Разрыв шаблона

Стайлз долго думал над тем, как перейти на новый уровень мастерства в связывании. Он считал, что уже пора бы взяться за что-то большее, чем частичное связывание конечностей и торса. Он любил брать на себя сложные задачи и, что уж там, откровенно хотел этого — увидеть, как уже хорошо изученный человек отдаёт ему контроль целиком. Не просто человек, а Питер. Эти мысли интриговали, и ему было интересно, достигнет ли Питер того, о чём смутно упоминал ещё в самом начале этой истории. Тогда их мало что связывало, а размышления в подобном ключе на добрые семьдесят процентов занимал скептицизм. Остальные тридцать — интерес. И ещё, будь не ладен этот психоанализ, имелась заинтересованность иного рода. Сексуальный подтекст, который вначале был ничтожно мал и едва уловим, а потому долго и умело скрывавшийся и так внезапно поразивший их обоих. Но на отношениях в их хобби влечение никак не сказалось, кроме того, что новообретенная откровенность не шокировала, а воспринималась скорее… Волнительно и естественно. Такой подход роднил, хотя с той встречи у них не было близости или обычных свиданий, никак к романтике и общим делам не относящимся. В целом сексуальная и романтическая увлеченность друг другом развивалась параллельно отношениям шибари-мастера и модели. Для Стайлза, после близости, связывание не приобрело другой окрас, и, несмотря на то, что оно изначально было околоинтимным, ему не хотелось сводить теперь весь этот процесс к ласкам. Шибари всё ещё было искусством, и перейти от него к сексуальному акту получилось бы так же, как, например, от обычного чаепития — случайно и по настроению. До появления новой стадии в их отношениях, значительно раньше, Стайлз мысленно договорился с самим собой — никакой лжи, ни для кого, тем более для себя же. И весьма быстро, не прошло и пары недель, после первого разговора о шибари, он заметил, что вполне понятный скептицизм вытеснило иное чувство — забота. Заботиться об отце, о близких друзьях было очевидным и искренним желанием, но кто бы мог подумать, что Стайлз будет транслировать это и в отношении Питера тоже. В отношении человека, который настолько ценил себя и свою жизнь, наплевав на все и всех, помышлял предательствами и ложью. Стайлза в себе это поразило, хотя он ко всем людям относился с одинаковым пониманием и, честно говоря, понимал психологию большинства их поступков, и Питера в том числе. Он же, так или иначе, весьма неплохой мужик, пусть и хитрющий донельзя. Он помнил каждый грёбаный раз, когда они обращались к нему за помощью, а потом он вытворял нечто такое, за что его снова хотелось убить. И чтобы он сам потом воскрес заново — всё равно таких же толковых людей в их городишке мало. Короче, эта забота определённо была следствием ответственности, которую он вдруг на себя взял. И теперь Стайлз не мог просто забить и делать всё кое-как. Поэтому прямо сейчас он мучился, вытаскивая из ванны секс-игрушку. Точнее, куклу. Красивую такую, для надувных секс-кукол, в полный рост. Справившись с нелёгкой задачей — вытащить мокрое, тяжёлое из-за воды внутри полимерное тело — Стайлзу было необходимо эту бездыханную, но относительно реалистичную тушку перетащить в свою комнату через весь коридор. И, конечно, по иронии судьбы, именно в этот момент отцу, получившему срочный вызов, приспичило выйти из комнаты. Встреча в коридоре была… Богатой на эмоции. — Стайлз, всё настолько плохо? Нет. У Стайлза всё было прекрасно. А уж когда он дотащит эту даму до своей койки, всё будет ещё лучше. — М? Нет, что ты. Всё супер, — заверил его Стайлз. — Скорее всего это не то, о чём ты подумал. — Да, очевидно. Я это уже где-то слышал, — иронично заметил Ноа, прислонившись к косяку. Видимо, ни одно преступление не являлось для него срочным, когда перед его глазами простиралась такая картина. — Прочитал бы инструкцию для начала. Ты зачем её водой наполнил? Готов поспорить, в ней должен быть воздух, чтобы её можно было использовать по назначению. Господи, сын, у тебя же была хорошая девушка! Неужели настолько не хватает секса? Стайлз чувствовал себя как-то… двояко. По двум причинам: они вообще впервые заговорили о сексе, что вызывало смущение, самую капельку, и было безумно смешно, ибо отец подумал, что он будет заниматься сексом с Этим. Стайлзу даже захотелось отстоять свою честь. Ну, нет девушки, бог с ней. Зато есть очень-очень привлекательный во всех смыслах Питер. А уж сравнение их способностей и отзывчивости даже в мыслях выглядит откровенным оскорблением второго. Но не может же Стайлз сказать отцу о том, что он в этом смысле… Удовлетворён? Иначе следующий вопрос будет о том, кто же этому способствует, а вот это уже секретный секретище. — Пап! У меня нет проблем с сексом, о’кей? Я не буду использовать её по назначению, — он счёл необходимым хоть как-то разъяснить ситуацию. — И с Малией я расстался. Понимаешь, просто я отвык спать один, теперь вот без объятий долго не могу заснуть. Это же звучало достаточно правдоподобно, да? Стайлз уже сам себе начинал верить. С полимерной куклой ведь так удобно спать на одной кровати в обнимку. И подумаешь, что он покупал её для того, чтобы на ней можно было потренировать несколько супер сложных вариантов связывания. Водой ещё старательно наполнял — чтобы она не сминалась слишком легко под давлением верёвок. А ведь смеялся аж до красноты щёк, пока в нужное отверстие воду наливал, дурачок, потому что весит после всех этих процедур водных его подружка, Петрарка, даже больше него самого. Но у отца было своё мнение по поводу происходящего: — Честно говоря, я был бы менее удивлён и более спокоен, застань тебя тащущим труп. Ты уверен, что у тебя все в порядке? — Да, — поспешил заверить его Стайлз. — Приходится как-то выкручиваться, знаешь. — К счастью, не знаю. А что за точки на ней? Стайлз окинул взглядом куклу и мысленно зарядил себе по лбу. Ну, мог же он обозначить нервные окончания потом, а не прямо после «мытья»? И что теперь ему говорить? Правду? Что кукла на самом деле нужна ему для того, чтобы пробовать сложные позы для связывания перед тем, как проделывать нечто подобное с печально известным Питером Хейлом, а точки он нарисовал, чтобы помнить о чувствительных местах, пережимать которые грозит травмами? Пока мозг Стайлза судорожно подыскивал варианты, его язык уже нашёл и озвучил достойный ситуации ответ: — Так я родинки отмечал. Для реалистичности и большей похожести. — Красным маркером? — Какой был, — Стайлз пожал плечами. — Что-то не припомню у Малии такого количества родинок. И, вообще, у куклы стрижка коротковата. — Будем честны, пап, ты её раздетой не видел, откуда тебе знать? И, знаешь, я пытаюсь забыть Малию! Не порти нам с Петраркой день! — Петраркой? — Ноа даже не нахмурился, ему хватило чуть-чуть приподнять брови, чтобы на его лице отразилось всё то, о чем он думал. — Что за имя такое? В честь кого? Стайлз мысленно взорвался со смеху. Питер был бы польщён. — Да гуманист один такой есть… Был, — Стайлз поправился. — Есть. Был… пофиг. И поэт заодно. Итальянский, в далёком тысяча триста каком-то году родился. — Ладно, неважно, — отмахнулся наконец Ноа, оторвавшись от стены. — Вот именно! Ты ведь опаздываешь, — напомнил ему Стайлз о делах насущных. — Слышал, что тебя вызвали в третий район из-за вооруженного нападения. Поторопись, па. Опасность миновала, и Стайлз дотащил, наконец, свою Петрарку до комнаты, вытер остатки воды полотенцем и открыл схему связывания. Если с конкретными частями тела слёту он мог и сам справиться, без подсказок, или чем паче придумать, то с обвязами всего тела было необходимо для начала ознакомиться подробнее. Вооружившись верёвками, Стайлз принялся за дело. Разрешения у Петрарки он спрашивать не стал, очевидно, она была готова к любым его выходкам — адекватным и не очень. Но причинять ей боль он не хотел, потому, проверяя её растяжку, он неустанно бдил за её комфортом, избегая болевых точек. В этом темпе он провозился с Петраркой целых два дня — по счастью, за подобными непотребствами отец его больше не заставал — и, воодушевлённый своим успехом в освоении новых навыков, собирался перейти к решительным действиям с Питером. Но когда он взял в руки телефон, чтобы назначить время встречи, ему позвонил Скотт с новостями. Личная жизнь и любимое хобби — это, конечно, хорошо, но Бикон Хиллз явно не то место, где можно расслабиться, и было лишь вопросом времени, когда в городе снова произойдёт что-нибудь сверхъестественное и безрадостное. Чертыхнувшись, Стайлз засобирался к Скотту и компании, потому что без него мозговой центр стаи откровенно был недействительным. Петрарку пришлось временно спрятать под одеялом, потому что времени её развязывать не было, а планы на Питера перенести до лучших времён. Стайлз надеялся, что они не за горами, и рассчитывал, что проблема окажется несущественной, и они быстро её решат. Но, честно говоря, разве у них хоть раз что-то шло по плану? Питер, с боем добравшись до металлической двери, ведущей в подвал, с силой швырнул в неё очередного сопротивлявшегося в надежде, что её и вовсе сорвёт с петель — настолько жестоким был удар. Увы, она осталась закрытой, но страдания и громкий сочный хруст позвоночника влетевшего в дверь со всей дури человека его насытил. Навесного замка или скважины для ключа на металлической двери, взятой, судя по её виду, чуть ли не с атомной подлодки, не было. Чтобы её отворить, нужно было всего лишь повернуть массивный маховик. Прежде, чем взяться за него и выпустить, наконец, пленника на волю, Питер привёл в относительный порядок дыхание и бегло осмотрел раны. Потрепали его несильно, но раны саднило из-за аконита. Ощущения откровенно не из приятных, но ни один выстрел не попал в цель, а метательные ножи прошли по касательной, и количество яда, попавшего в кровь, было не смертельным. Питер никогда бы не подумал, что решится на такой безумный и откровенно хреновый поступок, как в одиночку пробираться во вражеское логово. Дело вовсе не в альтруизме, подобного понятия в микровселенной и лексиконе Питера попросту нет. Просто стечение обстоятельств и ненавязчиво ставший для него особенным человек, по недосмотру или ошибке оказавшийся в плену. Что самое отвратительное, о происшествии он, как всегда, узнал в числе последних, лишь по случайности приняв звонок того, на чьи вызовы вообще предпочитал не отвечать. Или это была не случайность, а тонкое предчувствие. Что-то нервно скреблось внутри него, и никак не получалось это унять. Даже Стайлз не торопился выходить на связь, и даже сообщение, отправленное ему, осталось непрочитанным. В любом случае, услышав звонок, он не глядя ответил, выяснилось, что не Стайлзу, а кому-то из стаи — волчьей подростковой эмо-банды с его племяшем и Скоттом Макколом во главе. И Питеру стало тревожно. «Ты, эм, случайно не знаешь, где мог бы спрятаться клан охотников в северной части леса, не привлекая внимания?» «В зависимости от того, в чём дело», — легкомысленно отозвался Питер, раздумывая, вежливо ли сбросить звонок не прощаясь. Он ещё не знал, насколько следующая реплика окажется для него важной и приведёт его в состояние, близкое к бешенству. «У нас тут… двое суток назад Стайлза забрали. То есть, похитили, — сказал Скотт Маккол. — Есть идеи?» Вот что послужило для Питера детонатором всего какие-то три часа назад. Он был спокоен, выясняя особо важные детали похищения, такие как время и точное место. Причины ему, честное слово, оказались безразличны. Был спокоен, узнавая, какой говор был у похитителей, их количество и оружейное оснащение. Был спокоен, размышляя, с какой целью они похитили обычного человека, не-оборотня, и спокойно рыскал по лесу, вдыхая тончайшие детали запаха и эмоций, и сорвался с места, едва уловив направление, также будучи спокойным. И среди буддийского спокойствия, во время умственной и, как бы он это ни отрицал, эмоциональной встряски, медленно накапливалась тихая ярость. Аккуратно так накапливалась, методично и неторопливо. Чтобы, найдя нужное строение и отправив координаты остальным, ему сорвало башню при виде кочующего клана охотников. Нет, он не прорвался с боем через главный вход, а вошёл через узкое подвальное окно, но дальше ему пришлось поплутать и несколько раз подниматься выше, рискуя выдать себя раньше положенного и нарваться на семейный обед или охотничий раут. Или на пыточную комнату, в которой он бы нашёл истерзанного Стайлза. Его осторожность и умение скрываться и искать сделали своё дело, он не поднял особого шума, но оставил за собой цепочку из трупов. Пойди по ней кто из охотников, ему бы даже не пришлось применять силу, чтобы затащить Питера в изолированное помещение — он бы рванул и сам туда вошёл, зная, что по ту сторону Стайлз, неизвестно в каком состоянии. Это, в общем-то, и напрягало больше всего. Обострение чувств, вызванное выбросом адреналина в стрессовой ситуации, сходило на нет, пока он плутал по лабиринтам старого, на совесть построенного загородного дома. Он опасался, что обоняние его подводит и он идёт по ложному следу. И, это ещё неприятнее, но Питер не мог уже так ясно различать эмоции, потому что боль, волчий яд и отравленный яростью разум отвлекали, мешали сосредоточиться. Но слух всё ещё был при нём, и он слышал скрежетание за стеной. Вариант с крысами отпадал за неимением писка, поэтому Питер, наконец усмирив сбившиеся дыхание и подождав, пока волк справится с самыми глубокими ранами, отвернул маховик, который поддался со ржавым стоном, и дверь тяжело распахнулась наружу. Он даже не успел толком ничего рассмотреть, как услышал голос Стайлза. — Господи, Питер? Я, блять, чуть кукухой не двинулся здесь от одиночества. Чертовски рад тебя видеть. Приблизившись, первым делом Питер осмотрел и ощупал Стайлза на наличие травм. Кроме пары ссадин, серьёзных ранений не было, он просто выглядел помятым и изнурённым. Питеру бы схватить его в охапку и унестись прочь, как тот самый пресловутый рыцарь, но сил хватило лишь на то, чтобы устало привалиться к стене с ним рядом и развязать его конечности, — руки и ноги перетянули неумело, грубо, и кисти рук уже были синюшными и ледяными. Судя по виду верёвки, Стайлз пытался зубами развязать узлы или порвать их, но такую толстую верёвку перегрызть невозможно. — Ты как, Стайлз? — озабоченно спросил Питер, плавно разминая ему занемевшие кисти и пальцы. — Сойдёт, — он пожал плечами и вдруг позволил себе уложить голову на чужое, крепкое и горячее плечо. После двух дней бездействия без всех привычных благ Стайлзу было безумно холодно, и получить желаемое посредством контакта с человеком оказалось просто потрясающе. Ещё дико хотелось пить, воды в заточении ему так никто и не предоставил, и прежде, чем заговорить снова, пришлось облизнуть губы и сглотнуть густую, как патока, слюну. — Физически не пытали, если ты об этом. Ты один? — Да, остальные идут. Стайлз покачал головой: — Ты сам себя в клетку загнал, — в доказательство его слов дверь за ними задвинулась, но он даже не успел вскочить с места, как Питер вмиг оказался у входа. Он попытался открыть дверь, но не смог сдвинуть её ни на сантиметр, только раздражённо рыкнул, отстраняясь и стряхивая с рук аконитовую пыль, которой в него кинули перед тем, как окончательно отрезать от мира. Следом раздался тяжёлый скрежет замка, окончательно убедивший их в том, что теперь они оба в заточении. — Чёрт, — устало откинулся на стену Стайлз, — надо было уходить. Сам не сообразил и тебя отвлёк. Теперь снова тут сидеть не знаю сколько. — Ничего, всё равно далеко не ушли бы, — возразил Питер, приваливаясь рядом. — Их слишком много для нас двоих, особенно, когда один из нас — два дня не видевший света человек, а второй — потрёпанный дракой оборотень, — он расслабленно, совсем не соответствуя ситуации, упёрся затылком в стену. — Я написал твоим друзьям, где нас искать, они уже близко и, готов поспорить, придут они вместе с Арджентом. Так что за наше скорое вызволение не стоит и переживать. Главное было — тебя найти. Я нашёл. — Спасибо, — Стайлз позволил себе неловко клюнуть его губами в шею. — Кстати, вполне возможно, они не знают, что я здесь не один. — То есть, ты думаешь, мой голос они не услышали? — хмыкнул Питер. — А впечатляющий рык и когти проигнорировали? — Вряд ли. Ты просто всей истории не знаешь, — покачал головой Стайлз. — Кроме того, я все это время тут сам с собой говорил. Может, они решили, что я наконец стал по ролям реплики озвучивать, голоса менять. А что, уже развлечение. Стайлз избавился от паники, но не до конца. Питер видел: Стайлз почти перестал паниковать, но всё ещё был на взводе от переживаний, и теперь, когда они оба здесь, хотелось как-то показать Стайлзу, что всё под контролем. Бросаться обещаниями, говорить что-то вслух или обнимать сейчас было совершенно не к месту и казалось моветоном, но прикоснуться всё же хотелось. Стайлза нужно было немного отвлечь. — Расскажи тогда, как это произошло, раз уж мы просто сидим и ждём? — попросил Питер, понимая, что разговор поможет отвлечься, но не так хорошо, как хотелось бы. Он, к своему стыду, не придумал ничего лучше, чем ненавязчиво закинуть ему за спину руку, якобы случайно, и легко поглаживать по пояснице. Стайлз сказал: — Это вообще глупо вышло, и я даже не уверен, кто лидирует в глупости — мы или залётные охотники. Они подумали, я оборотень. Поэтому я и сказал, мол, не факт, в курсе ли они, что ты здесь. Вдруг это я очнулся и обратился. — Тебя настолько потрепала небольшая пешая прогулка по лесу? — хмыкнул Питер, чувствуя, как тело под его ладонью содрогнулось от смеха, и он продолжил ласкать чужую спину, едва касаясь обнажённой полоски кожи между тканью футболки и джинсов. Питер был так внимателен к этому контакту, что подушечками пальцев осязал царапины и ссадины и впервые в жизни захотел забрать у кого-то боль. Её было немного, даже в сравнении с собственным отравленным токсином теле, но даже так Питер ощутил внутри себя облегчение. Хотелось думать, иррациональное, но он не стал себе врать. Он даже не знал, кого этим жестом стремился успокоить — Стайлза, действительно проведшего в строгом заточении двое суток, или себя, потому что внутри вдруг что-то заворочалось.Тёплое, приятное, давно позабытое. Стыдно подумать, но Питеру уже за сорок, и он впервые за все эти годы ощущает влюблённость так отчётливо. Кажется, теперь он понимал, почему в мире на почве глубоких личных симпатий такого рода совершается столько отчаянных поступков. И он, как оказалось, не исключение. — Без шуток, — заверил его Стайлз. — Напали на Лиама, хотя искали Дерека. Я ринулся в лес на переговоры. Им был нужен альфа, только вот, как я уже сказал, охотники не местные, информация до них дошла не вся, альфа-то не Дерек уже. Пока я тянул резину и пытался заговорить им зубы, подтянулись остальные, слово за слово, кто-то не сдержался, рыкнул да глазами блеснул. Бойня началась совершенно не в тему и не к месту. Ты не подумай, я же не идиот, оставаться там третьим лишним среди оборотней и охотников. Чем я там помочь мог? Я не пуленепробиваемый, могу и коньки отбросить. Вот и слинял по-тихому. Только вот пока я героически отступал, какой-то нерадивый охотник меня заметил и выстрелил, — Стайлз выпрямился и, раздвинув полы рубашки, показал на кровавый мазок сбоку на футболке. — И ты молчал? — возмутился Питер, намереваясь забрать футболку и оценить масштаб катастрофы, но Стайлз отмахнулся. — Просто царапина, честное слово, — он не врал, это действительно не выглядело так страшно, как звучало. — В меня, к счастью, ещё ни разу удачно не попадали. И всё равно это было неожиданно и обидно, а потом больно, я заорал и всё такое, жгло же безумно. Но охотник счёл, что это меня аконитом проняло. Даже отсутствие характерных для обращения черт лица и сверкающих глаз его не смутило. Видимо, охотничий кураж поймал, и стало всё равно, в кого стрелять. — В птичку или в гризли, действительно, — сыронизировал Питер. Стайлз дернулся и возмущённо ткнул локтем шутнику в бок. — Птичка, серьёзно? Можно было хотя бы с белкой меня сравнить? — Не силён в психологии белок, прости, Стайлз. Если бы ты был птицей, то точно певчим пересмешником. — Почему? — удивился Стайлз. — Ты настолько хорошо знаешь птичью психологию, что можешь сравнить меня с конкретным видом? — Дело в образе жизни, — возразил Питер. — Птица пересмешник считается смелой и агрессивной. Она активно защищает свой участок, иногда призывая сородичей на помощь, чтобы сообща прогнать крупных хищников. По-моему, достаточно точное описание тебя, не находишь? — Насчёт агрессии я не совсем согласен. — Агрессия адекватная. Ты с умом защищаешь то, что твоё. — Почти как ты, — пожал плечами Стайлз, а потом до них обоих вдруг дошёл глубинный смысл сказанного. Стайлз произнёс это без насмешки или желания задеть, и Питер понял, что это не просто обычная реплика, вылетевшая на автомате. То есть, Стайлз действительно произнёс это, не задумываясь над своими словами в конкретно этом выражении, он и впрямь считал так. Фраза, сказанная не для галочки, из вежливости или стремления поддерживать разговор. Он бессознательно озвучил свои неосознанные мысли, и вместе они, Стайлз и Питер, неожиданно приоткрылись друг другу ещё больше. Стали ещё ближе, хотя, казалось бы, куда уж ближе, чем они были до сегодняшнего дня? Последние их реплики были… Какими-то донельзя интимными, несмотря на то, что всё интимное они уже разделили вместе. Так казалось ещё вчера, нет, сегодня утром, всего секунду назад. — Почти, — Питер нашёл в себе силы отреагировать хоть как-нибудь. Вышло странно — болючий получился ответ. Он прочистил горло и решил прервать размышления в этом ключе. — Мы ушли от изначальной темы разговора. Что там дальше было? — Самое смешное, — хихикнул Стайлз, интуитивно поддерживая его желание уйти от болезненных тем, вернуть разговору более светлое звучание, несмотря на их положение. — Он меня электрошокером, прикинь? Видимо, пуля внутри и моя реакция на электричество его точно убедила в том, что я оборотень. — Я даже не знаю, как это прокомментировать. Идиотизм. И что дальше было? Стайлз, наконец, почувствовал, что онемение конечностей из-за долгого пребывания связанным в неудобной позе прошло, поднялся на ноги, распрямляясь во весь рост, и сладко потянулся до хруста в позвоночнике. Только после этого к нему вернулась былая подвижность. Даже лицо оживилось: Стайлз причудливо изогнул брови, скривил губы в заразной улыбке, зубы ровные показал. — Не комментируй, — хмыкнул он, — я все по твоим закатывающимся глазам вижу. Да ничего не было дальше. Очнулся связанный. За два дня никто меня не навещал. Наверное, это к лучшему. Я нервозными разговорами усугубил бы своё положение. Питер любовался им, пусть и утомлённым, но оживившимся. Стайлз из тех людей, на которых присутствие приятелей — хороших, плохих, неважно, главное, просто знакомых — влияет поразительным образом. От его оживлённых хождений по комнате, от активной жестикуляции Питер и сам заразился той живостью. Приободрился, подобрался и осознал, что именно в этот момент последняя оставшаяся наиболее глубокая рана наконец полностью затянулась. Наверняка его внутреннее настроение, улучшившееся самоощущение повлияло на физическое состояние, как и положено разуму влиять на тело. Теперь, не отвлекаясь на боль, думалось лучше. Питер задумчиво потёр подбородок. Подмога задерживалась, и вряд ли прибудет скоро: сколько времени пройдёт, пока вся стая соберётся, обсудит план действий и начнёт прорываться к ним. Стайлз не знал, чем себя занять в ограниченном пространстве, в плену, не имея под рукой абсолютно ничего. Нужно было его отвлечь. Питер огляделся вокруг. Идея, пришедшая на ум, попахивала сумасбродством и казалось нелогичной, но, в то же время, оказалась бы к месту. Осталось узнать, что подумает об этом Стайлз. Вернее, Питер знал, что он подумает, но ему было интересно, к какому решению он придёт. Эдакий эксперимент, один из множества, на которые они с такой радостью идут раз за разом, и их обоюдное усердие сопровождалось успехом. Питер не сомневался, каким будет ответ Стайлза, который сначала по привычке начнёт ломаться, но в итоге азартно ответит согласием на его предложение, и сказал: — Мы тут ещё долго пробудем, — он поднялся и неторопливо подошёл к откинутой прочь в угол верёвке, которой был связан Стайлз до тех пор, пока Питер не пришёл и не освободил его. — Свяжи меня, что ли. Стайлз покрутил у виска, но Питер не сдался. — Нам обоим ведь нужно успокоиться. — Мы вроде уже, разве нет? — Да, и всё же, — подтвердил Питер и, подняв верёвку, приглашающе протянул руку. — Давай успокоимся… Ещё больше. Питер внимательно наблюдал за ним и автоматически анализировал позу — видел, что он уже заинтересован. Стайлз готов был шагнуть навстречу. Он еле заметно покачивался на носках, а корпус был развёрнут и малость наклонён вперёд, руки скрещены на груди не из упрямства, а в стремлении подсознательно обнадёжить себя, убедить, что согласиться на эту авантюру — нормально. «Наверное», — мысленно усмехнулся Питер. У него понятие нормальности изначально несколько отличалось от общепринятого. — Это небезопасно, — сказал Стайлз. — В любой момент твоя возможность быстро передвигаться, твоя сила, могут понадобиться, но нам придётся тратить время на развязывание. — Надо признать, это здравое замечание, но, — Питер изогнул бровь и развёл руками, мысленно вопрошая, неужели Стайлз думает, что эти путы удержат его и он не сможет воспользоваться силой в случае чего. — Так, понятно. Но что если… Нас увидят? Наши. Питер услышал, что конкретно Стайлз имел в виду, и такое проявление заботы в отношении него снова ударило куда-то под дых, он и забыл, как давно никто не стремился проявлять к нему такие чувства. Стайлз вообще завел тенденцию будить в нём что-то давно заснувшее, казалось бы, вечным сном. А тут — на тебе. Спрашивая, Стайлз беспокоился не о том, как будет выглядеть он сам в чьих бы то ни было глазах, а по той причине, что когда-то дал Питеру слово сохранить их «творческий» союз в тайне. Вроде пустяк, а душу бередит. — Я услышу, — заверил он. — Я буду очень внимателен, дам знать заблаговременно. Но, думаю, они наведут достаточно шума, чтобы услышал даже ты. Стайлз, приблизившись, принял верёвку, и между ними будто бы заискрило. Он положил руку Питеру на плечо, предлагая вернуться на жалкий плед. Спасибо, не голый бетон, а вполне чистая, хоть и старая, подачка. Стайлз не знал должного физического комфорта уже достаточно долго, но с поддержкой этого человека напротив всё всегда воспринималось немного лучше, и думал, что в его компании Питер стерпит и не такое вынужденное пренебрежение к собственной персоне. Момент не располагал к исполнению чего-то длительного, да и сам Стайлз не смог бы сосредоточиться на работе, потому что такая психологическая встряска всё равно истощила его. Пожалуй, он бы мог это оценить объективно и даже похвалить, редко кто до таких извращений додумывается — устроить бойню, выкрасть кого-нибудь, бросить в подвал и ни разу не прийти. Пусть пленник гниёт в одиночестве, мучаясь от предположений и страха. Это даже эффективней, чем если бы его мучили, он бы не был хотя бы полностью вырван из социума. Питер с этой его затеей был прав. Появившись, он Стайлза фактически оживил, и усталый организм по привычке принялся расходовать крохи энергии на интенсивные действия вроде жестикуляции, хождений туда-сюда, да и разговор выматывал, а что-то более статичное и, в некотором роде, интеллектуальное помогало сосредоточиться и усмирить собственное тело. Стайлз задумчиво поскрёб по лодыжке, ещё недавно затянутой верёвкой, и подумал, что никогда не станет использовать позу эмбриона и связывать в этом положении или обматывать Питера верёвками до состояния гусеницы в коконе. Внутри только от мысли об этом ворочалось отвращение ко всем тем, кто когда-либо лишал Стайлза возможности двигаться. Он пересел к Питеру за спину и отвёл его руки назад. — Так не больно? — У меня уже все прошло, Стайлз, — сказал он и лишь выгнул спину, чтобы лопатки под одеждой свелись ближе. Увидев это движение под его кофтой, Стайлз не удержался, положил ладонь на спину, ощущая, насколько подвижны кости и мышцы. Верёвка в руках и впрямь успокаивала, или то, что Питер был здесь, или оба фактора сразу, и Стайлз спокойно принялся за обвяз. Сейчас, в сравнении, он понимал, что когда Питер раздет, связывать его интереснее. Нет, интереснее наблюдать, как двигается его тело, мышцы, что напрягается при сгибе или выпрямлении, это зрелище завораживало. В данный момент Стайлз не видел этого, лишь предполагал, как выглядит, кончиками пальцев осязая, как мышцы, спрятанные кофтой, напрягаются. Это уже было из разряда вредных привычек — сначала облапать Питера, разогревая мышцы и откровенно увлекаясь этим, и только потом, удовлетворив осязательный голод, приняться за утоление чувственного. Стайлз ловко сплёл две петли, внешне напоминавшие ушки банта, просунул через них руки, надел их Питеру на плечи и затянул. Он чувствовал, как натягивалась верёвка, как она насильно вписалась в кожу. Из-за неестественного положения рук верёвка несильно впивалась, не позволяя развести лопатки, и эта картинка так ярко отпечаталась в мозгу, что Стайлз практически сам ощущал, как натягивалась верёвка. И он постоянно отвлекался, стараясь услышать за дверью неведомое нечто, гул сквозняка или спешный топот. Когда не слышал, вновь ощущал исходящий отовсюду холод каменных стен, начинал думать о том, насколько замёрзли ноги в кедах и насколько тепла Питера хватит на них двоих. Как бы Стайлзу ни хотелось забыть, в каких условиях они находились, получалось плохо, даже несмотря на то занятие, которое обычно полностью погружало в транс. Вдруг Питер услышит не сразу? Сколько времени потребуется Стайлзу, чтобы развязать узлы, или сколько секунд потратит на это Питер? Так или иначе, мысли витали вокруг их безопасности, Стайлз уже сомневался в успехе этой затеи. О каком успехе вообще идёт речь, когда они хрен знает где, в подвале, без продовольствия, неизвестно на какой срок? Даже логичное умозаключение о том, что раз Питер сказал, где они, то подмога явится быстро. Самое время паниковать и продумывать план. А они тут, видите ли, шибари занялись. С другой стороны, мотивы Питера тоже предельно ясны. На чём ещё можно сосредоточиться, если не друг на друге, чтобы запустить подсознательный процесс размышлений, не отвлекаясь на волнения? Но пальцы не слушались, и Стайлз дико бесился, когда понимал, что где-то что-то выходило неровно. Приходилось расплетать и начинать заново, и нужно было найти какое-то решение, чтобы вернуть концентрацию, и он стал анализировать все их… тематические встречи. Чего Стайлзу вот прямо сейчас не доставало? Точно. Он спросил: — И… Как тебе ощущения? — Этих ощущений на порядок меньше, чем хотелось бы, — ответил Питер. — Не скажу, что получаю то же удовольствие, что дома, но понимаю, что сам это предложил. Очевидно, им обоим не доставало разговоров. С юмором, ребусами, откровенных, но взаимных и по душам. Стайлз снова оценил обстановку, но не ту, в которой они находились, а их взаимодействие. Исходя из множества просмотренных видео-уроков, во время связывания обычно не разговаривали. Но любой общепринятый принцип или правило у них всегда претерпевает изменения, и это слишком увлекательно и необычно, чтобы отказаться. — Ура! Хотя бы на повторение этого эксперимента нас не тянет, — хмыкнул Стайлз. У него скоро на это слово рефлекс выработается, как у собаки Павлова. — О, то есть, от предыдущих ты в восторге? Рад, что ты наконец-то это признал. — Ха-ха, Питер. Могу о тебе сказать нечто схожее — наконец-то ты признал, что не все наши эксперименты удачные. — Отнюдь, — он по привычке повёл плечами, и Стайлз снова ощутил, как крепко гибкие мышцы обхватывала верёвка. — Исключение подтверждает правило. Это ведь не совсем наш эксперимент. К нему приложили руку охотники, похитившие тебя. Мы просто действуем по ситуации, и так как в наш дуэт временно проникла третья сторона со своими правилами, эксперимент вышел неудачным. — Да уж, выкрутился, — посетовал Стайлз и мстительно подтянул петли. Плетение было очень лёгким, атмосфера престранная. — Кстати, мне вот что интересно, — он заколебался, говорить или нет, но уже знал, что лучше обсудить это сейчас, чем потом ещё долгое время отмалчиваться и теряться в догадках. — Что? — Пойму ли я, что это для тебя значит, если ты меня однажды свяжешь. Питер, кажется, не слишком удивился этой просьбе. В том, что это была именно она, ни для кого и сомнений не было. Скорее их обоих удивлял тот факт, что Стайлз заговорил об этом именно сейчас. Стайлз и сам себе удивлялся. Что это желание говорило о нём после того, как он был связан примерно двое суток и до сих пор находился в неволе? Мягко говоря, о наличии мазохистских наклонностей. Но Стайлз был спокоен. Он думал об этом ещё до того, как оказался связанным охотниками. В ином случае он бы стал переживать за свои предпочтения. Питер думал о том же самом — о его психическом состоянии — и спросил: — Вот как? И давно в тебе этот интерес зрел? Надо отдать ему должное, действовал он как настоящий психотерапевт. Тюремный. Так же ненавязчиво подталкивал к ответу, но внимательно следил, даже голову повернул, хотя было неудобно. Его забота льстила. Стайлзу даже захотелось соврать, чтобы посмотреть, что будет, но здравый смысл перевесил. — Прилично, — он пожал плечами и сделал последние петли, надев их Питеру на запястья. Чтобы не мучить его неудобным поворотом головы, Стайлз пересел. — Первый раз эта мысль оформилась в тот день, когда твоя реакция… особенно яркая была. Но на самом деле, она, как камертон, присутствовала на периферии с самого первого дня. Вряд ли ты удивлён. — Как сказать, — задумался Питер. — Я ожидал, что тебя это однажды заинтересует, но не предполагал, что ты озвучишь это. По крайней мере, так скоро. Хотя, — он усмехнулся, — ты же говорил, что нестеснительный. А я-то не поверил. — Сплоховал! Как на этот раз реабилитируешься? — У тебя ещё будет возможность переубедить меня, и не раз. — Многообещающе, — фыркнул Стайлз. — Так что, свяжешь меня? — Это будет не то же самое. Далеко не то же самое, — предупредил Питер. — Сейчас у нас идеальный баланс доверия и обязанностей. Ролей. — Ты думаешь, мы не сможем транслировать их наоборот? — Не так хорошо, Стайлз. Максимум — ты почувствуешь разницу между эмоциями, я тебя связываю или кто-то другой. Но все равно ни один из нас не достигнет той степени комфорта, что у нас есть сейчас. Поверь. Но мы можем убедиться в этом на практике, если ты всё равно хочешь. Питер не уговаривал его отказаться. Он просто предупреждал, чего ждать, или, скорее, не ждать. Эдакая статистика и дружеское наставление. Советовал, но не настаивал, так как хорошо его изучил — если Стайлз не убедится в этом лично, не прочувствует, то слова не возымеют эффекта, насколько бы авторитетным его мнение ни казалось. Он будет думать об этом все чаще и чаще, пока размышления не приобретут статус навязчивой идеи, что уже чревато для душевного состояния. — Ты уже знаешь мой ответ, иначе не объяснял бы мне всё это, — заключил Стайлз. — Помнишь, что ты мне сказал? Кто, если не ты. Похоже, это работает в обе стороны. С кем, если не с Питером, пробовать то, на что бы Стайлз никогда не решился. Переустановка приоритетов, прошедшая незаметно, вдруг ударила под дых — осознавать это было необычно. Питер, несомненно, опасен, благодаря своему уму и поставленным целям, но Стайлз не чувствовал угрозы в свою сторону, и для него это что-то да значило, потому что никогда прежде у него не было причин не доверять интуиции. Стайлз чувствовал себя в безопасности с ним чуть больше, чем с остальными. Во всех смыслах. Очередной инсайт, касающийся их взаимоотношений. А сколько их ещё грядёт, продолжи они в том же духе? Стайлзу снова захотелось перейти черту приличия, срочно прижаться к нему губами, хотя атмосфера к романтике всё ещё была немилосердна. Он подавил свой порыв как раз вовремя, потому что Питер вдруг повернул голову в сторону двери, прислушиваясь, и через секунду сказал: — Они здесь. Дерек идёт сюда, — предупредил он. Стайлз тут же принялся его развязывать. Педантично расплетая узелки, снимая с рук петли, он не торопился, зная, что в противном случае скорее всё перепутает, а Питеру придётся справляться с ними самому. Да, честно говоря, в происходящем нет ничего предосудительного — подумаешь, Питера развязывал. Мало ли, кто успел его за это время связать. Верёвки упали на пол, и когда они поднялись на ноги, Стайлз, несмотря на предупреждение, всё равно урвал короткий поцелуй, как раз за несколько минут до того, как дверь распахнулась и на пороге действительно оказался Дерек. — Ты как? — спросил он, обращаясь к Стайлзу. — В норме, — ответил он и решительно двинулся к выходу. — Но околел до чёртиков. Валим отсюда, о’кей? Дерек повёл их каким-то хитрым и явно полузабытым путём. Стайлз лишь подивился, как он только узнал об этом выходе, и ему тут же разъяснили, что план здания они раздобыли в архиве полицейского участка, потому и задержались. Выбирались из особняка, количеством чёрных ходов и потайных дверей напоминавшего чуть ли не средневековый замок, они не слишком долго. Но, вопреки предположениям Стайлза, что этими путями лет сто никто не шастал, всем троим пришлось драться. Без своей биты он чувствовал себя не так уверенно, оттого адреналин в крови кипел сильнее, и, за неимением других вариантов, Стайлз с размаху безрассудно зарядил кому-то камнем по голове. Противник взвыл и упал. — Я же не проломил ему череп, нет? Его резко впечатали в стену, в этом порывистом движении он распознал руку Питера и свист пули рядом с ухом. — Стайлз, сейчас немного не время для гуманистических порывов, — сказал он и следом свернул шею охотнику, подобравшемуся на непозволительно близкое расстояние к ним. — Вот можно было чуть менее бескомпромиссно это делать? Шея какого по счёту охотника хрустнула в твоих руках? — Конкретно сегодня? Юбилейный, — усмехнулся Питер. Вот и понимай, как хочешь. Вопреки неудовольствию, Стайлзу снова захотелось срочно прижаться к его губам, потому что адреналин не отпускал, а охотники кончились. Где-то на задворках зрения Дерек сделал резкое движение, и Стайлз услышал хруст, вот она, родная кровь, семейные традиции во плоти. Но, на удивление, тело под ногами Дерека всё ещё подавало признаки жизни. — Что? — спросил Дерек, почувствовав на себе взгляд. — Я просто ему челюсть сломал. — Вот видишь! — воскликнул Стайлз, обращаясь к Питеру. — Можешь так же? Оставь им шанс на жизнь! Они же, в конце концов, меня даже не мучили, а как бы просто забыли, нужно отдать им должное! — Если тебя это успокоит, — сказал Питер, продвигаясь вперёд, — твой дышит. И умрёт он явно не от твоей руки. — Думаешь, свои же застрелят? — Ну, вызови скорую, — иронично предложил он, — тот, кто его найдёт, вряд ли станет её дожидаться. — Вот ещё, — закатил глаза Стайлз. — Раз его найдут, это уже не моя ответственность. Только, пожалуйста, хотя бы при мне их до смерти не убивай. — До смерти не буду, — согласился на компромисс Питер. — Ты, на удивление, весьма спокойно к этому отнёсся. В качестве доказательства Питер показательно просто вырубил очередного напавшего — схватил за волосы и резко нагнул вперёд, ударяя по лицу коленом. Стайлз фыркнул. Жёстко, но, определённо, прогресс. Знал бы Питер, чего Стайлзу это стоило — убедить себя, что в данной ситуации травма, несовместимая с жизнью, — это нормально. Фактически, он недолго об этом размышлял, бросить чёртов камень или нет, просто замахнулся и отпустил, потом пауза и поднявшееся к горлу чувство вины. Эта маленькая волна выбивала из колеи настолько, что он не заметил дула ружья, направленного на него. Секундное замешательство — и ему бы прострелили башку, что поставило бы стаю в затруднительное положение по многим причинам. Но, к счастью, рядом присутствовал тот, кто всегда начеку и в схватке чувствовал себя едва ли не увереннее, чем в миру. Толчок, боль от удара, пуля рядом, Питер, осознание. Сражаясь с кем-то плечом к плечу за жизнь, он не чувствовал, что это неправильно, и вины как не бывало. — Ага, — просто сказал он. — Не хотелось бы, чтобы один из нас сдох, знаешь. — Эй, — окликнул их Дерек, выбивая узкое подвальное окно под потолком. — Наш выход. — Боже мой, ради этой полоски лунного света мы столько плутали по этим катакомбам? — возмутился Стайлз. — В таком случае можно было и через парадный, раз всё равно ввязались в драку. — Да, Дерек, — поддел его Питер. — Для дядюшки и своего друга мог бы и расстараться на выход для VIP-персон. — Вообще-то, сейчас день, откуда бы там луне взяться, — ответил им Дерек. — Ну, на фоне твоей хмурой физиономии даже луна светит ярче. Дерек закатил глаза и решительно подтянулся, цепляясь за подоконник. Через секунду на них посыпались осколки стекла, а ноги Дерека уже мелькнули в оконной раме. Несмотря на шутки, Стайлз с радостью уцепился за его протянутую руку и оттолкнулся. — Хреново у тебя внутренние часы работают, Дерек, — сказал он, оказавшись на улице и с удовольствием вдохнув неповторимый лесной воздух. — Сейчас раннее утро, чувак. Но за то, что вытащил, спасибо. Через секунду рядом возник демонстративно отряхнувшийся Питер. — У меня машина недалеко, — сказал он. — Пошли? — Как ты на ней по лесной тропе ехал? — удивился Стайлз. — Я не на своей ехал, а взял в аренду джип. Не буду же я чащей лесной свою красотку мучить? — хмыкнул Питер и повернулся к Дереку. — Или вам там помощь нужна? Дерек задумчиво потирал раненую руку, прикидывая, нужна ли им подмога в виде Питера. Когда он расстался с остальными, нападение с целью вызволить Стайлза только началось, и он не успел оценить обстановку должным образом. Но в груди нигде не ёкало, предчувствий никаких не было, и Дерек рассудил: — Не думаю, — произнёс он и принялся разглядывать Стайлза чуть ли не тщательнее, чем свою подружку. Убедившись, что он цел и невредим, заключил. — Ты в порядке. Поедешь с нами, подождёшь нас в машине. — Нетушки, — отмахнулся Стайлз от щедрого предложения. — Вы, небось, еле утрамбовались в одну машину. Я, конечно, счастлив снова вас видеть, но не настолько, чтобы кто-то садился мне на коленки. Лучше с Питером прокачусь, лады? Дерек окинул дядю скептичным взглядом, будто мысленно задаваясь вопросом: неужели кто-то по доброй воле предпочёл бы его компанию? С другой стороны, заставлять Стайлза ждать одного в машине идея тоже так себе — мало ли, что с ним на этот раз приключится. К тому же, пытаться впихнуться всемером в одну машину с учётом усталости и травм — тоже сомнительного удовольствия затея. — Ну, если хочешь, — в итоге пожал плечами он. — Поедешь в лофт? — Не сегодня, чувак, — почти со стоном возразил Стайлз. — Я нереально устал, в отличие от вас. Надо к отцу ещё заехать, он же в участке должен быть, небось, места себе не находит, а домой сорваться не может. Потом, мне нужно уединиться на кухне и набить брюхо, а про мою самую влажную мечту — горячий душ, я просто молчу. Я успел трижды вспотеть и околеть ровно столько же. Порочный круг, а вы же все сверхчувствительные. Не могу позволить, чтобы вы от моей персоны носы воротили! — Ладно, — безэмоционально кинул Дерек и молча двинулся обратно на выручку стае. Вот уж в чем, а в драках он хорош. Говоря про усталость, Стайлз ничуть не преувеличивал, и, оказавшись в салоне арендованного для лесного ралли джипа, он на минуточку прикрыл глаза из-за яркого утреннего солнца, а открыл уже на парковке полицейского участка. — Ох, вот это сервис, — восхитился он. — Спасибо. Подождёшь? — Вместе пойдём, — заявил Питер, покидая салон. — Вдруг свалишься от усталости? Меня потом в твоём состоянии обвинят. Да и надо же перед шерифом отчитаться. — Поверь, здесь куча ребят, которые ринутся меня подхватывать. И лучше давай без отчётов касательно меня, а то ваши встречи и без того проходят вполне красочно. Толкнёшь ещё моего отца на должностное преступление. — Ты лучше падай ко мне в руки, мне хоть приятно будет, м? — предложил Питер, галантно перед ним открывая дверь. — И я уверен, что за это твоё должностное ему ничего не будет. — Без проблем, — заверил Стайлз, перешагнув порог полицейского участка. — Но всё же не нарывайся, о’кей? Лучше вообще за дверью подожди. Питер примирительно поднял руки, соглашаясь, и Стайлз первым двинулся дальше. Проходя через металлоискатель, контрольно-пропускной пункт, он умудрился поздороваться и отчитаться о своём местонахождении, конечно, липовом, раз пять, прежде, чем он вошёл в офисное помещение, кивая присутствующим, и, наконец, через стеклянную дверь увидел отца, вперившего взгляд в папки с делами и отчётами. В такие моменты Стайлз лишний раз убеждался в непоколебимой силе генетики, ибо сам периодически погружался с головой в дела, лишь бы какое-то время не думать о происходящих в их вселенной проблемах. Такой метод, помогающий на некоторое время отвлечься, был не слишком-то полезен. Ни для дел, к которым в любом случае необходимо вернуться, ни для организма, особенно, если пашешь больше суток и забываешь буквально обо всём, даже такой физиологической потребности, как еда. Зато метод этот офигительно действенный, если ты на нервах. Отец Стайлза, очевидно, именно в таком состоянии и пребывал, и получалось лишь смутно представить, чего ему стоило абстрагироваться от размышлений о том, кто похитил сына, где он теперь, всё ли будет хорошо и самоуничижений о том, что он мало чем может помочь. Стайлз не заметил, как завис, взявшись за ручку двери, и его отец очнулся первым. Видимо, у сотрудников правопорядка волосы на затылке шевелятся, когда на них подолгу смотрят, потому что Ноа поднял голову и тут же встал из-за стола. Стайлзу физически стало больно от того, какие эмоции сменялись в глазах отца. — Стой тут, — на всякий случай сказал Стайлз Питеру, хотя он явно не собирался мешать воссоединению семьи, наконец дёрнул за ручку и тут же оказался в объятиях отца. — Всё о’кей, пап, правда. Несмотря на эти слова, Ноа некоторое время не отпускал Стайлза, а потом ещё долго сканировал взглядом, ища признаки насилия над его ребёнком. Не найдя, вздохнул полной грудью. Остальное было не так уж и важно, но он всё равно спросил: — Что с тобой приключилось на этот раз? — Ну, ребята тебе наверняка вкратце описали ситуацию. Но со мной правда всё в порядке, — повторил Стайлз, — меня просто посадили в подвал и, к счастью, даже не навещали. Так что я просто сидел там и ждал, когда кто-нибудь из стаи за мной придёт. — Хорошо, — успокоился Ноа, и, наконец, заметил нестандартный довесок за дверью. — Почему ты с Питером? Стайлз обернулся, непонятно зачем, и отыскал взглядом явно заскучавшего Питера. Он мирно переговаривался о чем-то с Перришем, стоя возле его рабочего стола. — Ну, потому что он первый меня нашёл и помог выбраться оттуда. Такого объяснения отцу хватило, Стайлз видел, как он устал и смирился с тем, что его сына подвёз никто иной, как Питер Хейл. Он его, чёрт возьми, поблагодарил бы, забыв обо всех старых размолвках, если бы не разделявшая их дверь. — Хорошо, ребёнок. Я рад, что ты в порядке. Кстати, что ты там со своей Петраркой сделал? У Стайлза аж глаза на лоб полезли. Вот так смена предмета разговора. — Ты заглядывал ко мне под одеяло? — Перриш. Я подумал, что вдруг ты спишь, а телефон отключен, и отправил его к нам домой проверить. — То есть, когда тебе сказали, что я похищен, ты предположил, что я просто лег спать, а преступник — постель? Круто, па. — Сдаётся мне, я раньше тебя искать бросился, чем твою пропажу осознал Скотт, — объяснил Ноа. — Только я определённо не думал, что случилось нечто в таком духе. А потом готов был сам выехать на место, только знал, что мешать им буду. — Ты сегодня в ночь? — спросил Стайлз, зевая. — Да, справишься сам? — С микроволновой или со стрессом? — фыркнул Стайлз. — Даже не знаю, с чем я обращаюсь ловче. Если что, Питера напрягу, раз он в добровольцы вызвался. Не беспокойся, пап. — Ладно, езжай уже, — закатил глаза Ноа. — Только ты Петрарку ему не показывай, а то чересчур шокируешь этой своей стороной жизни. Стайлз звонко хлопнул себя по лбу и, хохоча, покинул отцовский кабинет. Питер, услышав этот воистину ужасный смех, иронично выгнул бровь: — Что за мадам эта Петрарка? Тут до Стайлза дошёл весь юмор ситуации: и само наличие у него в кровати этой Петрарки, и её провокационная поза, и шутка отца, и гипотеза о том, что такой пустяк, как согнутая в три погибели, высокохудожественно обтянутая верёвками секс-кукла, нелепо укрытая одеялом, шокирует Питера. Единственное, что шокировало бы его, то, что Стайлз вообще её от него прятал, а не стал практиковаться с ней у него дома. Или, что ещё более вероятно, Питер бы спросил, зачем ему для таких целей кукла, когда есть он сам, живой, саркастичный и открытый для любых экспериментов. — Я тебе в машине расскажу, — отсмеявшись, ответил Стайлз. — Тебе тоже понравится. К несказанному удовольствию Стайлза, Питер без всяких уточнений привёз их к себе домой. Такой расклад устраивал его по нескольким причинам. Во-первых, в холодильнике Стайлза явно за это время повесилась мышь и не одна. Во-вторых, он слишком истосковался за все это время по компании, так что бродить по дому в гордом одиночестве его не прельщало. Стайлз даже осознать этого не успел, а Питер не только не спросил, куда ехать, но по прибытию домой сразу же его на кухню привёл и бутерброды, заботливо укрытые плёнкой, из холодильника достал. — Что тебе приготовить? — спросил. Стайлз взглянул на время, прикинул, чего душа желает, и ответил: — Неважно, если честно. Главное — завтрак, а то от более тяжёлых блюд плохо станет. Но я хочу сытный, самый сытный завтрак за всю мою жизнь, если это возможно. — Для меня нет ничего невозможного, Стайлз. Пока Стайлз хохотал, уткнувшись лицом в стол, Питер принялся за готовку. Он сегодня, видимо, вообще был на чудеса горазд — мало того, что ему хватило такой пространной инструкции, вдобавок он справился с задачей максимально быстро, и спустя несколько минут от сковороды исходили такие запахи, что у Стайлза заурчал живот. — Божечки, я прям чувствую, как мои внутренности содрогаются от предвкушения, — он погладил живот, в надежде ненадолго усмирить внутренних демонов.  — Сжуй ещё один бутерброд, червяка замори, — посоветовал Питер, добавляя в сковороду зелень и помидоры и переворачивая румяные гренки. — Чтобы заморить этих червячков, мне придётся съесть не один бутерброд, а двадцать, — изрёк Стайлз, но послушно сунул в рот кусок колбасы, а вскоре перед ним поставили полную тарелку горячей еды. — Вкуснятина! Ты меня балуешь! — восхитился он, вооружился вилкой и выпал из реальности. Пришёл в себя, уже когда пил чай, пока Питер увлёкся чтением, но не книги, а на этот раз каких-то распечаток, которые всё не кончались. Сначала Стайлз терпеливо ждал, когда он прервётся. В итоге успел выпить весь заварочный чайник, тщательно рассмотреть идеально белый потолок и окончательно заскучать. Он не нашёл ничего лучше, чем своей ледяной, босой ступнёй толкнуть под столом Питера. — Наелся? — спросил он, откладывая документы в сторону. — Ага, спасибо, — поблагодарил Стайлз, уже выскальзывал из-за стола. — Ну что, свяжешь? — Какое рвение, — покачал головой Питер, но, тем не менее, безропотно направился в спальню, подцепляя с крючков верёвку. — В свете последних событий, я бы сказал, иррациональное. Ну и как тебя связать? Учти, что я лишь вскользь схемы изучал. — Ну, ты постарайся, — легкомысленно заявил Стайлз, оглядываясь, куда бы присесть. Питер ткнул пальцем под ноги, и он послушно уселся на пол. — Давай так, чтобы я прям двигаться не мог. То есть, руки точно свяжи. Можно ещё к торсу примотать, чтобы наверняка. — Знаешь, — протянул Питер, деловито раскладывая верёвку, — в качестве мастера ты куда более ответственный. А вдруг я из корыстных целей согласился тебя связать, что делать будешь? — сказал и тут же руки Стайлза за спину завёл. — Да, на тебя похоже, — хмыкнул Стайлз и следом охнул от неожиданности, потому что Питер заставил его согнуть руки и, скрестив их, обхватить пальцами локти. — Буду по ситуации действовать. Этими прикосновениями к телу Питер ограничился и взялся за какие-то махинации с верёвкой, Стайлзу не ведомые. Глаз на затылке он не имел, смотреть было не на что, и за неимением других вариантов Стайлз сконцентрировался на своих ощущениях. Вопреки ожиданиям, его гибкости вполне хватало на то, чтобы оставаться статичным в такой позе и не испытывать дискомфорта, хотя, наверное, человеку с менее длинными пальцами, было бы сложнее цепляться за локти. Единственное, во что вкладывал усилия Стайлз — держать спину прямо, иначе рисковал лишиться равновесия и больно уткнуться носом в пол. Питер, очевидно, сложив верёвку по одному ему известному принципу, наконец сделал первую обмотку, а потом Стайлз очень быстро потерялся в догадках, какой же узор он рисовал за его спиной. Питер долго раз за разом обхватывал верёвкой его локти, периодически подтягивая витки. Он не причинял никаких неудобств, и всё было нормально, физически Стайлз не испытывал никаких особых затруднений, но, чувствуя, как плотно обхватывает его верёвка, постепенно забывал, где и с кем находится. То есть, он знал, что человек за спиной — это Питер, и с ним безопасно, но мозг будто прятал информацию. Стайлз словно наблюдал за происходящим издалека и с каждым новым витком, обхватывающим теперь не только руки, но и торс, всё яснее понимал, насколько плохо контролирует собственное тело и ситуацию в целом. Пробная попытка двинуться не принесла результата. Единственное, что он смог — поёрзать, не меняя положения. Сначала этот факт его крайне раздосадовал, а потом разозлил, вопреки здравому смыслу ему захотелось вывернуться, пнуть связывающего его человека и дать дёру, хотя смутно понимал — одна просьба — и Питер его тут же вызволит без всяких опасных для жизни акробатических трюков. — Стайлз, — не выдержал Питер и погладил его по шее, как хорошую лошадку, — не дёргайся ты так, синяков себе наставишь. Все настолько плохо? Это лёгкое движение — поглаживание по шее, привело Стайлза в чувство, и он задумался, неужели это — плохо? Да нет. Верёвки держат крепко, но не больно, и даже в руках, не привыкших к положению за спиной, не возникало неприятных ощущений. Только чуть-чуть тянуло мышцу под лопатками, но это нисколечко не мешало, Стайлзу скорее даже нравилось. Напрягало другое — он больше не мог вдохнуть полной грудью из-за почти завершенного, по его расчётам, обвяза, и теперь, кажется, понимал, как неуютно было дамам позапрошлых столетий за модой гнаться, не имея из-за корсета возможности нормально вдохнуть. У Стайлза не получалось не то что двинуться всем телом, а хотя бы скоординировать действия нижней половины тела, верёвкой не обременённой. Даже банально голову повернуть, чтобы на Питера попялиться, не получалось с былой лёгкостью — наклонялся весь корпус, и он снова рисковал завалиться на пол. — Неплохо, странно, — наконец решил Стайлз, смирившись с невозможностью говорить лицом к лицу. — Я явно не испытываю той доли удовольствия, что и ты в этом положении. Наверное, я всё же напросился на обвяз не подумав. Он и впрямь не мог прочувствовать всех нюансов процесса, как бы, совершенно очевидно, ни старался Питер. Все его мысли сводились к каким-то бытовым размышлениям: как бы он открывал дверь, постучи кто-нибудь, или что делать в случае, если в квартиру попросту вломятся, явно с недобрыми намерениями. Но в целом, если говорить о физическом состоянии, все было нормально. — Долго ещё? — Нет, почти всё. Развязать тебя? — предложил Питер, на время прекращая свои действия с верёвкой. — Нет уж, — упрямо воспротивился Стайлз. — Мне ты не позволял это сделать. — Замечу, что у меня и впечатления другие были, — ответил Питер, в очередной раз проделывая что-то с верёвкой. — А как твои? — Как я уже упомянул, никаким кайфом меня не накрыло, и уж тем более я не смог расслабиться так же, как ты. Единственное, что я хорошо понимаю, это разницу между характерами. — В самом деле? — Питер отступил на несколько шагов назад, обошёл кругом Стайлза, рассматривая получившуюся композицию. — Всё. — Помоги мне встать, я посмотреть хочу, — попросил Стайлз, и его тут же подняли на ноги, подстраховывая на пути к зеркалу. — О. Выглядит… Запутанно, но явно намеренно. Даже система есть? Питер, садясь на постель и тоже наблюдая за Стайлзом через зеркало, утвердительно кивнул. — Конечно. Так что там с характерами? Стайлз, завороженный мудрёным переплетением верёвок, не мог отвести глаз от зеркала, пытаясь рассмотреть каждую мелочь, но то и дело натыкался на свой же немного обескураженный взгляд, а потом снова на верёвки. Он весь выглядел как-то по-особому взъерошенно, но не так привлекательно, как связанный Питер. — Как будто, знаешь, способ связывания отражает некоторые черты характера. То есть, конечно, дело не в схеме, — сбивчиво начал Стайлз. — Но твоя вязка бескомпромиссная, в отличие от моей, в ней не двинуться. Мои натяги более лёгкие, и верёвок уходит меньше. Сколькими ты меня вообще обмотал? — Пятью, — ответил он, притянув его к себе и начиная обратный процесс. Оказавшись вполоборота к зеркалу, Стайлз спокойно мог наблюдать, как обвяз круг за кругом становился легче, а воздуха в лёгкие поступало всё больше. Пожалуй, такое неторопливое освобождение нравилось ему намного больше, чем то, что ему предшествовало. — Когда связываю я, это ведь наверняка ощущается иначе, — вслух рассуждал Стайлз. — И дело ведь не в наших характерах, которые мы умудряемся переносить даже в связывание. А… В наиболее действенной для каждого из нас возможности воспринимать? Я лучше концентрируюсь на своих действиях, чем на бездействии, а ты достаточно терпелив, чтобы замереть и прочувствовать такие детали, как фактура верёвки. Всё, чем мы занимаемся, это же… выражение эмоций, чувств, способ коммуникации, вообще всё сразу. Это и делает верёвку красивой, да? — Да, — просто подтвердил Питер, бросив на пол длинную верёвку, прежде обхватывавшую торс. — Кроме того, для тебя важно за всем следить. Это нормальное стремление, и именно роль мастера подходит тебе потому, что тебе это нужно — держать все в своих руках, ведь обычно, в жизни, тебе это не подвластно. Ты можешь планировать, следить за происходящим, но истина в том, что любой твой план мановением руки сверхъестественного существа идёт наперекосяк. Это раздражает тебя больше обычного, так как тебе сложно с подобным бороться. С шибари то же самое — если пустить ситуацию на самотёк, позволить разобраться с чем-то кому-то другому, мне, в данном случае, тебе будет некомфортно, ты будешь постоянно оборачиваться, и терапия не сработает, ведь тебе требуется ровно противоположное. То, о чем говорил Питер, звучало до ужаса правдоподобно, и Стайлз наконец понял, о чём именно шла речь в разговоре про контроль. — А ты? Вопреки ожиданиям, Питер не стал игнорировать или переводить вопрос, а ответил прямо: — А я, наоборот, не могу позволить тебе отпустить поводья, иначе бы вернулся к тому, с чего начал, — честно признал он. — У меня достаточно неплохо получается контролировать происходящее, но я постоянно начеку, а быть в постоянном напряжении нельзя. Мне, в отличие от тебя, необходимо иногда остановиться и вздохнуть. Отпустить ситуацию — приятно, но рядом должен быть кто-то, в присутствии кого могу себе это позволить, в ком я уверен. Я, как видишь, без особых усилий могу взять на себя твою роль — роль мастера, но она не доставит мне того же удовольствия, что роль модели, потому что я не меняю своё поведение и не расслабляюсь целиком. Для нас обоих это психологическая разгрузка. Стайлз наконец-то понял, что он имел в виду, и даже подумал, что такие подробные ответы — тоже часть роли мастера, которую он сам только смутно осознавал, а все предыдущие подначки Питера были для того, чтобы он дошёл до этого сам. Ещё один инсайт за день. Всё это было правильным. И мучения, непонимание Стайлза в самом начале, и его шаги в темноте по наитию, и даже обстоятельства, которые привели его в сегодняшний день, определённо, не самый лучший, — не зря. Теперь, когда они озвучили это, всё окончательно встало на свои места. Питер, прервав своё занятие, развернул его лицом к себе и не успел предпринять ничего больше, потому что Стайлз двинулся первым и со вкусом сделал то, о чём мечтал ещё в подвале, как только дверь отворилась и его одиночное заточение прекратилось. — Ты прав — лучше наоборот, — сказал Стайлз, пытаясь обтереть обслюнявленные губы о чужое плечо. — Но я тебя утешу. — Да, и каким же образом? — Ну, переплетаешь верёвки ты так же круто, как интриги. В любом случае, — хмыкнул Стайлз и выпрямился. — Я сейчас лопну, развязывай скорее, я целый чайник жидкости в себя опрокинул, пока ты сказки свои читал. — Спасибо, — отвесил поклон Питер. — За такое сам теперь выбирайся. И это были не сказки. Я вычитывал обещанный тебе же роман. Где мои благодарности? — Будут, — заверил Стайлз и нетерпеливо подпрыгнул. — После того, как ты меня освободишь. Даже новость о начатой книге меня не так привлекает, как наличие в этой квартире унитаза. Ну же, нам не нужны такие проблемы. — Нет, — Питер усмехнулся и принялся складывать не задействованные более верёвки. — Нет? Я придумаю, как тебе отомстить, но не сейчас, блять, — ругнулся Стайлз и, плюнув на связанные руки, пошёл в туалет. Следом за ним по полу волочились несколько метров верёвки, которую Питер не потрудился развязать до конца. Только уставившись в белоснежный унитаз взглядом, Стайлз осознал весь масштаб проблемы и принципиально затих. Питер тщательно прислушивался к его возмущённому сопению и несколько минут неторопливо расправлял смятое одеяло, потом около минуты просто стоял и только тогда пошёл следом. На его появление Стайлз никак не отреагировал, и Питер сам нарушил тишину: — Откуда, кстати, ты взял имя такое чудное — Петрарка? — ехидно спросил он, облокотившись на дверной косяк и наслаждаясь чужими мучениями. — С потолка, — огрызнулся Стайлз, собирался было развернуться и хотя бы лбом вмазать этому самоуверенному оборотню по ебалу, но не смог. Питер и тут преуспел — встал прямо за его спиной, вплотную, так близко, что Стайлзу проще было просто смириться с несправедливостью и ждать развязки. Хоть какой-нибудь. — Жаль, а я думал, в мою честь, — цокнул Питер и нагло умостил свой подбородок на его плече. — Ну, можешь утешать себя этой мыслью, — сказал Стайлз и тут же пожалел. Питер, не довольствуясь одной лишь моральной пыткой, подумал и в отместку решил добить — обнял, переплетая пальцы в замок внизу живота, надавливая туда, куда давить явно не нужно. — А-ах, козлина ты! — Никак не признаешь, что тебе нужна помощь в этом деле? — Господи, ненавижу тебя, — обречённо выдохнул Стайлз, уже действительно смирившись с возможным конфузом в самое ближайшее время и откидывая голову ему на плечо. Питер в награду оставил смачный засос на шее и, вопреки ожиданиям, потянулся не к верёвкам, а к чужой ширинке. «Не развязывать же его сейчас, право слово, так красиво получилось», — подумал он и вжикнул молнией.