Самая длинная ночь в году

      В темном зале, больше похожим на подвал, на высоком стуле сидела женщина средних лет. Полупрозрачная белая ткань скрывала ее лицо, но даже так можно было различить обеспокоенное выражение лица. Она о чем-то размышляла, и это что-то явно не приносило ей удовольствие.       — Сколько у нас новых? — в тишине зала голос звучал слишком громко.       От стены отошел человек, закутанный в плащ. Из-за полумрака, его невозможно было заметить раньше.       — Не так уж и много, Ваше Святейшество, — тихо заговорил докладчик. — Нас увидели чуть более ста человек, из которых проголосовали всего лишь сорок. Однако, статистика показала, что шестьдесят два с половиной процента заинтересованы в нас, остальные же — нет.       — То есть, на данный момент никого нового мы не увидим в зале? — в речи женщины, до этого спокойной и размеренной, проскользнули гневные нотки.       — К сожалению, здесь Вы правы, но…       — Бог не будет доволен нами, — женщина говорила спокойно, но отчего-то атмосфера в комнате стала угнетающей. — Вы же не хотите его расстроить?       – Н-никак нет, Ваше Святейшество. Сейчас я планировал…       — Я поняла, выполняй.       Ее собеседник заметно расслабился. Грандмастер являлась слишком импульсивной женщиной, и злить ее было опасно для собственного здоровья.       — Отправь к этим шестидесяти двум процентам наших лучших агитаторов. Хотя бы две трети тех людей должны присоединиться к нам. Иначе… — женщина провела своим тонким пальцем с чересчур длинным черным ногтем по шеи, явно демонстрируя участь своего подчиненного.       — Я-я Вас понял, Ваше Святейшество, — у мужчины дрожал не только голос, но и колени, хотя под плащом этого и не было видно.       Жизни бы его не лишили, но от секты бы отрекли. А для ее участников это было страшнее, чем отречение неизлечимого наркомана от его «конфет».       — Но позвольте уточнить один момент.       — Говори.       — Эт…эти люди обязательно должны быть из проголосовавших?       — Хах, каков хитрец, — женщина задумалась.       С одной стороны, какая разница, откуда придут почитатели, но с другой, им необходимо брать всех, и если она сейчас даст добро, то они могут потерять предполагаемых участников.       — Хм, шестьдесят два процента это сколько?       — Это пятнадцать человек, Ваше Святейшество.       — Пятнадцать? Как-то мало… — сквозь белую ткань видна морщинка: довольно сложно решить, какая сторона важнее. — Это могут быть любые люди, но уже обязательны все пятнадцать.       — Вы очень щедры, я-я…       — Благодари Бога нашего, на все его воля. А теперь ступай, близится время вечерней мессы.       Человек поклонился и медленно вышел. А женщина поднялась и прошествовала в соседнюю комнату. ***       Вокруг костра стояли люди в мантиях, образуя круг. Они отплясывали странный ритуальный танец. Их тела крутились и изворачивались в произвольных ритмичных движениях. А голоса пели странную песнь. В центре, кружась прямо у костра, ходил мужчина в маске и играл на ритуальном барабане. Рядом с ним кружились две девушки и, стуча в бубны, пели песни. Все эти звуки слагались в красивую мелодию.       Резко барабанщик прекратил играть, а девушки петь. Они упали на колени, убрав инструменты за спину. К ним присоединились остальные участники ритуала. Все в большом кругу взялись за руки и принялись раскачиваться из стороны в сторону. Люди в центре подняли руки и запели на неизвестном языке. Слова были непонятны, но складывалось ощущение, что они кого-то вызывают.       В круг заходит женщина в белом платье, песня прерывается. Ее лицо скрыто неплотной белой тканью, а голову украшает корона из неживых цветов и металлических прутьев. Один за другим люди склонялись ниц. Женщина подняла руки и громко произнесла:       — Во славу Господа!       — Во славу Господа! — раздалось вокруг.       Из темноты ночи в круг вышел мужчина с мешком в руках. Он трепыхался, и оттуда раздавалось приглушенное кудахтанье.       — За наши грехи, за наши блага, прими Господь жертву.       С этими словами женщина достала большой ритуальный нож. Мужчина достал из мешка красивую белую курицу и вынес на всеобщее обозрение, крепко прижав ее крылья к телу. Толпа одобрительно загудела, а затем принялась читать молитву. Ничего не понимающую курицу повернули к женщине. Одним замахом она отрубила ей голову и умело поймала ее в воздухе.       — Узри же, Господь, нашу жертву! — женщина подняла голову курицы. В ее открытых глазах можно прочитать испуг, если поверить, что у куриц есть душа.       — За сытость в наших домах, за счастье в наших жизнях, за удачу на нашем пути прими Господь голову эту, — голова летит в огонь. — За наши грехи, за наши обиды прими Господь туловище это, — мужчина кидает все ещё трепыхающееся тело.       Молитва звучит громче. Женщина закружилась в бешеном ритуальном танце.       Белая курица — символ чистоты и сытости — догорала на открытом огне. Возрадуйся же Бог! Прими свою жертву!