Иные грёзы

      Сердце начинало биться всё более и более учащенными темпами с каждым шагом странника, который, не подавая ни голоса, ни утешения следовательно, направлялся к самому венцу этого пестрящего чудесами королевства. И при всём этом действе, рыцарь всё пронзительнее, всё душераздирающе мысленно вопил, что он не хочет брести дальше, что ему до тряски по всему тельцу страшно. Он не хочет поддаваться такому отвратному риску и затеряться навсегда во мраке бесконечном, который от него не оставит и следа и только его полный ужаса возглас эхом пронесётся, затерявшись невесть где. Но как бы его не пробивала дрожь, как бы он не вжимался к Квиррелу, время, которое судьба приписала ему для пребывания во всевозможных мирках, исчерпывается с завидной скоростью. И казалось, что тот, кто его оберегал всё это время, сейчас сломя голову бежал напролом вперёд, хоть его шаги были очень и очень протяжными. Как же маленький призрак хотел, чтобы был ещё хотя бы один жалкий денёчек на то, чтобы просто быть в обхвате объятий самой близкой для него душонки, которая вообще может существовать. И вот в этот самый миг, когда жук оказался на венце, дрожащий спрыгнул с него, еле устояв на трясущихся ногах. На короне Халлоунеста давали о себе знать лишь развалины, о тогдашнем назначении которых можно было бы узнать с еле посильными трудами поисков лишь из старинных книг в Архивах или где-нибудь ещё, но не с таким уж и великим шансом отыскать хоть малейшие крупицы информации или зацепки, за которые так было интересно хвататься в поисках желанной разгадки. Бледный свет, невиданных никому в настоящем времени символов, худо-бедно имел в себе силы осветить хоть что-нибудь в округе, но наперекор ему здесь пребывали волны вековой пыли и песка, которые поднимались в не самые большие вихри от самого маленького дуновения ветерка, холодных потоков воздуха, которые очень болезненно пронзали панцирь, усугубляя тряску и колкое чувство негодования. А обрыв этого загадочного места выглядывал на уже совсем увядший в этом мирке городок под наименованием Грязьмут, в котором никогда более не раздастся чей бы то ни было голос и никогда уже не прогремит с раннего утра возня, затихнув только лишь к вечеру. Именно в этом городке с теневым созданием заговорила первая личность, первая душа с начала второй жизни восставшего из братской могилы, которая гордо носит наименование Бездны, если быть точнее. И на этом самом обрыве, на его самом-самом краю, гордо возвышалась уже подкосившаяся набок статуя забытой богини света и время её щадить не стало, что было видно невооружённым глазом издалека, судя по трещинам да и вообщем по плачевному её состоянию, из-за чего казалось, словно она повалится наземь, покрошившись в бесполезные обломки от простого прикосновения. Квиррел направился к обрыву, не бросив в сторону возлюбленного даже бедного взгляда, не потому что он был ему противен, а всё дело было лишь в том, что жук страшился передумать, схватить сосуда в свои заботливые руки и устремиться прочь, прочь отсюда хоть куда-нибудь, лишь бы не подходить к этой треклятой статуе. Однако, спустя пару-тройку шагов, ученик Мономоны остановился, так как на фоне шумящего ветра не мог уловить шаги и цоканье коготков рыцаря, что заставило остановиться и бросить взгляд назад, чего он так страшился и чего так сторонился. Несчастный стоит на месте и только дрожит, понурив голову и закутавшись в кое-как зашитую ещё в Архивах накидку. Как же ему уже тошно от своих потоков горести и от того, как же он слаб и порою жалок, ему так и кажется что в один из моментов Квиррел просто-напросто раздражённо цокнет, махнёт на него рукой и покинет, бормоча себе под несуществующий нос что-то нечленораздельное. У странника вновь защемило сердце и тот невольно покосился от такого вида, устремившись к маленькому призраку и с усилиями заставляя того поднять мордочку. Юркая тень не выдерживает и обхватывает панцирь жука так цепко и так старательно, словно от этого зависит его жалкая жизнь в мире иных грёз, хотя, отчасти так и есть. Его подхватывают на руки и куда-то несут, но куда именно разобрать уж невозможно, ведь всё так же дрожащий возлюбленный упорно жмурит очи, стараясь забыть где он и что сейчас происходит с ним и тем кто рядышком, пока прикосновения стараются перебить собой тревогу, царящую в раздумьях каждого. Он не так эмоционально переносил битву с Лучезарностью и часы, что утекали прочь прямо перед ней, ведь жук сгинул в темнице водной глади Голубого Озера и малыша тогда ничто не тяготило, помимо нудного существования себя не самого любимого и никому ненужному в том мирке, помимо разве-что Хорнет, единственной кто находилась в состоянии разделить времена полные бурления чумы везде где только возможно. А что сейчас? В этот раз странник с ним, он жив, он здесь и никуда не должен деться. Квиррел остановился у статуи забытой Богини света и в ответ рогатое творение монарха вжалось к нему ещё сильнее, хотя казалось, что предел и так в этом был достигнут. Хотелось изо всех сил вопить от страха перед предстоящим, завывать от безысходности как на дне пучины бездны, а сосуд продолжал терпеть, стискивая зубы. Жук с больным вздохом уселся на краю, поставив перед собой задачу успокоить маленького призрака, хоть перспектива о побеге в неизвестность, который при том тоже не приведёт ни к чему хорошему, казалась всё привлекательнее. Как же ужасен факт о том, что твоя жизнь совсем скоро оборвётся вопреки твоим желаниям, а ты никак не можешь на это повлиять, словно ты погибающий от заразы покойник, смотрящий в потолок своей комнаты в ожидании кончины, или же летишь вниз с обрыва в никуда, не в силах даже набрать грудью воздух, дабы завопить, сдирая в ничто голосовые свои связки. Малыш поднял глаза на любимого, который неотрывно смотрел вниз на Грязьмут. -Квиррел- Не очень решительно окликнул со всей присущей привязанностью его имя сосуд, получая в ответ короткое, вопросительное мычание и полный внимания взгляд. -Поговори со мной, пожалуйста- Подал просьбу рыцарь, желавший слышать его приятный на слух голос перед кончиной. -И о чём же? О том как ты стащил мой дневник и носился от меня с ним по всему Халлоунесту? При этом читая его так громко, что даже оболочки в увлечении слушали.- По какой-то причине, именно этот случай пришёл в думы жука и никакой другой, при том его голос звучал со странной смесью поддельной обиды и саркастичности. С уст сосуда послышались несколько весёленьких смешков. -А после всего, когда ты пытался снять меня с уступа, тебя укусил какой-то паук и ты "бровью" повести не мог. Ха-ха! Квиррел, прошу тебя, прекрати!- Начал сквозь приглушённый смех голосить рыцарь, когда Квиррел изобразил нахмуренные брови пальцами, при том с каменным лицом смотря на повеселевшего призрака от того, как странник смог точно скопировать себя прямо в тот момент. Это долго не продолжалось и жук бегло бросил взор на этот самый дневник, который был надёжно закреплён на поясе без риска упасть, всё-таки воспитание горячо любимой матушки на подсознательном уровне велело держать все свои вещи в надёжности и сохранности. Квиррел снимает с пояса блокнот, долго его сверля глазами. Он всегда хранил его как зеницу ока, почти точно также как и маленького призрака оберегал от всего и вся. И к неожиданности даже для самого себя, странник протягивает его возлюбленному, который с выедающим непониманием утыкался взглядом то в дневник, то в ученика Мономоны, искренне не понимая значение сего жеста и что от него требует самая близкая персона. -Чего уж там. Мне всё-равно больше нечего туда вносить, а потому возьми его, ты всегда так и пылал желанием окунуться в эти строки. Я ни о чём не буду сожалеть, если отдам его тебе.- Закончил свой монолог жук, в конце сильнее протянув блокнот малышу, полые глаза которого словно начали блистать от такого доверия, от столь трогательного момента. И вот в лапках сосуда находиться вещь, хранящая в себе все переживания и раздумья Квиррела, мысли, которые посещали его думы на протяжении всех-всех его путешествий и исследований. Но при всём при том, сердце сжималось с такой силой, что дрожащие руки рыцаря не были способны распахнуть страницы, вместо этого они крепко сжимали журнал под взором озадаченного взгляда. Маленький призрак вновь кидается в его объятия, вжимаясь еле приметной мордочкой в мягкий хитин на верхней части брюшка, в последний раз. Он в последний распоследний раз улавливает как тёплые, заботливые руки его обхватывают, владелец которых составлял компанию холодными ночами, с которым можно было разделить как свои, так и его тревожные домыслы перед отходом в царство морфея. И только благодаря Квиррелу он смог пройти столь громадный путь, начиная со своего создания, именно он зажёг в душонке рыцаря приятное чувство любопытства, а затем и остальные, именно он был его поддержкой. И если бы не он, то малыш бы в сей момент заживо сгнивал в Храме Чёрного Яйца на Забытом Перепутье, либо же мирно испустил последний вздох во сне на вокзале рогачей после не самого удачного сражения с настырными аспидами. И наконец-таки, если бы не странник, то никогда не удалось бы испытать столь поистине завораживающее, влекущее за собой чувство как любовь. Простая, в каком-то даже смысле слова невинная любовь. -Всё эти мирки столь необъятны, полны чудес и неизвестий- Неторопливо, почти шёпотом проговорил жук. Маленький призрак нашёл в себе силы очень неохотно и медленно отстраниться, встать на всё-ещё дрожащие и при том тоненькие, словно пара спичек ножки, снять с пояса треклятый гвоздь грёз и побрести прямиком к статуе забытой богини света, которая пронизывала насквозь своими мёртвыми, жуткими глазами. Малыш останавливается перед статуей и в самый последний раз оборачивается к Квиррелу, улыбаясь, ведь он хотел запомниться весёлым, беззаботным маленьким воином, который будет иметь силы на улыбку абсолютно в любой момент события и несмотря на то, что по щекам вновь побежали горючие слёзы. -И при всём этом- Не решаясь говорить в полный голос выпалил жук, приступив вперёд на пару шагов, словно ожидая взаимных слов от рыцаря. -Ничто не смогло завлечь меня сильнее, нежели ты- Добавил он, в конце притихнув от чуткого взгляда пустотного создания, который он запомнит на все времена вперёд. Эти слова они знали наизусть и будут знать даже после окончания своего жизненного пути. Малыш делает взмах ненавистным гвоздём грёз, зажмуривает слезящиеся от ветра и горести очи и наконец-таки поражает им статую Лучезарности, после сего действа падая замертво, пока о его способности к дальнейшему существованию намекает лишь медленно поднимающаяся и опускающаяся грудь. Квиррел подходит к его бренному тельцу, берёт на заботливые руки и садится у статуи, снова обнимает малыша, не желая отпускать родную душонку, роняя редкие для своей персоны слёзы только в сей момент, в момент осознания, что его голосок и его звонкий смех он сможет услышать лишь во снах да воспоминаниях, но они уже не будут такими любящими, радостными, знакомыми.

***

      Треклятый свет заполнил собою всю округу и стоило сосуду совсем слегка приоткрыть глаза, как в тот же миг пришлось вновь их зажмурить, дополнительно протирая очи лапкой и невыносимо сильно желая вернуться во мрак Глубинного Гнезда иль в другое потаённое местечко, куда не проникнет ни одного жалкого лучика просвета. Но к дикому несчастью, с этого самого момента Квиррела рядом нет и более не будет, одно лишь может вселять сомнительную радость, ведь когда он наконец-таки погрянет в вечной тьме, то его глаза прекратят слезиться от света, изливая потоки горести лишь от страха. Проще говоря, он начал свою жизненную дорожку в тёмной мастерской монарха, ловя прямо перед мордочкой худощавые, перепачканные в пустоте руки творца, а спустя пару-тройку жалких минут в настоящем будет созерцать пред собою яркие вспышки и погибель, закончив более или менее значимое и толковое существование в нескончаемых потёмках. Его глаза с горем пополам, но свыклись с новым для них окружением, у рыцаря появилась возможность смиренно встать, охватив страшащимся взглядом всё вокруг, раскидывая в думах дальнейшие свои действия. Огрызок из невесть какого мира являлся единственной платформой во всём окружении, который предотвращал неизбежное падение в очередное никуда и по сути дела являлся ареной, на которой произойдёт сражение за один лишь жалкий мирок, который хранит в себе всего три душонки, существование которых в какой-то мере бессмысленно. Хотя кто знает, вдруг всё-таки кому-то не посчастливится очутиться в мире иных грёз и тот в конце всего будет благодарен за эту жертву? Этот вопрос посещает думы творения монарха, странника, Мономоны наставницы уже долгое время, как и множество других домыслов, которые не покидали изнемогшие умы. Знакомые на вид, тучные, но при том нисколько не серые облака боролись между собой за свободный кусочек неба и если в блаженных грёзах их созерцание давалось с наслаждением, то сейчас они отталкивали, вызывая некую подсознательную тревогу от своих габаритов, словно те вот-вот упадут на тебя. Пространство в округе заполнил некий гул, отдающийся где-то в груди внушительными и не самыми приятными отголосками, от чего в рыцаре всеми силами трепетало желание проснуться где-нибудь, но рядом с Квиррелом, живым и невредимым. Маленький призрак, что удивительно, не сумел заприметить с первого раза источающее треклятый свет солнце вдалеке и он в сей раз точно знал, кто играет с ним в прятки таким непривычным образом.       Более не было ни единого смысла оттягивать этот решающий момент, ведь нет пути назад, так как тот испарился в никуда ровно точно так же, как и тысячи сосудов на дне пучины Бездны, а от этого печального факта становится только страшней. Пустотное создание, которое вопреки планам Бледного Короля сумело зажечь в себе пылающие всевозможными красками чувства, сумело избежать гибели от оков дурацких правил Белого Дворца и совершить столь длительное путешествие длинною в несколько миров, выходит к самому центру специфической арены, снимает верный гвоздь и прорубает им воздух, взывая ненавистное ему создание на сражение, которое будет совершаться не на жизнь, а на верную смерть. Пускай в этой битве и не будет победителей. Проще говоря, если уж прекращать своё существование, то прерывать его стоит всё так же оставаясь героем, даже если это всё лишь для пары знакомых тебе личностей. Нет пути назад и более не о чём жалеть, для обычного сосуда он пережил и увидел слишком многое. Проходит несколько мучительно долго тянущихся секунд и перед совсем крохотной тенью предстаёт величественная Богиня света, которая до поры до времени считалась забытой, но сумела отыскать силы и возможность, дабы суметь напомнить о себе и воссиять. Вот уже падая наземь от одного возгласа Лучезарности, пустотное создание осознаёт, что в этом мире грёз иных, когда ровным счётом ничто не может оказать сопротивления её жгучему бытию, виновница всех бед ещё ярче и могущественней, нежели во время первой и, как казалось на тот момент, последней битвой за Халлоунест, за всё живое. В любом случае, ни желания, ни времени не имелось, чтобы оценивать величие нынешней правительницы этого мирка, когда к тебе уже стремятся смертоносные лучи света, которые всего за несколько мгновений способны прожечь тоненький панцирь. Иногда когда Квиррел прижимал к себе малыша, то он мог чувствовать как маленькое сердечко спокойным ритмом билось полное желанием жить, но впредь он этого не сумеет почувствовать, а в сей момент этот самый малыш вздрагивает с каждым его биением, хватаясь за малейшую возможность прожить ещё пару секундочек. Как бы высоко он не прыгал, какую бы силу не вкладывал в очередной свой удар, его не покидало приторное на вкус ощущение, что все его попытки тщетны и единственным разумным шагом будет спрыгнуть с арены в настоящее никуда, вновь, во мрак. Он совсем не продвигался, не был в силах, когда на ум приходит осознание, что он погибнет навсегда, а его сознание, его душа будут пребывать в вечных мучениях от пыток бесконечных тьмы и мрака. Маленький воин кидает беглый, почти несущественный взгляд прямо в очи Лучезарности. И было сразу понятно, что она помнит творение, которое отстаивает жизни жалких существ, у которых навряд ли есть шансы на благополучное существование, а с таким "защитником" уж тем более. Но при всём при том в её взгляде можно было сыскать такую вещь, как чувства. В ней словно витало чувство любопытства, которое сбивало привычный темп битвы и внимательность к ней, что давало вечно борющемуся за свою жизнь существу время на краткую передышку и сбор уже иссякающих, словно вода сквозь щели сводов в столице королевства, сил. "По какой причине он продолжает так яростно бороться? Что же служит стимулом для такого рвения?". Вопрос за вопросом возникают из небытия в думах богини забытого света, а ответа пока не сыскать. И вот маленький призрак не выдерживает такого изнеможения и падает наземь. Он не смог, не в состоянии более биться за жизни, он подвёл самых близких ему персон, за что сейчас сам себя мысленно проклинает. Бедный рыцарь, павший под натиском всевышней и похоже, что весь этот путь и все приложенные к достижению венца королевства силы были потрачены впустую, принеся за собой одну лишь сплошную боль и терзания. И в это время маленькая тень вот-вот погаснет от воздействия ослепительного света, способного сжечь её, не оставив даже горстки пепла. "Может его привели сюда инстинкты, заложенные в глубины рассудка его создателем? Чувство долга?". Лучезарность по всей видимости питала надежду к одному из этих вопросов, однако, имелся ещё один, который вселил некие сомнения. "Неужто бледный демиург сумел воссоздать в действительность сосуда, который будет способен питать столь сильные чувства к кому бы то ни было, чтобы пойти на столь болезненный для себя риск?". Да и ко всему прочему, Богиня забытого света не торопилась стирать с лика этого мира ни в чём не повинное пустотное создание. Перед глазами маленького призрака как и в прошлый раз проносятся былые времена и тёплые воспоминания, как ему раскрылись чувства странника на берегу Голубого озера и как он с ним совсем недавно делился размышлениями у старого домишки в прекрасной, вечно изливающей горесть столице. Храбрый воин поднимается на ноги, хватая в подрагивающую от боли изнеможения лапку гвоздь и устремляя свой взор в яркие, словно небесные светила очи Лучезарности. Но эта история не какая-нибудь сказка, хоть и похожа весьма и весьма, потому чудесного возвращения сил от пролёта жизни перед глазами ждать не стоит, а вот ожидать появления храбрости от всей безвыходности ситуации несомненно можно. Это уже неважно, совсем неважно, ведь не стоило так быстро выставлять на обозрение своё бесстрашие, когда наземь упали в начале несколько капелек пустоты, служившей для малыша подобием крови, а затем она струёй хлынула из раны на тоненьком брюшке, которое проткнул один из десятка гвоздей, стремящихся к беззащитному. Проткнули совершенно без усилий, настолько остро было лезвие, острее всех на белом свете, настолько хрупок ничем не защищённый панцирь.       Квиррел продолжает пребывать на венце, уложив голову и торс возлюбленного на своих коленях, ведь именно в таком положении ему было удобно делать передышки, когда хотелось душевного тепла, а занятой жук ещё не закончил с записями в своём дневнике. Единственный, кто в сознании находился на короне королевства, очень трепетно проводил ладонью от рогов сосуда, останавливаясь на его плече и снова возвращаясь, попутно вспоминая что угодно о том, кто рискует своим существованием. К примеру о том, что у маленького призрака есть боязнь воды и темноты, что тот иногда бывает слишком наивен и рассеян, на ум приходит только это, помимо осознания конца истории своего влечения, от чего невольно приходила погостить дрожь в руках. Вторую ладонь странник держал на груди малыша, чтобы чувствовать слабое биение малюсенького сердца, которое, по всей видимости, было меньше руки почти плачущего над тельцем ученика Мономоны. Они ведь просто хотели существовать вместе в одном мирке, больше ничего. Никто не стремился к богатствам или к величию, вовсе нет, это наоборот хотелось обходить стороной из-за взваливающейся на твои плечи ответственности, когда ты итак держал её за того, кто постоянно бредёт рядышком, частенько хватаясь за твою руку и иногда даже ластясь. Они ни в чём не повинны, только лишь в своём существовании, вот и всё, за что этой паре достался такой печальный конец? Чаще всего судьба очень жестоко обходится со своим носителем, вне зависимости от его поступков. И посреди откровений с самим собой, посреди кое-как согревающих воспоминаний, прекращается звук и ощущение, которые так успокаивали Квиррела. А если быть точнее, жизненный ритм крошечного, имеющего дикую волю к жизни сердца, почти заглох. Маленький призрак вот-вот посетит уже какое небытие и бледные зрачки его полых глаз уже никогда не будут блистать от одного лишь беглого взгляда любимого. Эта история началась в самых низах королевства, поднимаясь всё выше и выше, достигая, казалось бы, недосягаемых границ, а закончит своё повествование здесь, на венце Халлоунеста иных грёз. Ни странник, ни сосуд более не почувствуют теплые ощущения в районе щёк от даже самых робких поцелуев, матушка Мономона больше никогда не сможет прижать к себе своего равноправного сына, да и к этому моменту она уже может быть мертва, а чума, не упустив такой возможности, проникла и в священные Архивы. Жук нервно бегает глазами куда только можно, хватаясь уже за своё сердце, ведь оно в привычной манере облилось кровью, схватившись словно в горестных судорогах и забилось куда чаще, чем когда-либо могло. Единственный герой, которому посчастливилось пожить чуть-чуть подольше, мог вспомнить посреди ночи то, что он чувствовал, когда приходил в осознание того, что матушка, явившаяся практически на другом берегу озера-всего лишь видение его изнеможения, а странника уже тянет на дно, воздуха становится всё меньше и как ты не борись и не брыкайся, уставшие конечности тебя подводят, а сознание клонит в долгожданный сон. Но тогда он мог проснуться и прижать к себе дремлющего рядышком воина, а сейчас ощущения ещё более невыносимы, от чего хочется схватить свой верный гвоздь и заставить его тебя предать, вонзив в свой панцирь и отправившись в никуда. Как вдруг, ни с того ни с сего, весь разум осенила ослепительная догадка. Если путь к Лучезарности ведёт в блаженные грёзы, то если оступиться и устремиться в пропасть, конца которой не узреть, то можно вновь попасть в иные грёзы! Нет времени на планирование своих действий, на взвешивание всех за и против, нужно просто в какой-то степени забыть про взвешивание всех за и против и танцевать шутливый танец прямо перед носом у самой смерти, надсмехаясь над её попытками заставить тебя испугаться и оцепенеть. Квирррел, с затруднением из-за крепких ремешков, срывает гвоздь грёз с пояса погибающего, при том продолжая держать его на своих коленях и с сожалением смотря в закрытые очи, пока соблазн навеки заснуть играет с ним злую шутку, мухлюя в состязании за продолжение жизни. Странник делает взмах треклятым гвоздём грёз и падает замертво, прямо как и малыш, которого тот успел в последние секунды прижать к себе, дыбы он не ударился о твёрдый пол при падении и не повредил такой нежный хитин.       Происходящее далее очень уж не хочется описывать из-за осознания сложившейся наихудшим образом ситуации. Вспышки света, витающий рядом запах пустоты, который напоминал смесь металлического запаха и чернил и от которого ученика Мономоны кидало в приступы дрожи от понимания того, что его маленький воин попал в передрягу, что он ранен и находится даже в самой незначительной опасности. Жук ещё с самого начала понимал, что его цель это сопровождение почти родненького ему сосуда, оберегание его от всего и вся, забота, поддержка и банальная любовь, которой он на все времена вперёд пытался компенсировать далеко не сладкое прошлое. Стоило только что прибывшему подняться на ноги, как хотелось вновь упасть наземь, ведь конечности отказывались слушать, а глаза округлялись всё сильнее, несмотря на выжигающий свет, исходящий как от Лучезарности, так и ото всей округи включительно. Малыш уже свалился с ног, он не может вновь подняться не только из-за боли, но и из-за появившегося невесть откуда страха от пристального взора забытой богини, которая не хочет избавлять его от этой боли, она лишь наблюдает за тем, что будет происходить дальше, словно зная, что в одиночку он не испустит свой последний вздох. Взгляд бывшего правителя, не торопясь, переместился на новоприбывшего, от чего тот содрогнулся, бегло смотря на раненного и словно задавая немой вопрос, дозволит ли она ему подойти? Лучезарность всегда представлялась ему самой нежелательной персоной, которую можно повстречать на белом свете, даже хуже Короля Кошмаров, намного хуже, если быть точнее. Во всяком случае, он это мог услышать из чужих уст и даже уловить эти слова со стороны монарха, которому весь жучий народ был предан всем сердцем и так до самой своей кончины. Не обратив внимания на отсутствие согласия, Квиррел стремглав подбежал к маленькому воину, оттащив того на сравнительно безопасное расстояние, которого на этом жалком подобии арены и не имелось, он прижимает содрогающееся от малейшего воздействия тельце к себе, пытаясь успокоить своими ласковыми прикосновениями хоть немного, но сосуд продолжает жадно глотать воздух в попытках усмирить режущие ощущения, начинающиеся в брюшке и расплывающиеся вплоть до кончиков пальцев. Да и ко всему прочему, малыш только сейчас смог уяснить, что возлюбленный не смог найти в себе силы остаться там, в иных грёзах. Несмотря на весь страх и изнеможение, бледные зрачки полых глаз всего в пару жалких секунд расширились, стоило только осознать присутствие самой дорогой во всей жизни личности совсем рядышком. Но была и другая сторона медали, ведь теперь оба героя заперты здесь и путей для спасения совсем немного, а испепеляющий всё живое взгляд прожигает их затылки. Во фляге осталось ещё немного целительной воды из горячего источника, во всяком случае её должно хватить, чтобы любимый смог остаться в живых подольше, ведь такая рана не сможет затянуться самостоятельно, несмотря на удивительно быструю способность к регенерации. Стоило маленькому призраку сделать несколько последних глотков, как тот без раздумий вскочил на ноги, вновь взывая Лучезарность на бой, даже если его шансы на победу так же ничтожны, как и он сам перед ней. Сразу же после этого действа прямо перед ним из ниоткуда явилась дюжина гвоздей, зависнув в воздухе и по повиновению своего хозяина не вонзаясь в нежный хитин. Несмотря на озадаченность и поиск ответа, всевышняя не может подвергать себя риску, когда накануне её правление. Квиррел же такой демонстрации своей бездумной храбрости не оценил, хватая свою причину жить за запястье и практически швыряя за себя, сердито зыркнув, от чего вся смелость улетучилась и немой приказ "прятаться" был мгновенно исполнен, когда предмет обожания сложил лапки на спине жука и скрылся за ним. Почти все сосуды наивны и уверенны в своих силах, ведь их существование не так уж и велико, из-за чего они могут напоминать малых детей своими выходками, как сейчас. Вставая перед раненым, загораживая его от опасности, странник интуитивно держал гвоздь наготове, ловя на себе испепеляющий взгляд, полный невесть каких эмоций. С одной стороны-в нём виднелись озадаченность да любопытство, а с другой-сочувствие и сожаление о чём-то. Защищающий дрогнул, не в силах поверить проявлению подобных чувств со стороны такой ненавистной ему сущности, у которой до этого момента никто не мог разглядеть даже банального присутствия личности. А что, если те тонны книг истории королевства и всего света-были обманом? Что, если они были бессовестно переписаны, дабы монарх в глазах подданных мог разглядеть свою "чистую" и "ни в чём не повинную" персону? Дабы ему верили даже без малейших дум о лжи тех сотен и даже тысяч строк. Её свет и без наших героев унёс слишком много невинных жизней, разорвал сотни "нерушимых" семейных уз и парных союзов даже для одного божества. Даже такой "монстр" как она, способна к проявлению сочувствия. Может вся эта история с чумой вовсе ошибка или простая случайность? Квиррел резким движением прижимает к себе рыцаря, надёжно закрывая его от возможной напасти. Он не мог больше смотреть в эти яркие как небесные светила очи, поддался страху, дикому страху, ведь в тех светилах он словно мог узреть все те мучения, которые принёс всему живому этот треклятый лучезарный свет. Потому оставалось вновь добровольно отдавать свою жизнь в руки судьбы, которая может распорядиться твоим существованием не в самом лучшем для тебя свете и ты это поймёшь лишь тогда, когда она будет со злобным оскалом смотреть на то, как огоньки желания жить угасают в отражении твоих перепуганных глаз. Вспышка света и последующая за ней ударная волна, которая была вызвана божественной сущностью, как наказание за сломленную одним лишь взглядом храбрость. Бьющие в спину порывы воздуха становились всё сильнее, пока свет желанных грёз становится всё тусклее и тусклее, а мрак окутывает твоё поле зрения, становясь всё гуще и гуще. Прямо как янтарный свет, но в отличии от него тьма таит в себе неизвестность, скрывая за своими завесами то, что неизвестно никому и ничему. Странник чувствует, как ощущение цепких объятий малыша становятся всё более и более прозрачными, а невозможность вдохнуть полной грудью манит тебя в сон, пока ты забываешь о полёте в никуда, доверяясь морфею.