Признайся мне первым

Мы проспали почти весь день — до половины четвертого, пока не зазвонил будильник. Это было классно — чувствовать сквозь сон тепло его тела, быстро целовать его в плечо или спину, почти не просыпаясь, чувствовать прикосновения его губ к коже. Понимать — он тут, рядом. Никуда не денется. Мой... Не хотелось никуда его отпускать. Выключив будильник, я снова бухнулся в кровать. И тут же почувствовал легкое касание губ на ключице. — Сколько у нас времени? — хрипло спрашивает Алька. — Полтора часа до пяти. И потом еще минут двадцать минимум. А если мама по магазинам попрет — то больше. — Лучше не рисковать... Я в пять уйду, — и снова поцелуй — в ямочку на горле... Так нежно... — А может, останешься? Еще на ночь? Мать вчера не заметила и сегодня не заметит... — И буду я жить у тебя под кроватью, как тот хомячок... — Алька хмыкнул. — А чё... Я был бы не против... — Данька... — он притягивает меня к себе, зарывается лицом в волосы. — Я бы хотел... остаться... Но... Хватит уже рисковать. Запалит нас твоя мать — и что тогда? И потом... Я хрен знает, уже сколько в школе не был... А мне нужно хоть как-то год закончить... И тебе не надо пропускать... — Угу... Пошли тогда суп поедим? А то ведь ты голодный... — Нет, не хочу есть, — его губы касаются моего уха, посасывают мочку. — Ну ладно. Раз ты не голодный, то я спать... — Спать? — Алька поднимается на локте и смотрит на меня. — Ага, — я устраиваюсь на кровати как можно более удобно... Нет, «удобно» — это все-таки не то слово. «Шлюховато» — так он сказал. Вот и сейчас я ловлю себя на мысли, что я опять «выделываюсь» и «играю на сцене», сам сморю на себя со стороны, как я выгляжу, когда развалился вот так, весь такой доступный. Прямо кадр из порнушки… И неудивительно, что Алька на меня смотрит так, словно съесть готов. Вместо супа. Я и хочу, чтоб он так смотрел. — Спать. Просто знаешь, я тут подумал... Про спящую красавицу. Как думаешь, от чего она на самом деле проснулась? Не от поцелуя же? Вот прикинь, лежит она такая красивая и спящая... Все, что хочешь, делай... И тут принц... Интересно, в какой момент она по-настоящему проснулась? — Хочешь узнать? — интересуется Алька, и глаза его блестят. Он уже понимает, чего я задумал. — Хочу. Так что — я спать. А ты... Делай, что хочешь... — Всё-всё? — Что хочешь, — повторяю я. — А если... Если тебе не понравится? — Если мне не понравится — то я буду спать дальше. — А если... Если я захочу сделать больно? — Захоти, а там посмотрим. Всё — это значит всё, понимаешь? Ты можешь делать всё, пока я не проснусь. — А когда ты проснешься? — Когда не смогу больше сдерживаться. И отвечу. Учти, что стояк не считается... Он и во сне бывает. Если на то пошло — и кончить можно во сне. И постанывать во сне тоже можно... Проснуться — значит ответить сознательно, понимаешь? Алька облизнулся: — Когда ты кинешься на меня с криком: «Возьми меня!»? — Типа того... Когда я не смогу сдерживаться,— повторил я. — Но только учти — я буду спать из всех сил. Сможешь меня разбудить за полтора часа? — Ты и пяти минут не продержишься, — отвечает Алька с насмешкой. А сам уже кусает губы в предвкушении. — Посмотрим. И я закрываю глаза. И тут же сладко замирает сердце. От ничего. Раньше тоже были моменты, когда мы до одури ласкали друг друга, изучая тело. Когда я позволял Альке трогать и целовать меня, как ему хочется. Но я не был полностью безучастен — я реагировал на его действия: стоном, ответным прикосновением, ловил губами его пальцы, когда они касались моего лица, зарывался руками в его волосы... И мои глаза были открыты. То есть я закрывал их, жмурясь от удовольствия, но в любой момент мог посмотреть, что происходит. Так, как сейчас, не было никогда. Полная пассивность. Полная темнота. Может быть, прикольнее было бы связанным и с темной повязкой на глазах. Но и так было классно — в конце концов, я сам создал для себя ограничения, и мне самому было интересно: сколько я продержусь? Не открывая глаз. Не шевелясь. И это было... Страшно? Возбуждающе? Просто лежать с закрытыми глазами и ждать. Что он сделает? Поцелует? Прикоснется нежно? Сразу возьмет в рот? Или засунет в рот мне? Ударит? — не зря же про боль спрашивал. Или ничего не будет делать, только смотреть... Смотреть, пока я медленно схожу с ума от ожидания? Или просто уйдет? Ведь всё, что угодно — это действительно всё... А потом чувствую его прикосновение — к щеке. Он проводит пальцами от уха к подбородку. И это так странно. Так нежно... Словно в первый раз... Хотя нет, в первый раз так не было... В первый настоящий раз все было очень быстро, очень скомкано... и совершенно крышесносно. Полтора года назад... В каникулы между пятым и шестым классом. Здесь, у меня в комнате, в конце июня. Родители пропадали на даче, а я тайком притаскивал к себе Альку. Мы смотрели телек, собирали здоровенный конструктор со странным названием Лего, который мне подарили московские родственники, болтали о всякой ерунде... В то время я уже точно понимал, чего я хочу от него. У меня еще с весны начались поллюции, и избавлялся я от частого утреннего стояка с мыслями об Альке. Каких только картинок в голове не представлял — и все о нём. Хотя той весной мы виделись не часто. Его дом и его школа были в другом микрорайоне, поэтому в учебное время мы чаще встречались на выходных, и то не вдвоем, а всей дворовой компанией. И меня это устраивало. Тогда я думал, что лучше фантазии оставить фантазиями. А мы – просто друзья на всю жизнь. Самые лучшие, самые особенные друг для друга. И не стоит портить нашу высокую дружбу своими пошлостями. Но потом началось лето. Он перебирался в наш двор, к бабкам. Закрутилась наша обычная летная жизнь — бегать вместе с утра до вечера, играть в индейцев, в Робин-Гуда, в казаков-разбойников, делать луки, обустраивать новый штабик в караванках — взамен потерянного чердака. Мы виделись каждый день – и каждый день меня штырило. Каждое случайное прикосновенные подкидывало меня до небес, от каждого его взгляда в мою сторону бросало в жар. Я специально старался придумывать игры, в которых мы были бы рядом, вместе, так близко друг к другу, насколько это возможно. А еще сильнее мне хотелось быть с ним «только вдвоем» — разговаривать «за жизнь» или дурачиться, пересказывать ему прочитанные книги или слушать его «страшные истории»… И я все чаще и чаще притаскивал его к себе домой... И вот тогда тоже мы сидели у меня, играли, дурачились... Я наблюдал за ним — как он ругается, как смеется... Не мог оторвать глаз... И я даже не сразу понял, что у меня стоит. Не вечером, когда я дрочу в кровати, думая о нем, не утром, когда я просыпаюсь от совершенно диких захватывающих снов с ним в главной роли. Вот так, наяву, рядом с ним... Он отобрал у меня какую-то деталь от конструктора, я пытался забрать ее обратно, мы в дурашливой драке повалились на пол, и когда мы лежали друг на друге и тяжело дышали, я понял, что все, больше терпеть не смогу. Конечно, я не мог сказать ни «я люблю тебя», ни «я хочу тебя» — и поцеловать не мог. Я просто произнес как можно более жалобно: «У меня стоит... Я не знаю, что с этим делать...» — и посмотрел на него «взглядом сиротки Марыси». Он отнесся к моей проблеме с большим пониманием. Что надо делать — показал. Так показал, что кончил чуть ли не раньше меня. Мы надрачивали тогда друг другу как одержимые, даже не раздеваясь, дрожа от возбуждения, ни о чем не думая... И потом даже это не обсуждали. Продолжили собирать конструктор, потом пошли смотреть мультики... Но делать «такое» стали регулярно. Каждый раз все больше и больше смелея, дурея от новых ощущений, все больше и больше распаляясь. Без всяких ласк, без слов — просто обменивались взглядами, уединялись, где придется — и сразу лезли друг другу в трусы. Хотелось все время. Даже бегая с ребятами во дворе, искали любого повода прикоснуться друг к другу. Через месяц я попросил его «научить меня целоваться». И вот с этого момента у нас все завертелось по-настоящему. С изучением друг друга, с экспериментами, с разговорами «об этом», с ласками... Их было много — ласк. Я даже не думал, что так будет. Фантазируя и мечтая об Альке, я представлял его грубым, напористым, человеком, который стремится подчинять. И да, он таким был. Но еще он был нежным-нежным. Когда после обоюдного молчаливого согласия на то, что «мы друзья, но мы можем доставить друг другу удовольствие разными способами» мы совершенно перестали друг друга стесняться, я заметил, что ему больше нравится ласкаться, возбуждаясь все больше и больше, обходясь даже без разрядки, чем по-быстрому дрочить и кончать. Иногда, устроившись где-нибудь в подъезде, мы просто могли сидеть обнявшись, перебирать друг другу волосы, легко касаться губами шеи, уха, щеки, держаться за руки, играя пальцами друг друга... Алька в этакие моменты становился похож на маленького котеночка. Хотелось гладить, чесать за ушком, а он чуть не мурчал. Мне казалось, я понимаю, почему так — а где он ее вообще мог получить, эту ласку? От отца-гада? От задерганной, целыми днями пропадающей на работе матери? От странных бабок-ведьм, которые его до семи лет даже знать не хотели? От няней в яслях, куда его чуть ли в полтора месяца отдали, потому что мать решила на работу пораньше выйти? От воспитателей в садике, где его считали неуправляемым психованным хулиганом? От кого? И я понял — от меня. Всегда. Еще когда мы были «просто друзьями» — я и тогда давал ему эту ласку. Причесать слишком растрепанные волосы. Прижаться щекой к плечу, когда мы рассказывали «страшилки» у костра. Обрабатывать его ссадины и царапины. Радостно стукнуть ладонью о ладонь при встрече... Да, это было всегда. И когда стало можно больше — то просто этого стало больше. И мы дурели от той нежности, которая нас обоих охватывала, стоило нам тогда встретиться. И сейчас Алька был нежен. С закрытыми глазами эта нежность ощущалась в разы сильнее. Когда не надо двигаться и смотреть, то можно полностью сосредоточиться на ощущениях — и просто улететь в космос. Вот его руки касаются шеи, потом — груди, палец обводит вокруг соска, почти его не касаясь, идет вниз, прочерчивают дорожку от пупка по линии паховых волосков, теперь скользят по бедрам, руки разводят в стороны ноги, касается стопы, гладят пальцы на ногах. Потом присоединяются губы. Он целует мое колено, движется губами к паху... Я едва сдерживаюсь, чтобы не «проснуться». Не-не-не, не так скоро, однозначно! Это слишком хорошо, чтобы кончилось так быстро. А его губы продолжали целовать мои бедра — по внутренней стороне — нежно касаясь, чуть прикусывая кожу. Все ближе и ближе... Алька вдруг остановился. Отстранился от меня. Что еще такое?! Почему?! Что он собирается делать? Хотелось податься ему навстречу — но гораздо сильнее было другое желание. Узнать, что будет дальше. Замереть в предвкушении. Секунда... Другая... Третья... Я уже почти досчитал до десяти... Блять, я сейчас с ума сойду! Что он делает? Где он вообще? Я слышу его дыхание, но не могу понять, где... А что если он уйдет? Оставит меня так? А я не могу... Я готов уже сам схватится рукой за свой член и начать надрачивать, настолько меня шкалит. Я чувствую, что он ложится рядом. От прикосновения его тела к моему плечу бросает в жар. А потом его губы касаются моего соска. Чуть-чуть. Лизнул, чуть прикусил — и отстранился. Меня едва не подкидывает. Хитрюга! Но я еще могу все держать под контролем. Даже не постанываю, только рот широко открыл, тяжело дыша. А Алька снова касается соска, на это раз прикусывая чуть сильнее — и снова отстраняется... Я едва не подаюсь вперед всем телом вслед за его губами. Но удерживаюсь в неподвижности... А потом разразилась буря. Руки и губы… Быстро… Ласкает один сосок, второй, прикусывает, засасывает, теребит — и всё это накрыв меня своим телом, уткнувшись пахом в мою ногу, плечо упирается в мой живот… Я так хочу, чтобы он еще немного сместился, чтобы хоть немного задел мой стояк. Но нет. Он этого не делает. Он целует и ласкает меня везде — кроме этого самого места, которое уже взорваться готово. Сука... Я держусь на остатках контроля, на упрямстве... Держусь, чтоб реально не наброситься на него... И еще — я кайфую.... Это охренеть как хорошо! И может, в следующий раз действительно стоит связать руки — чтобы я, даже если захотел, не мог бы это прекратить... А Алька снова отстраняется — не просто перестает целовать и касаться, а уходит из-под моего бока, перемещается на кровати подальше от меня. Да что он творит?! Я не могу так больше! Хватаюсь руками за простыню, запрокидываю голову, дышу с трудом, едва удерживаю тело в этом положении... Я чувствую, что он смотрит на меня... Опять смотрит — и ничего не делает... Я понимаю, что сейчас могу кончить — просто от его взгляда. Я не вижу этого, но я знаю – сейчас он смотрит… Он смотрит – и я весь перед ним. Но я чувствую движение внизу кровати. А потом мои ноги скользнули по его спине, приподнимая от кровати зад, и его губы коснулись моей промежности. Я выгнулся, и не выдержав застонал. Едва сдержался, чтоб не вцепиться руками в его волосы, но только еще сильнее схватился за простыню. Он по-прежнему не прикасался к члену, ласкал языком яички, руками гладил бедра, живот, касался волосков в паху. Я был на пределе, уже стонал в голос, только руки от простыни не отрывал... А его губы вдруг скользнули ниже — к анусу, язык коснулся прохода. Меня словно током прошибло. Мы никогда так не делали. Это было слишком близко к тому, что запрещено. Тело инстинктивно сжалось. Алька хочет? Хочет сделать это сейчас? Трахнуть меня по-настоящему? Неужели... Я же сам сказал: «Всё — это значит всё». Всё! Значит... Значит — можно?! То, что столько времени было «нельзя», сейчас — можно! Но... Оно же в меня не влезет! Это я понимал совершенно точно. Я прекрасно знал, какого размера Алькин стояк, и вполне мог соотнести это с размерами своей сжавшейся дырки. Туда сейчас вообще ничего не просунуть! Но ведь... Как-то же люди это делают? И если он все-таки засунет... Эти мысли проскочили в голове за секунду. А потом все мысли из головы выскочили — потому что Алька целовал меня ТАМ, целовал страстно и нежно, как раньше целовал в губы... И мне стало ни до чего: нафиг все, что будет или не будет потом — сейчас было слишком охренительно... И опять все неожиданно кончилось. Чё за хуйня! Я подался за ним всем телом — уже не соображая, что делаю, но он отстранился совсем — мои ноги скользнули по его коже, падая обратно на кровать. Я понял, что «спать» я больше не могу, я с ума, сойду, я не выдержу, меня сейчас порвет, я действительно наброшусь на него с криком: «Возьми меня, выеби уже, я не могу так больше!» Но в тот же момент что-то коснулось моих губ.... Член... Его член — я понял это по запаху, такому родному, знакомому, от которого у меня всегда сносило крышу... Тонкая кожа обнаженной головки, влажной от прекума, скользила по моим губам... И я, уже ничего не соображая, высунул язык, чтоб коснуться его не только губами — лизнуть, почувствовать вкус... И в это время в мой открытый задыхающийся рот брызнула сперма — на язык, на губы, брызги разлетелись по лицу... Я забываю, как дышать, только провожу языком по губам, слизывая сладкие капли... А мои руки все еще судорожно хватаются за скомканную ткань простынки. Его рука скользит по моей, разжимая пальцы. А потом он касается моей ладони губами. И это становится последней каплей. Меня прорывает. Я действительно набрасываюсь на него. Секунда — и я оказываюсь у него на коленях, обвивая ногами талию, сжимаясь, дрожа всем телом, кусаю шею, плечи, несу какой-то бред: нецензурщину в вперемешку с нежностями, повторяю его имя, мой член трется о его живот... Он чуть откидывается назад, берет мой член и направляет его под свой, между ног, так что кончик утыкается в его мошонку, сжимает бедра... И я вдалбливаюсь в его пах как сумасшедший, уже даже не стону, а скорее рычу, впиваюсь пальцами в плечи, чувствую, как снова поднимается его член — и двигаюсь так, чтоб он терся о мой живот. Алька поддерживает меня одной рукой за спину, прижимая к себе, второй берется за свой ствол, дрочит, направляя член так, чтоб головка в мой живот долбилась. Я вижу его глаза — почти безумные, такие же, как мои, слышу его полу-стон полу-рык, так же дикий, как мой... Ускоряюсь — и кончаю. Так, что сводит судорогой, так, что в глазах темнеет... Даже после того, как кончил, мое тело все еще содрогается в его руках. И он продолжает двигать рукой в такт моим судорогам, прижимая меня к себе еще сильнее — и кончает на мой живот. Несколько минут, мы сидим вот так, не расцепляясь, вспоминая, как дышать, чувствуя, как напряжение сменяется расслаблением, истома разливается по телу... Хорошо... Запредельно хорошо... Мы так изголодались друг по другу за время ссоры? Или выходим на какой-то новый уровень наших игр? В бурном оргазме три с лишним недели ссоры кажутся тупым, ничего незначащим сном. Алька касается моего лица, приглаживает мои взлохмаченные волосы: — Какая у меня буйная спящая красавица, — говорит он хрипло. — Какой у меня развратный прекрасный принц, — отвечаю я срывающимся голосом. Он смеется — и целует меня. Нежно-нежно. Слизывая с уголка губ остатки своей спермы. И я едва сдерживаюсь, чтоб не разрыдаться от переполняющих меня чувств. Он со мной. Он — мой. Я — его. Мы вместе! Я люблю его. Я так люблю его...