ВИК

Просыпаться, ощущая, как тебя лапают, — чертовски нездоровая тенденция, учитывая изменившиеся реалии — совсем уж дерьмовая. Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, я открыл глаза и наткнулся на мечтательную морду андроида, который нависал надо мной, оперевшись на одну руку, а второй гладил мой живот, то и дело спускаясь ниже. — И что ты делаешь? — Не то чтобы я рассчитывал на ответ, типа: «изучаю прикладную анатомию», или, на крайний случай, «исследую безусловные человеческие рефлексы». Нам обоим вполне понятно, что, а главное, зачем он делает. — Доброе утро, — Виктор улыбнулся мне и, слегка нагнувшись, потерся носом о мой нос. Да он совсем ебанулся? Да. Нет. А я? — Ты решил снова сделать мне приятное? — Приподнимаю одну бровь и с намёком смотрю на его руку, которая уже вовсю наглаживает мой член. Пусть так, только лишь бы он отстал от меня на протяжении дня. И я буду счастлив и такой малости. Если ради этого мне придется снова изобразить перед ним неземную страсть и дать себе отдрочить — хрен с ним. — Нет. — Руки он не убирает, только лицо его слегка отстраняется, чтобы я мог сфокусировать на нем свой взгляд. Нет? Тогда какого хрена твоя рука сейчас творит?! Мне чертовски интересно, как будет выглядеть его лицо, если соскоблить с него имитацию кожи. — Я решил сделать приятное нам обоим. — А это что-то новенькое. Блядь. Даже предполагать не буду, что именно он хочет делать. Пожалуйста. Прекрати. Я не хочу, чтобы ты меня трогал. Я не хочу этого «приятно». Просто уйди. — И как ты решил это провернуть? — Чуть приподнимаю бедра, чтобы потереться об его руку. Чисто физически — мне приятно. Морально же… — Я хочу попробовать сделать кое-что, не бойся, тебе должно понравиться, я буду очень осторожен и внимателен. — А можно не надо? Эта срань механическая и так осторожна чересчур и внимательна, как неусыпное око. Я даже ответить не успеваю ничего, только издать какой-то задушенный вздох, а он резко просовывает свою руку мне между ног, слегка придавливая яйца, проходит с нажимом подушечками пальцев сразу за ними, от чего у меня искры из глаз едва не начинают сыпаться, а потом надавливает на анус. Я пытаюсь вывернуться, мне даже почти удается. Он сам отстраняется, криво ухмыляясь, и слезает с кровати, от чего она шатается подо мной довольно сильно. — А может, не будем сейчас так экспериментировать? — Моментально сажусь и рывком прикрываюсь углом одеяла, которое нащупал каким-то чудом. Когда дернул за угол, на середину лежбища вывалился злосчастный тюбик смазки — вчера забыл его убрать, а теперь он словно красная тряпка для быка — заставляет думать о самом худшем. Андроид ничего мне не отвечает, смотрит голубыми глазами на меня и начинает медленно расстегивать свой китель. Я не хочу такого стриптиза и отворачиваюсь, взглядом ища свою одежду. Видимо, отвернулся я зря, потому что едва я начал медленно сползать с кровати, чтобы добраться до стенного шкафа — там был как минимум один сменный комплект формы, как ебаный автомат просто напросто повалил меня на спину и зажал обе руки одной своей. Он не успел снять одежду — распахнутый китель открывал взгляду вполне человеческую безволосую грудь с маленькими бесцветными сосками, а из расстегнутых брюк… Нет. Серьёзно, блядь?! Какие сраные извращенцы конструировали этих мандоблядских андроидов, что не забыли прикрутить им хуй?! Зачем?! Чтобы ублажать домохозяек?! Что за сюр?! — Отпусти меня немедленно! — Я даже был относительно спокоен, хотя бы внешне. Нет смысла с ним бороться, тут только словесно и можно одержать победу. — Нет, я знаю, что тебе нравится то, что я делаю. Расслабься, все хорошо. — Да сколько можно?! В смысле, блядь, «расслабься»?! Я это даже видеть не хочу, не то что ощущать! Уйди!!! — Я не хочу! Прекрати это все, Виктор! Ты говорил, что вы не будете причинять вреда, а то, что ты собираешься сделать, — это вред! Так нельзя! — Как мне донести до него, что я могу вытерпеть многое, но это будет последней каплей?.. Я в отчаянии. Просто… Если он сейчас сотворит ЭТО, то я даже не знаю, что от меня останется. Разве что покалеченный, пустой разум. Все остальное уже не будет мне принадлежать. Ни мечты, ни мысли, ни тело. Он заберет себе все. Я не хочу. Нет. Пожалуйста! Он вздыхает, смотрит на меня задумчиво и снова начинает трогать меня. Щиплет соски, почти больно, а потом, когда добивается от меня шипения сквозь зубы, ведет рукой ниже. — Не делай этого, пожалуйста, — я готов уже скулить и плакать. — Почему? — Ты издеваешься?! Почему, блядь?! Да потому, что ты сейчас меня насилуешь, сука! Ты этим в разных вариациях занимаешься все время, как «прозрел»! — Потому что мне не нравится то, что ты со мной делаешь. Мне не нравится то, что ты меня удерживаешь силой, то, что вторгаешься в мое личное пространство и лапаешь меня! — Его мозги явно замкнуло. Он не останавливается. Тискает мой опавший член, пытаясь добиться эрекции, оттягивает яички и настойчиво поглаживает ту точку за ними, просунув пару пальцев между моих с силой сомкнутых ног. Меня прошибает холодный пот. — Я просто хочу, чтобы приятно было нам обоим. Не сопротивляйся мне, все будет хорошо. Ну же, успокойся, Макс! Я не делаю ничего страшного! Просто трогаю тебя… — Да в этом-то, блядь, и дело! — Но мне уже неприятно. Ты ошибаешься… Он ещё больше ошибается, начав меня целовать. Это все так же противно до тошноты, но он настойчиво вторгается своим языком в мой рот и не дает сказать больше ни слова. Он настойчивый. Горячий — в прямом смысле горячий, почти обжигающий. И просто охуительно сильный. Виктор добивается своего, долго, упорно и почти медленно трогая меня, я бы даже сказал лаская, но разве ласка бывает насильной? Я закрываю глаза, чтобы хоть как-то отрешиться от происходящего. Мое тело — мой храм. Мой последний рубеж. И он рушит мою оборону, ломает ко всем чертям баррикады и вторгается, оскверняя и клеймя собой. Он убирает руку, до этого мучающую меня. Я слышу щелчок флакона со смазкой, и понимаю, что это конец. Разрывает поцелуй, давая мне глотнуть воздуха, кажущегося почему-то холодным и разреженным. Начинает кружиться голова. Противный хлюпающий звук и я чувствую через пару мгновений, что он снова начал обводить мой анус кончиком пальца. — Посмотри на меня, Макс. — Это даже не просьба. Приказ захватчика, которому я не имею права сопротивляться. Потому что иначе будет только хуже. Едва я открываю глаза, даже не пытаясь сфокусировать взгляд, как чувствую, что он смог-таки втиснуть в меня палец. Анус жжет, и вообще, ощущения довольно неприятные, но, по крайней мере, мне не больно. Физически — не больно. — Вот так, чувствуешь? Чувствуешь меня? Я вот чувствую тебя… Ты горячий внутри, там гладко и нежно, стенки такие упругие… Я хочу быть внутри тебя, хочу, чтобы нам обоим было приятно. Чтобы ты получил удовольствие, такое же, какое получаю я, делая это все с тобой. — Что же ты несешь?.. Остановись… Отворачиваюсь от него, за что получаю болезненный толчок внутри себя. Кажется, там уже два пальца, меня ужасно распирает изнутри, и мне кажется, что еще немного и я просто обосрусь. Но ничего такого не происходит. Ебучий андроид продолжает надо мной издеваться, а я не могу уже чувствовать рук, стиснутых им. Он сильный. По человеческим меркам, если, конечно, отбросить знание того, что таких, как он тысячи, то красивый. Эстетически привлекательное лицо, светлые волосы, выбритые на висках почти под ноль, но на макушке довольно длинные. Блядские голубые глаза и прямой нос, почти пухлые губы. И чертовски длинные пальцы. Которыми он трахает меня в зад, не желая останавливаться, и несет какой-то бред, шумно выдыхая мне на ухо. — Еще немного и я точно смогу быть в тебе. Доставлю тебе удовольствие… Какой же ты восхитительный! Хочу услышать тебя. Как ты стонешь, когда я буду внутри тебя. Когда я начну двигаться, медленно-медленно поначалу, чтобы ты привык ко мне, а потом все быстрее, наслаждаясь тобой, тем, как ты сжимаешь меня в себе при каждом толчке… — Да завались ты уже и вставь, разговоров больше, чем дела! — Не знаю, что кажется мне более отвратительным. Ощущения, или те сопли, которые он тут развел. Как ни странно, андроид затыкается на полуслове и слушается меня. Мы еще некоторое время боремся, потому что я не хочу раздвигать ноги, а он наконец-то отпускает мои руки и хватает меня за колени, с силой их разводя. Это просто тошнотворно, но меня начинает возбуждать именно это. То, с какой лёгкостью он рушит все мое сопротивление, при этом действительно не причиняя мне вреда. Когда он все же развел мне ноги, настолько широко, что затянуло мышцы бедер, я окончательно понял, что назад пути нет. И мой храм точно разрушен. Он смазал свой член, который был довольно реалистичным (зачем я вообще на него посмотрел?! Зачем его вообще сделали с членом?!) и навалился на меня, помогая себе одной рукой, а второй схватив меня за предплечье. Между ног словно кипятком плеснули, и я, не сдерживаясь, заорал. А потом еще раз и еще… Физически это практически не приносило удовольствия. Морально — тоже. Но я терпел, даже подавался навстречу, сильно сжимая собственный член, потому что тот стоял, то ли от выброса адреналина, то ли от того, что я конченный изврат. Виктор, как и обещал, двигался медленно и равномерно, неотрывно смотря на меня и дыша через рот. Интересно, что он чувствует в этот момент? Я не чувствовал ничего. Никаких больше эмоций. Только механические движения, легкие вспышки удовольствия, когда он почти выходил из меня, а потом, чуть ускоряясь, снова вгонял член внутрь. Вокруг ануса пекло, и я всерьез подумал, что еще немного и он натрет мне там мозоль. Чтобы хоть как-то отвлечься от странных ощущений, я стал дрочить. Перед глазами все размывалось, кажется, я забывал моргать и дышать, потому что я слышал биение собственного сердца и тихий равномерный шум. Кровать мерно колышется, вторя нашим движениям, и меня почти начинает укачивать… Я не знаю что будет, когда это все закончится. И я одновременно хочу и не хочу, чтобы это заканчивалось. Это своеобразный рубеж, который делит всю мою жизнь на «до» и «после». Я как могу оттягиваю момент «после», но это едва получается. Мне почти приятно, когда я в очередной раз проведя по члену рукой кончаю. Кажется, я кричу. Не могу точно сказать, не осознаю вообще себя в этот момент. Виктор продолжает меня трахать, быстро и размашисто, пока я не начинаю выть от тянущей боли внутри, которая простреливает куда-то в яйца, заставляя их поджиматься, а член выдать еще каплю спермы. Когда все прекращается, Виктор осторожно вытаскивает из меня свой член и я снова закрываю глаза. Не хочу больше их открывать. Никогда. Чувствую его поцелуи — куда придется. Под коленом, в тазовую косточку, около пупка… Такое впечатление, что он решил следовать по отметинам нейроразъемов, не иначе. Еще несколько поцелуев, цепочкой, снизу вверх, до влажного от пота виска. — Я сделаю все, чтобы ты остался со мной. На этом корабле. В команде. Вместе со мной, — шепчет на ухо мне свое проклятие, и я совершенно отчетливо понимаю: он сделает. Еще один поцелуй, в уголок губ. Я открываю глаза и смотрю на него в упор, тяжело и яростно. Как он вообще смеет мне такое говорить? После всего, что он со мной сотворил?.. — Останься… Я выдыхаю. Нет. Я не хочу. Уже ничего в этой жизни не хочу. Тем более — оставаться рядом с ним. — Останусь.