ВИК

Я говорил, что хуже уже быть не может? Ха! Я непревзойденный оптимист оказался! С Базы пришел приказ о расформировании патрульных отрядов. Мы обязаны были отслужить еще три месяца, ровно до конца моего контракта, а потом, пригнав корабль на Базу, я буду волен идти куда угодно. Продлять контракт со мной никто не собирался, а вот андроиды теперь, сука, были в приоритете контрактной службы. Более подробно мне никто ничего не сказал, конечно же. Будут они в условиях едва ли упорядочившегося хаоса разжевывать все какому-то там погранцу. Я в гневе зашвырнул пустой стакан из-под воды в стену, пластик глухо ударился о такую же пластиковую поверхность и упал на пол, откатившись на середину рубки. Теперь еще и это. Я столько времени и сил потратил на то, чтобы стать пилотом. Чтобы свалить с Земли. Да я, черт побери, грезил Космосом с малых лет! И теперь мне, как и многим другим таким же, как и я, отказано. В приоритете, блядь, у них андроиды! Все изменилось за ничтожно короткое время. Из-за этих сраных жестянок я буду вынужден вернуться обратно и копать картошку под довольным взглядом матушки. Нет, безусловно, прекрасно, что я смогу отделаться от этого монстра, но какой ценой? Какого хрена там вообще происходит?! Я подал запрос на сводку последних новостей, но их, конечно же, мне никто не прислал. Будто им сейчас есть время на такую ерунду, да. Мамочка тоже отказывалась передавать мне новости. Сыпала заботливыми фразочками и пыталась заговорить мне зубы. Я провел в рубке больше двадцати часов. Виктор не приходил больше, и я готов был тут заночевать, лишь бы не видеть его снова. Решительно не понимаю, как мне теперь следует поступить. Что мне дальше делать. Чем заниматься после того, как мой контракт закончится. Все мои знания, все мои умения… Я ничто без моего корабля. Без прекрасных и опаснейших просторов Космоса. Ни черта кроме этого не умею. Даже накоплений нет: практически все свое жалование я отправлял семье, оставляя себе совсем немного — то, что со спокойным сердцем спускал на шлюх и выпивку во время увольнительных. Да плевать мне было всю жизнь на бабло! У меня была мечта, и я долго и упорно трудился, чтобы добиться ее исполнения. А теперь все кончено. И я бы понял, если бы меня обвинили в произошедшем, судили… Нет. Об этом вообще ни слова. Да и действовал я согласно протоколу, а не своевольничал, так что… Хотя если такова цена за то, чтобы избавиться от Виктора, то я почти на нее согласен. Почти, потому что нам надо просуществовать вместе оставшиеся три месяца. Если бы мне дали приказ возвращаться на Базу немедленно, то я полетел бы туда не задумываясь. А так… Так все еще хуже, чем могло бы быть. Три месяца на самоедство и пребывание в замкнутом пространстве с существом, которое и живым-то назвать невозможно. Мне жутко. Я хочу спать, потому что слишком сильно вымотался за этот чертов день. Я ничего не ел сегодня, даже завтрак так и стоит на столике, я не нашел в себе сил к нему даже подойти, плевать, что он остыл и из просто невкусного стал отвратительным. Самое главное — я боюсь пойти в каюту, потому что знаю: он снова придет ко мне. Но если я продолжу торчать тут, то он может заявиться и сюда. Мне даже дверь нечем забаррикадировать. Потому что вся мебель на магнитах, и хрен я ее сдвину с места. Как минимум мне придется перезагрузить всю электронику на корабле, чтобы магниты отключились, но что я буду делать в кромешной темноте? Да и кто бы мне позволил это сделать! Бортовой комп теперь Мамочка. Камеры слежения — не просто хроника моего пребывания тут, не просто записи для черных ящиков, а ебаные шпионы. Я уронил голову на приборную панель и выдохнул сквозь сжатые зубы. Надо продержаться три сраных месяца, и гори оно все синим пламенем! Что угодно, ради того, чтобы выйти из этой клетки, в которую превратился мой уютный корабль. Он за долгие одиннадцать лет стал родным до последнего винтика, и от этого еще больнее. — Привет. — О. Явился — не запылился! Снова неслышно подошел, напугал до усрачки и стоит, лупает своими голубыми глазами, смотрит на меня с грустью, от которой сразу возникает кислый привкус во рту и хочется хорошенько вмазать ему по еблу. Жаль, это бессмысленно, только руку зря покалечу. — Привет, — мой собственный голос хриплый и какой-то неживой. От этого становится еще паршивее. Что еще ему сказать, я просто не знал. Наверное, стоило бы сейчас кидаться обвинениями, мотать сопли на кулак или вообще попытаться совершить попытку самоубийства, напав на него. Ха! Я даже головы не поднял с приборной панели. Просто плевать на все. — Может, пойдешь спать? Ты довольно долго тут, тебе нужно отдохнуть, — снова этот тихий голос. Заботливое уебище. Я никак не реагирую на его слова. Не хочу. Или даже не так — не могу. — Пожалуйста, пошли спать? — Нет. Я с тобой никуда не пойду. Как бы ты ни просил, чудовище! Снова молчу, игнорируя его. Может, ему надоест и он уйдет, оставив меня в покое? О! Идея! Если я не буду ничего жрать, то он никак не сможет повлиять на это, и я сдохну к херам! — Макс… — О нет-нет-нет! Не смей! Он впервые называет меня по имени, а я чувствую, как оно моментально становится грязным. И я сам тоже становлюсь грязным и липким, словно на меня вылили ведро дерьма. — Хотя бы посмотри на меня! Ну же, храбрый человек! Подними голову и посмотри на меня! Я волнуюсь за тебя! — Ах ты, сука! Раскомандовался тут! Какое вообще ты имеешь на это право?! Хотя, чисто технически, возможно, и имеешь. Внеземной, блядь, разум! Едва давлю в себе порыв кинуться и наорать на него. Чтобы убрался ко всем чертям. Чтобы не смел больше никогда произносить мое имя своим поганым искусственным ртом. Чтобы… А ради чего я сопротивляюсь? Ради осколков своей собственной гордости? Что? Когда это я ей дорожил? Ради человечества? Так все решили и без меня. Ради каких-то своих моральных выебонов? Серьезно? Гораздо проще засунуть их себе же в жопу и провернуть пару раз. Его рука мягко ложится на мое плечо, и я даже не вздрагиваю от этого. — Я обещаю тебе, мы поговорим обо всем, о чем ты только хочешь. Но сейчас тебе просто необходимо поспать. Ты понимаешь? Хотя бы не сопротивляйся мне. — Виктор издал какое-то подобие смешка, и я даже не понял, как это произошло — он поднял меня с кресла. На руках. Аккуратно, но довольно резко. А теперь, держа меня под спину и под коленями, он нес меня в мою же каюту, кто бы сомневался. Я почти инстинктивно обнял его за шею, чтобы было удобнее, пусть тут и не такие расстояния, чтобы этот жест имел хоть какой-то смысл, да и нес меня андроид, у него нет понятия «удобство», как же! — Все будет хорошо, — шепчет это существо, когда перед ним открывается дверь моей каюты. Ничего уже не будет хорошо. Он безбожно пиздит. — Не бойся, я рядом с тобой, — говорит он, кладя меня на кровать, аккуратно, словно я не здоровенный лоб, а хрупкий да тонкий. Хотя если сравнивать, то по сравнению с ним я и правда хрупкий. Так он рядом со мной, или не бояться? Тут одно из двух, как бы… — Просто расслабься. Я сейчас сниму с тебя одежду, тебе будет в ней неудобно, — сказав это, он расстегивает мой китель, обнажая грудь и переходит к форменным брюкам. Расслабиться? Он, блядь, шутит? Он снова трогает меня там — аккуратно проводит кончиками пальцев по члену, и я отчаянно ругаю себя за то, что не ношу под формой нижнего белья. Раньше не видел в этом никакого смысла, а теперь… Зато теперь, где мне взять трусы, не записавшись в кружок «оч умелые ручки» дистанционно, я не знаю. — Вот так, тише, тише, — он уже расшнуровывает берцы и снимает их с моих ног, затем носки и наконец аккуратно стягивает брюки. Я остаюсь в одном расстегнутом кителе, и мне становится иррационально весело. Он же может сейчас делать со мной, что захочет, — я просто не смогу сопротивляться. И он это прекрасно знает. Но только раздевает. Очень медленно и аккуратно, словно разворачивает обертку у подтаявшей конфеты. Я чувствую себя этой самой конфетой, особенно если обращать внимание на то, как он на меня смотрит в этот момент. Я не обращаю внимания. Кровать мерно покачивается, и это привычно меня убаюкивает. Сквозь сон чувствую, как меня накрывают одеялом, а потом через какое-то время ко мне прижимается теплое тело, осторожно обнимая и шепча что-то на грани слышимости. Я не хочу, чтобы «завтра» наступало.