Разрыв шаблона

Оказалось, что прогуливаться по магазину, имея небольшой секрет, не так уж и страшно. Стайлз всё шёл и оглядывался, не пялится ли на Питера кто-нибудь дольше положенного, чувствовал себя при этом телохранителем важной шишки. Но он видимо зря тревожился: люди не провожали их недоумёнными взглядами, никто не крутил пальцем у виска и не грозился вызвать полицию за нарушение общественного порядка. Напоследок сам Питера детально осмотрел, всё ли ладно. Но ничто в его облике не выдавало их эксперимента. Верёвки из-под рубашки не выглядывали и движений носителя никак не сковывали. Абсолютно ничего их не компрометировало, и Стайлз выдохнул спокойно, убедившись, что их эксцентричная выходка несмотря ни на что пройдёт без эксцессов. — И что, — с толикой разочарования в голосе поинтересовался он. — Мы просто будем шататься по этажам туда-сюда, ожидая непонятно чего? — А тебе, всё-таки, без экшна никак, да? — хмыкнул Питер, в отличие от Стайлза, наслаждавшийся своеобразной прогулкой. — Ты в курсе, что тянешь на звание адреналинового маньяка? — Так, давай без оскорблений! — Что ты, Стайлз. Из моих уст это комплимент. — Сам ты маньяк, — пропустил мимо ушей попытку реабилитации Стайлз. — Заметь, без прилагательного «адреналиновый». Питер на это ничуть не обиделся, а только, казалось, повеселел. Надо же, что с людьми долгое ничегонеделание в постели делает. Они же становятся совершенно невосприимчивы к шпилькам в свой адрес и, в противовес оппонентам, излучают небывалую радость. — То есть, экшна тебе всё-таки не хватает? — сделал свой вывод Питер и пообещал. — Сейчас устроим. Только покажи пальцем, кого укусить. Мигом шумно станет. — Я тебя расстрою, но не на такой экшн я рассчитывал, — покачал головой Стайлз. Но в чём-то Питер был прав. Раз уж они сейчас в чёртовом торговом центре, значит, Стайлз и сам хотел здесь оказаться, пусть и до последнего не признавал этого. Действительно против своей воли он бы был здесь исключительно из-за угрозы жизни, что явно не соответствовало данной ситуации. Да, изначально Стайлз был сильно против этой идеи, поэтому дико нервничал и переживал, но позволил себя уговорить. Или, что более вероятно, позволил взять на слабо. И что ему, вообще, до какой-то там общественности? Он же не политик и не любая другая публичная личность, чтобы беспокоиться о подобном. Если Питер почувствует, что Стайлз испытывает дискомфорт, он с вероятностью в сто процентов легко заткнёт того, кто причинил им моральное неудобство. Да и сам Стайлз ни единожды имел дело с оппозиционными мнениями и умел их либо затыкать, либо игнорировать. Так что в машине Стайлз пересмотрел свои приоритеты, и все его волнения приобрели положительную окраску. Стайлз сумел заинтриговать себя настолько, что изнывал от ожидания и чувствовал приятное лёгкое покалывание внутри из-за неизвестности, которая вот-вот встретит его с распростёртыми объятиями. И тут такой облом. Никакой эмоциональной встряски. Так и в апатию скатиться можно. Куда это годится? Стайлз ещё раз огляделся, нет ли поблизости охотника воплотить его ожидания в жизнь, и, увы, никого не нашёл. Разочаровавшись в действительности, он от нечего делать изучал взглядом чересчур яркие витрины. И тут на глаза попался-таки заинтересовавший его магазин, посетить который Стайлзу в голову ещё ни разу не приходило. Казалось, он вообще видел его впервые в этом торговом центре. Самое интересное, что именно здесь можно было найти то, что ему было очень нужно. В общем, Стайлз решил прикольнуться и зайти в секс-шоп, чтобы прикинуть на себя католическую сута́ну. Ну, а где же ещё её можно найти? Не проникать же в местную церковь с целью незаконно раздобыть себе рясу? Можно же зайти в магазин, специализирующийся на товарах, предназначенных приносить людям настоящее блаженство, и без всякого криминала оценить любое амплуа. А уж такое заезженное, как священнослужительское, уж тем паче. Наверняка имелся подходящий комплект. Всё, что нужно по всем правилам: и сута́на, и колоратка. Стоит отметить, последний атрибут католического одеяния вообще всегда как-то по-блядски выглядел. Ну, а что Стайлз? Разве Питер начнёт писать обещанную книгу, если Стайлз его не подбодрит и не поддержит? Потому он бодренько зашагал в нужном направлении, возвестил: — О, Питер, нам сюда! — Ты ничего не перепутал? — усмехнулся он, но, когда его нагло схватили за руку и потянули за собой, сопротивляться и не подумал. — Тебе же булочки сдобной захотелось? Так это отдел по соседству. Стайлз ликовал. По голосу Питера он мог догадаться, что в кои-то веки хоть немножечко его удивил. — Нет-нет, нам именно сюда! Тебе что-нибудь нужно? — невинно поинтересовался он. — Ты пока посмотри, ассортимент-то богатый. А за мной не подглядывай — сюрприз, — и обратился к продавцу, вовремя оказавшемуся рядом. — Вы за ним не присмотрите? Дождавшись, когда продавец поклялся, что не позволит Питеру испортить первое впечатление подглядыванием, и начал рассказывать обо всей имевшейся в наличии продукции, Стайлз быстренько оглядел стенд с тематическими костюмами и, прихватив нужный, шмыгнул в примерочную. Одеваясь, он лишний раз поразился, насколько сильно отличались женские образы от мужских. Как он успел заметить, изготовители женских стремились максимально извратить костюм и показать как можно больше голого тела. А вот мужские были на порядок приличнее и, в случае с тем, что выбрал для себя Стайлз, такими качественными, что сам Папа Римский не отличил бы оригинал от копии. Глянув на себя в зеркало и убедившись, что сутана сидит так, как нужно, а белый прямоугольничек колоратки находится ровно посередине воротника, Стайлз смело отодвинул шторку и предстал прямо перед Питером, который уже дожидался его. — Горячо, — признал Питер. — Священник из тебя что надо. — Скорее уж экзорцист, не находишь? — Чтение особых молитв над бесноватыми и заклинание злых духов и созданий… И впрямь иронично. — Кстати, — опомнился Стайлз. — Ты мне теперь книгу должен. А то индульгенцию тебе не выдам. — Раз так, — Питер развёл руками, — Завтра же и начну. — А чего тянуть? Сегодня бы и взялся. — Нет, сегодня у нас всё расписано, — заявил и картинным жестом принял из рук продавца фирменный пакет. Вот уж кого было трудно смутить около интимными разговорами, так это работника секс-шопа. — Там, кстати, и верёвки имеются, хочешь посмотреть? Возьми, если нужны ещё. Стайлз подошёл к витрине с атрибутикой для связывания. От разнообразия цветов, преимущественно красного и чёрного, зарябило в глазах. Он пощупал несколько и громогласно заключил: — Мои верёвки лучше! — и, заметив, что Питер уже стоял рядом, понизил голос с уровня восторженной речи до обычного. — Что скажешь? Питер повторил его жест, прикоснувшись к выставленному на продажу товару, и еле заметно повёл плечами, будто желая сравнить. — Эти, — он кивнул на красно-чёрное безобразие, — слишком гладкие. Твои действительно лучше, ты не прогадал тогда с выбором. Ни в какое сравнение, если совсем начистоту. — Как ты их сейчас ощущаешь, кстати? — спросил Стайлз, потому что ему было интересно, привык ли Питер к наличию верёвок на себе настолько, что уже перестал их замечать, или времени прошло ещё недостаточно. Но он удивил: — С каждой минутой всё отчётливее. Судя по всему, Стайлз не преувеличивал, говоря об их качестве, и что-то ему теперь подсказывало, предложи он сейчас развязать «корсет», Питер не согласится. На всякий случай Стайлз внимательно просканировал Питера взглядом, чтобы точно убедиться, что проблем нет. Проблем, очевидно, не было, ибо ничто в фигуре Питера не выдавало его дискомфорта. Возможно, было небольшое напряжение, но Стайлз решил, что это нормально, учитывая, что его грудную клетку уже на протяжении нескольких часов плотно обхватывала верёвка, и дышать так же свободно, как и без неё, представлялось невозможным. По Питеру вовсе не было видно, что дышал он как-то иначе. Наверняка он делал вдохи чаще обычного, и ему приходилось обходиться несколькими маленькими вместо одного глубокого, так как не мог наполнить лёгкие воздухом целиком за раз, но неудобств ему это явно не причиняло. — Ладушки, — Стайлз не нашёл, что ещё ответить в данной ситуации, и пошёл обратно в примерочную облачаться в мирскую одежду. А то не заметит, как войдёт в роль да так и покинет магазин с секс-атрибутикой прямо в сутане, дискредитируя все священнические и монашеские чины вместе взятые. Из магазина они вышли, держа каждый по пакету. — Стой, а ты что купил? — спросил Стайлз. — Что-то пакет больно объемный. — Не у меня одного, — заметил Питер, кидая смеющийся взгляд на чужие покупки. — Там… для дела надо. Честное слово, никаких извращений. — Так и быть, поверю. Не стану смущать тебя вопросами, — он усмехнулся. — Подумаешь, кто-то же должен идти на жертвы, — философски протянул Стайлз. — Тебя-то ими не смутишь, ты любые неугодные для себя вопросы вообще игнорируешь. — Поймал, — сознался Питер и хотел сказать что-то ещё, но он внезапно перешёл на змеиную речь и гневно зашипел. Стайлз не сразу понял, что произошло, а когда сообразил, тут же отругал каких-то малолеток, проливших на Питера какой-то горячий напиток, за невнимательность и неосторожность. Их мать, чуть отставшая от них, тут же наградила своих детей подзатыльниками и бросилась приносить свои извинения. Питер, занятый тем, что, некрепко ухватившись двумя пальцами за полы рубашки, пытался унять свои мучения мало-мальски прохладным ветерком, явно плевал на происходящее. Стайлз буквально как в замедленной съёмке увидел, что женщина из лучших побуждений протянула руку с зажатой в ней салфеткой к пятну на рубашке в попытке хотя бы убрать лишнюю влагу, и тут-то осознал весь масштаб приближающегося бедствия. Пришлось действовать экспромтом. — Извинения приняты, впредь не позволяйте детям бегать с напитками в руках по торговому центру! — бросил Стайлз, одновременно сдвигая Питера с линии огня и не позволяя женщине до него дотронуться. Как нельзя кстати напротив оказался магазин с мужской одеждой, и Стайлз молниеносной походкой затащил Питера туда, на ходу подцепляя какую-то вешалку, затолкал его в примерочную и сам зашёл следом. Закрыв дверь на замок, принялся расстёгивать многочисленные пуговицы чужой рубашки. Приняв его помощь, Питер принялся дуть на ладони. — Ты руки обжёг? — Рефлекс, — объяснил он, оперевшись о стену и стараясь не двигаться. — Раскалённый металл они пили, что ли? Клянусь, это не кипяток. — Не вздумай шевелиться, раз больно, — сказал Стайлз и, справившись с последней пуговицей, распахнул полы рубашки. Сейчас ему надо было оценить степень повреждения кожи в ходе встречи с напитком, а не смущаться своих действий, и он принялся за осмотр. — Сильно? — спросил Питер, не дождавшись реакции. — Сейчас пройдёт, не переживай. — Я в этом не уверен, — посеревшим голосом сказал Стайлз и признался. — Ты меня сейчас убьёшь. Когда связывал второй раз, я взял не ту верёвку. — Не ту? — Краснота должна была бы уже сходить, а она не сходит. Значит, я схватил верёвку, которую не собирался использовать ни сегодня, ни завтра. На тебе - вообще никогда. Чёртова маркировка! Забыл про неё совершенно, — тараторил он, пытаясь стянуть с Питера, который никак не хотел отрываться от опоры в виде стены, чёртову рубашку, она так и осталась висеть на плечах, когда Стайлз сознался. — Я пропитал верёвку раствором аконита. — Ты что? — переспросил Питер. — Мне было любопытно, подействует ли аконит в чём-то кроме пуль, но я же не дурак вас травить, пропорцию взял один грамм на литр. Стайлз думал, на него сейчас обрушится шквал критики и претензий, но, вопреки ожиданиям, Питер не разозлился, а наоборот повеселел и даже перестал обращать внимание на боль от ожога. — Гениально, Стайлз, — он уже смеялся, — нет, правда. — Она же работает? — Да, — подтвердил Питер, прислушиваясь к своим ощущениям. — Хорошо работает, еле заметно. То, что нужно для магазина «секс-шоп для оборотней». Я даже слоган придумал. «Наш аконит не ранит вас глубоко». У тебя не будет конкурентов с твоей фантазией. — Надо снять её, — покачал головой Стайлз и потянулся к узлу у шеи. Питер его остановил, отводя его руки своими, и Стайлз почувствовал, что ладони слишком горячие из-за ожога. — Оставь, — прокомментировал свои действия Питер и опустил руки на прохладную поверхность зеркала, к которой всё это время прислонялся. — Лучше дойди до аптеки и купи мазь. — Ты с ума сошёл? — у Стайлза глаза на лоб полезли. — Её надо снять, и всё. — Каждый эксперимент необходимо доводить до конца, иначе результаты будут неточными, — объяснил он. — Снимешь верёвку и прервёшь сразу два эксперимента. Твой, заметь, весьма стоящий. Иди, я подожду. Это всего лишь горячий чай, все не так плохо. — Псих, — неодобрительно отозвался Стайлз, но всё же ушёл за мазью. К счастью, аптека оказалась на этом же этаже, и буквально через пять минут Стайлз вернулся в примерочную. — Это хороший крем. Давай помогу, — сказал он и выдавил себе немного на руки. — Неужели ты чувствуешь себя виноватым? — спросил Питер, хмурясь, когда Стайлз дотрагивался до самых красных участков. — Да, — кивнул Стайлз, тщательно размазывая крем по коже. — Я должен был тебя предупредить, но схалатничал и не заметил. И ладно, если бы я её снял, то вот этого, — он чуть сильнее надавил пальцами, — делать бы не пришлось. Уже бы ни следа не осталось. Но ты не позволяешь почему-то. — Я не заставлял тебя оказывать мне подобную первую помощь, сам вызвался. — Ты же знаешь, что я не об этом, да? — Я не буду тебе ничего объяснять, — голос Питера звучал приглушённо. Стайлз, волнуясь за его состояние, посмотрел на него, не прекращая втирать мазь. Всё было как обычно. Питер вполне спокойно дышал, блуждал взглядом по пространству и, как у них сложилось исторически, периодически игнорировал его вопросы. Стоп. На последний вопрос он ответил, пусть и не так, как хотелось бы Стайлзу. И тут его накрыло пониманием. Ничего не как обычно. Стайлз удивился, как он умудрился не отличить обычное состояние от… от этого. Помнится, он спрашивал у Питера, что ему в таком случае делать, инструкций каких-то требовал. По-хорошему, Стайлзу бы взять с него пример и вежливо игнорировать происходящее. Стайлз опустил взгляд на свои руки, на предательниц эдаких, измазанных проклятым кремом. Они все ещё сохраняли вид, будто спасают человека от смертельных ожогов. И в какой момент его накрыло? Пока Стайлз бегал за кремом? Может, стоит уйти и предоставить немного времени на то, чтобы успокоиться? Он перевёл дыхание. Паниковать поздно, это уже случилось. Стайлз знал, что происходит в организме при сексуальном возбуждении, знал, какие гормоны отвечают за него, за влечение к партнёру и удовольствие во время секса. Казалось бы, такие несущественные внешние реакции вроде сбитого дыхания или температуры тела, или банального стояка отражают ошеломительные реакции внутри, в крови, в головном мозге — всюду. Вырабатываются и беснуются гормоны любви и радости — опиоиды, естественные наркотические вещества, поступающие в мозг и приводящие механизм в движение. Бешеный темп обработки информации, предвкушение удовольствия, приток крови, погодя догоняющее насыщение. Все работает единым, комплексным процессом. Истина в том, что ты не можешь контролировать реакции своего организма, но ни одна сопутствующая возбуждению реакция не возникнет, если человек напротив тебя не привлекает. А если привлекает, организм сделает всё, чтобы ты достиг удовольствия, вне зависимости от времени, пространства и уместности. Организм предаёт тебя, и ты ничего не можешь сделать. Пережди или поддайся. К чёрту инструкции. — Как-нибудь без объяснений обойдусь, — сказал Стайлз, глядя в чужие глаза. — Я сообразительный, ты сам говорил. Этого хватит? Близость в примерочной магазина — пошлое, бесстыдное клише. Бесстыднее него только сам Стайлз, давший себе карт-бланш. Он первым потянулся к чужому теплу, горячему, как от жаровни, и уже чувствовал, как быстро оно перекидывается и на него. — Ничего другого и не требуется, — успокоил Питер, тут же стремясь уткнуться в его губы своими. Стайлзу нравился набранный темп, он не хотел замедляться, поэтому он смело расстегнул чужие джинсы и залез в бельё, приласкал. Чутко наслаждался тихим сбитым дыханием и крепкими объятьями, не останавливался ни на секунду. А потом Питер сделал то же самое, вжикнув его молнией. Пришёл черед Стайлза пытаться удержаться на ногах и цепляться за плечи, обнимать шею, путаясь пальцами в волосах. Они держались друг за друга, как две разнонаправленные частицы, и это было прекрасно. Реальность встретила их красными ушами консультантки, оказавшейся неподалеку от примерочной, и тем фактом, что судьба решила прислушаться к желаниям Стайлза и предоставила экшн в двойном размере. Стайлз, открывший было дверцу, дабы убедиться, что из-за произошедшего в маленьком закутке магазина планета со своей оси не сошла, а земля не разверзлась, и тут же с хлопком закрыл её. С планетой было все в порядке, с землёй — тоже. Небеса из-за их выходки не рухнули. Только вот по магазину гулял Скотт, волею судьбы из сотен других выбрав именно тот, в котором прятались Стайлз и Питер. — Вот отстой! — выругался он, понизив голос до полушёпота, и объяснил. — Там Скотт! — В принципе, мы можем выйти и поздороваться, — предложил Питер. Стайлзу стало так смешно от всего происходящего, что не выдержал и рассмеялся, едва ли не сгибаясь пополам, — это одна из самых комичных ситуаций, в которых он когда-либо оказывался. Питер ожидающе на него глядел, и взгляд был такой тёплый и ощутимо ласковый, соразмерный тому, как если бы Питер переплавил свой взгляд в действия и сжал бы его руку своей. Конечно, на самом деле он просто критически осматривал состояние Стайлза, боясь, что смех рано или поздно превратится в истерику, но ничто не мешало Стайлзу воспринимать их отношения более субъективно. Надо же — всего лишь короткое удовлетворение плотских потребностей, а система мировоззрения уже не та, что прежде. — Давай, — придя в себя и отсмеявшись, согласился Стайлз. Ему было легко и хорошо, как после первой грозы весной. Он не чувствовал ни напряжения, ни неловкости, наоборот, испытав передозировку всех возможных эмоций несколькими минутами ранее, он словно вышел в незнакомый прежде абсолют. Ничего больше его не могло потревожить, и из-за предстоящей выходки он не переживал. Прежде, чем покинуть место преступления, нужно сделать так, чтобы ничто не выдало того, чем они тут занимались. Питер скептично осматривал свою испорченную рубашку и пытался примириться с мыслью, что её скорее всего не спасти. После случившегося они не нашли ничего лучше неё, чем можно было бы заменить полотенца, и теперь кроме красящегося ягодного чая на ткани присутствовали их биологические материалы. — Слушай, — начал Стайлз, поднимая вешалку, которую схватил в спешке для отвода глаз. По неимоверно счастливому стечению обстоятельств, то, что он взял не глядя, оказалось вполне приемлемой чёрной рубашкой, так что проблема с отходом была решена. — А сперма как-нибудь пахнет? — Все имеет свой запах, — ответил Питер, наблюдая, как Стайлз, на глаз прикинув, придётся ли рубашка по размеру, сорвал с неё ценник. — Но не у всех биологических жидкостей он такой же едкий, как пот, например. Беспокоишься, заметит ли Скотт? — Нет, сейчас меня вообще ничего не беспокоит. Просто размышляю, — забрав из рук Питера испорченную рубашку, Стайлз внимательно осмотрел кабинку на предмет оставленной ими грязи и, ничего не обнаружив, сунул смятую рубашку в пакет. — Объясни мне, как вы чувствуете самые тончайшие запахи и эмоции? Питер ход его мыслей понял и объяснил: — По сложности примерно одинаково, — он уже застёгивал пуговки, вновь пряча под тканью верёвки. — Дело в умении абстрагироваться и вовремя концентрироваться. Проще, когда ты уже рождён оборотнем или у тебя большой опыт, в таком случае, это происходит автоматически. Так же быстро и незаметно, как процесс обработки перевёрнутой картинки, поступившей от глаз мозгу. Но если ты изначально не владел настолько тонким умением, то вряд ли сможешь сходу проворачивать подобные фокусы. — Скотт умеет, — заметил Стайлз. — Умеет, — согласился Питер. — Но ему необходимо хорошенько принюхаться, распознать каждую нотку и сопоставить этот состав с конкретным запахом. Ты же не станешь этого делать, не имея особых на то причин. А чтобы распознать эмоции, нужно разделить эти нотки на внутренние и внешние. Внешние, как ты мог догадаться, конкретного запаха не имеют. — Это как? Питер на секунду задумался, формулируя мысль. — Не уверен, что объясню тебе это так, как есть на самом деле, — он застегнул последнюю пуговку, но покидать примерочную не торопился, дабы не прерывать разговор. — Если совсем просто, то ты знаешь, как пахнет возбуждение или любое другое состояние, только когда достаточно умён для того, чтобы эти самые внутренние ноты толковать. Можно чувствовать что-то свежее, но если ты не догадаешься, откуда эта свежесть берётся, то и эмоцию точно не определишь, ибо свежесть много где есть: и во влюблённости, и в удовольствии, и в мести. Или человек просто приятную инди-музыку слушал накануне — всех вариантов не перечесть. Вроде… Игры в ассоциации, но с психосоматическим уклоном.  — Выходит, если оборотень недостаточно тонкий психолог, то ничего не получится, — сделал вывод Стайлз и удивлённо покачал головой. — И ты каждый раз чувствуешь все эти мелочи? — Да, но редко их замечаю. То есть, встречая каждый раз знакомого, я не стремлюсь выяснить, что конкретно с ним там происходило до этого момента и какие эмоции он при этом испытывал. Они остаются в глубине, как лейтмотив всего произведения, — поделился Питер. — Информация в мозг поступает всегда, но не всегда есть необходимость её обрабатывать, и я не обращаю на неё внимания. — Красивая метафора, — Стайлз в очередной раз поразился его талантам, — надеюсь, насчёт книги ты обещание выполнишь. — Выполню, — подтвердил Питер. Они вышли из примерочной крайне вовремя. Скотт, повернутый к ним спиной и рассматривавший футболки, даже не догадается, что они покинули одну и ту же кабинку. Стайлз привлёк его внимание, хлопнув по спине. — Привет, дружище, и ты здесь? — Стайлз, — Скотт обернулся, услышав друга, и нахмурился, когда увидел ещё одного человека. — И Питер. Ты чего здесь? Как вы двое вместе оказались? — Так же, как мы втроём, — Стайлз успокаивающе похлопал друга по плечу. — Совершенно случайно. У Питера случился форс-мажор в виде горячего напитка на рубашке, и я, пробегая мимо, решил ему помочь. — Как? Ответили они почти одновременно: — Морально, — усмехнулся Питер. — Пакеты подержал, — ляпнул Стайлз. — Упс, расходятся показания. Арестуете нас, детектив Маккол или для друзей закроете на это происшествие глаза? — Закрою, — не вдаваясь особо в смысл вопроса, ответил Скотт и автоматически перевёл взгляд на их покупки, но не сразу сообразил, что на пакетах красовалась стилизованная эмблема секс-шопа и значок возрастного ценза, лишавшие всяких сомнений о тематике магазина, который они посетили. Ещё через мгновение в его глазах мелькнуло узнавание. — Эм… — О, — Стайлз демонстративно потряс пакетом. — Это Питер себе что-то прикупил. А я вот, как видишь, нести помогаю. — Да, — серьёзно согласился Питер и якобы опомнился. — Спасибо за помощь, кстати. Это для Дерека. Ох уж эти племянники — стесняются в магазины для взрослых ходить. Пришлось мне идти, не лишать же человека удовольствия, уж не знаю, правда, что он задумал, не спрашивал. Но ты, Скотт, можешь поинтересоваться при случае. — В-воздержусь, — сразу же отказался от подобной прерогативы он. — Да, и ещё, — вспомнил Питер и пошарил в своём пакете. — Это вот Стайлз тебе прикупил, держи, — и отдал Скотту в руку небольшую вытянутую коробочку. Скотт недоуменно переводил взгляд то на всученный ему в руки предмет, то на собеседников, и определённо не знал, что спросить. — Скотт, ты же жаловался, что тебе не хватает моего внимания, — нашёлся Стайлз. — Вот, прими сей дар. В знак нашей крепкой мужской дружбы. Пользуйся на здоровье, но обо мне не думай. Ну, бывай. И Стайлз, не в силах больше с серьёзным лицом смотреть на сбитого с толку друга, державшего в руках коробку с одним из достижений производства интим товаров, развернулся и стремительно выскочил из магазина. — На людях лучше не открывай, — посоветовал Питер и, скупо кивнув ему, тоже последовал на выход. Стайлз, остановившийся за углом, хохотал во всю, привлекая взгляды праздношатающихся покупателей. — Я вспомнил, что упаковывал продавец, пока мы обсуждали верёвки, — сказал он, завидев Питера и, дождавшись, когда он достаточно приблизится, спросил. — Ты же понимаешь, что, чисто теоретически, ты подарил искусственный фаллос Скотту? — А это всё-таки фаллос? — меланхолично поинтересовался Питер. — Видишь ли, я не совсем его купил. В кассе не было сдачи с крупной купюры, я лично это проверил, и консультант предложил отдать сдачу товаром, вместо того, чтобы бежать в разменник. Ты меня отвлёк, и я даже не поинтересовался, что именно он мне дал. — Ладно, — Стайлз уже едва держался на ногах от смеха и вцепился Питеру в предплечье, чтобы сохранить вертикальное положение. — Скотта ты одарил, я полагаю, по доброте душевной. А Дерека зачем приплёл? Ты представляешь, как он теперь будет на него смотреть? — Честно? Понятия не имею. Но обязательно полюбуюсь, если выпадет такая возможность и мне будет скучно. — Оправдывайся, — фыркнул Стайлз. — Ты с ума решил его свести, вот и всё. Признаю, извращённый способ. Аплодирую стоя. — Ну что ты, не стоит оваций, — шутовски поклонился Питер и тоже рассмеялся. А потом воровато посмотрел по сторонам, наклонился поближе к Стайлзу и, наверняка намеренно опаляя горячим дыханием нежную кожу возле уха, заговорщицки прошептал: — И мы украли рубашку. Вернувшись домой к Питеру, Стайлз первым делом вновь попытался его развязать, оперируя всеми правдами и неправдами, но ни одно увещевание цели не достигло. Питер сказал: — Отстань, я голодный, как зверь, — заявил он, аккуратно поставив ботинки на тумбочку для обуви, — и ты обещал мне что-нибудь приготовить поесть. Учти, начнёшь отнекиваться, съем тебя. — А-а, так вот почему ты меня утром укусить грозился, — покачал головой Стайлз, мысленно примирившись с тем, что раньше, чем Питер не изъявит желания выгнать его и наконец-то отправиться спать, развязать ничего не получится. — Просто жрать хотел, угу. Признайся честно, вся эта затея с шибари только ради того, чтобы ненавязчиво разводить меня на обещания приготовить поесть. — Естественно, — хмыкнул он, — но первым укусить пригрозил ты. И смотрел при этом на задницу. Давай я признаюсь в том, о чем просишь ты, а ты, в свою очередь, смущённый, пойдёшь уже на кухню? — Как женщины с тобой выдерживают? Их же хлебом не корми, дай выразить свои феминистские взгляды, — Стайлз закрыл за собой дверь на замок, осознавая, что никуда в ближайшее время его не отпустят, пока он не выполнит свое обещание. Не то чтобы его это расстраивало. Стайлз переживал ту стадию в отношениях, когда хотелось быть с этим человеком почти круглосуточно, потому что проводить время с ним можно как угодно разнообразно и нескучно. Отдрачивая друг другу в тесной кабинке, например. Чем не дружеское занятие? — А женщин здесь и не бывает, — объяснил Питер. Стайлз поперхнулся. — А мужчин? — Да ходит тут один с недавних пор, — Питер просканировал его с ног до головы. — Высокий, широкоплечий, весь в родинках. Имя ещё дурацкое. — Во-первых, это не имя, а семейное прозвище! — продолжая говорить, он наклонился, чтобы развязать шнурки. — А во-вторых, ты знать не знаешь, весь я в родинках или частично. — Да, пожалуй, не знаю. Но вон та родинка на пояснице подтверждает мои самые смелые догадки. Стайлз мигом выпрямился, пряча поясницу от внимательных глаз. — Вот засранец. Ты бы ещё меня раздел, чтобы окончательно убедиться. — Ты язык-то прикуси, — хохотнул Питер и скрылся на кухне, не дожидаясь, пока кое-кто стеснительный окончательно разуется. Зашумела вода, сигнализирующая о том, что регенерация регенерацией, но пренебрегать чистотой рук никому не стоит. — Раздеть тебя я и после ужина успею. — Если только не съешь, — рассудил Стайлз и, плюнув на злополучные шнурки, выдавшие с головой наличие минимум одной родинки на спине, наконец сунул кроссовки на полку для обуви. Надо же, ими кто-то пользуется! Хотя, стоит признать, полезная для дома мебель, компактная, и кучи обуви у порога не наблюдалось. Питер уже был на кухне, изучал внутреннее убранство холодильника и жевал такой же бутерброд, как утром ему принёс в постель Стайлз. — Не знаю, что ты, правда, сможешь из всего имеющегося приготовить, — задумавшись, сказал он. — Надо было в продуктовый зайти. — Суп из камня, — хмыкнул Стайлз и, предварительно вымыв руки, тоже заглянул в холодильник. Питер предоставил ему больше свободного места, отодвигаясь в сторону, и спросил: — Что это? — Каменный суп? Сказка такая, — проведя ревизию в холодильнике, Стайлз присел на корточки и заглянул в морозильный отсек. — Голодные странники, имевшие при себе только котёл, просят жителей деревни их накормить, но никто не соглашается. В итоге они идут к реке, кидают в поставленный на огонь котёл камень, к ним подходит один житель, интересующийся их рецептом, и они соглашаются его угостить, если он принесёт им якобы один единственный ингредиент, которого им не хватает. Конечно, ингредиент приносят, и точности так же на эту удочку клюют остальные жители. В итоге суп готов, камень выбрасывают, и все сытые. — Я читал что-то похожее, — припомнил Питер, ставя на батарею у окна бутылку вина, чтобы оно поскорее прогрелось до нужной температуры, при которой лучше всего раскрывается вкус и аромат — на пару градусов теплее комнатной. — Мне сбегать за камнем? — Не нужно, у тебя в морозилке уйма всего съестного. Ты вообще в неё заглядываешь или, как заполнил до краёв, не открывал? — Второе. — Так и знал, — пробормотал Стайлз выкладывая на стол замороженные морепродукты, спагетти и сливки. — Поставишь чайник? Не хотелось бы быть съеденным из-за того, что вода в кастрюле недостаточно быстро доходит до кипения. Питер налил воды в чайник, щёлкнул кнопкой. Сверх просьбы достал ещё контейнер со множеством пакетиков разнообразных специй, подал Стайлзу и уселся на высокий стул у стойки, которая заменяла ему обеденный и барный стол. Надо признать, на просторной и светлой кухне массивная и высокая стойка из тёмного камня выглядела очень к месту и, как Стайлз успел убедиться днём, сидеть за ней было весьма удобно. — Извини, но кофе ты завтра будешь пить без сливок, — поставив на огонь спагетти, сказал Стайлз, достал из холодильника нужную коробочку и базилик. — Уж как-нибудь смирюсь с такой несправедливостью, — заверил его Питер, выхватил из его рук зелень и пояснил. — Она мытая. Соус готовишь? Давай доску и во-он тот нож. — Беру свои слова назад, — Стайлз подал ему, что необходимо, и сам встал рядом за стойку, чтобы не разговаривать спиной к нему. — Женщины пребывали бы под впечатлением от твоего желания помочь. Вот же Стайлзу в голову эти мысли о женщинах лезли! И чего вдруг второй-то раз за вечер. — Главное, чтобы ты под ним пребывал. Ах, вот почему. Стайлз тут что, на флирт напрашивался? Чтобы не думать о причинах, он принялся давить чеснок в миску. — А я давно уже под впечатлением, Питер. С первой нашей встречи, так сказать. — Ну ещё бы, — согласился Питер, профессионально шинкуя базилик. — Знакомства в стенах больницы так романтичны, а на мне, к тому же, было модное пальто. Стайлз рассмеялся, потому что больше, чем старое пальто, его мог впечатлить только тот факт, что он впервые увидел человека, вышедшего из комы, но обстоятельства несколько не располагали к более близкому знакомству. Соус был почти готов. Стайлз уже добавил сливок, сливочного сыра и душистого черного перца и пододвинул миску к Питеру, чтобы он добавил туда базилик и перемешал ингредиенты. Варить спагетти до состояния аль-денте, чтобы они не превратились в нечто по мягкости напоминающее свежий хлеб или кашу, оставалось семь минут, и Стайлз добавил в кастрюлю мидии, креветки и осьминогов. Питер вдруг тихо ругнулся. Стайлз оторвался от своего занятия и обернулся, мысленно вопрошая. — Я заранее не спросил, что ты будешь готовить, и достал красное вино вместо белого. — А, да пустяки. Я не особо в этом понимаю, — Стайлз пожал плечами. — Красное не подходит? — Перебивает вкус, — объяснил он и снова раскрыл холодильник. — По счастью, белое тоже есть. Отмена тревоги. — Ты так трепетно относишься к вину или к еде? — К еде, в данном случае. Ты же готовишь, и не абы что, а морепродукты с тонким вкусом. — Какой я несведущий, ужас. Даже неловко, — сказал Стайлз, находя в одном из ящиков сковороду, и поставил её на огонь, дабы раскалить. Снова открыл ящик, нахмурился. Предвещая его вопрос, Питер помог ему с поиском дуршлага и, раз уж взялся помогать, сам слил воду со спагетти и нежнейших даров моря. — У всех свои интересы, Стайлз. С некоторых пор мне приелась пища, захотелось открыть какой-то новый вкус. Ушёл в кулинарную литературу, узнал много нового и повременил с экзотическими деликатесами вроде тайского барбекю из змей или прочего в этом духе. — Звучит жутко, — Стайлз сбрызнул сковороду оливковым маслом и дал Питеру подойти к плите с дуршлагом. Когда спагетти оказались на сковороде, Стайлз добавил туда соус — ещё несколько минут и блюдо готово. — Скорее непонятно, — усмехнулся Питер и принялся педантично протирать фужеры полотенцем. Когда они заблестели так, как никогда не блестели даже на витрине в шопе, он отложил полотенце и наполнил их вином. Стайлз в вине не разбирался совершенно. Дома был только отцовский виски среднего качества, который был идентичен по стоимости со сносным вином, так что выбор был очевиден. Потому-то все алкогольные изыскания Стайлза просто как-то по привычке сводились к принципу «хороший, сойдёт и в рот не вломишь». А когда они со Скоттом решили крепко напиться, выяснилось, что это вообще неудачная затея. Так что пить было не с кем и особо незачем. Но когда Питер взял в руки штопор и бутылку вина, и следом раздался хлопок, знаменующий начало их ужина, Стайлз довольно быстро уловил тонкие кислые нотки, характерные только для белого вина. Во рту мигом стало сухо, и он поторопился разложить результат своих кулинарных способностей по тарелкам, чтобы поскорее попробовать его. Интересно, сможет ли он распознать, почему именно морепродукты и белое вино хороши вместе. Вино было непривычным на вкус. Сухим, как оказалось, но мягким — как раз таким, как нужно, чтобы Стайлз спокойно мог его пить и не забавлять Питера своими кислыми гримасами. Впрочем, Питер был занят — он ел, и две трети своего внимания уделял происходящему на тарелке. Оставшуюся треть он, очевидно, оставил для заслуженных комплиментов шеф-повару. Стайлз, наматывая пасту на вилку, ни с того ни с сего заржал. Питер, удивленный столь громким и внезапным нарушением благоговейной и сытой тишины, участливо спросил: — Ты чего? — Да просто вспомнил, что мы тому бедному консультанту наплели, когда верёвки покупали, — объяснил Стайлз. — Интерьер декорировали, блин! Для чего же ещё их можно использовать! — На самом деле, есть уйма вещей, — не без иронии в голосе ответил Питер. — Большой простор для фантазии. — Ага, знаешь, Скотту, явившемуся без приглашения, я сказал что варю суп из лапши. Он, конечно, пальцем у виска покрутил. Я смилостивился и поведал, что собираюсь сплести гамак, — поделился Стайлз и припомнил. — Кстати! Питер, где твой гамак? — Вот и одна из идей использовать верёвки, — усмехнулся он. — Там же, где и книга — пока только в мыслях. — Грандиозное упущение. Повесь гамак, ляг в него и начни писать книгу, — очень не вовремя вспомнилось, что сам Стайлз в гамаке лежать, пусть и на словах, изначально собирался голым. Картина, которую он описал Питеру, самопроизвольно лишилась нескольких пустяковых вещей вроде одежды, заменяя их другими — обнажённой кожей. Стайлз отогнал это видение прочь. — Тебе, вообще, точно ещё нигде не натёрло? Я всё же за то, чтобы снять уже с тебя несколько деталей твоего гардероба. Стайлз никогда не интересовался психологией и его не волновало, отражались ли в его словах, слетевших с языка чуть ли не без его ведома, какие-то внутренние триггеры, переживания или скрытые желания. Вот и в этот раз Стайлз не понял, была ли это оговорка по Фрейду или просто необдуманная дурость, и разбираться не стал. Наоборот, скользнул взглядом по открытым участкам кожи, по рукам и выше — к телу, скрытому рубашкой. Он так старался с узором ранее и так усердно концентрировал внимание на нём в примерочной, что потом, когда внутренний голос подсказал ему сомкнуть веки и подтолкнул к более занимательным бесстыдным вещам, этот самый узор всё ещё стоял перед глазами. И когда сминал губы Питера в поцелуе, и когда позволял его рукам вольничать, и когда сам Стайлз отнял руки от его лица и гладил тело, стянутое верёвками, опуская руки вниз, к сокровенному, — тоже. Сейчас же, с открытыми глазами, он продолжал его видеть даже сквозь тёмную ткань рубашки. Не восстанавливал каждое своё действие, постепенно восполняя в памяти узор, а сразу, автоматически его видел, будто и не было этой рубашки вовсе. — Кто бы мог подумать, — протянул он, всё ещё пребывая в мыслях, — к чему это всё приведёт. Почти прямой призыв к действию, и Стайлз не собирался хоть как-то оправдывать себя в своих же глазах. От чего и зачем бежать? Тем более, по кругу. Чтобы каждый раз возвращаться в эту точку, пасовать и бежать дальше, пытая обоих? Возможно, он бы мог единолично наматывать круги, но в этой лодке их двое. — Бойся своих желаний, — ответил Питер, допивая вино. И один из них каждый раз чует смену настроения другого. Стайлз поднял на него взгляд и пришёл, наверно, к самому осознанному решению в своей жизни. Они оба здесь взрослые люди, и ему было дано достаточно передышек. Не для того, чтобы спустить всё на тормозах сейчас. — Или давай падать в эту бездну вместе, — Стайлз залпом осушил фужер с вином и не чувствовал себя пьяным ни на каплю. Разговор, наконец, несмотря на смехотворный пафос, за который Стайлз себя мысленно обругал кретином, тем не менее удовлетворил их обоих, но они не бросились в тот же миг в объятия друг друга. Питер выглядел довольным. Очевидно, ни одно признание не могло отбить у него желания саркастично ухмыляться, мол, ну и что мы будем с этим делать? Стайлз, ровно в той же степени не собирался избавляться от своих привычек и наглости, поэтому, глядя на Питера, хмыкнул: — Думаешь, я стеснительный? Вот нифига. Весь его вид побуждал к действиям, и Стайлз, явно подхватив его манеру уходить в другую комнату, ненавязчиво увлекая за собой, пошёл в спальню. — Всё это время ты меня ловко обманывал? — Ага, — он ответил уже из спальни, — так ты идёшь или ты тоже меня дурачил? — Ну хорошо, — ответил Питер, совершенно бесшумно подкравшись к Стайлзу, — показывай, насколько ты нестеснительный. Хватит смелости продолжить то, что мы начали в примерочной? — Хватит, — и подтвердил свои слова делом, оборачиваясь и приникая к нему всем телом, вмиг вовлекая в какой-то максимально непристойный и взаимный поцелуй. Горячие, наглые губы отвлекали так, что от них не оторваться, но Стайлзу удалось избавиться от мешавшей рубашки. Дело оставалось за малым — снять все путы к чертям, чтобы, наконец, иметь возможность прикасаться ладонями к коже, не натыкаясь на верёвки. К счастью, в этот раз ему никто не противился, и Стайлз был близок побить рекорд скорости по высвобождению человека из хитроумных пут. Когда в момент ставшие лишними верёвки оказались на полу, они переступили их, и Стайлз был прижат к стене. — Неужели терпение кончилось? — сбиваясь, усмехнулся он, но не противился чужим рукам, изучающим его, и поцелуям, губами не ограничивающимися. — Кончится с тобой, — в перерывах между ними ответил ему Питер, тесно вжимаясь в него и стирая все возможные мысли — и фундаментальные, и мимолётные, оставляя их все за бортом происходящего. Но силы воли Стайлза хватило на то, чтобы отстраниться и, глядя в глаза, раздеться догола. Его скрытой развязности хватило тоже — на то, чтобы выдернуть ремень и приспустить штаны Питеру, опуститься, чтобы доделать работу с обнажением до конца, и без предупреждений и лишних ласк, но играючи и неторопливо взять в рот. Дальше стало как-то не до разговоров, и не растраченная на них энергия перетекла в действия. Терпение Питера было и впрямь на исходе, Стайлз заметить не успел, как был вздёрнут обратно наверх, ближе к губам и охальному языку, такому же, как его собственный. Питер, умело пользующийся своим превосходством в силе, спустился горячими ладонями по пояснице вниз, крепко сжал и приподнял. Стайлз изъявлять протест не хотел, он вообще не был против, залюбовавшись руками, в которых, очевидно, ещё днём хотел находиться он сам. Стайлз думал, окажись он в такой ситуации, будет сражаться за своё право не быть нижним, но всё оказалось намного проще — ему даже не захотелось возражать этой настойчивости, в ней хотелось раствориться. И всё смущение, остатки которого всё ещё пребывали где-то даже не в мозгу, а в крови и давали о себе знать всполохами нервных иголочек, окончательно исчезли. Стайлз обхватил ногами Питера, стало хорошо до искр из глаз и посаженного голоса. Кто ты и откуда взялся, стонущий под мужчиной двойник? И двойник ли. Ещё никогда прежде у Стайлза не возникало стремлений и особого желания оказаться в одной постели с мужчиной ни интереса ради, ни по другим причинам, не было никаких пагубных мыслей на этот счёт, и вдруг — это просто происходит вне зависимости от его раздумий. Но ему хорошо, жарко и мало, он не хочет останавливаться. И дело ни в каких не мыслях, а в человеке, на которого всё его естество изначально реагировало так, а никак иначе, и теперь сыскало возможность выплеснуть страсть. Спина Стайлза взмокла, то и дело соскользывала вниз, но Питер держал его крепко даже одной рукой, не позволяя упасть и удариться, а пальцами второй вытворял такие постыдные и жаркие вещи, что и подумать страшно. Стайлз бессильно запрокидывал голову от этих прикосновений, встречался затылком с бетоном и, едва приходя в себя, упорно двигался навстречу. Дёргал за волосы, когда Питер широко и напористо вылизывал открытую шею, сильно кусал, стремясь переключить внимание с одного дискомфорта — ещё непривычного, странного, не до конца понятного, на другой — бесстыдный, мокрый и острый. А потом дискомфорт прошёл, и Стайлз, как и обещал, продолжил демонстрировать отсутствие какого-либо смущения. Он обслюнявил ладонь, дотянулся до Питера и, не удержавшись, крепко сжал пальцы на сокровенном, дразня по кругу. Шаткое, не слишком удобное вертикальное положение для искушённых друг другом людей не являлось достаточным препятствием, и они начали прямо у стены. Наигравшись, Стайлз, наконец, направил его в себя. Ответом на эту выходку был утробный стон, и, двинувшись на пробу, он легко подхватил его тональность. И ни у одного нет стыда в глазах. На взводе они оказались на кровати, и одеяло сбивалось от их движений. Первый голод они утолили, когда за окном уже светало, и Стайлз попытался тихонько улизнуть с нагретого местечка, но, уставший и всё ещё пребывавший в приятной неге, он не был готов к сопротивлению. — Да лежи ты, — Питер, определённо сонный, пришпилил его к постели, — куда собрался на ночь глядя? — Уже почти утро, — возразил Стайлз и попытался оправдаться. — Я не могу, проснувшись, просто так лежать в кровати. — Ты ещё не засыпал. Так что лежи не просто, а руки-ноги на меня закинь, голову вниз свесь. Тогда будет сложно и крайне приятно, — подсказал он. — Неужели не хочется просто поваляться в кровати и никуда не спешить? В такую рань. Ну и что, побежишь куда-то? Стайлз сдался. — Да? Что ж, попробую. Только голову я лучше тоже на тебя положу, плечо выглядит достаточно удобно. И как раз рядом с ухом. Это чтоб тебе нескучно было. У меня сна ни в одном глазу. — Разгулялся? Ничего, постепенно заснёшь, если болтать не будешь. Он послушался и вольготно разлёгся на Питере. Теперь было и впрямь удобно, даже куда-то уходить перехотелось. Только вот укладывать голову на предоставленное плечо он не стал, спустился ниже, на грудь, чтобы к их пробуждению Питер мог двигаться, а не мучиться с отдавленной рукой. В таком положении он мог слышать, как бьётся сердце, и это оказалось охренительно успокаивающей колыбельной. — Это что? — ощутив неровность кожи у щеки, Стайлз потрогал её рукой и, вопреки ожиданиям наткнуться на какой-нибудь шрам, он сообразил, что это следы, оставшиеся от причудливого узора верёвок. — Ещё не прошли? — К утру сойдут, я долго в них ходил. — Тебе и правда было в них нормально? — Более чем, я думал, моя реакция говорит сама за себя, — Питер говорил медленно. — Как-нибудь мы это повторим, а теперь спи уже, Стайлз. Вслушиваясь в тихую речь, Стайлз понял, что Питер всеми силами старался не уснуть, и почувствовал, как стали слипаться глаза и у него самого. Причин не слушать Питера у него не было, и он всё же заснул.