двое.       Потрясённо покачав головой, Иссин тяжело и громко выдохнул, явно не зная, как реагировать на сказанное. Киске решил, что на сегодня достаточно помучил его, а потому развернулся и молча проследовал к выходу. На пороге они обошлись без долгих расшаркиваний и неловких прощаний. Иссин вовсе не скрывал, как ему хотелось поскорее отсюда уйти, но Киске не принимал это на свой счёт. Знал, что на самом деле он сбегал от самого себя. Но даже так, когда Иссин напоследок бросил короткое:       — Спасибо, — оно было настоящим и искренним. Прозвучавшее вдогонку «заходите к нам ещё» тоже.       Вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух, Киске опустил руку, в которой держал веер, пряча его во внутренний карман хаори, и закрыл входную дверь. Преувеличенно увлечённо разглядывая зажатую в руке дверную ручку, он тихо произнёс:       — Прости. Тебе, наверное, было тяжело это слышать.       — Но ты всё равно позволил этому случиться.       — Позволил.       Сзади тихо скрипнул пол и зашелестела ткань одежды. За его спиной, ближе, чем он предполагал, раздалось недовольное цоканье языком. Следом за ним врезался чужой кулак точно между его лопаток. Киске болезненно поморщился по инерции, хотя точно знал, что в этот удар не было вложено и половины сил. Физических, духовными даже не пахло.       — Ты абсолютно невыносим, Киске. Иногда так бесишь, что хочется закопать тебя где-нибудь в подвале, — прозвучал недовольное бормотание, до жути напоминавшее иссиново. Киске только склонил голову ещё ниже в ожидании вердикта. — Но ты не сделал что-то, за что следует просить прощения.       Киске удивлённо вскинул голову и, не удержавшись, повернулся к двери спиной, напрямую сталкиваясь с твёрдым, но удивительно спокойным взглядом Карин. И снова она удивляла его. Он давно собирался разыграть карты так, чтобы Карин воочию увидела для чего каждый год, в один и тот же день в магазин приходит её отец, но по-настоящему решил воплотить эту идею в жизнь только сегодня. Киске отнюдь не считал себя в праве влиять на решения людей, касавшиеся их личной жизни, даже когда считал их ошибочными. Ему лишь хотелось показать Карин правду такой, какая она есть. Правду о том, что даже в новой жизни Иссина ей найдётся место. Что для него она не осталась в прошлом, хоть и считала иначе. Киске давно уяснил, что для Карин правда — бесценна, именно поэтому сегодняшний день случился таким образом. Он был готов к тому, что как и раньше, сильно ранит её своим безучастием. Но, вопреки всякой логике, в её глазах не отражалось ни капельки боли. Что-то иное, чему он не мог подобрать ни объяснения, ни имени.       — Злишься? — прямо озвучил первую из догадок.       — Немного, — честно ответила Карин. — Но не на тебя, а на глупость папаши, — этого Киске тоже не ожидал — обычно она не столь откровенна в своих эмоциях.       — И в чём же заключается его глупость? — озадаченно хмурится Киске.       — В том, что до сих пор не отпустил меня. Ходит сюда, мутит уже давно застоявшуюся воду. Дурак, — категорично хмыкнула Карин, сложив руки на груди. — Лучше бы о своих детях думал.       — Но ты ведь тоже его ребёнок.       — Вот только я уже давно взрослая и в присутствии отца в своей жизни не нуждаюсь. А вот Ичиго с Юзу — да. Всё его внимание сейчас нужно им. Так что в следующем году отправь ему письмо, скажи что у меня всё хорошо, и что ему сюда наведываться незачем.       Киске долго вглядывался в её лицо, но так и не нашёл ни малейшей причины, чтобы возразить. Казалось, эта история Карин больше не тяготила, и в своих словах она была абсолютно уверена. Улыбнувшись с нескрываемым облегчением, он так и стоял, не сдвинувшись с места и ничего не говоря. Сосредоточился на тихом, теперь успокаивающем звуке моросящего дождя, добровольно передавая контроль над ситуацией Карин. Киске точно знал — она поймёт и с лихвой оправдает возложенное доверие.       — Пошли сыграем партию в шоги, — расцветает на лице лукавая улыбка. Он тут же её отзеркаливает, и без лишних слов идёт следом за ней.       Партия затянулась на три с половиной часа. Шестое мая успело незаметно перейти в седьмое. Дождь успел окончательно стихнуть. На тарелке не осталось рисовых булочек. Последняя бутылка саке опустела где-то ближе к середине. И, как итог, Карин, впервые за пять лет, что жила здесь, выиграла у него в шоги. Честно и сокрушительно.       Киске знал, что этот день однажды настанет, но не мог не почувствовать горькую досаду. Всё же, проигрывать он ненавидел всеми фибрами своей души.       А значит, стоило как можно скорее взять реванш.              

***

                    Высветившиеся на экране телевизора буквы оповестили Карин о поражении. Сердито воскликнув, она в сердцах швырнула джойстик в стену. Сидевший в детском кресле рядом с диваном Дзинта радостно взвизгнул, по какой-то причине найдя увиденное забавным. Карин в отместку взъерошила его волосы и легонько ткнула пальцем по носу, что привело ребёнка в ещё больший восторг. Обречённо вздохнув, она встала с дивана и подошла к стене, у которой валялся помятый джойстик. Подняв его и критично осмотрев со всех сторон, Карин удовлетворённо кивнула сама себе, заключив, что тот ещё подлежал починке. Запасной сломался несколько дней назад, и пусть финансовое положение позволяло ей купить с десяток джойстиков, тратиться не хотелось из принципа. Или стыда, потому что в этом месяце счёт сломанных джойстиков перевалил за третий десяток. Конечно, их ломала не только она. Штук пять по неосторожности сломал Тессай, когда садился на диван не глядя, ещё два пали жертвой маленьких, но уже ловких и шкодливых рук Дзинты. По одному сломанному джойстику числилось за душами Уруру и Урахары. Он редко соглашался играть, оправдываясь тем, что слишком стар для подобного, но Карин знала настоящую причину — у него просто никак не получалось выиграть против неё, вот и бесился.       Сегодняшнее утро началось довольно паршиво — с дождя, безжалостно разрушившего её планы на раннюю прогулку вдоль реки. Настроение тоже не задалось: под утро ей приснилось что-то несуразно тревожное, полностью стёршееся из памяти, но оставившее после себя горькое послевкусие и тяжесть на сердце. На месте совершенно не сиделось, но дел никаких не было — секция карате по воскресеньям не работала, за магазин сегодня отвечал Урахара, а генеральную уборку они провели буквально вчера. Игра в приставку отвлекла ненадолго, но по итогу лишь усилила дремавшее в ней раздражение.       Этот день скоро станет ещё хуже. Карин в этом не сомневалась.       Со стороны дивана послышался тихий, протяжный зевок — проснулась Уруру. Карин только недавно перестала удивляться тому, насколько крепкий у этой девочки был сон. Пока та не захочет, ничто в этом мире не в силах её разбудить. Заснуть для неё тоже труда не составляло в любой обстановке. Карин посадила обоих ребят рядом с собой перед началом игры, потому что знала, как им нравится наблюдать за происходящими сражениями на экране. Вот только если годовалого Дзинту это увлекало, то четырёхлетнюю Уруру, вопреки всякой логике, убаюкивало. Глубоко вдохнув, Карин досчитала до пяти и протяжно выдохнула, повернувшись лицом к притихшим детям. Уруру, осоловело хлопая глазами, сидела на диване, глядя перед собой, а Дзинта тем временем усердно пытался дотянуться рукой до её волос. От представшей перед взором картины, Карин издала тихий, короткий смешок. Незримые тиски, крепко давившие на голову, резко ослабли, вскоре отступив полностью. Дышалось чуточку легче. Подойдя к дивану, Карин потрепала ласково волосы обоих детей, пока на периферии сознания промелькнул отголосок удивления.       И когда только она успела настолько смягчиться.       Переведя взгляд на настенные часы, висевшие над входом в комнату, Карин тут же встрепенулась. Она чуть не пропустила время детского обеда! Скопом подхватив на руки не сопротивлявшихся Дзинту и Уруру, Карин поспешила на кухню. Тессай, уехавший на небольшой трёхдневный отпуск, перед своим отъездом наготовил еды минимум на неделю вперёд, опасаясь за здоровье детей. Не безосновательно, конечно. Любая еда, которой занимался Урахара, в конечном итоге превращалась в концентрированную отраву, а у Карин пристойно получались лишь адски-острые блюда. Подобная предусмотрительность со стороны Тессая ей была сейчас только на руку. Сделав мысленную пометку о том, чтобы поблагодарить его по возвращению, Карин усадила малышей на их персональные стулья, которые она недавно смастерила с помощью Урахары, и достала из холодильника небольшую кастрюлю. Выудив из кармана спички, подожгла конфорку на плите и поставила греться детскую кашу. С первыми донёсшимися запахами теплеющей еды, её собственный желудок громогласно заурчал. Обречённо вздохнув, Карин полезла снова полезла в холодильник, но ничего кроме стоявшего на верхней полке шоколадного торта ей не приглянулось. Недолго думая, она вытащила его и поставила на краю стола, чтобы дети до него не дотянулись, закрыла холодильник, и вновь вернулась к плите. Набрав в чайник воды, она поставила его на соседнюю конфорку с кастрюлей, и тихонько выскользнула из комнаты, направляясь в торговый зал. Сегодняшний день хорошей погодой не радовал, поэтому клиентов практически не было. Зная Урахару, к этому моменту он уже наверняка был готов творить всякие глупости от скуки. Допустить этого Карин не могла, поэтому решила позвать его на чай. Подойдя к двери, отделявшей торговый зал от жилой части дома, Карин вполсилы крикнула, открывая её нараспашку:       — Эй, Киске, тащи свою задницу на кухню, будем пить чай с тортом, — и резко замерла, взглянув прямо перед собой.       В другом конце зала, открыв входную дверь наполовину, замерла так же застигнутая врасплох Масаки. Немая сцена затянулась на несколько секунд. Первым опомнился, совершенно ожидаемо, сам Урахара:       — Надеюсь, воды в чайнике хватит на троих, Карин-сан, — заговорщицки произнёс он, взмахнув пару раз веером, но в немного усилившейся хватке руки угадывалось сковавшее его напряжение.       Карин и сама внутренне подсобралась, ощущая слабо свербящее на периферии беспокойство, но без проблем сумела бросить лёгкую шпильку в ответ:       — Нам с Масаки точно хватит, — тут уже она не захотела сдерживаться, и ехидно усмехнулась, коротко взглянув на Киске. Затем перевела вопросительный взгляд на Масаки, уточнив: — Ты же ко мне пришла?       Масаки, услышав обращение к себе, наконец встрепенулась, и на её лице появилась натужная улыбка. Тяжело вздохнув, словно перед прыжком со скалы, она вздёрнула подбородок, выпрямилась и твёрдо произнесла:       — Мне нужно поговорить с вами двумя, если это возможно, — и глубоко поклонилась.       Карин тут же засуетилась, подойдя к ней и причитая, что не было нужды в такой чрезмерной вежливости. Киске поднял лежавшую на прилавке шляпу, надел на голову, и пошёл вперёд на кухню, напоследок обменявшись красноречивым взглядом с Карин. Она незаметно кивнула головой, подхватила Масаки под руку, и молча повела за собой, чувствуя, как внутри зашевелилось что-то неприятное.       Когда все на кухне расселись по своим местам, дети уже доедали свою кашу, звеня посудой. Карин молчала, рассудив, что право начать разговор стоило предоставить инициатору. Урахара следовал её примеру, бесшумно помахивая веером. Масаки же собиралась с мыслями довольно долго. Ещё никогда Карин не видела её такой серьёзной, растерянной и напряжённой одновременно. Зрелище воспринималось тяжело и чуждо, но ничего больше, кроме терпеливого ожидания, Карин сделать не могла.       Спустя какое-то время, показавшееся целой вечностью, Масаки положила руки на стол, сжав руки в кулак, и начала говорить:       — Существует легенда о сотворении квинси. Она передаётся из поколения в поколение, но сейчас в неё практически никто не верит, считая выдумкой. Согласно ей, все квинси пошли от одного единственного человека — короля. Тысячу лет назад он оказался запечатан, но песнь в легенде гласит, что через девятьсот лет печать будет сломана, и с ней восстановится его сердце. Через девяносто лет вернётся его интеллект, а ещё через девять — сила. Что случится после этого, никто не знает, так как на этом моменте песнь заканчивается. Но ещё в ней упоминается, что для восстановления своих сил, король отберёт их у нечистых квинси.       Масаки прервалась на несколько мгновений, резко хватая со стола чашку с чаем и одним залпом осушая её практически полностью. Карин и Киске коротко переглянулись, мысленно соглашаясь с тем, что делать выводы пока не стоило. Масаки ещё не закончила свой рассказ.       — Так вот, о чём это я, — спустя несколько мгновений продолжила она, уже более твёрдо и уверенно. — Сейчас эту легенду воспринимают всерьёз лишь единицы. Из всех, кого я знаю, лишь дядюшка Сокен верит в то, что это произойдёт. Рюкен говорит, что это полнейшая чушь, а Иссин… Он не хочет допускать даже мысли об этом, и я понимаю почему. Но я так не могу.       Масаки упрямо поджимает губы, стискивая чуть крепче зажатую в руке чашку. В её глазах вспыхивает отчаянно-решительный огонёк, и Карин начинает не нравиться то, к чему этот разговор ведёт. Но продолжает слушать внимательно, не перебивая и не выказывая эмоций.       — Мы с дядюшкой Сокеном склонны верить, что под нечистыми квинси имеются ввиду полукровки. По происхождению я чистокровная квинси, а мои дети подобную силу и вовсе не унаследовали. Но скажите мне вот что, Урахара-сан, можно ли считать мою кровь в самом деле чистой?       Масаки переводит на него испытывающий взгляд, но, кажется, ей заранее был известен ответ на интересующий вопрос. Карин не успевает даже нахмурить брови в непонимании, как вдруг в голове что-то кликает, и паззл складывается. Сердце замирает в преддверии неминуемого, беспощадного вердикта, который каждый из них и так уже знал.       — Пусть в настоящий момент внутри вас уже нет пустого, но от следов его присутствия в организме было невозможно избавиться с самого начала.       Киске наклонил голову, закрывая козырьком шляпы всё лицо, за исключением подбородка. Голос его прозвучал отстранённо, практически бесчувственно и равнодушно, за что Карин была ему невероятно благодарна. Его хладнокровие сейчас подпитывало трезвость её собственного разума.       Масаки легонько кивнула, услышав ответ, и мягко улыбнулась, вот только глаз эта самая улыбка не достигла, застыв в уголках рта. В её взгляде царило смирение, от которого Карин хотелось хорошенько встряхнуть подругу, чтоб та не опускала руки слишком рано. Вот только Масаки всегда боролась до конца, делая абсолютно всё, что было в её силах. Если уж она с этим ничего не собиралась делать, значит это было банально неподвластно ни ей, ни кому-либо ещё.       От неизвестности и бессилия к горлу подступила тошнота. Буравя взглядом застывшую на дне чашки заварку, Карин подала голос:       — Раз уж ты не просишь помощи, значит помешать этому никто не в силах. Если ты в это веришь — оно неотвратимо. Но ты ведь пришла не только лишь для того, чтобы рассказать нам об этом, Масаки.       Договорив, Карин подняла голову, в ту же секунду сталкиваясь взглядом с сидевшей напротив Масаки. Решительность вперемешку со смирением никуда не делись, но к ним добавилась ещё немая благодарность. За то ли, что поверила её словам, или за то, что поняла её умысел — Карин не знала. Во время их гляделок улыбка Масаки немного потеплела, сделавшись привычно живой и нежной. Карин не смогла заставить себя ответить тем же — лицо напрочь оцепенело. Впрочем, даже так, она была уверена, что Масаки всё поняла.       — Я не думаю, что кража сил однозначно равна смерти квинси. В конце концов, есть исключительные ситуации, когда мы лишаемся сил, но продолжаем жить. Но и гарантий никаких тоже нет. Я безусловно хотела бы просто лишиться сил и дальше жить со своей семьёй, но, если случится непоправимое — защитить от невидимой угрозы их будет некому. Иссин напрочь лишён и сил, и способностей видеть души. Духовная сила Ичиго даже сейчас постоянно притягивает к нему и призраков, и пустых, но он ещё не умеет их отличать, не говоря уже о защите. Юзу пока ничего не видит, но возможно этот дар в ней пока ещё спит. Я не могу спокойно спать, зная, что, если со мной что-то случится, мою семью будет некому защитить. Поэтому прошу вас, Урахара-сан, и тебя, Карин, — не оставьте мою семью без защиты, — горячо и торопливо выпалила Масаки, напоследок встав из-за стола и согнувшись перед ними в глубоком поклоне.       В груди неприятно защемило сердце. Иррациональная часть её сознания, ведомая голыми чувствами, отказывалась рассматривать саму возможность подобной ситуации как нечто потенциально реальное. Но после всего, что Карин услышала и увидела, она просто не имела права отмахнуться и сбежать, нацепив розовые очки. И хоть сердце трепыхалось в груди как запертый в клетке раненный зверь, Карин со всей существующей в ней мягкостью и уверенностью ответила:       — Можешь не сомневаться, с ними всё будет в порядке. Я прослежу за этим.       — Защищать живых — первый и главный долг любого шинигами, Куросаки-сан, — подхватил Киске. — Мы продолжим делать всё, что в наших силах, чтобы оберегать покой вашей семьи.       Масаки облегчённо выдохнула и медленно выпрямилась, посылая короткий благодарный взгляд им обоим, затем переводя его на притихших детей. Уруру сидела, чинно сложив руки на коленях и наклонив голову. Глаза её были закрыты — должно быть заснула, едва закончив кушать. Дзинта лениво копошился пальцами в лежащих на спине распущенных волосах Уруру, безуспешно борясь с сонливостью.       Умилённо улыбнувшись, Масаки произнесла:       — Пожалуй, мне пора идти. Дома дети ждут. Ещё раз спасибо вам. За всё.       Карин кивнула ей в ответ, и переглянулась с Киске, махнув рукой в сторону двери. Без проблем поняв, что от него было нужно, он обратился к Масаки:       — Пойдёмте, я провожу вас.       Когда Масаки проходила мимо, Карин ненадолго положила руку на её плечо, и сказала простое:       — Ещё увидимся, — но во взгляде читалось большее. Масаки игриво подмигнула в ответ, и вышла из кухни вслед за Урахарой.       Карин резко встряхнула головой и подошла к уснувшим детям, поднимая их на руки и унося в спальню.       К своей порции торта тогда так никто и не притронулся.                     

***

                           После того визита Карин успела увидеться с Масаки ещё два раза, когда та приводила и забирала Ичиго с тренировки. По окончанию субботней тренировки Карин предложила ей встретиться на следующий день в торговом центре. Масаки с охотой согласилась, а спустя полчаса — умерла.       Подходящих слов в тот вечер Карин так и не нашла. Спустилась в подвал, села за первым попавшимся булыжником прямо на землю, и курила без остановки, пока в пачке совсем не осталось табака. Сбоку тут же была любезно протянута пачка обычных сигарет. Полупустая. В какой-то момент к ней, видимо, присоединился Киске. А может, он был с ней рядом с самого начала — Карин было особенно сложно фокусироваться на окружении. Проще говоря, было совершенно плевать.       Они продолжали курить долго, к концу ночи уже ни чувствуя ни вкуса, ни горечи, ничего. Была лишь траурная тишина и густой шлейф дыма.       В какой-то момент появился Тессай, осторожно объявив о том, что похороны начнутся через час. Карин не без усилий встала, явственно ощущая насколько затекли ноги от долгого нахождения в неподвижном положении, но предпочитала игнорировать это. Вставший позади неё Киске положил ей руку на плечо, привлекая внимание. В его взгляде читался закономерный вопрос. Тяжело вздохнув, она тихо прохрипела ответ:       — В гигае показываться не стану — хватит с отца потрясений. Пойду как есть.       Киске понимающе кивнул, сжал напоследок её плечо, и пошёл к себе в комнату. Карин на автомате последовала в свою. В зеркало смотреть не стала — пошла прямиком в душ, на скорую руку смывая с себя налипшие слои пыли и сигаретной гари. Вышла, вытерлась насухо, и обнаружила висевший на дверце шкафа комплект чёрной одежды. Не задумываясь, она одела то, что заботливо подготовил Тессай (больше было некому), заплела волосы и спустилась вниз, останавливаясь на крыльце магазина. Никто кроме неё ещё не вышел. Рука по инерции потянулась к карману, чтобы достать пачку сигарет. Внутри было пусто. Досадливо цокнув, Карин резко выдернула руку и сжала в кулак, впиваясь ногтями в размякшую от воды кожу ладоней. Спустя минуту руки дрожать перестали. Дышалось всё так же с трудом. То ли из-за сигарет, то ли из-за горя — она не могла сказать наверняка.       За спиной тихо скрипнула дверь. Вышел Киске, один. Сейчас он как никогда напоминал бога смерти. Облачённый в чёрное, с могильной бледностью на лице и тяжёлым взглядом. Наверное, Карин сейчас выглядела совсем под стать ему. Идентично тому, как люди представляли себе шинигами. В левой руке Киске держал закрытый зонтик. Карин смерила недоумённым взглядом сначала его, а затем кристально-чистое небо.       — В такие дни часто внезапно начинается дождь, — обтекаемо ответил на невысказанный вопрос Киске.       Уточнять что именно входило в его понятие «такие дни» Карин не стала, лишь равнодушно пожала плечами и пошла вперёд.       Когда они пришли в похоронное бюро, в поминальном зале уже звучала молитва, монотонно напеваемая священником. В центре стоял гроб, щедро окружённый венками и вазонами с цветами. У его изголовья стоял Иссин, по бокам — дети. Один мимолётный взгляд на них отзывался тупой, ноющей болью в груди. Скорбь всегда выглядела уродливо, обезображивая лица и души. Против неё все были одинаково бессильны — что люди, что шинигами.       Карин перевела взгляд на Масаки. На её лице навечно застыло умиротворённое выражение лица. Живое, как никогда прежде. Казалось, она вот-вот откроет глаза и засмеётся так громко, что у Карин заболит голова, как случалось всякий раз, когда они вместе смотрели убогие телешоу. Молитва на мгновение затихла. Стали отчётливее слышны детские всхлипы. Масаки продолжала лежать неподвижно.       Именно тогда Карин окончательно приняла тот факт, что Масаки больше нет. Она умерла.       Дышать стало чуточку легче. В нос ударил запах благовоний и жгучая духота — в помещении собралось довольно много людей, желавших почтить память усопшей. Большинство из них Карин не знала. Некоторые выглядели смутно знакомыми. Слева от неё в толпе виднелся затылок госпожи Арисавы. Где-то ближе к семье Куросаки, но всё ещё на почтительном расстоянии стояли квинси из семьи Исида. Выглядели они плохо, так, будто провели несколько суток на ногах, не смыкая глаз. «Должно быть, и среди их квинси были пострадавшие», — отстранённо подумалось Карин. Сокрушаться всё равно не имело смысла.       Ни у кого из них не было и шанса что-то исправить с самого начала.       Священник допел молитву. Воцарившаяся тишина с силой сдавила виски. Время на мгновение будто застыло, чтобы в следующий момент поспешить с удвоенной силой. Так же быстро, как и выбежавший из поминального зала Ичиго.       Ему вдогонку послышалось слабое восклицание Иссина, метавшегося между тем, чтобы довести церемонию до конца и тем, чтобы пойти вслед за сыном. Карин, недолго думая, дёрнула рукав хаори Урахары, молчаливым жестом призывая того подойти к Иссину и задержать его здесь. Едва только получив незаметный кивок в ответ, она осторожно выскользнула наружу и пошла по следам поразительно мощной, уже давно знакомой реяцу.       Территория этого похоронного бюро была довольно обширной. Большую её часть занимал простенький сад с парочкой деревьев и небольшим декоративным прудом посредине, воды в котором почему-то не было — лишь разномастные камни на дне.       И скрюченный, уткнувшийся лицом в колени, Ичиго.       Не беря во внимание горе и полнейший душевный раздрай, выглядел он целым и невредимым. Значит, сам туда залез. Карин выдохнула с облегчением, но сковывавшее тело напряжение никуда не исчезло. Находясь вне гигая, она могла быть лишь молчаливым наблюдателем. Но даже если бы Ичиго мог сейчас её видеть, она не знала, чем помочь, как его утешить. Смотреть на его трясущееся от слёз плечи и слышать приглушённые всхлипы оказалось гораздо больнее, чем смотреть на неподвижно лежавшую в гробу Масаки. Мёртвые обретают покой вместе с последним ударом сердца, в то время как живые учатся мириться с болью до самого конца.       Наплевав на всё, Карин бесшумно спрыгнула вниз и присела рядом с Ичиго, положив подбородок на согнутые колени и обхватив их руками. Возле пруда рос молодой дуб, ветви которого были слишком короткими, чтобы полностью укрыть его от солнечных лучей. В итоге что она, что Ичиго сидели прямо под палящим солнцем в разгар жаркого летнего дня. Не отводя взгляда от камней под ногами, Карин подняла левую руку, протягивая её над макушкой Ичиго. Это мало чем помогло, и она безусловно жалела, что у неё не было с собой зонта, как у Киске, но так ощущалось гораздо правильнее, чем не сделать совсем ничего.       Долгое время всё вокруг было неподвижно, включая и их самих. Тишину пронзали лишь периодичные всхлипывания Ичиго. Карин не сразу заметила, когда они стихли, поглощённая звенящей пустотой в мыслях. Лишь когда её левой руки коснулось что-то мягкое, она резко сморгнула остатки задумчивости и повернула голову в сторону. Прямо на неё смотрели красные от слёз глаза, в которых от былого счастливого блеска не осталось ни следа. А её рука теперь не прикрывала его голову от солнца, а полностью лежала на макушке, запутавшись в волосах. Карин застыла в замешательстве, не понимая, что происходит.       А затем Ичиго совершил невероятное — прислонился к ней, пряча лицо в её плече и крепко обхватил двумя руками.       — Сенсей…       Карин не знала, от чего именно её сердце поражённо застыло в груди — от того, насколько разбито и потерянно звучал голос Ичиго, или от того, что он её видел. Возможно, дело было в неконтролируемых вспышках большого количества реяцу, вызванных нестабильным эмоциональным фоном. А может, после случившейся трагедии он обрёл способность видеть пустых и шинигами… Карин искренне надеялась на первый вариант. Ведь в этом случае способность Ичиго видеть и взаимодействовать с ней временная. Что, как только Ичиго немного оправится от потрясения, вновь перестанет видеть изнанку этого жестокого мира. Хотя бы ещё несколько лет побудет в относительном покое прежде чем…       Детские руки, крепко обхватывавшие её талию, стали ослабевать, не находя никакого отклика. Карин захотелось отвесить себе хорошую пощёчину. Какое значение сейчас имело вообще что угодно, кроме самого Ичиго, ищущего поддержки у неё, из всех возможных людей? Да кто она такая, чтобы не поделиться своим теплом, когда оно ему было так необходимо?       Немного сдвинувшись, чтобы им обоим было удобнее сидеть, Карин крепко прижала к себе своего младшего брата.       Ичиго навалился на неё, окончательно обессиленный, но она не сдвинулась ни на сантиметр, становясь его опорой. Где-то глубоко внутри Карин тихонько радовалась тому, что могла ему хоть как-то помочь. В груди с удвоенной силой загорелась жажда защищать. От всех невзгод, от всех, кто желал причинить ему зло. Перед глазами на мгновение встал образ Масаки. Наверняка она бросилась защищать своего сына, лишённая сил, ведомая схожими чувствами. Карин испытывала неимоверное облегчение, что Масаки успела услышать заверение в том, что за её семьёй присмотрят до того, как погибла. Так должно быть легче было принять смерть.       — Мне очень жаль, Ичиго, — нашла в себе силы выразить своё сочувствие и поддержку словами Карин, тихо прошептав их ему в макушку.       Ичиго на мгновение застыл, а затем несогласно замотал головой.       — Нет, это всё я… — надломлено произнёс он, а казалось, что-то сломалось внутри самой Карин.       Не мог же он в самом деле…       Конечно мог.       Винить во всём себя всегда проще, особенно когда не знаешь всего.       — Послушай меня, Ичиго. Ты ни в чём не виноват. Это просто несчастный случай. Трагедия. Это больно, это несправедливо, но таков мир, и мне жаль, что тебе пришлось узнать об этом так рано, — как можно мягче постаралась сказать Карин.       Ичиго ничего не ответил, лишь тихонько вздохнул. Не поверил её словам, значит. Она ожидала этого, но на душе всё равно что-то больно потянуло. Раны ещё слишком свежи, однажды он обязательно поймёт. Карин в этом поможет, если понадобится.       Дальше они сидели молча, не говоря ни слова. Ичиго больше не плакал, но ещё долго не отпускал её. Карин была готова просидеть так хоть целую вечность, если это поможет ему почувствовать облегчение. Но похороны ещё не закончены. И вечно ждать возвращения сына Иссина не будет — ему придётся пойти на поиски. А значит, пора возвращаться.       — Ичиго, настала пора проводить твою маму в последний путь. Для этого должна собраться вся её семья, и только тогда она сможет спокойно отправиться в лучший мир. Ты сейчас нужен ей, своему отцу и сестре как никогда.       Мгновение Ичиго никак не реагировал на сказанное, а затем медленно поднял голову с её плеча. Взглянув на неё с потерянно, он сказал:       — Я не знаю куда идти.       — Я отведу.       Не мешкая, Карин подхватила его на руки и выпрыгнула из пруда. Путь до крематория оказался до смешного близок — лишь пара минут в умеренном темпе. Сильно спешить ей не хотелось, но и оттягивать уже было некуда. За всё время их пути Ичиго больше ничего не сказал, лишь обхватил крепко шею и прикрыл глаза, намекая на то, что не хочет слезать с её рук. Карин и бровью не повела, неся его дальше. В непосредственной близости к самому крематорию, до неё донеслись напряжённо звучавшие голоса Урахары и Иссина.       Значит, дальше Ичиго следовало идти самому.       Отпускать его Карин почему-то упрямо не хотелось.       Досадливо вздохнув, она наклонилась, чтобы Ичиго мог без проблем встать на землю. Положив напоследок руку на его плечо и подбадривающе сжав, Карин сказала:       — Попрощайся со своей мамой и за меня тоже, ладно? И береги себя, Ичиго, — на её губах промелькнула слабая улыбка. — Ещё увидимся.       Ичиго слабо кивнул головой и повернулся, поворачивая за угол здания.       Спустя минуту оттуда вышел Урахара.       — Пойдём, — сказал он, поравнявшись с ней. — Настало время прощания семьи с умершей.       Карин согласно кивнула, но по телу в то же мгновение прокатилась волна слабости, не позволяя сдвинуться ни на шаг. Киске протянул согнутую в локте руку ещё до того, как она успела хоть что-то сказать. Как только она обхватила его руку своей, они зашагали прочь. Из дымохода на крыше крематория повалили первые клубы дыма. А на небе всё так же ярко светило солнце. И не было ни единого облачка.       — Говорила же, что дождя сегодня не будет, — как бы между делом произнесла Карин.       — И в самом деле, ошибся, — покорно отозвался Киске. — Иногда ошибаться — хорошо.       Карин фыркнула беззлобно, но в мыслях согласилась. Как хотела бы она ошибаться во многих своих предположениях. Раз за разом, к сожалению, она оказывалась права.       В ощущении, что на занятиях карате с Ичиго они больше не увидятся, Карин тоже не ошиблась.       Вот только она не уточняла, где и когда они увидятся вновь, пока прощалась с ним.       В конце концов, Карин всегда держала своё слово.