***
Поблизости ни души, только одержимые божественным проклятьем оболочки. Их приходится обходить за километр из-за опасений за собственный хитин. Слишком хрупок, слишком слаб сейчас, не вынесет сражений, не протянет долго, маленький призрак. А оказался здесь лишь потому, что в самый роковой момент ошибся. Тогда увидел искреннюю панику на лице возлюбленного. Видел его стремление помочь, готовый хоть душу отдать за это! И к горести не смог. Похоже, судьба предпочтила отвернуться от него задолго до случившегося, стоило оказаться на дне с черепками собратьев, как всё пошло наперекосяк. Но опускать руки не входило в его планы. Вот только к земле его тянут-тянут когти одиночества и безнадёжность. Словно нашёптывая "Не сможешь, рано или поздно падёшь, закончив наконец дышать". А тот уже на грани сдачи, но продолжает помнить. Припоминает счастливые моменты рядом с единственным на свете, то и дело вспоминая, как обожал засыпать, заключённый заботливыми объятиями. Как же было любо ему ни с того ни с сего прижиматься к жуку без страха, без риска быть отвергнутым и посланным куда подальше, вместо этого Квиррел расщедрится на ласки, впридачу одарив желанным поцелуем. Как же он желал вернуться к нему! Снова встретиться с ним взглядом и узреть его улыбку! Жаждал и хотел, но сейчас это недостижимо, невозможно. Он продолжает цепкими лапками держаться за надежду, чей источник один спаситель, Мономоны ученик. Рыцарь отрывает небольшие лоскуты ткани от подобия плаща и оставляет своего рода метки, привязывая их к лозам неизвестных ему растений. Дабы самому не заблудиться в этих дебрях и знак какой-нибудь подать. И вот, костлявые коленки подводят, опрокидывая хозяина. Нет больше сил держаться за счет одних воспоминаний. Остаётся отползти в укромный уголок и надеяться, что пока залечиваются раны и восполняется энергия, никто из тех кровожадных тварей не достанет своими когтями так же, как родную кровь в одёжке красной. Страшно, мерзко от безысходности положения. Можно лишь терпеть, стискивая зубы, но терпеть, питаясь счастливым прошлым. Так и слышится завораживающий голос, который приятными волнами раздаётся в разуме малыша. А вместе с ним, доносятся и бьющие по стеклу оркестры дождя и рассуждения жука о невообразимой красоте столицы великого Халлоунеста. Только вот не чувствуется его тепло. Или слышно тихое журчание воды и тихое жужжание мстекрылов по ту сторону озера. Только вот нет странника без маски рядышком. Ничего нет...***
-В неведении я. Ну не могу его там оставить, сердце кровью обливается! Выслушивает Мономона своего ученика, изливая душу ей. И слушает даже с чуть приметной улыбкой на лице. Но эта радость отнюдь не злорадствующая! Она лишь радостью полна с еле заметными крупицами жалости столь сильного проявления эмпатии Квиррела по отношению к другим. Это не всегда, конечно, имеет благие последствия, но лишь в том случае, если относится к ней безалаберно и простодушно. Такие качества подходили Рыцарю скорее, который сейчас вновь забился в тёмном уголке. Наставница даже припоминала тот момент, когда Квиррел более целой недели в открытую показывал своё недовольство и неприязнь,лицезрея последнее испытание неудачного сосуда. -Он же ранен. Сгинет же. Пропадёт там навсегда! - Уже потише дополнил он, опустив очи куда-то к низу. Уж слишком сильно сердце защипало от страха снаружи бывшего приюта. Приходится сдерживать эмоции, чтобы не подать признаки беспокойства и не потревожить труженицу лишний раз. -А ты ни капли не изменился, Квиррел. - Начала монолог матушка, укладывая на странника одно из щупалец. Но жук и тут находит повод для малейшей радости. Как-никак Мономона рядом с ним и может выслушать, обнять, прижать к себе несчастного. В то же время, никак не выпустят из цепкой хватки думы про малыша и про то, как ему должно быть сейчас страшно одному. Конечно, если его ещё не поглотила тьма, вернув обратно отделённую частичку. О последнем несчастный старается не размышлять. Получается из вон рук плохо. -Всё так же держишь переживания за каждую живую душонку Но Квиррел прекратил вникать словам Мономоны, отстранённо смотря куда-то вдаль ярким коридорам, задумываясь о пустоте и выходце её. Что с ним приключилось? До сих пор ли он в том самом месте ожидает? Одни вопросы без ответов. Омерзительно ему, горестно от собственной абсолютной беспомощности в данной ситуации. Терпеть не в состоянии боль разлуки, и прекратить не в состоянии мучения. Да только от Матушки не укрылись коренные изменения в поведении чада, резко прекратившего обсуждать всё подряд. Поэтому она, обхватив того для большей надёжности, опустила на землю по-прежнему продолжавшего глядеть в известную лишь ему точку уже на полу. И словно пред её очами предстал тот давний образ, как совсем юный жучок, понурив голову, тихо хнычет неустанно. Ведь тогда он осознал, навсегда покинули, без возможности вновь увидеться, оставили до скончания веков его. Как же это растрогало тогда Мономону, до сих пор чувствуя те же самые эмоции. Наставница торопливо окидывает чуть менее уставшими очами переполненные стеллажи библиотеки, которой и являлись почти что напрочь все Архивы. Потребовалось всего несколько жалких мгновений для поиска нужного чертежа. Достав с верхней полки карту, оную вручили Квиррелу, к щеке которого пришлось приложить щупальце, дабы от горестной потери отвлечь. Квиррел принимает эту карту в свои руки, разворачивая и созерцая чуть иные очертания Халлоунеста. Неужто это то самое спасение и надежда так легко раскрылись перед ним в очертании старинного пергамента? Смотря то на эту карту, то на парящую стражницу знаний, странник пытается высказать слова благодарности, то и дело запинаясь. Под конец жук и вовсе речи дар чуть свой не растерял, когда в его руки от грезящей попала средних размеров фляга с такой нужной живительной водой из источников горячих. Квиррел быстро и надёжно закрепляет поданное ему снаряжение на поясе и заключает в объятия щупальца, пока его не подхватили и не прижали вновь к себе. -Спасибо, матушка! Спасибо! Мы обязательно возвратимся! Я обещаю! — Затараторил ученик Мономоны, укрепляя сжатие. Концам благодарностей не виделся, и вряд ли вообще имелся. -Хорошо, мой бесстрашный ученик. Ступай, а мне остаётся ожидать вас здесь. - Промолвила наставница, одарив жука материнским поцелуем в лоб и это последнее, что она хотела даровать её чаду напоследок прежде, чем он оставит позади Архивы, больше не вернувшись вероятно. А Квиррелу в его очередь не остаётся иного пути, кроме как через немалых габаритов врата из этого поистине священного и по своему удивительного места, которое вместе с тем является прибежищем, старым домом странника. Который в сей же час ступает прочь, провожаемый тоскливым взором своей матушки, которая вновь вернётся к долгому одиночество, сопроводив единственного, с кем можно разделить уныние. Он вновь и вновь кидает взор на довольно-таки потрёпанную карту, а затем опять на местность, сверяясь с проложенным маршрутом. Помимо того, матушка совет ему один на прощание давала, дабы тот гнал злые, назойливые мысли куда подальше. Ведь мир иных грёз столь причудлив! Да настолько, что горечь и печали попросту недопустимы для твоего собственного блага. Реальность та же, но стоит только начать оступиться в приступе волнения, как перед очами местность исказится до уродства, а продолжаться это будет до тех пор, пока сознание окончательно не потеряется в беспросветной иллюзии, пока не окажешься на дне во тьме. Квиррел опасливо продвигается, держа уши востро, дабы вовремя ухватиться за рукоять своего смертоносного гвоздя. По пути идя, он предавался беззаботными воспоминаниями, невольно пуская по лицу краткосрочную улыбку, чтобы вновь пуститься в изучение дивной карты.***
-Так любопытно… И почему же столица находится в вечной печали? — Задал вопрос сосуд, примыкая к страннику чуть посильнее, ведь сырость и холод в округе никогда не упускали возможность лишний раз о себе напомнить. -Судя по всему, своды пещер дали слабину - Подал ответ Квиррел, поднимая взор к верху и пытаясь разглядеть подтверждение своей незамысловатой и скорее всего очевидно правдивой теории, но поток горького дождя не позволял возможность в этом убедиться, поэтому решил не тратить время на дальнейшие попытки. Поднимая измождённого от пути малыша и чувствуя, как он укладывает тяжёлую голову на жука, чуть смыкая очи, странник ощутил малюсенькие ручки, пытающиеся плотнее прижаться к несущему их страннику.***
Столь краткий и незначительный кадр жизни промелькнул, и даже ему удалось согреть посреди яростно метающихся холодных ветров. И хоть в округе в сей же час лишь он да бывшего правителя треклятый свет, поработившего бесчисленное количество невинных душ, странник словно внутри ощущает поддержку призрака сейчас. О как же мало пробыли во влюблённости своей взаимной на просторах Халлоунеста яви мира, пред роковым визитом на Голубое озеро, подарившее и счастье и горе для них двоих. Эти катакомбы, атмосфера которых, казалось, мрачнее низин пучины бездны, когда ты совершенно одинок, а их обитатели опасны и страшны. И как же может быть тревожно малышу, кой забиться в страхе где-то мог. Опять Квиррел ощущает удручённость от проказ фантазий. Вновь округу всю его разум исказил, ослеплённый страхом и непросветной горестью. Вера сына грезящей за мечты о лучшем держит страх в узде! Но тщетно все, ровно точно так же, как стараться кончины избежать своей в оковах правил беспощадного монарха. Как вдруг жук сумел заприметить лоскут жутко старой тряпки, кой повязан был на одной из лоз чумы янтарной. Неужто эта ткань принадлежит тому, кого так отчаянно разыскивает странник? Старается он выйти из лабиринтов пещер да катакомб, да отыскать путь надежды на потерянную любовь, спрятанный в лапах отвернувшейся судьбы. На жука, стоило тому лишь коснуться того лоскута, в миг снизошло озарение. Это точно был маленький призрак, однако одним куском ключа не удастся открыть замок, ведущий прямиком к зовущему его спутнику. Странник побрёл далее, замечая всё больше выделяющихся на фоне окружения деталей. Сломанные кое-где сучки, дополнительные обрывки ткани. И каким бы прискорбно это не являлось, доверять всему подряд мог разве что глупец. Вдруг есть план коварный, ведущий на верную погибель? Ловушка на почве терзаний душевных? Во всяком случае гвоздь, на поясе повисший, и умение обращаться с ним, наделяли мизерной уверенностью в собственных силах. К великому сожалению, всяческие зацепки резко оборвались, заведя в уже успевший стать проклятым в глазах Квиррела тупик. Нет, что-то здесь не чисто, не мог ни с того ни с сего просто бесследно испариться. Хотя, мир грёз иных столь причудлив, непонятен, что случится может всякое, зачастую нехорошее. Рассвирепевший от подобного исхода, искатель бросился переворачивать вверх дном каждый уголок, ища новые зацепки, которые могут вывести на потерявшегося возлюбленного. Его поиски в скором времени оправдались. Под конец, почти что сдавшись, он хотел начать новый путь, но заприметил скрытый, иной путь мрачной катакомбы. Побрёл туда и стоило запустить ему очи, как из уст вырвалось имя, точнее прозвище героя. Малыш, кой провалился в дрёмы, не обращал уже внимания, ведь желание посетило его разум о том, что лучше наконец-то сгинуть, чем мучиться от боли и терзаний. Странник принялся за попытки выдернуть из цепких лап воображения, но тот непоколебимо держался, продолжая блуждание по царству снов в компании морфея, отдаляясь поодаль от мира иных грёз. Бросив эту затею, жук садится рядом, поднимая на заботливые руки и кладя на себя, безболезненно схватившись за ручонку. Такая холодная, а оно и неудивительно никак - когда пришлось пожертвовать немалой частью накидки, которая худо-бедно, но оберегала от излишков холодов, пускай и не в той же мере, как объятия странника без маски впредь. Одаривают малыша лёгкими поцелуями в макушку, пускай он этого и не почувствует вовсе, это было необходимо для собственного спокойствия и окончательной победой над тоской. Как вдруг ни с того ни с сего, рыцарь посильнее примкнул к жуку и разомкнул свои очи, неохотно позволяя световым лучам неприятно соприкоснуться с ними. Но цена за подобную жертву была в сто крат отбита. Вновь он лицезрел треклятые своды пещер, остатки носимой им накидки, а к общей куче впечатлений, чувствовал то тепло, которое побудило очнуться ото сна. Скорее всего лозы оранжевого света разрослись и добрались до сосуда, согревая своими лживыми обещаниями, не так ли это? И всё же... эти заботливые руки узнаваемы по первому касанию, так близки они душе, что рыцарь неудачно вскакивает, окидывая причину своего беспокойства взглядом и невольно подкосив тонюсенькие ноги от прилива счастья. Квиррел даже не сумел толком и пальцем двинуть, как на него налетели с желанием поскорее воссоединиться и наверстать упущенное. Он так тосковал и вот странник снова здесь, он снова рядышком. Теперь, в голове только мысли об одном, одном единственном на белом или ином свете - страннике желанном. Тот ластится к нему из последних сил, прижимаясь вновь и вновь, стоило почувствовать хотя бы секундный разрыв соприкосновений, которых так долго не хватало. -Хватит покидать меня! - Сорвалось невольным, вместе с тем весёлым всхлипом с уст раненого, которому жук подал флягу с целебною водою матушки и комфортнее прижал к себе кроху, слегка оторвав того от земли. -Хорошо, не стану. Обещаю - Тише ответил Квиррел, сосредоточённо поглаживая сосуда по спине и принимая опустевшую флягу обратно. Слова здесь не нужны, нужно лишь пребывание друг-друга рядом и ничего более. Боль с приятным ощущением тепла, постепенно отступает, а странник лишь подпитывает это чувство своей заботой. Сосуд продолжает активно жаться, утыкаться в его щёку иль висок, пытаясь показать, насколько ему не безразличен и важен наследник Архивов. Жук складывает одну руку на затылке Маленького призрака, прижимаясь ликом к несуществующей переносице и закрывая веки утомлённых глаз, улавливая, как рыцарь полностью отдался отдыху в его руках. В сей момент всё хорошо и беспокойств сыскать просто-напросто не представляется возможности, помимо снующих вдалеке оболочек. Можно не предаваться беспокойству, пока что. Это ли не чудо в мире иных, треклятых грёз?