***
Хосок просыпается среди ночи от собственного крика и попыток Сокджина привести его в чувства, тормоша за плечи и с силой шлепая по пылающим щекам. – Прости, но ты бредил и громко кричал во сне, я никак не мог тебя разбудить, – Джин заботливо укрывает взмокшего и трясущегося всем телом Хоби одеялом, приобнимает и гладит по спутанным волосам. – Тебе снился он? Хотя, можешь не отвечать, я и так все понимаю. – За правильный ответ на этот вопрос Вы получаете наш главный приз – целое нихуя, – Чон пытается звучать не так разбито, как он себя чувствует, но получается хреново. Перед глазами вспыхивают все те же жуткие картинки, а на руках до сих пор мерещится чужая кровь. Сокджин окидывает мягким снисходительным взглядом Хоби, что, не сдержавшись, начинает тихо поскуливать и качаться на кровати, обхватив руками колени, уходит на кухню и тут же возвращается с бутылкой вина и ведерком клубничного мороженого. – Прикупил на днях, потому что знал, что рано или поздно ты начнешь по нему пиздострадать, а это главный атрибут пиздостраданий, – поясняет Джин и отправляет ложку холодного лакомства в рот младшего, а затем разливает по бокалам белое вино. – Если бы мне когда-нибудь сказали, что мой, можно сказать, парень будет помогать мне пережить страдания по бывшему, я бы, наверное, сдох от смеха, – Хосок с вымученной улыбкой принимает бокал из рук Кима и заливает в себя за раз почти половину, чувствуя, как алкоголь приятно обжигает внутренности. – Даже не знаю, за какие заслуги ты мне достался. – Достаться-то я достался, но я прекрасно знаю, что я не тот, кто тебе нужен, – без доли печали констатирует блондин, уплетая мороженое. – Ты все еще любишь Юнги. – Да какая разница, люблю, не люблю, у него Чимин, а Чимин мой друг, – хнычет шатен, до боли сжимая растрепанную челку. – Я же не могу собственными руками разбить счастье друга. – То есть быть по уши влюбленным в парня, которому на тебя поебать в прямом смысле слова, это ты называешь счастьем? – ухмыляется Джин, отпивая немного вина с приятным фруктовым ароматом. – Да кто знает, может он его любит, а я всего-то воспоминание из прошлого, которое он пока не готов отпустить. Как бы тебе объяснить... Это как любимые кеды, понимаешь? Ты можешь купить сколько угодно новых пар, но будешь снова и снова обувать эти покрытые мхом разъебанные конверсы, просто потому что слишком привык к ним. Тупо не можешь выбросить. – Хосок осушает уже второй бокал и понимает, что несет какую-то несусветную дичь, а комната перед глазами медленно начинает плыть. – Я бы на Вашем месте не был так уверен, мистер обувной философ, – блондин опустошает свой бокал вслед за Хо и закусывает горьковатый напиток клубничной сладостью. – У всех свои способы заполнить внутреннюю пустоту после расставания. – Это ты на что намекаешь? – вопросительно вскидывает брови Чон, сканируя лицо старшего чуть повеселевшим от алкоголя взглядом. Но он, кажется, и без ответа прекрасно все понимает.***
Оглушительная музыка бьет прямо по мозгам, вызывая неприятный шум в ушах и пульсацию по всему телу. Помещение пропахло алкоголем и ядовитым сигаретным дымом, а количество дергающихся под агрессивный бит фигур на квадратный метр просто зашкаливает. Цветные огни оставляют яркие пятна на лицах пришедших за легким перепихоном мужчин и флиртующих девушек, вооружившихся экстремально глубокими декольте и короткими юбками в поисках богатых папиков. В здравом уме и ноги Чона бы не было в подобном клубе, но сейчас это именно то, в чем он нуждается. Хосоку нужен алкоголь, много алкоголя, возможно, что-то посильнее, и секс. Да, определенно секс. До сорванного голоса выкрикивать имя какого-нибудь мускулистого красавчика, насаживаясь поглубже. Или попробовать на вкус чей-нибудь член прямо в прокуренном туалете этого мерзкого заведения. Или даже всю ночь втрахивать в матрас какую-нибудь смазливую девицу, а с утра небрежно бросить ей деньги на такси. Что угодно, лишь бы выбросить из головы бляцкого Мин Юнги. Точно так же, как он выбросил Хосока из своей жизни. Но что-то явно идет не по плану. Чон уже оглаживает бедра фигуристой брюнетки, поддаваясь обольстительному взгляду из-под нарощенных ресниц, как вдруг замечает за барной стойкой парня, что кардинально отличается от остальных посетителей. Застегнутая на все пуговицы мешковатая рубашка, прическа в стиле «я у мамы Джастин Бибер, только денег на осветлитель не хватило», нелепые очки в тонкой металлической оправе. Парень сжимает дрожащими пальцами свой стакан и морщится, когда алкоголь оказывается у него во рту. Возможно, он пришел сюда по той же причине, что и Хосок? Чон снисходительно улыбается девушке, мол «сорян, милая, но перепихон отменяется» и убегает к парню за стойкой. Заказывает себе виски и, окинув взглядом симпатичное лицо сидящего рядом, решается заговорить: – Ты тоже тут по двум причинам: разбитое сердце и недотрах? – Если ты хочешь перепихнуться, то извини, нет, – парень крепче вцепливается в стакан с каким-то слабоалкогольным пойлом и отворачивается. – А что насчет разбитого сердца? – не отстает Чон, потягивая виски. – А что насчет того, чтобы тебе пойти нахер? Я блять, пришел просто напиться. Набухаться. Нажраться в говно, черт возьми. Лишь бы перестать думать про этого мудака. А тут ты еще со своими доебами, – хнычет незнакомец, с силой сжимая на затылке черные волосы. – Значит, я угадал. Добро пожаловать в клуб брошенок, я Чон Хосок, – Хо приветливо улыбается и протягивает руку. – Ким Сокджин. Они подпевают песням девчачьих групп, звучащим в такси, да так ужасно, что у водителя уши в трубочку скручиваются. Обнимаются и несут какой-то пьяный бред, о котором даже не вспомнят, когда протрезвеют. Из окон машины то и дело доносится: «Пошел нахуй, Мин Юнги!» «Пошел нахуй, Чон Чонгук!» – Так вот, ты понимаешь, я этого мелкого засранца так любил... Тааак любил... Ик... Я уже распланировал, как его с родителями познакомлю, как мы снимем новую большую квартиру в симпатичном тихом районе и заведем собаку. Ик... Нет, две собаки, – пьянющий Сокджин развалился на полу спальни Хосока в обнимку с его свисающей с кровати ногой и изливает душу новому знакомому. – А он, уебок, спал со мной, потому что я ему ни в чем не отказывал, даже эти ебучие чулки пару раз надевал, как он хотел! Блядские розовые чулки в сетку, понимаешь? Так, о чем это я? Ааа, так вот, в перерывах он развлекался с какими-то кучами мышц со смазливыми мордашками из своей качалки, и когда я его поймал с поличным, знаешь, что он мне заявил? Что трахаюсь я, конечно, отменно, а вот внешностью меня вселенная обделила! Я что, правда такой урод? Такой же пьянющий Хосок сползает с кровати к Джину, снимает с ничего не понимающего брюнета глупые очки, зачесывает пальцами назад немного растрепанные волосы, открывая вид на красивый лоб и густые брови, и, закусив губу, принимается медленно расстегивать рубашку, под которой, к удивлению Чона, скрывается весьма подтянутое тело. Не груда мышц, конечно, но изгибы очень даже ничего. – Твой бывший, судя по всему, в глаза долбится, потому что ты нереально красив. Он вообще видел, насколько у тебя правильные черты лица? – Хосок нежно мурлычет, кончиками пальцев касаясь чужих щек. – А эти губы? Просто охуенные чувственные губы. Они наверняка выглядят пиздецки развратно после затянувшихся поцелуев, такие красные, в мелких ранках от укусов, еще больше припухшие, – Чон прижимается к сокджиновым губам своими и чувствует на языке привкус алкоголя, а внутри, вопреки ожиданиям... Ничего. Ни бешеного сердцебиения, ни учащенного дыхания, ни зарождающегося возбуждения. Просто ничего. Если бы Хосок умел, он бы непременно изобразил этого умопомрачительного парня на бумаге. Или написал стих, воспевающий его красоту. Им хочется любоваться, касаться его, словно утонченной скульптуры из белого мрамора. Где-нибудь в параллельной вселенной Чон бы непременно захотел послушать, как с этих нереальных губ срывается его имя вперемешку с громкими стонами и всякими непристойностями. Он бы с удовольствием расцеловал каждый сантиметр этой охуенной широкой спины и позволил этим мужественным рукам изучить изгибы своего тела. Где-нибудь в параллельной вселенной, где не существует Юнги. В реальности же Хосок чувствует благодарный поцелуй в висок и крепкое кольцо объятий вокруг своей талии. – Раз уж мы оба пострадали от мудаков, как тебе идея быть одинокими... Вместе? Они не признаются друг другу в любви, не ходят на настоящие романтические свидания и не целуются до головокружения. Просто Хосок помогает Сокджину полюбить себя, а Сокджин Хосоку – немного отвлечься от навязчивых мыслей о бывшем. Со временем это начинает сопровождаться совместной дрочкой за просмотром порно, а чуть позже и вполне неплохим сексом. Не таким чувственным и безумным, как это должно быть с любимым человеком, но для снятия напряжения самое то. Идеальный симбиоз разбитых сердец.***
– Так что, наш броманс официально прекращает свое существование? – с ноткой печали бормочет Хосок, положив голову на плечо Джину. – Ну ты чего? Мы все еще лучшие братишки, – Ким ласково проводит по шоколадным волосам и приободряюще улыбается, – просто срок действия некоторых привилегий истек. Мы сделали друг для друга все, что могли, и теперь, я думаю, каждый готов попытаться построить собственное счастье. – Ладно, не могу сказать, что я очень расстроен, все равно сосешь ты так себе, – усмехается младший. – А ты свое ебало во время оргазма видел вообще? Знаешь, как я пугаюсь всегда? – Сокджин заливается своим заразительным смехом со звуком стеклоочистителя, а Хоби сначала запускает в него подушку, а затем и сам скручивается на кровати в приступах хохота. – Ну ты и булка, Ким Сокджин!