The House That Built Me

Я проснулась до рассвета, как и каждое утро. Домашние дела сами о себе не позаботятся. Мама уже заваривает кофе, и я чувствую его запах, доносящийся в мою комнату. Бывало, я спускалась по ступенькам и обнаруживала, что мама и папа сидят на кухне и разговаривают о погоде, или о моем безрассудном брате, или о кобыле, которая скоро родит. Я скучала по тем дням, когда единственной заботой было закончить работу к наступлению ночи. Я сбросила с ног лоскутное одеяло и пошла по темному коридору в душ. Я не из тех, кто может полностью проснуться без душа и большой чашки кофе. Я оделась в клетчатую футболку на пуговицах, мои джинсы-клеш «Levi'S» и натянула поношенные ботинки, прежде чем спуститься вниз. Я ненавидела эту часть моего дня, ту часть, которая могла бы сказать мне, пережил ли мой отец эту ночь. Обычно я слышу мониторы на полпути вниз, и сегодня я вздыхаю с облегчением от их ровного ритма. Я спрыгиваю вниз через последние две ступеньки, мои ботинки стучат, и направляюсь прямо в гостиную. Это был мой ритуал с тех пор, как я вернулась домой из колледжа. Я натягиваю свою лучшую улыбку и тихо на цыпочках иду к его кровати, но папа ухмыляется. Это слабая улыбка, показывающая, насколько уязвимым он стал из-за своей болезни, но пока он улыбается, я могу прожить свой день. — Доброе утро, папочка, — щебечу я и сажусь рядом с ним. Я наклоняюсь, чтобы обнять его, и он прижимает свои потрескавшиеся губы к моим щекам в знак приветствия. — Доброе утро, светлячок, — хрипло произносит он. Я улыбаюсь. Он называл меня светлячком, сколько я себя помню, из-за моих огненно-рыжих волос и моего презрения ко сну, когда я была маленькой. Я не понимала, почему он меня так назвал, пока однажды вечером он не взял меня с собой и не показал, что это такое. Светлячков чаще всего называют ночными жучками, и они ведут ночной образ жизни. Их нижние части брюха светятся, чтобы привлечь пару или добычу, и он сказал, что я вызываю у него мысли о светлячках с моим пылким характером и яркой улыбкой. — Что у нас сегодня на повестке дня? — Джентльмен из банка приезжает, чтобы оценить имущество, — говорю я. Нет смысла скрывать это от него. Он всегда знает, когда я лгу или пытаюсь что-то скрыть. Он хмурится и отворачивается. — Все будет в порядке, папа. Я найду способ. — Это не твоя ноша, светлячок, а моя, и я подвел тебя. — Нет, нет, это не так, — я качаю головой и наклоняюсь ближе к нему. Он выглядит старше, чем следовало бы. Кожа у него пепельно-серая, и морщин теперь больше, чем когда-либо. Его темные глаза снова обращаются ко мне, и он вздыхает. — У меня было самое лучшее детство, о котором только можно мечтать в этом доме. Ты мне ничего не должен, папа. Я бы предпочла тебя, а не этот дом, — его улыбка возвращается, но она грустная. — Ты должна быть где-то в большом городе, продавая свои чудесные картины, а не здесь, на ранчо. Это место, — его глаза бегают по комнате, — это моя жизнь. Я хочу, чтобы ты жила своими собственными мечтами, светлячок. — Мои мечты могут подождать, — шепчу я и качаю головой, чтобы отвлечься от его взгляда. У меня были мечты, мечты покинуть это место и путешествовать по миру в поисках красивых пейзажей и интересных людей. Я не забыла об этом. Их просто нужно было поставить на задворки, пока я не разберусь с нашей семьей в этом беспорядке. Я надеялась, что Джонатан тоже приедет, так что я буду не одна, но они с отцом никогда не сходились во взглядах. Он никогда не хотел быть здесь, всегда искал пути к бегству. Он не раз убегал, и наш отец каким-то образом находил его и тащил обратно за воротник пальто. — Клэри, завтрак готов, — раздается в комнате мамин голос, и папа кивает мне, чтобы я уходила. Я целую его в лоб и оглядываюсь еще раз, прежде чем отправиться на кухню. Глаза моей матери сияют улыбкой, когда она видит меня и протягивает мне тарелку с беконом, яйцами и тостами. Когда я сажусь, Люк уже наполовину покончил со своей тарелкой. Он не особо опрятный и в своих очках, которые всегда свисают с его переносицы, но он был столпом в моей жизни с того дня, как я родилась. Он мой крестный отец, лучший друг моего отца, и ему каким-то образом удается сохранить нас всех в здравом уме. — Я собираюсь в город после завтрака. Мне нужно купить кое-какие продукты. Есть что-нибудь особенное, что вы хотите, чтобы я купила? — спрашивает мама, подходя ко мне сзади, откидывая назад мои кудрявые волосы и заплетая их во французские косы. Мы с Люком качаем головами. — Люк, ты справишься с кормлением сегодня утром? Я хочу поехать с мамой в город и заехать в банк, — Люк переводит взгляд с меня на маму, замедляет жевание и кивает. Он человек немногословный, и я думаю, что это его лучшее качество. Он мыслящий человек, но когда он говорит, то с определенной целью. — Зачем тебе туда ехать? Мистер Эрондейл приедет сегодня, — говорит мама и сдвигается, чтобы взять наши тарелки и вымыть их. Ах да, мистер Эрондейл. А вот этого мужчину мне еще предстоит узнать. Что могло заставить человека покинуть большой город и переехать сюда? Кейли — красивая девушка. Я не могу отрицать этого только из-за нашей бурной истории. Он, должно быть, действительно любит ее, раз уехал так далеко от своей семьи и друзей, от своего дома. Даже с моими мечтами, какими они были, я всегда знала, что когда-нибудь вернусь сюда. Кейли не заслуживает мужчину, который сделал бы это для нее. Я много раз думала об этом в выходные. Кого я обманываю? Я думала о нем. Я думала о нем каждый вечер с тех пор, как мы встретились в баре, и я знала, что это неправильно. Я уже попадала в подобную ситуацию и поклялась, что никогда больше не сделаю этого, но в нем есть что-то такое: то, как сверкают его золотые глаза, то, как его светлые волосы идеально ложатся на лицо и вьются у основания шеи, то, как его голос разжигает огонь в моем животе… О Боже! Я ужасный человек, мечтаю о мужчине, который принадлежит кому-то другому. Я знаю все, что мне нужно знать о Джейсе Эрондейле в моих мечтах. Я знаю его губы, его руки, чувствую прикосновение его кожи к моей, и мне все это нравится. — Я уезжаю через двадцать минут, Клэри. Так что, если ты едешь со мной, тебе лучше поторопиться, — мама отрывает меня от моих фантазий. — Люк, если мистер Эрондейл появится до того, как мы вернемся домой, не покажешь ли ты ему, что ему нужно? — Люк снова кивает, делает глоток кофе и выходит на улицу, чтобы приступить к работе. Мы с мамой забираемся в наш старый «Форд» — пикап с ржавым бампером и помятым боком — и едем в город. Дорога до Огасты занимает десять минут. Улицы все еще сонные и тихие, но солнце ярко светит над головой. Мама подъезжает к продуктовому магазину, а я спускаюсь на два квартала к банку. Алек не знает, что я приеду, но я уверена, что ему понравится сюрприз. Алина сидит за стойкой регистрации, и я прохожу мимо нее. Она встает и следует за мной через банк, говоря мне: — Ты не можешь просто ворваться сюда, Клэри. Остановись, или я позвоню Мелу, — я останавливаюсь, как только достигаю двери кабинета Алека, и широко улыбаюсь ей. — Алек занят? — спрашиваю я. — Н-нет, — она качает головой. — Тогда это займет всего минуту, — шепчу я и поворачиваю ручку, чтобы войти. Алек поднимает взгляд из-за стола и широко распахивает глаза. Я плюхаюсь в серое кресло перед ним и позволяю ему осознать мое неожиданное присутствие. Я улыбаюсь и наклоняю голову, затем он прочищает горло и складывает руки перед собой. — Клэри, — его глаза встречаются с моими, и я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в ноги. — Что привело тебя сюда? — Я хочу знать все, что вы можешь раскопать об этой оценке имущества и о том, что банк планирует делать, — я сужаю глаза и вздыхаю, когда он откидывается на спинку стула. — Я банкир, Клэри. Я ничего не знаю ни о кредитах, ни об оценке имущества. Я даже не знал об этом, пока Иззи не позвонила мне вчера вечером. — Ты здесь каждый день, Алек. Конечно, ты можешь что-нибудь узнать, — я хлопаю глазами, прекрасно зная, что это не сработает, потому что, ну, он Алек, и он гей. Но он был моим Алеком, и я знаю его. — Клэри… — он наклонился вперед. — Должна ли я напоминать тебе, что ты украл мою девственность и через две недели сказал мне, что ты гей? — О Господи, Клэри! — он поднял руки в знак протеста и покачал головой. — Снова? — я откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Нам было по шестнадцать, — его голос упал до шепота, — и я ничего не крал. Ты была добровольным участником, — шипит он. Я пожимаю плечами. — Это оставило шрам на всю жизнь, Алек, — я прижимаю руку к груди и наклоняюсь вперед, чтобы положить локти на его стол. Один глаз у него дергается, и он кусает щеку. Я встаю и прохожу вокруг края его стола. Алек поворачивается на стуле и подозрительно смотрит на меня, положив руки на твердые пластиковые ручки и постукивая кончиками пальцев по коленям. — Ты можешь сделать для меня одну маленькую вещь, пожалуйста? — я выпячиваю нижнюю губу, и он закрывает глаза, откидывает голову назад и вздыхает. — Хорошо, — он поднимает руку, и его голубые глаза возвращаются ко мне. — Я посмотрю, что смогу найти, но обещать тебе ничего не могу, коротышка, — я улыбаюсь, как Чеширский кот, заметив, что он использовал «коротышку». Он не называл меня так уже много лет. Это было ласкательное имя, которое он дал мне в старших классах, когда мы встречались. Раньше я думала, что мы поженимся, объездим весь мир, и у нас будет пара детей, но я ошибалась, и меня сокрушило, когда он сказал, что он гей. Я чувствовала, что сделала что-то не так, чтобы оттолкнуть его, и он несколько раз пытался убедить меня в обратном, но такой удар лишает человека чувства собственного достоинства. Нам потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и даже подружиться после этого. Я бросаюсь к нему на колени и обвиваю руками его шею. — Спасибо, спасибо, спасибо, — повторяю я нараспев. Алек обнимает меня за талию, и я слышу, как он улыбается. Я вздыхаю. — Я скучаю по этому, — шепчу я. Алек всегда умел меня утешить и всегда знал, когда я больше всего в этом нуждалась. — Мои руки всегда открыты, — говорит он и смотрит на меня сверху вниз. Я улыбаюсь и прячу лицо у него на груди. От него всегда так хорошо пах — сандаловым деревом и мылом. Я могла бы сидеть в его объятиях вечно, и это единственное, что никогда не изменится. — Привет, Алек, — скрипит дверь, и раздается знакомый голос. Мы с Алеком оба вскакиваем и поворачиваемся к двери. — Ты не хочешь… — Джейс замолкает у двери с открытым ртом и широко раскрытыми глазами. Я спрыгиваю с колен Алека и заправляю выбившийся локон за ухо. Алек прочищает горло и поворачивается к Джейсу. — Я просто… э-э… подожду, пока ты закончишь, — Джейс указывает на дверь, вопросительно глядя на нас обоих. — Не стоит, — Алек махнул рукой. — Мы с Клэри как раз заканчивали. О чем ты хотел спросить? — По поводу обеда в баре, после того, как я вернусь… из дома Клэри… — он не смог правильно сформулировать предложение, и мне пришлось бороться с улыбкой, угрожающей расползтись по моему лицу. — Конечно, — улыбается Алек и кивает. Джейс снова смотрит между нами, прежде чем закрыть дверь. Я расхохоталась, и Алек плюхнулся в кресло. — Ну, это было неловко. — Это заставит Магнуса хорошенько посмеяться, — говорю я, и Алек бросает на меня взгляд «Ага, точно». — Я должна идти, но, правда, спасибо, Алек. Это очень много значит для меня, — он кивает, и я иду к двери. Прежде чем открыть ее, я оборачиваюсь. Алек вернулся к своим бумагам, но вопросительно поднимает взгляд. — Я люблю тебя, — шепчу я, и уголок его губ поднимается вверх. — Я тоже люблю тебя, коротышка, — для любого другого человека этот обмен не имел бы никакого смысла, но для нас он имел. Мы не признавались друг другу в вечной любви. Мы не прощались как влюбленные. Это было понимание между нами, что мы разделяли что-то особенное, и хотя наши отношения и чувства были другими, что-то особенное все еще было там. Я вышла из его кабинета и улыбнулась, но улыбка тут же исчезла, когда я увидела Джейса, прислонившегося спиной к стене, засунув руки в карманы, подперев ногу и выставив одно колено. Он выглядел смущенным и пораженным. — Могу я спросить? — его голос принял ровный тон. — Спрашивай, что хочешь, — пожимаю я плечами. — Не могу обещать ответа. — Он ведь гей, верно? — палец Джейса направлен в сторону двери позади меня. — Я имею в виду, что Магнус не просто по-дурацки пошутил над новичком? — Нет, — я фыркаю от смеха, — Магнус не подшучивал над тобой. Алек гей, пока что, — Джейс приподнимает бровь, как бы спрашивая «пока что?», а я шепчу: — Я втайне пытаюсь его переубедить, — вторая бровь теперь совпадает по высоте с первой поднятой, и губы его раздвигаются. Я не могу удержаться от смеха. Выражение его лица становится любопытным, и я со вздохом кладу руки на бедра. — Я шучу, — Джейс плотно закрывает рот и кивает. — Но я начинаю думать, что ты снова меня преследуешь, — я ухмыляюсь. Джейс скрещивает руки на груди и коварно усмехается. — Это ты пришла ко мне на работу, — он отталкивается от стены, делает два шага вперед и теперь стоит прямо передо мной. Я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом, и его глаза сверкают. — Может быть, это я тот, кого преследуют, — эта бровь снова взлетает вверх, и огонь в моем животе оживает. Вот дерьмо! Как он это делает? Мне кажется, что мое сердце остановилось, и я должна задержать дыхание, чтобы не уловить его запах. Я помню его с первой ночи, когда мы встретились. Как бы я ни была пьяна, я удивлена, что это так, но он где-то в глубине моего сознания, и мне не нужно быть рядом с ним, чтобы почувствовать его. Он пахнет сладко и пряно одновременно, на ум приходят «Armani Code» или «Burberry». Что бы это ни было, мне хочется провести языком по всему его телу. — Мне не нужно преследовать людей, — щебечу я и быстро бегу вокруг него. Эти мысли меня нервируют и, честно говоря, пугают до чертиков, потому что единственный человек, с которым я была достаточно близко, чтобы облизать, теперь гей. — И все же ты все еще здесь, — говорит он прямо у меня за спиной. — Да, я пришла повидаться с другом, и моя мама будет ждать меня, — я поворачиваю голову, чтобы сказать. Теплые пальцы мягко, но твердо обхватывают мою руку, и я задыхаюсь, когда он тянет меня назад. — Я отвезу тебя домой. Так уж получилось, что я еду именно в этом направлении, — он улыбается, и мои внутренности тают. Лужа, я чертова лужа! Дыши, Клэри, дыши! Нет, подожди! Не дыши, будет только хуже. Он отпускает меня и снова опускает руку в карман своих черных брюк. Я позволила своим легким снова начать работать, но так, чтобы не чувствовать его запаха. Я не могу сидеть в машине с этим человеком! Что, если моя одежда волшебным образом исчезнет, просто растворится в моей коже? — Я припарковался у входа. Мы остановимся и дадим знать твоей маме, прежде чем отправимся к тебе домой. — Или я могу просто пройти два квартала до продуктового магазина и встретиться с мамой. — Можешь, — кивает он, — но, насколько я помню, ты накричала на меня без всякой причины и теперь должна мне. — А как то, что ты подвезешь меня домой, освобождает меня от долга? — я задираю голову, искренне интересуясь, как это работает. — Ты заставила меня чувствовать себя дерьмово. Таким образом, ты можешь заставить меня чувствовать себя лучше, позволяя мне сделать что-то хорошее для тебя. Долг выплачен, и я больше не чувствую себя задницей, — он улыбается и подпрыгивает на цыпочках. Хитрец, не так ли? Я вздыхаю и смотрю на него сквозь ресницы, кивая в знак согласия, Джейс протягивает руку и говорит: — После тебя, — ух ты, еще и джентльмен. Я могу спонтанно воспламениться, если он придержит для меня дверцу машины. Алина сидит за своим столом, жует жвачку, когда мы проходим мимо, и бросает на нас смущенный взгляд. — Алина, — киваю я. Джейс стучит по стойке перед ней, и она отдает ему все свое внимание. — Меня не будет весь день. Если я кому-нибудь понадоблюсь, пусть позвонят мне на мобильный. Она кивает и делает пометку в блокноте. — Спасибо, — он улыбается, заставляющей сбросить трусики, тело дрожать и вызывающей оргазм, улыбкой. Алина ерзает на стуле, распрямляя и снова скрещивая ноги. Шлюха! Я толкаю стеклянные двери и сразу же замечаю машину Джейса. Он подбегает ко мне сзади и хватает за ручку как раз в тот момент, когда я протягиваю руку. — Позволь мне, — говорит он, и я борюсь с желанием броситься на него. Вместо этого я закатываю глаза, и он улыбается… этой улыбкой… снова. Я отступаю назад, чтобы он мог открыть дверь, и плюхаюсь на сиденье. Десять минут. Я могу выдержать десять минут на небольшом пространстве с этим человеком, но его машина пахнет его одеколоном, и я быстро закрываю глаза и делаю глубокий вдох. О Боже, он так хорошо пахнет! Джейс садится рядом со мной, и я резко выпрямляюсь. Тут же я решаю, что мы с Иззи отправимся на поиски одноразовой ночной забавы. Алек — единственный человек, с которым я была, единственный человек, с которым я когда-либо планировала быть, но этот мужчина заставляет мое тело кричать и умолять о внимании со стороны противоположного пола. Джейс заводит машину, и я немедленно опускаю стекло и наклоняюсь к нему. Свежий воздух кажется мне холодной водой, и я люблю его, но в то же время ненавижу. У меня никогда раньше не было такой реакции на кого-то. Это возбуждает меня и выводит из себя, потому что заставляет чувствовать отчаяние, а отчаявшиеся женщины делают глупости. — Готова? — спрашивает Джейс. Я киваю. Больше, чем ты можешь себе представить, пропищал голос в глубине моего сознания. Я тихо ругаюсь и качаю головой. — Ты в порядке? — Джейс выглядит обеспокоенным, и я заикаюсь в ответ. — Я… я просто забыла кое-что сказать Алеку. Ничего страшного, — пожимаю я плечами. Джейс кивает, но выглядит так, будто не верит мне, и не должен, потому что я лгу сквозь зубы, но ему не нужно этого знать. Мы подъезжаем к нашему грузовику как раз в тот момент, когда моя мама выходит из магазина. Джейс ставит машину на стоянку и выскакивает, чтобы забрать у нее сумки и положить их в кузов грузовика. Для меня все происходит как в замедленной съемке: то, как он двигается, его улыбка, то, как он взаимодействует с моей мамой. Он говорит что-то, что заставляет мою маму ухмыльнуться, и я сгибаюсь в кресле, когда ее глаза встречаются с моими. Она кивает и машет Джейсу, прежде чем сесть в грузовик и уехать, но не в направлении нашего дома. — Куда это она собралась? — спрашиваю я Джейса, когда он возвращается в машину, и провожаю грузовик взглядом. — Забрать кое-что для Люка, так что она была рада, что я отвезу тебя домой, — Божественное вмешательство отняло у меня право выбора. Это не имело значения, так как я уже позволила ему отвезти меня домой, но я все еще была расстроена из-за этого. Я перестала верить в судьбу после того, как Алек сказал мне, что он гей, но иногда ты просто задаешься вопросом, почему всякая хрень происходит именно так.