Эротические рассказы про персонажей

Мучение был, если и не лучшим, то одним из лучших лекарей, его метод называли магией и старались не использовать, однако сам ночной был уверен — нет ничего, что бы он не смог вылечить, доскональное знание анатомии и физиологии позволяло ему заставлять сам организм направлять на лечение все свои средства, заживляя за считанные дни сложнейшие переломы и травмы. Метод он называл перенаправлением жизненных токов, официально он назывался иглоукалыванием, скучно и неприхотливо. Однако сейчас ночной решил испробовать кое-что совсем другое, а именно, превратить радужную в мазохистку. Радужная лежала прикованная всеми четырьмя лапами в специально созданную конструкцию, повторяющую фигуру тела, крылья были прикреплены к потолку в растянутом состоянии, хвост отведён в бок, даже голова удобно лежала в специальном ложе, поддерживаемая ремнями. Бедная и несчастная самка, не понимая происходящего, испуганно смотрела на жесткого на вид ночного с серой, как грифельный карандаш, чешуёй. — Не беспокойся, — проговорил Мучение, закрывая дверь и, тем самым, герметизируя комнату, — тебе это понравиться…позже. Однако этим он испугал пленницу ещё больше. — Пожалуйста, отпусти меня, — тихо попросила она, прекрасно зная ответ. — Ты же знаешь, что это невозможно, — улыбнулся Мучение, открывая коробочку с рядами иголок. Специально отлитые из железа с серебряной окраской, из бронзы и свинца, каждая из них была отмечена своим цветом головки и использовалась для своего, сейчас нужны были стальные, простые, прочные и долговечные. — Не надо, — с ужасом прошептала самочка, почувствовав иголку в районе плеча. Однако было поздно, тонкий стержень вошёл в болевую точку, бледно-серая радужная завизжала, дёргаясь и пытаясь вырваться, по ощущениям, в её плечо начали как расплавленным металлом, причём капли металла стремительно опускались ниже, к самым пальцам, вызывая непередаваемое ощущение лапы, засунутого в чан с лавой. Комнату наполнил неповторимый визг на одной ноте. Мучение глубоко вздохнул, достал ещё одну иголку и погладил плечо самки, чуть ниже иголки. Он надавил на кожу, чтобы дёрганья самки ему не помешали, и одним быстрым движением вонзил иголку в плоть. Визг перешёл в ультразвук, к чану с лавой добавилась кожа, которую буквально сдирали в живую. Дёрнувшись особо сильно, радужная потеряла сознание, ночной медленно покачал головой и постучал по черепушке радужной, достал посеребрённую иголку и максимально осторожно ввёл её в основание черепа так, чтобы самка не могла сломать её случайным движением, после ввёл ещё две чуть ниже, и довольно стукнул когтем по центру черепа самки. Радужная мгновенно очнулась и, вновь ощутив всю гамму ощущений, завизжала, с глаз её потекли слёзы, болевой порог уже был преодолён, однако сознание она потерять не могла. — Продолжим, — довольно проговорил Мучение, вонзив иголку в основание крыла самки, — ну и как тебе? — ласково спросил он, — нравится? Или предпочла бы нечто другое? К неимоверной боли в плече добавилось удовольствие, ощущение мягких листьев, проходящих по мембране и тёплых струек воды, но оно не шло ни в какое сравнение с неимоверной болью в лапе. Вторая иголка переменила всё: тёплая волна непередаваемого удовольствия наполнила сознание, вытесняя боль, из горла самки вырвался протяжный стон. — Продолжим, — довольно кивнул самец и не удержался, провёл пальцем по мягким чешуйкам самки, меж задних лап, — в прочем, почему бы и нет, — добавил он, вонзив иголку чуть ниже вульфы. Удовольствие сменила новая порция боли, внутренности сжались и, по ощущениям радужной, начали рваться, в то же время чешуйки, скрывающие лоно были силой отодвинуты в стороны, а на плечи опёрся вес тела самца. — Не-ет, не надо, — всхлипнула рыдающая от боли самка, поняв намерения самца. Мучение не обратил на слова пленной никакого внимания, просто мягко введя член в киску самки. Иголка вонзилась в шею, не принеся ни удовольствия, ни боли. Однако смысл этого самка поняла только тогда, когда явственно ощутимый внутри член начал движения. Громкий стон оборвал тонкий визг боли, каждый миллиметр плоти, каждая неровность фаллоса самца приносила неимоверное удовольствие, пожалуй, раньше от этого она бы потеря сознание, но только не сейчас. — Удовольствие на грани безумия, — прошептал ночной, мягко проведя по шее самки, — боль на грани сумасшествия, — член двинулся обратно, от чего самка тихонько заскулила, — а может быть между ними и нет разницы? — Очередная иголка вонзилась в плечо, от чего по лапе начали гулять разряды электричества, от еле ощутимой щекотки до прожигающей нервы и плоть разряда молнии. Радужная вновь завизжала, голос был сорван, так что из её горла вырывался хрип на половину со свистом. Фрикции стали постоянными, волнами перекрывая боль. Минут через десять ночной довольно рыкнул, а самка дёрнулась, почувствовав, как лоно наполняется семенем ночного, после чего утихла, никак не реагируя на боль. — Три луны, — выругался Мучение, вытаскивая иглы с тела радужной, — только не это, только не это, — проговорил он, избавив самку от всех иголок и, освободив её голову, посмотрел ей в глаза. — Давай ещё, — прошептала та, проведя языком по лапе самца, — пожалуйста, я хочу больше. Ночной довольно оскалился и медленно провёл языком по иголке. — Я дам тебе боль, — проговорил он, — и удовольствие.