Переплетено

— Тебя искал твой парень, — говорит Роксен в конце рабочего дня. Она произносит это, как нечто само собой разумеющееся: ее коллегу, который устроился в книжный магазин полтора месяца назад, искал его парень. Ничего из ряда вон выходящего, только Гьон смотрит на нее, как на больную. — Ты серьезно? — спрашивает он. — Да, — Роксен передается его напряжение. Она чувствует, что что-то не так, но не может понять, что именно. — Вчера приходил. Взрослый такой мужчина, высокий, солидный. Я даже не знала, что ты встречаешься с таким. Гьону резко становится нехорошо. — Если еще раз его увидишь, пожалуйста, передай, чтобы он больше не приближался ко мне. У меня другая жизнь и другие отношения, я не хочу его видеть. Роксен — умная девушка. Она не пытается силой вытащить подробности, лишь кивает, давая понять, что так и сделает. Магазин закрывается в десять, а путь до дома лежит через парк; Гьон не боится ни темноты, ни опустевших улиц, но сегодня он возвращается с работы, чувствуя себя жертвой, которую где-то в кустах поджидает маньяк. Дамир не выходит на связь два месяца, и когда кажется, что он не вернется, Кеджо объявляется вновь. «Что ты задумал?» — задается вопросом Мухарремай, доставая телефон. Время — почти одиннадцать, он пишет Хайату смс, но отправить не успевает. Гьон слышит шаги, чувствует спиной недобрый взгляд и догадывается, кто это может быть. Он делает вид, что все нормально, кладет телефон в карман и неторопливо идет, прислушиваясь. А когда преследователь ускоряет шаг, бросается бежать. Гьон не помнит, как добирается до дома. Мгновение назад он был в парке, а сейчас стоит в коридоре, прижимаясь спиной к двери, и пытается отдышаться до того, как его выйдет встречать Андрей. — Ты чего такой запыхавшийся? — Хайат все-таки замечает его состояние. — От собаки убегал, — говорит Гьон первое, что приходит на ум. Он не видел своего преследователя, но, если его подозрения верны, не так уж он и ошибается — Дамир Кеджо та еще собака. — Серьезно? — Андрей удивленно приподнимает бровь. — У нас в окрестностях отродясь не было бродячих собак. — Значит, появились, — огрызается Гьон. Хайат смотрит, как он раздевается: снимает обувь и аккуратно складывает в угол, расстегивает куртку — лето в этом году больше похоже на осень, и без нее на улице холодно. Гьону немного не по себе от того, что на него так открыто пялятся. Дамир тоже был любителем поглазеть на его раздевашки, и взгляд у него при этом всегда был нехороший. Кеджо смотрел так, будто, если Мухарремай повернется к нему спиной у бездонной пропасти, он толкнет его, не задумываясь. Андрей просто смотрит, спокойно, без подвоха, с едва заметной в глазах теплотой, а затем предлагает ему чай. Гьон кивает, но не потому, что очень хочет пить, а потому, что пока Хайат колдует на кухне, у него есть несколько минут передышки. Он устраивается в гостиной, и к приходу Андрея более-менее приводит мысли в порядок. Хайат таращится на него так, будто видит перед собой привидение. Засыпая в квартире Дункана, он и представить себе не мог, что, проснувшись, увидит того, из-за кого вчера с ним случилась истерика. — Гьон? — это ведь нереально, да? Таблетки Дункана имеют побочный эффект? — Здравствуй, — отвечает Мухарремай, чувствуя повисшую в воздухе неловкость. Он не собирается тянуть кота за яйца, и сразу переходит к делу: — Нам надо поговорить. Гьон еле сдерживает нервную дрожь. Он не привык разговаривать с кем-то по душам, а осознание того, что человек напротив его любит, бьет по мозгам своей нереальностью. — Если ты галлюцинация, лучше съеби сразу. Не мучай меня, пожалуйста. — Но это правда я. Меня Дункан привез. Гьон глядит на Хайата и никак не может понять, что тот сейчас испытывает. Андрей держится отстраненно, и можно списать это на очень сильные таблетки, действие которых продолжается до сих пор, но это было бы слишком просто, верно? — Даже если тебя привез Дункан, — произносит Хайат, — какой в этом смысл? Ты бросил трубку, не ответив на мой самый главный вопрос. Разве это не значит, что все решено? — Нихрена не решено, — Мухарремаю внезапно становится страшно. Он боится ляпнуть что-то не то и все испортить, поэтому говорит со всей искренностью, на которую только способен: — Я не бросал трубку, просто телефон разрядился невовремя. Взгляд Андрея меняется с апатичного на шокированный. О таком он даже подумать не мог, и сердце колотится в ожидании чего-то хорошего, но можно ли Гьону верить? Андрей везде и всюду ищет подставу — лучше так, чем слепо доверять разбушевавшимся чувствам. — Ты слишком долго молчишь. Раз уж пришел, говори, что хотел. Мухарремай глубоко вздыхает, собирает волю в кулак и говорит: — Ты — первый человек, который меня полюбил. Не понимаю, за что, но ты меня любишь и я тебе верю, — Гьону пиздецки тяжело говорить об этом, но он выворачивает душу наизнанку, потому что знает: от трусливого молчания будет гораздо хуже. — Не могу сказать, что люблю тебя. Но и оставить не могу тоже. — Если ты пришел, чтобы меня пожалеть… — Я тебя не жалею, — частично ложь, частично — правда. Гьон жалеет Андрея из-за его многолетней и пугающей влюбленности, но одной жалости мало, чтобы решиться на такой серьезный шаг. — Тогда что тебе от меня нужно? Андрей ждет. Смотрит на Гьона настороженно, запихивает слабую надежду куда подальше и думает, что если тот сейчас скажет ему какую-нибудь гадость, это уже не заденет. Вообще. Хайат так сильно свыкся со своим одиночеством, что примет это с гордым смирением. — Я хочу остаться с тобой, — говорит Гьон. — Жить в одной квартире, вести совместное хозяйство, засыпать в обнимку, рассказывать, как прошел день. Андрей молчит, боясь, что все услышанное — иллюзия, и одно сказанное слово заставит ее исчезнуть. Он столько раз представлял подобное, что, когда это случается на самом деле, просто не может поверить. Хайат ошарашено хлопает глазами, а когда Гьон берет его за руку, то, кажется, находится на грани инфаркта. — Ты… Серьезно, блин? — спрашивает он, таращась на ладонь, сжимающую его собственную. — Да, — единственное, в чем Мухарремай уверен точно. — Может, я не люблю тебя до безумия, но за время, что мы не общались, я осознал, как сильно мне тебя не хватает. Пожалуйста, давай хотя бы попробуем. Вдруг из этого что-нибудь выйдет. Андрей молчит, Гьон из-за этого нервничает, но стойко выдерживает его взгляд. — Хорошо, — наконец отвечает он. У Гьона с души падает камень. — Но, пожалуйста, пообещай мне одну вещь. — Какую? — Ты больше никогда не будешь общаться с Дамиром. — Как прошел твой день? Гьон всегда теряется, когда ему задают этот вопрос. В его скучных серых буднях редко происходит что-то необычное, но Андрей продолжает спрашивать, потому что ему интересно. — Да ничего необычного, — отмахивается он. — Лучше про свой расскажи. У Хайата жизнь еще скучнее, но он умеет рассказывать о ней так, что заслушаешься. Гьон ему немножечко завидует: пока он сам торчит допоздна в своем книжном, считая минуты до конца рабочего дня, Андрей тонет в судебных бумагах, но находит маленькие радости жизни. Он рассказывает про случайно найденную кофейню, где подают мятный раф с удивительно вкусными чизкейками, про мейн-куна, которого приобрела его коллега, про упоротый видос из интернета («Как думаешь, радость моя, что о нас думают грибы?»), про фильм, на который хочется сходить… Андрей не любит говорить о своем прошлом — Гьон уяснил это после первой же попытки что-то о нем узнать. Данная тема — табу, и он уважает право Хайата хранить секреты, сконцентрировавшись на будущем и настоящем. Зато тот хочет знать о нем все, и порой это напрягает. — Ты меня беспокоишь, — говорит Андрей, макая в чай овсяное печенье. — О чем ты? — Гьон прикидывается валенком, хотя прекрасно понимает, что его парень имеет в виду. — Я не верю, что ты так взволнован из-за какой-то собаки. Что случилось? Андрей беспокоится, и это нормально. Гьон не хочет нагружать его внезапно возвратившейся проблемой в лице Дамира Кеджо, и это тоже нормально. — У меня такое чувство, что работа нажралась виагры и решила меня поиметь, — устало говорит Мухарремай. — Сегодня какой-то наплыв долбанутых покупателей, еще и собака эта, поэтому я такой нервный, но ты не волнуйся — скоро я приду в норму. Судя по тому, как понимающе смотрит Андрей, Гьону пора вручать Оскар. Так бесподобно он не врал даже Луке: Хэнни, который по природе своей — тот еще хитрый жук, не так-то просто одурачить, зато Хайат, наивная душа, ведется на усталые вздохи и рассказы о работе. Гьону немного стыдно за этот обман, но поступить иначе он не может. Ему с детства вбивают в голову простую истину: мир не любит слабых нытиков. Хочешь быть счастливым — не показывай никому свои страхи и слабости, иначе тебя ждет вселенский пиздец. Об этом ему постоянно твердила мать, после нее — Лука, а, связавшись с Дамиром, Гьон понял, как сильно они были правы. Когда он пытался говорить о своих проблемах с Кеджо, тот презрительно фыркал и говорил: «Не будь нюней, если хочешь, чтобы тебя любили». Гьон хочет, чтобы его любили, и боится, что однажды его жалобы настолько достанут Андрея, что он от него откажется. Полуночное чаепитие и разговоры ни о чем приводят нервы в порядок. Совершенно не хочется это заканчивать, но завтра у обоих рабочий день, и пока Хайат относит на кухню грязную посуду, Мухарремай подходит к окну, чтобы закрыть его на ночь, по привычке оглядывает опустевший двор… И замирает, заметив в темноте едва различимый силуэт. Отсюда не видно, кто это и куда смотрит, но Гьон уверен, что взгляд этого человека направлен на него.

***

— Может, хватит? Гьон отрывается от паэльи, которую раскулинарившийся Андрей приготовил ему вчера вечером, и смотрит на Роксен с недоумением. Его коллега чем-то недовольна, но чем именно? — Что «хватит»? — интересуется Мухарремай, пытаясь вспомнить, где он умудрился накосячить. Джурджу трудно вывести из себя, но сейчас она готова метать гром и молнии. — Игнорировать своего бывшего. Гьон с искренним удивлением таращится на коллегу. Какое ей вообще до этого дело? — Моя личная жизнь тебя не касается, — огрызается он и впадает в ступор, когда Роксен заявляет: — Я не знаю, как, но этот твой Дамир раздобыл мой номер, — она достает из кармана мобильник и сует Мухарремаю под нос. — Посмотри, что он мне пишет! Дрожащей рукой Гьон тянется к оставленным на тумбочке очкам, нацепляет их на нос и принимается читать. Больной манипулятор — иначе этого человека не назовешь. Домогаться до коллеги бывшего парня, скидывать ей откровенные фото, а на угрозу полицией заявить, что он не отстанет от нее, пока не помирится с бывшим, слишком даже для Кеджо. «Что тебе от меня нужно, ебаный ты абьюзер?» — думает Гьон, готовый сгореть от стыда. — На твоем месте я бы обратился в полицию, — говорит он. — И обращусь, если ты его не утихомиришь, — чеканит Роксен. Она смотрит уже не так гневно, как еще минуту назад, и произносит более спокойно: — Кажется, я начинаю понимать, почему ты от него ушел. Я бы такому ублюдку глаза выцарапала. Гьон тяжело вздыхает. Все вокруг такие сильные и независимые, посылают нахрен тех, кто над ними изгаляется, один он до усрачки боится Кеджо. И ведь признал, что Дамир — скотина, с мнением которой считаться не следует, ответил взаимностью хорошему человеку, оборвал контакты с братом, опека которого тяготит, но продолжает трястись при малейшей мысли, что они могут встретиться. — Мой нынешний парень однажды отпиздил его на парковке, — произносит Гьон. Тогда он воспринял это отстраненно, зато сейчас вспоминает с теплотой. — Красавчик, — Джурджу поднимает большой палец вверх. — Попроси его отпиздить этого болвана еще раз, словами до него не достучишься. Гьон смотрит на Роксен с таким ужасом, будто эта девушка заминировала книжный. Втягивать Андрея в разборки с Дамиром? Нет, нет, нет и еще раз нет! «Он и так сейчас работой задолбан» — думает Гьон, прокручивая в памяти вечера последней недели. У Хайата горят дедлайны, один аврал следует за другим, и домой он возвращается, мягко говоря, не в духе. В такие моменты Мухарремай ощущает легкое дежавю. Лука часто приходил с работы в таком же состоянии, и если не оставить его в покое, он начинал психовать. Гьон бережет и нервы Андрея, и свои собственные, поэтому сидит тише воды, ниже травы. Пообщаться можно утром, когда в турке варится кофе и на сковороде жарится яичница, а вечером лучше оставить Хайата одного. — Если Андрей узнает, что Дамир вернулся, это будет пиздец. — Почему? — удивляется Роксен. — Потому что я пообещал ему, что Дамира Кеджо в нашей жизни больше никогда не будет. Он даже упоминать о нем запретил, чтобы я больше… — на этом моменте Гьон запинается. «Выкинь его из головы и больше никогда не поднимай эту тему, — произносит Андрей. — Каждый раз, когда ты о нем говоришь, я по глазам вижу, что ты все его слова вспоминаешь и ударяешься в самокопания. Не надо так, Гьон. Эпоха Дамира закончилась, начинается новый этап, который, надеюсь, мы пройдем рука об руку» — Гьон? — Джурджу касается плеча замеревшего Мухарремая. — Эй, ты в порядке? — Нет, — честное признание срывается с уст раньше, чем на них появляется ложь. — Я не знаю, что у Дамира в голове, но он не остановится, Роксен. «А если Кеджо добрался до тебя, значит, и до Андрея может». Гьон принимает трудное, но единственное решение, которое кажется верным. Нужно поговорить с Дамиром лично и дать ему понять, что он больше не тот слабохарактерный идиот, который каждое его оскорбление воспринимал как заповедь. Жаль, что придется нарушить обещание, которое он дал Андрею, но ведь тот не узнает об этом, верно?

***

От: Гьон Мухарремай, 13:41 Нам нужно поговорить От: Дамир Кеджо, 14:05 Завтра в полдень в центральном парке Короткая переписка, состоящая из двух смс, которую Гьон перечитывает, прячась за деревом от цепкого взгляда Дамира. Тот даже не подозревает, что бывший, к которому он прицепился бешеной пиявкой, находится у него за спиной. Фразы, которыми Кеджо когда-то разрушал его психику, всплывают в памяти моментально. Внутри все леденеет от ужаса, хочется уйти, пока не поздно, но Гьон берет себя в руки. Хочешь победить страх? Посмотри ему прямо в глаза. — Что тебе от меня нужно? — Гьон незаметно подкрадывается к Дамиру, желая напугать его своим неожиданным появлением, но тот спокойно его появление воспринимает спокойно. — Рад тебя видеть, — улыбается Кеджо. — Не могу ответить тем же. Гьон готовил себя к тому, что от Дамира можно ожидать: оскорблениям, унижениям, попыткам довести его до истерики. Поэтому, когда Кеджо заключает его в медвежьи объятия, Мухарремай впадает в ступор. — Я по тебе скучал. «А я по тебе — нет» — мысленно произносит Гьон и делает то, чего сам от себя не ожидает — влепляет Дамиру пощечину. Два раза в жизни он видит, как физиономия Кеджо изумленно вытягивается, и оба раза это происходит тогда, когда он получает по морде. — Повторяю для глухих: какого хрена тебе от меня надо? — цедит Гьон, на всякий случай делая пару шагов назад. Изумление на лице Дамира быстро превращается в оскал, который ничего хорошего не предвещает. — У тушканчика появились зубки, как я погляжу? — А у тигра, я смотрю, мозгов не прибавилось? Гьон понимает, что нарывается, и Дамир за оскорбление может его покалечить, но сейчас он чувствует простое искреннее похуй. Долгое время эта сволочь разъебывала его психику, вот пусть теперь и получает ответку. — Послушай, дорогой… — Нет, это ты меня послушай, — угрожающе произносит Гьон. — Если ты думаешь, что перед тобой тот терпила, которого легко довести до истерики, ты ошибаешься. Я изменился, поэтому больше не намерен тебя выслушивать. И если ты продолжишь доставать меня или моих близких, я тебя засужу, понял? С минуту они друг на друга пялятся: Дамир на Гьона — офигело, Гьон на Дамира — с готовностью за себя постоять. Тушканчик и тигр поменялись местами, и Кеджо, отпора не ждавший, начинает хохотать. — Ты забавный, — произносит он. — Думаешь, показал зубки, и я сразу тебя испугаюсь? У Гьона от волнения пересыхает в горле. Он хочет сказать что-нибудь язвительное, но Дамир внезапно говорит: — А, впрочем, хрен с тобой. Ты мне надоел, — и развернувшись, уходит прочь. Гьон смотрит ему вслед, не веря в то, что только что произошло. Дамир просто ушел? И все? Небо не рухнуло, земля не сотряслась? «Да не может этого быть, — сомневается Мухарремай. — Он ведь даже до Роксен добрался, пытаясь вывести меня на разговор. И все для чего? Чтобы просто уйти?». Гьон отправляется домой, даже не догадываясь, насколько его плохое предчувствие верно.

***

Если и есть на свете что-то прекрасное, так это — ее глаза. Дамир вспоминает ее голубые омуты, в которых хотелось тонуть, и чувствует, как горечь ядом растекается по душе. Он мог бы носить ее на руках, дарить самые дорогие подарки, бросить к ее ногам весь мир… Но в глазах Невены Божович отражается Лука Хэнни, и история этой болезненной любви заканчивается ужасно. Дамир отказывается верить, что Невена едва не убила человека. Не может этот ангел во плоти творить что-то настолько ужасное. Виновата не она, виноват этот проклятый Хэнни, который замечал кого угодно, но не эту прекрасную девушку, и Кеджо ненавидит его так сильно, что ругается в больнице с его занудой-парнем. Он лелеет надежду на лучшее, но накануне суда Невена кончает жизнь самоубийством. Ненависть к Луке Хэнни достигает своего пика. Дамир хочет его уничтожить, но, втихаря наблюдая за ним, понимает — это будет тяжело. Лука слишком суров и циничен, чтобы просто так сломаться, и Кеджо безуспешно ищет его слабое место. Такое чувство, что его нет, но однажды Дамир по просьбе знакомого препода читает студентам лекцию по аналитике и, поймав случайно взгляд Гьона Мухарремая, мысленно дает себе затрещину. Он совсем забыл, что у Луки есть брат. Дамир более чем уверен, что, уничтожив его, он сполна отомстит за Невену Божович. Гьон, наивная душа, влюбляется в него по уши, и, убедившись в этом, Кеджо начинает промывать ему мозги. Закомплексованность Мухарремая значительно облегчает процесс: он верит каждому его слову и, что главное, не уходит. Это отношения — ебаная зависимость, в которой нет ни грамма любви, но отказаться от них он не может. Боится, что больше никому никогда не будет нужен. А потом Андрей заступается за него на парковке, и в этот момент все идет по пизде. Дамир не верит, что у этих двоих что-то выйдет, и когда они начинают жить вместе, испытывает шок вперемешку со злостью. Не для того он столько времени Гьона ломал, чтобы какой-то хрен с парковки собирал его по кусочкам. В тот же день Дамир находит Хайата в Фейсбуке и начинает капать ему на мозги. От: Дамир Кеджо, 18:45 Не стыдно тебе? Сообщение прочитано и проигнорировано. Что, собственно, и следовало ожидать, но Кеджо не из тех, кто сдается на полпути. От: Дамир Кеджо, 18:59 На чужом несчастье счастье не построишь От: Дамир Кеджо, 19:01 Думаешь, я так просто смирюсь с тем, что ты увел у меня парня? Своим ответом Андрей его обескураживает. От: Андрей Хайат, 19:05 Я думал, ты будешь рад От: Дамир Кеджо, 19:06 С чего бы это? От: Андрей Хайат, 19:07 Ты же сам его ничтожеством называл, разве ты не должен радоваться тому, что его в твоей жизни больше нет? «Именно этому я и не рад» — думает Дамир, сжимая телефон с такой силой, что тот только чудом не треснул. Он пишет Андрею каждый день, угрожает, пытается воззвать к совести, но тому глубоко похуй. Он просто его игнорирует, будто перед ним не человек, а муха, от которой легко отмахнуться. Дамир бесится, бесится, бесится, а потом ему в голову приходит гениальная идея. Он закидывает Андрея сообщениями о том, что Гьон к нему вернулся, а с ним живет, потому что расстраивать не хочет, и на этот раз игнор ему только на руку. Кеджо узнает адрес магазина, в котором работает Мухарремай, доводит его до паранойи, втягивает в их разборки Роксен и в конце концов добивается встречи. Говорят, что люди не меняются, но под влиянием Андрея Гьон действительно изменился — стал гораздо умней и уверенней в себе, а еще он больше не смотрит на Дамира, как на божество. Пару месяцев назад это разозлило бы, но сейчас уже плевать. Гьон сваливает восвояси, и в этот же момент телефон вибрирует. От: Роко Блажевич, 13:02 Сделал все, как вы просили, мистер Кеджо К сообщению прикреплена фотография, на которой запечатлены их с Гьоном обнимашки. От: Дамир Кеджо, 13:03 Хорошая работа, Роко. Жди в скором времени премию. Довольно улыбнувшись, Кеджо пересылает фото Хайату. Можно сколько угодно игнорить пустые слова, но что он скажет, увидев это? От: Андрей Хайат, 13:41 Мм, какой хороший фотошоп. Продолжай в том же духе, с такими навыками ты без проблем построишь карьеру веб-дизайнера. Дамир расплывается в довольной улыбке. Язвительный, но все-таки ответ, а значит, Андрея действительно задело это фото. Осталось только его добить. От: Дамир Кеджо, 13:45 Гьон наверняка обещал тебе, что меня в его жизни больше никогда не будет. Но он продолжает ко мне ходить — вот тебе доказательство, если словам не веришь. Он будет все отрицать, говорить, что мы давно не вместе, но это ложь, понимаешь? Наглая и беспринципная. Не стал бы он обниматься со мной, если бы не был лжецом. Подумав, Дамир присылает ещё кое-что. От: Дамир Кеджо, 13:47 Наверняка ты хороший парень, Андрей, но именно это тебя и губит. Так уж устроены люди: доброе и светлое они от себя отталкивают, зато к харизматичным мерзавцам тянутся магнитном. Это жизнь, и ты должен это понимать. Так что, когда Гьон будет пиздеть тебе о том, что между нами ничего нет, вспомни мои слова и подумай, нужен ли тебе изменщик. Ответа нет, но он и не нужен. Лучший способ растоптать человека — настроить против него его близких. Дамир привык добиваться своих целей, и если для этого нужно поссорить Гьона с Андреем, он сделает это без колебаний.

***

Если кому-то когда-нибудь взбредет в голову спросить, что Андрей ненавидит, ответ будет очевиден. Чьи-то завышенные ожидания и обиды на несоответствие им — самое хуевое, что только может быть. Даяна Барнс — примерная мать и жена, живущая ради семьи (плевать на европеек-карьеристок-феминисток, ей важно, чтобы погода в доме была ясной и солнечной, а денег может и мужчина заработать), и когда любимый муж уходит к другой, ее мир рушится. — Ничего, — говорит она маленькому сыну, гладя его по голове. — Связалась со сволочью, но, если бы не он, не родился бы ты. Даже хорошо, что он ушел. Уж я-то воспитаю тебя нормальным человеком! Андрей впитывает информацию, как губка, и пусть он не все способен понять, главное для него очевидно. Папа их предал. Заставил маму рыдать, но ломаться она не намерена. Даяна смотрит на сына с нежностью, а в мыслях уже крутятся варианты его будущего. Она сделает все, чтобы Андрей не переживал из-за отсутствия отца. Купит все желанные игрушки, оплатит лучшую школу, а потом и университет, поможет встать на ноги, чтобы годы спустя услышать: «Спасибо, мама, я так сильно тебе благодарен!». Даяна даже мысли не допускает, что двенадцать лет спустя сын будет ее ненавидеть. Пока Андрей ребенок, его мама — лучшая женщина на свете. Он мечтает поскорее вырасти, стать мультимиллионером и сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Но начинается ебучий пубертат, и приходит понимание, что что-то не так. Даяна боится, что сын попадет под дурное влияние и сломает себе жизнь, поэтому держит его в ежовых рукавицах, а после развода это превращается в манию. Жесткий контроль и никаких послаблений — она же мать, она должна знать о каждом действии и мысли сына, чтобы вовремя направлять его на путь истинный. — Хочешь заниматься музыкой? Будешь заниматься волейболом. Денег хватает только на одну секцию, а спорт для здоровья гораздо полезнее музыки. И не надо мне тут на жалость давить, музыка для него, видите ли, смысл жизни. Вот у меня он есть — я живу, чтобы тебя вырастить, а ты до своего еще не дорос! — Пошел домой с Костей Бочаровым? Кто такой этот Костя, тоже мигрант? Кто его родители? Разбил окно в первом классе?! Фу таким быть, сынок, не подходи к этому хулигану! — Влюбился в девочку? Кто она? В каком классе? Боже, Андрей, зачем тебе нужна эта Анна Корсун, да у нее юбка как у меня трусы, лучше бы на Элину внимание обратил — такая хорошая девочка, и обед приготовит, и красота у нее естественная, а эта… — Нет, ты не покрасишь волосы в белый, это вредно для них, и вообще, нормальные мужчины волосы не красят. Да не напоминай ты мне про Бочарова, сто раз говорила, чтобы ты не равнялся на этого хулигана! — Ты не пойдешь на курсы стилиста. Нет, и все! Профессия должна приносить деньги, поэтому ты выучишься на юриста. Да какая разница, что о твоих способностях говорит учительница технологии?! Эка невидаль, пять выигранных конкурсов швейного мастерства! Ты должен работать, Андрей, работать, чтобы прокормить меня, себя и свою будущую семью, а не мечтать о карьере Коко Шанель. Даяна верит в свою безоговорочную правоту, а еще она чертовски упряма, поэтому с легкостью заставляет делать по-своему. Его будущее должно быть таким, каким она его хочет видеть, и пока что все идет по плану. Сын, правда, временами расстраивает — совершенно не желает понимать, что она старается для него же, поэтому творит какую-то хрень, но Даяна считает, что это временно. Подушка насквозь промокает от слез, отсутствие поддержки вынуждает все держать в себе, а чужие ожидания, которые он не оправдывает, заставляют себя ненавидеть. Андрей в этом мире не живет — существует, уходя глубоко в себя и создавая миры, в которых ему хорошо. Но любящая мать Даяна Барнс об этом, конечно же, ничего не знает.

***

Гьон появляется тогда, когда Андрею его появление больше всего нужно. От собственной жизни его тошнит, поэтому он ищет спасение там, где ни мать, ни кто-либо ещё его не достанет — в интернете. Бороздя просторы онлайн-дневников, он читает одних и быстро забывает, переходя к другим, но пользователь Gjon's Tears невольно заставляет задержаться на своей странице. Есть в его постах какая-то особая душевность. Андрей зачитывается ими, как книгоман интересной книгой, и испытывает к этому парню уважение. Они слишком сильно похожи: оба одиноки, у обоих проблемы в семье, оба хотят встретить родственную душу и никогда ее не отпускать. Но если Андрей с каждым днём чувствует себя все более разбитым, то Gjon's Tears из тех, кто сквозь боль и слезы рвется вперед. Временами его накрывает, но он быстро берет себя в руки. Андрей хотел бы быть таким же, как он, но воинственно настроенная мать в очередной раз доводит до истерики. Он не хочет, чтобы Даяна видела его слезы. Она создаст иллюзию поддержки, но не сможет (не захочет) по-настоящему понять. У нее своё видение ситуации, в которой они оказались, и ей не понять, что сын, которого она изо всех сил пытается сделать нормальным, хочет лишь одного — чтобы его наконец-то поняли. Парень с онлайн-дневников мог бы разделить его одиночество, и Андрей разделил бы его тоже, но не судьба. Даже пару лет спустя, когда их пути чудесным образом пересекаются в реале, ничего не выходит. А потом Гьон внезапно удаляет все социальные сети, и мир Андрея становится пепельно-серым. Он думал, что хуже уже не будет, но Гьон, вдохнув в него жизнь, оставляет наедине с болью и одиночеством. Андрей не спит ночами, представляя, что было бы, если бы у него хватило смелости вовремя сделать шаг навстречу, и то, что дремлет в его душе, наконец-то пробуждается. С детских лет в его голове существуют миры, в реальности которых он уверен, и когда Андрей остается один, в них он находит спасение.

***

Мать диктует ему список лекарств, дает деньги и отправляет в аптеку. Андрей приносит ей все, подаёт стакан воды и думает: «Доигралась». Так хочется материться, что лишь природная выдержка не даёт сорваться. Он столько раз просил ее заняться собой и своим здоровьем, но Даяне хоть бы хны. Она думает о чем угодно, только не о себе, и когда Андрею исполняется двадцать, он вынужден разгребать последствия. Даяна заболевает — настолько серьезно, что с трудом передвигается по квартире, и жизнь семьи Барнсов становится невыносимой. Это — норма, заложенная поколениями: сначала родители заботятся о своих маленьких детях, потом взрослые дети помогают пожилым родителям. Андрей изо всех сил старается не раскисать, но депрессия засасывает его в пучины своих вод. Он справлялся бы, будь рядом хотя бы один человек, которому можно довериться, но его нет. Только больная, далеко не пожилая мама, которая не может смириться со своим со своим состоянием, поэтому психует и докапывается до него больше обычного. — Позволь поинтересоваться, — по тону, с которого начинается диалог, предельно ясно, что впереди ждет мозгоебство, — что ты там делаешь? Началось в деревне утро. У Андрея каникулы, и наконец-то есть время разгрузить мозги. Он читает книги и фанфики, найденные на просторых интернета, смотрит фильмы и безуспешно ищет Гьона в сети переписывается с людьми, которые кажутся ему интересными. Даяна входит в комнату тогда, когда он пялится в монитор, и ей это очень не нравится. — Читаю, — Андрей говорит абсолютную правду, но мать такой ответ не устраивает. — Учеба закончилась, все курсовые ты сдал, что тебе еще там нужно?! — психует она. — С кем ты переписываешься?! Отвечай! — Я действительно читаю, — огрызается Андрей, начиная закипать. Интернет — единственное место, где он может быть собой. Там не нужно ни перед кем притворяться и засовывать свое мнение в задницу, можно вбрасывать в сеть свои мысли и не бояться осуждения (даже если кто-то возмущенно кукарекнет, какая разница, что думает некий аноним?). Мать не знает этого наверняка — она принципиально игнорирует интернет, — но чувствует, и это ее бесит. — Лжец, — цедит Даяна. — Как тебе только хватает наглости лгать собственной матери! — Но это правда! — выпаливает Андрей, который, вообще-то, взрослый человек, но когда мать предъявляет ему претензии (что в последнее время происходит все чаще), он чувствует себя перед ней беспомощным маленьким мальчиком. Следующие двадцать минут Андрей помнит смутно. Он пытается доказать матери, что не лжет, мать отказывается выслушивать его объяснения, и в итоге обстановка накаляется до такой степени, что после ссоры они знать друг друга не хотят. — Я не так тебя воспитывала, — сокрушается Даяна. — Так почему же из тебя выросло это?! «Действительно, почему?» — Андрей едва сдерживается, чтобы не произнести вслух, вложив в два слова львиную дозу яда. Мать хотела вырастить послушного пай-мальчика, который повзрослеет и резко станет успешным во всем, а вырастила упрямого осла, который не собирается покорно молчать. — Как ты будешь жить, когда меня не станет? — о, а вот и любимые вопросики о будущем подъехали. — Да с таким характером от тебя все нормальные девушки сбегать будут! А вот сейчас обидно было. Андрей прекрасно понимает, что с его тараканами найти себе пару проблемно, но выслушивать такое от единственного родного человека неприятно до чертиков. — Ну и пусть сбегают, — огрызается он. — Может, судьба у меня такая — всю жизнь прожить в одиночестве. — Судьбу, — говорит Даяна, — мы по большому счету строим сами. И ты мог бы себе кого-нибудь найти, если бы не был таким упрямым. На ум приходит сваливший в Германию Долич, и Андрей думает — да, мог бы. Но позволила бы мать спокойно встречаться с человеком, который ему симпатичен? Он уверен, что нет. Даяна-должна-держать-все-под-контролем-Барнс никогда бы не приняла людей, которых ее сын искренне любил, потому что ни Гьон, ни Долич, ни первая его любовь Анна Корсун ее идеалам не соответствуют. Они дуются друг на друга до следующего вечера, а потом ведут себя, как ни в чем не бывало. Мать не хочет признавать, что незаслуженно обвинила сына во лжи, сын не хочет извиняться за то, что наговорил в ответ, и единственный выход — забыть обо всем и жить дальше. Андрей мечтает хоть раз услышать: «Прости, я была не права». Он бы обнял мать и сказал: «Я тоже был слишком резок, прости. Давай больше не будем ссориться, ладно?». Но Даяна ничего не говорит.

***

Однажды Даяна умирает, и жизнь Андрея меняется навсегда. В какой-то мере становится легче. Тяжело жить с властной матерью, особенно когда тебе стукнуло двадцать два, зато теперь Андрей сам отвечает за свою жизнь и происходящее в ней. Больше никто не имеет мозги, и в то же время ему паршиво, как никогда, потому что теперь уж он точно остался один. Даяна хотела как лучше. Шло все чаще всего через жопу, но она хотя бы его любила. Даяны больше нет, Андрей свободен, как птица в небесах, но желанного счастья свобода не принесла. Лишь безмолвное сожаление о том, что он так и не смог стать тем, кого мать хотела в нем видеть. Прости, дорогая мама, но сын у тебя никудышный, и вряд ли что-то способно его изменить. Звонок в дверь будит его в воскресенье. Со смерти матери прошло чуть больше недели, и не отошедший от этого Андрей меньше всего желает с кем-то контактировать (тем более, что ждать ему некого и незачем), но незваный гость трезвонит слишком настойчиво. «Если это свидетели Иеговы, я их побью нахрен» — думает Андрей, открывая дверь… И пораженно застывает, увидев на пороге Долича. — Привет, — Бен нервничает, но старается не подавать виду. — Можно зайти к тебе? Андрей отвечает молчаливым кивком. Он в ступоре. В самом настоящем, блядь, ступоре, и понятия не имеет, что ему делать. Их с Доличем пути разошлись давным давно, но вот он здесь, живой да осязаемый, и Андрею интересно, что же привело его сюда. — Эрика сказала, что у тебя умерла мама, — говорит Долич. — Я сразу, как узнал, сорвался сюда. — Пожалеть меня приехал? — спрашивает Андрей с напускным безразличием. — В чужой жалости не нуждаюсь, спасибо. Кажется, права была Даяна, когда говорила, что у него паршивый характер. Бен прилетел из другой страны, чтобы его поддержать, а он огрызается. Но как не огрызаться, если от человека три года ни слуху, ни духу, а потом он объявляется, как ни в чем не бывало? — Ты на меня сердишься? — Долич удивительно догадлив. — Я мог бы ответить, что да, но это будет не совсем верно. Ты захотел учиться в Германии и имел на это полное право. Там у тебя началась новая жизнь, появились новые знакомые, и то, что с ними тебе было гораздо интереснее, чем со мной, совершенно нормально. К тому же, — Андрей вздыхает, усаживаясь напротив, — я тебе отказал, и тебя это задело, как бы ты не убеждал меня, что все нормально. Нет ничего странного в том, что вскоре после этого мы перестали общаться. Смог бы Андрей общаться с Гьоном, если бы признася ему и получил отказ? Смог бы. Взаимности, конечно, хочется, но лучше быть рядом и знать, что с человеком, которого любишь, все хорошо, чем навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Андрей цепляется за тоненькие нити, в то время как многие сжигают мосты. Стоит ли злиться на Бена только за то, что он оставил прошлое позади? — Ты серьезно? — чему ты удивляешься, Долич? Почему твои глаза такие большие? — Думаешь, мы перестали общаться, потому что меня задел твой отказ? — А разве есть другая причина? Бен смотрит на него с такой обидой, что Андрею становится не по себе. — Но ведь ты первым от меня отдалился, — говорит он. — Первым перестал писать. Почти сразу после того, как я уехал в Германию. В квартире воцаряется тишина. Бен смотрит на Андрея, Андрей смотрит на Бена, и оба вспоминают первую осень после окончания школы. Один оказался в другой стране, другой — на перепутье. Один обзавелся кучей новых знакомых, другой был безумно влюблен, но упустил возможность сблизиться с объектом своего обожания, опоздав всего на день. Со своим дневником Гьон удалил живущую в сердце надежду, и все вокруг потеряло смысл. Андрей свел общение с людьми к минимуму, редко заговаривая с кем-то первым, но отвечая тем, кто писал ему. Наверное, поэтому единственный человек из прошлого, с которым он продолжает общаться — это Эрика Викман: они с главной заводилой класса не были особо близки, но она быстрее всех смекнула, что с ним что-то происходит, поэтому писала каждый день. Просто спрашивала, как у него дела, рассказывала о веселых буднях в своем институте искусств и ненавязчиво давала понять — если тебя что-то гложет, я готова это обсудить. Андрей по гроб жизни благодарен ей за то, что не оставила в трудный момент. Как бы все сложилось, если бы Бен не оставил тоже? — Мне действительно было тяжело, — рассказывает Долич. — Другая страна, в которой начинаешь все с чистого листа, учеба, подработка, новый коллектив. У меня на сон времени не было, не то что на болтовню, но неужели ты думаешь, что, если бы я знал, в каком ты состоянии, то оставил бы тебя? Я же не экстрасенс, чтобы знать обо всем в твоей жизни. А когда ты перестал писать, я пришел к логичному выводу, что общаться ты больше не желаешь. Бен смотрит на Андрея, Андрей смотрит на Бена. Господи, какие же они оба идиоты. Два человека, которые настолько погрязли в своих проблемах, что просто друг друга не поняли. — Хочешь поговорить об этом? — спрашивает Долич. Андрей не видит в этом смысла, поэтому отвечает: — Лучше расскажи, что с тобой произошло в Германии. Они наговариваются на сто лет вперед, и Андрей думает, что сейчас, когда он стал старше, а Гьон бесследно исчез, у них могло бы что-то получиться. Но Бен два года как не Долич, а Канто, и разрушать его семью он не собирается.

***

Пять лет — ничтожный срок. Для вечного двигателя Вселенной они как несколько минут, потраченных на какую-то мелочь, и Андрей эти прошедшие годы ощущает так же. Еще вчера ему было восемнадцать, а недавно стукнуло двадцать три. И когда пустые мечты окончательно растворились в тумане, случается невозможное. Хайат не верит, что происходящее с ним реально. Столько времени ждал, надеялся, верил, чтобы однажды наконец-то дождаться. Они повзрослели и обзавелись новыми душевными ранами, но если пять лет назад оба были одиноки, то сейчас они наконец-то вместе. Андрей ненавидит Дамира Кеджо, но иногда, как бы эгоистично это не звучало, благодарен этому мудаку за то, что целый год поганил Гьону жизнь. Если бы он не устроил разборки на парковке торгового центра, они бы никогда не пересеклись. — Он тебя не разочаровывает? — спрашивает Дункан на одной из встреч. Хэнни их больше не связывает, но они продолжают общаться. — С чего бы это? — Андрей округляет глаза. — У тебя в голове сложился определенный образ, — поясняет де Мур, — который может отличаться от реальности. Не боишься разбитых иллюзий? Дункан знает, о чем говорит. У него самого когда-то была куча иллюзий и надежд, касаемых Луки, и как же больно было тогда, когда Хэнни своими словами и поведением их разбивал. Он хочет, чтобы Гьон с Андреем были счастливы, и боится, что образ, созданный последним, не позволит им построить нормальные отношения. — Но ведь это нормально, — говорит Хайат. — Было бы странно, если бы он целиком и полностью соответствовал моим ожиданиям. — И тебя это не пугает? — Нет. Андрей с самого начала понимает, что просто не будет. Гьон в его сознании — невинная печальная булочка, не способная кого-либо обидеть, но на деле все оказывается сложнее. Он ненавидит мыть посуду, стесняется рассказывать о своих проблемах и временами неосознанно повышает голос (в такие моменты Хайат вспоминает мать и свое нарушенное обещание никогда не связываться с крикунами). Им через многое предстоит пройти, чтобы достичь высшей точки понимания, но он к этому готов. Главная проблема сейчас в том, что Гьон, не привыкший делиться личным с живыми людьми, слишком много молчит. Глаза на мокром месте — молчит. Сжимаются от злости кулаки — молчит. А когда Хайат спрашивает в лоб, что случилось, делает большие удивленные глаза. — Тебе кажется, — говорит он так убедительно, что непонятно, случилось что-то нехорошее или Андрею действительно показалось. Люди имеют право о чем-то молчать, но Хайат, которого умалчивание доконало еще во времена Даяны, хочет простого и жизненного поговорить. С кем еще ему это делать, если не с любимым человеком? Жизнь — это не только радость, но и горсть печали. До жути расстраивает, что Гьон не хочет делиться с ним своими проблемами, но Андрей старается не давить на него. Верит, что со временем доверие придет, и он обязательно станет более разговорчивым.

***

Когда Дамир находит его аккаунт в Фейсбуке и начинает заваливать возмущенными сообщениями, Андрей с него искренне ржет. Кеджо пытается довести его теми методами, которыми доводил Гьона, и как же приятно его обламывать. Хайат слишком толстокож, чтобы обращать внимание на его вскукареки, но когда речь заходит об измене, ему становится не по себе. Он до ужаса боится Гьона потерять, и надеется, что за два месяца их отношений вытравил всю дурь, которую Дамир вбивал ему в голову. Жизнь продолжается спокойно и размеренно: рабочие завалы, которые в суде — абсолютная норма, любимый человек рядом и долгожданное ощущение счастья. А потом Дамир присылает фото, которое ломает идиллию одним махом. В тот момент Андрей безумно хочет ослепнуть. Он до последнего надеялся на то, что Гьон хранит ему верность, но фотография, на которой его обнимает Дамир, доказывает обратное. От: Дамир Кеджо, 13:47 Наверняка ты хороший парень, Андрей, но именно это тебя и губит. Так уж устроены люди: доброе и светлое они от себя отталкивают, зато к харизматичным мерзавцам тянутся магнитном. Это жизнь, и ты должен это понимать. Так что, когда Гьон будет пиздеть тебе о том, что между нами ничего нет, вспомни мои слова и подумай, нужен ли тебе изменщик. Дрожащие руки не в силах удержать телефон. Андрей, по идее, должен Гьона за измену ненавидеть, но сейчас он ненавидит только себя самого. За то, что влюблен в него по уши уже столько лет. За свои мечты и надежды, отказаться от которых он не в состоянии. За те реальности из его дурной головы, в которых Гьон его по-настоящему любит. Однажды у них с матерью зашел разговор об отношениях, и Даяна сказала, что он слишком много хочет. «Не жди неведомо кого, а оглянись вокруг и найди себе хорошую девушку. Может, ты не будешь ее любить, но она принесет в твой дом уют, родит тебе прекрасных детишек и подарит множество страстных ночей, а любовь… Кому она сейчас нужна? Просто так любят лишь в красивых сказках, ничего общего с реальностью не имеющих». Андрей, походу, прибыл из сказки, потому что Гьона много лет любит просто так. Андрей готов был принять Гьона таким, какой он есть, но когда Дамир прислает чертово фото, у него опускаются руки. Эти отношения казались подарком судьбы, но что, если на самом деле они — ее насмешка? Злой рофл, которым она говорит: «Каким бы ты не был, тебя променяют даже на такую сволочь, как Кеджо, потому что ни ты, ни твоя любовь нахрен никому не нужны». Хайат сжимает кулаки и глубоко-глубоко дышит, пытаясь успокоиться. Получается откровенно хуево. А потом его внезапно осеняет. У Гьона рабочий день, так ведь? Должен быть, если точнее, но, судя по всему, он отпросился с работы, чтобы встретиться с Кеджо, Хайату об этом, естественно, ничего не сказав. Как бы то ни было, дома он появится поздно вечером, а значит, не помешает осуществить задуманное. «Когда-нибудь он умрет, чтобы родиться в следующем мире, потом отправится во второй, третий — и так до тех пор, пока круг не замкнется, и он не вернется в ту реальность, которая есть сейчас» Андрей с убийственным спокойствием наливает стакан воды и тянется к аптечке. Настала пора уходить.