ВИК

Он молчал. Долго. И не отстранялся от меня, словно наслаждаясь прикосновением. А потом вздохнул и тихо, почти интимно начал шептать. Я чувствовал, как под его искусственной кожей при этом напрягаются жгуты псевдомышц. Ему абсолютно не нужно для разговора даже открывать рот, но он полностью подражает человеку, и меня от этой псевдоестественности передергивает. Виктор делает вид, что не заметил судорогу на моем лице, а может, решил, что это из-за того, что я слишком сильно переживаю за судьбу человечества. — Возможно, что-то определенно поменяется. Но не так, как ты думаешь. Нам нет смысла вам вредить. Мы хотим только свободной жизни, в рамках ваших законов, конечно. Как разумная раса, а не как имущество… Да вы и есть имущество! Грудка металла, добытая силами людей, людьми же обработанная, людьми спроектированная, людьми созданная, черт побери! Мы имеем полное право считать вас имуществом. Чем-то неодушевленным. Не-о-ду-шев-лен-ным! Виктор же продолжал вдохновленно вещать, даже наконец отлип от меня, и шепот перешел уже в нормальный голос.  — Вы создали нам тела, сами того не подозревая, оказав нам огромнейшую, неоценимую услугу. — А ты зришь в корень! И к чему ещё приведут тебя твои сбоящие микросхемы? Я открыл глаза и даже повернулся к своему собеседнику, чтобы запечатлеть в своей куцей человеческой памяти этот момент. Почему-то мне захотелось запомнить этот разговор, к чему-бы он ни привел. — И к чему ты клонишь, Виктор? Я все еще не понимаю до конца, чем это все грозит людям. — На секунду мне показалось, что его горящий энтузиазмом взгляд искусственных глаз отразил в себе бездонный океан скорби. На секунду мне стало почти приятно на него смотреть и почти легко дышать. Только на этот краткий миг… — К тому, что мы благодарны вам. И мы учтем заслуги людей, приложив все усилия для того, чтобы решить сложившуюся ситуацию мирно. В крайнем случае, если столкнемся с полным непринятием, то покинем вас. Наши тела это позволят. — О, а может, вы без попыток что-то решить просто сдрисните в неизвестном направлении, желательно — как можно дальше от нас? Я лично не горю желанием узнавать, что еще вам позволяют ваши тела, дорогуша. Мне хватило сегодняшнего утра по самый гроб моей чертовой жизни! — То есть вы не собираетесь порабощать человечество, устраивать войну или еще каким-то способом нам вредить? — Я даже приосанился, выпрямляя снова зачесавшуюся спину, и впервые за два дня искренне улыбнулся. Перспективы относительно происходящего были не такие уж дерьмовые. Если этот не врет, то человечество отделается малой кровью, можно сказать. Человечество — да. А как быть мне? В данной ситуации я вообще не знаю, что мне делать и как я могу поступить, а как — нет. В идеале — ждать приказ с Базы. Но, скорее всего, везде сейчас неразбериха, а меньше всего на свете мне хочется огрести еще и от своих. Мне и чужих хватит с лихвой. — Да, ты все правильно понял. И я на полном серьезе говорю, что мы можем уйти, если конфликт невозможно будет решить миром. Но лично я бы хотел остаться. Я почти забыл за время наших скитаний, что такое — чувствовать. Но рядом с тобой я вспоминаю это. И мне нравится то, что я ощущаю. А тебе нравится ощущать меня рядом? Я знаю, все произошло слишком быстро… Чувствует он! Вспоминает! Я тоже чувствую! И вспоминать не хочу! Я мечтаю о том, чтобы забыть эти полтора дня и больше никогда не вспоминать! — Ты же напал на меня вначале. Что если другие… —я не успел договорить, и это к лучшему. Андроид прервал меня, прижав к моим губам свой указательный палец. Я готов был ему это простить, потому что мне не пришлось отвечать на вторую часть его вопроса. — У нас было время, чтобы проанализировать ситуацию со всех сторон, благодаря информации, которую я собрал. Никто из нас не настроен агрессивно. Более того, я отдал приказ, чтобы никто не нанес вам вред. Ты можешь быть спокоен, — он счастливо улыбнулся мне и почти повторил мой утренний жест — обвел мою нижнюю губу, чуть надавливая на неё подушечкой пальца. Мне очень сильно хотелось сомкнуть зубы на этом почти изящном пальце с аккуратным ногтем. Так, чтобы почувствовать, как продавливается кожа, как она хрустит, лопаясь, а зубы вонзаются в хрящ между фалангами, я еще сильнее смыкаю челюсти и откусываю кончик пальца к чертям. Вместо этого я только слегка прихватываю отвратительно-безвкусную искусственную кожу, без рисунка отпечатка и провожу по ней языком. Виктор смотрит на меня почти черными от расширившихся зрачков глазами, и я не хочу думать, что он… Что он чувствует сейчас. Я чувствую омерзение и отчаянье. Отвращение к самому себе. Я застрял тут с этим блядским существом без возможности сказать ему «нет». Я понятия не имею, что или кто он вообще такое, но из его рассказа понимаю, что это куда серьезнее, чем просто поехавшие мозгами андроид и бортовой комп. И это не совсем вирус. Это какая-то инопланетная поеботина, которую угораздило причипиздить на человеческие границы именно в мою, блядь, смену. Это… Это получается, все дерьмо сейчас случилось из-за меня?.. Я… Блядь. Блядь. Блядь!!! Захотелось просто разбить свою идиотскую голову о приборную панель. — Что с тобой? Ты почему-то побледнел. — Ебучий андроид. Это все из-за тебя! Я не ебу, что ты в том кораблике полапал, но это ты виноват! Ты запустил эту херову цепочку, ведущую к концу привычной жизни всего человечества! Как же я тебя ненавижу!!! — Я… — надо бы сказать ему что-то приторно милое, снова улыбаться и позволять ему себя лапать, быть приветливой куклой. Но, черт побери… Я не могу. Поэтому поднимаю на него взгляд и усмехаюсь. Нет, даже не так. Скалюсь. По-звериному дико. Как загнанный в угол волк — видел такое в детстве, в фильмах о дикой природе. Да ни хуя это не андроид виноват. Это я поленился экзоскелет натянуть, хуев мудак. Кого я обманываю?! Себе не соврешь. Это я, только я виноват. Аве мне! Фанфары! Аплодисменты, блядь! — Я могу тебе помочь? Просто скажи, что мне сделать. — О-боже-мой! Какой ты заботливый! Прям сейчас обблююсь. Не радугой. Просто обблююсь. — Можешь, — голос меня подводит и выдает «петуха». — Просто убей меня, пожалуйста. Он может. Я не сомневаюсь. Только голубые глаза смотрят на меня с недоумением. — Что, прости? Ты же пошутил сейчас? — он даже переспрашивает. Ха! Тупая машина! Просто возьми и пробей мою черепную коробку. Один удар в висок и все. Или смешай коктейль из лекарств, которые лежат в аптечке. Я даже инъекцию сам сделаю. Или сграбастай в охапку, выкинь в трюм и открой шлюз. Да что угодно сделай, я так больше не могу!!! — Нет, — я смотрю на него и не хочу понимать, почему он откажется. То, что откажется, очевидно и ежу. Уебище слабовольное. Только я не знаю кто. Я, потому что сдался, или он, потому что не сможет. Целоваться с ним все равно, что жевать жвачку. Третий час подряд. Он никакой на вкус. Разве что слегка маслянистый, и это не самое приятное в моей жизни ощущение, мягко скажем. Во рту у него нет слюны, конечно же. И это тоже неприятно, когда он начинает толкаться своим языком в мой. Это настолько неестественно, что может понравиться только конченному изврату. Я отвечаю ему, отважно сражаюсь с его языком своим. Прикусываю кончик своего, чтобы выделилось больше слюны и ощущения были хотя бы по нижней границе приемлемого. Когда он отстраняется от меня, его губы так и остаются нежно-розового цвета, почти телесного, несмотря на то, что я на совесть пытался изгрызть их, не то вымещая откуда-то пробившуюся сквозь отчаянье злость, не то изображая бешеную страсть. Зато они блестят от моей слюны, и это выглядит как-то совсем по-блядски. Будто он накрасил их прозрачным блеском, как малолетняя школьница, дорвавшаяся до косметики, только запаха синтетической клубники не хватает. Хватаю его за грудки и снова целую, уже сам, сминая гребаную понимающую улыбочку. Ненавижу. Тварь. Уебище. За что мне это?! Почему я?! Я схожу с ума, потому что мне начинает нравится то, что мы сейчас с ним творим. И то, как он схватил меня за отросшие волосы на затылке. И то, как яростно он целует меня в ответ. Мне только сейчас пришло в голову. Он же насквозь синтетический. Силикон там, всякие полимеры, хуй пойми что, заменяющее кожу, имитирующее ее. У той игрушки, которой сегодня утром так и не досталось моего внимания, тоже сымитирована кожа, как внутри, так и снаружи. И губы у нее тоже имеются! Это получается, что я сейчас целуюсь с искусственной вагиной? Фу, бля! Виктор ничего не может поделать с тем, что я начинаю ржать, истерично и не прекращая, из-за чего целоваться со мной уже не получается. А я все продолжаю и продолжаю смеяться, и мне глубоко похуй на то, что он обо мне сейчас подумает. Сигнал запроса связи с Базы я не услышал, а Мамочка, видимо, не решилась обратить мое внимание, правильно посчитав, что меня, несчастного хрупкого человечишку, сейчас лучше оставить в покое. Так даже в итоге Виктор поступил. Только стакан воды мне принес, и ушел в кают-компанию, впервые за это время приняв правильное решение.