Валентинка

      В такси, которое Егор по счастливой случайности поймал очень быстро, Женька снова стал скованным, словно так до конца и не решался на последний шаг, хоть и ехал сейчас с ним. Может, поэтому парень так усиленно вжимался в дверь со своей стороны, стараясь сделать расстояние между ними больше. Егор не намерен был отступать, внутри него уже всё кипело, бурлило и ощутимо упиралось в ширинку. Нащупал сиротливо лежащую на сиденье Женькину ладонь, несильно сжал холодные длинные пальцы, а потом принялся поглаживать своим большим пальцем острые костяшки узкой кисти. На самого в открытую не смотрел, стараясь не нагнетать ещё больше, пристроив кулак свободной руки к своим губам, следил за проносившимся за окном знакомым пейзажем.       Егор не отпустил её руку, даже когда машина припарковалась у высотки в новомодном районе города, заставляя Женьку выйти в ту же дверь, что и сам. Остановились на улице. Он развернулся к ней, пытливо заглянул в глаза, желая увидеть её решимость, понимание, к чему ведёт их вечер. Женька всё понимала, внутренне трепетала от счастья, чувствуя желание Егора, но в тот же миг сердце стыло от неумолимо приближающегося, как открывающийся ящик Пандоры, разоблачения. Уже было поздно говорить нет, да она и не хотела, единственное, о чём мечталось — продлить это ощущение присутствия рядом с ним, чувствовать его кожу, тепло под своими пальцами. А ещё дико хотелось целоваться, и пусть после этого она получит кулаком в лицо, но сил противиться желанию не было.       Женька поцеловал его сам. Только секунду назад он неуверенно жался к стенке кабинки, следя за меняющимися цифрами этажей на экране лифта, а сейчас водил своими мягкими губами по его сжатому в линию рту, напрашиваясь языком в гости. Быстро справившись со ступором неожиданности, Егор сгрёб его в объятия, выдохнул по слогам «Же-ня», вцепился в так невинно предложенные губы, и сам покрылся мурашками от пробравших ощущений, от Женькиного еле слышного стона. Они не разлепились, даже когда кабина, дёрнувшись, остановилась на пятнадцатом этаже. Егор, увлекая парня за собой, просто «протанцевал» с ним к входной двери квартиры. Уже будучи на пороге Женька снова застопорился, пытался что-то сказать, вывернуться из объятий, но Егор не дал, не желал мириться с его сомнением, усилил напор губ, языка, давление рук. Дверь квартиры шумно захлопнулась за ними. Женька дёрнулся, разорвал объятия, прижался спиной к стене и, тяжело дыша, посмотрел на него, как загнанный зверь. Загнанный, понимающий свою участь, но не смеющий противиться, словно сам хотел быть съеденным. Егор, не отрывая от него взгляда, подошёл к Женьке почти вплотную, снял шапку, откинул куда-то в сторону, нежно погладил, будто успокаивал, согнутыми пальцами его щёку. Опустил руку ниже, нащупал собачку молнии на пуховике и медленно потянул вниз. И опять Женька удивил его — как и в лифте, сам сделав первый шаг, буквально впиваясь в губы.       Перед смертью не надышишься, и Женька это знала. Да только как теперь отказаться, от этих губ, от его поцелуев, от заполняющего до краёв ноющего желания отдавать? Снова потянулась сама, целовала истово, стонала в губы, только чтобы не слышать звука падающих на пол вещей. А перед зажмуренными глазами золотыми песчинками в часах уплывало отмеренное ей недолгое счастье. Она взяла в ладони лицо Егора, выставляя перед собой согнутые в локтях руки, только для того, чтобы защитить свою грудь и, хотя бы ещё на минуту, отодвинуть разоблачение. Егор, справившийся с верхней одеждой, своей и её, принялся за многослойный Женькин шарф, виток за витком приближаясь к шее. Справился и с этим, отбросил на пол, скользнул ладонью сзади по бритой шее вверх, захватил волосы в кулак потянул назад, заставляя Женьку выгнуться, открыть его губам и языку нежную кожу, которую хотел попробовать на вкус ещё там, в кафе. Она всхлипнула и зажмурилась, когда Егор с тихим рыком стал опускаться от подбородка вниз по шее, дошёл губами до середины и замер. Отстранился сам, всё ещё удерживая Женькину голову откинутой назад и сузив глаза, срывающимся на хрип голосом, спросил:       — Что за хуйня, Женечка?       Женечка нервно сглотнула, подтверждая его догадку об отсутствии у неё кадыка, отчего Егор, резко разжав кулак и освобождая, будто отталкивая от себя её голову, отступил назад и шумно задышал. Она, вмиг лишившаяся сил, сползла по стене и, подтянув к груди колени, безвольно повесив руки по бокам, осталась так сидеть.       — Ты что не понимала, что я повёлся на тебя, как на парня? — голос тихий, но от этого не менее злой.       — Понимала, — выдавила Женька.       — Тогда повторюсь — что за хуйня, Женечка?       Она усмехнулась, грустно, вымучено, вызывая у Егора новый приступ злости:       — Если скажу, что ты мне нравишься, поверишь?       Егор, матерясь и ероша свои короткие волосы, крутился на месте, не понимая, как вообще мог попасть в такую ситуацию. И ведь ни на секунду с момента их встречи у него ни одна мысль не шевельнулась в пользу того, что это может быть девушка. Шевелился только вздыбленный член в трусах, истекая от желания поскорее познакомиться с этими пухлыми губами. Он и сейчас всё ещё стоял колом, несмотря на весь казус сложившейся ситуации и буквально сатанинский гнев хозяина. Осенившая Егора новая догадка заставила его, наконец, остановиться и отвлечься от вытаптывания дорожки в паркете:       — Кто тебя подослал?       Женькин удивлённый взгляд, а потом абсолютно уверенный ответ: «Ты подошёл ко мне первым в метро», вернул топтуна к прерванному занятию. Егор готов был орать в голос от разочарования в Женьке, в себе, в своём не к месту стоящем члене, в то время как девушка просто продолжала сидеть, равнодушная к его метаниям.       — Пошла вон! — гаркнул он что есть мочи в её сторону.       Та отлепилась от стены, встала на четвереньки, и, натирая его паркет своими острыми коленками, принялась собирать разбросанные по коридору вещи. От кружащей перед его взором округлой задницы под джинсами-скинни, так отчётливо теперь видной из-под задравшегося до талии свитера, планка Егора окончательно упала. Она ведь сама пошла с ним, знала, куда и зачем, но пошла. У неё было тысяча возможностей его остановить, исправить ошибку одним словом, но она молчала, заводила одним своим видом, и, в конечном счёте, поцеловала первой, потому что сама так хотела. Не до конца отдавая отчёт своим действиям, ведомый скорее злостью и желанием отомстить, он толкнул девушку на всё ещё валяющееся на полу своё пальто (сука, Hugo Boss на секундочку!). Женька и пикнуть не успела, как оказалась под ним на спине, смотрела на него широко раскрытыми глазами, не веря, что он сможет быть жестоким. Но Егора было уже не остановить. Пока она мешкала, он поднял её руки над головой, с силой сжал обе кисти одной своей ладонью, настолько тонкими они были. Сидел на её ногах ближе к коленкам, чтобы девушка не могла согнуть их, лягнув в неподходящий момент. Женька замотала головой, когда он стал медленно наклоняться к её лицу, свободной рукой Егор схватил её за шею, пальцами зафиксировав лицо, и поцеловал. Поцелуем это можно было назвать с натяжкой, он засасывал, кусал её губы до крови, зализывал, врывался своим языком к ней в рот на всю длину, отчего она начинала задыхаться. Отпустил шею, чувствуя, что она не посмеет выскользнуть из его зубов и губ, засунул освободившуюся руку ей между ног, с силой сжал, заведомо причиняя её чувствительному клитору острую боль. Женька дёрнулась, выгибаясь, мычала, слабо трепыхалась под его телом, а потом как-то враз обмякла. Егор на секунду отстранился от лица, но по следящим из-под прикрытых веками глазам понял, что обморока не случилось. Снова потянулся к ней, готовый продолжить наказание. Но она его в очередной раз перехитрила: её губы и язык стали нежными, податливыми, ласковыми, и Егор, ведомый ими, переключился на нежность. Хотелось её отзывчивости, снова слышать её стоны, которые так его распаляли. Женечка вошла во вкус, решив использовать ситуацию по полной, исхитрилась, засосала его язык в себя, мягко оглаживала драгоценного гостя своим языком, чувствовала, как Егор расслабляется, проникается её чувственной лаской. А он уже дрожал, представляя, как этот рот и язык будет проделывать с его членом всё то же самое, что и с его языком сейчас. Может, ну его, тот факт, что под ним девушка? Ведь бывают же такие девочки, несуразные, с плохо развитыми вторичными половыми признаками, в народе именуемые грудью. Вдруг и тут так же, плоско и гладко, как любил Егор? Плечи, да и рост, не девичьи совсем. На живот перевернуть, и вообще от парня не отличить… А жопа, она же у всех одинаковая…       Одурманенный возбуждением ум погнал руку Егора вверх, заставляя задирать Женькин свитер до самой шеи. Он оторвался от её губ и очень медленно перевёл взгляд вниз. Блядь, не с его везением в покер играть. Взору открылись аккуратные полушария на вскидку второго размера, еле прикрытые тонкими атласными треугольниками лифчика, с откровенно торчащими сосками. Талия тонкая, матовая, бледно-розовая, будто прозрачная, кожа с россыпью аккуратных точек-родинок возле маленького узелка пупка. Всё это выглядело очень аппетитным и манящим, но не для Егора в этой жизни.       Он, всё ещё тяжело дыша, скатился с Женьки, прикрыл предплечьем глаза и остался лежать рядом, пытаясь хоть немного привести свои мысли и чувства в норму. Они лежали вот так, бок о бок, шумно дыша, пытаясь восстановить дыхание. Постепенно в квартире становилось всё тише, пока вовсе не смолк ни один звук, будто эти двое даже дышать перестали.       Лежали долго, или так просто показалось. Женька зашевелилась первой. Егор следил за ней из-под руки, как она оправляла свитер, пыталась расчесать пальцами взлохмаченные волосы, медленно озиралась, выискивая в общей куче на полу свои вещи.       — Куда ты собираешься? — включив режим заботы, спросил он. — Ночь уже на дворе.       — Домой поеду, — всё так же не глядя на него ответила Женька.       — Оставайся, — Егор тоже сел, — на диване постелю. Утром поедешь.