Female Robbery

После всего, что произошло этой ночью, Катрин проспала полдня. Сны ее были наполнены кровью и огнем, и, проснувшись, она даже испытала определенное облегчение. Приведя себя в порядок, она решила не есть: ее тошнило, то ли от волнения, то ли от похмелья, которое буквально сдавливало голову в тиски. Остановилась на чашке кофе, а затем решила немного прибраться. Уборка успокаивала Катрин. Да, успокоение сейчас ей было необходимо. Ей казалось, что чужая кровь въелась в кожу, хотя она фактически и не касалась убитого: она выстрелила, обеспечив ему почти мгновенную смерть. Было ли ей тяжело на душе? Определенно да. Страх, липкий страх заставлял ее то и дело вздыхать и дрожать. Что если кто-то узнает о том, что она совершила? Ее ведь упекут за решетку, а Десмонд… Она и думать не хотела о том, что может сделать с ней Десмонд. Катрин перемыла посуду, полы, разложила одежду, сменила постельное белье, полила цветы у дома, но переполняющая ее тревожная энергия никуда не ушла. Сумбурные мысли раскалывали голову, и Катрин просто не могла сидеть на месте. В конце концов, она решила навести порядок в подвале. Сняла паутину, упорядочила различное хламье и внезапно наткнулась на баночку отравы для крыс. «Сделай это, — назойливая мысль возникла сама собой, заставив Катрин нервно закусить губу едва ли не до крови. — Ты ведь давно хотела этого… Чего теперь терять? Ты и так убийца. Рано или поздно все вскроется, и это отправишься за решетку. О чем же теперь жалеть?». Катрин задумчиво нахмурилась и повертела баночку в руках. Маленькие коричневые кубики постукивали о стекло, зазывающее сверкающее в тусклом свете лампы. Она выдохнула и сжала ее в руках. Да, пусть так. В больницу к мужу Катрин отправилась уже ближе к вечеру. Десмонд выглядел просто ужасно. Катрин пришла к нему лишь на третий день, и удивилась, насколько бледный и поникший он был. Опираясь на трость, мужчина, кажется, целую минуту ковылял от койки к столу, чтобы просто выпить стакан воды. — Выглядишь не очень, — Катрин едва удержалась от надменной насмешки и вместо этого лишь сочувственно, натянуто улыбнулась. — Молчи, — огрызнулся в ответ тот. — Будто бы я не знаю… — Что говорит врач? — сказала она, присаживаясь за стол. Десмонд опустился напротив. — Все то же… Еще долго я здесь проторчу. А восстановление займет намного больше. — Это ничего. Главное, что ты остался жив, — ее голос прозвучал настолько заботливо и нежно, что ей стало тошно от самой себя. Из-за своей требовательной и упрямой, словно амбарная ослиха, матери Катрин приходится участвовать в этом спектакле… Десмонд промолчал и нахмурился. — Я принесла тебе пирог, — вдруг опомнилась она, достав его из сумки и поставив на стол. — Поешь. С тяжелым вздохом Десмонд отрезал один кусок и медленно откусил его, лениво пережевывая, и Катрин на мгновение показалось, что ее сердце перестало биться. Замерев, она с мрачным предвкушением наблюдала, как Десмонд ест. Странная радость распалилась в ее сердце, как вдруг Десмонд резко бросил, заставив ее невольно вздрогнуть и напрячься: — Ты тоже поешь. — Нет, — мягко отказалась Катрин. — Я не голодна. — Поешь, — повторил муж с нажимом. Глаза Катрин напряженно забегали по комнате, словно ища ответа. Что же ей делать? «Молодец, Катрин, — укоризненно подумала она. — Теперь ты отправишься следом. Но может… Лучше умереть свободной, чем жить в оковах?». Под взглядом мужа напряжение ее росло, и она дрожащими пальцами все же неуверенно взяла один кусочек, откусив и проглотив. Сладкое тесто встало в горле комом. Но она сдержалась, проглотила его и криво улыбнулась. — Он все никак не уймется… — с тяжелым вздохом мрачно протянул Десмонд, и Катрин не сразу поняла, о чем он говорит. До нее дошло, лишь когда он добавил: — На днях произошло новое убийство, — девушка с трудом смогла унять дрожь и скрыть напряжение, отразившееся в непроизвольно вскинутых бровях. — Даже в больнице работа не оставляет меня… Но я бы и не переживал, не будь у меня с этим ублюдком личных счетов, — гневно выплюнул он и вдруг нахмурился, сказав в недоумением: — Странный привкус, — и покосился на надкушенный пирог. «Да, странный…» Катрин лишь пожала плечами в ответ. — Я покупала его в пекарне Джонсона, так что можешь не предъявлять мне ничего на этот счет, — как бы между прочим отозвалась Катрин, за одно обеспечивая себе достойное оправдание после того, как ее муж умрет от отравления. Если она не повторит его судьбу, конечно… Десмонд лишь вздохнул в ответ. В любом случае, это было лучше больничной стряпни. Ему хотелось нормальной, плотной еды, а не каш на воде и чая. — Ты запомнила, как он выглядит? «Он». Катрин сразу поняла, что речь идет об Аласторе. — Весьма смутно… — неуверенно протянула она: выдавать «Южного убийцу» совершенно не хотелось. «Мы теперь связаны, дорогая». — Странно-странно… У тебя всегда была хорошая память на лица. — Он пытался убить меня. Думаешь, у меня было время разглядывать его преступную морду? — раздражительно прошипела Катрин и, откинувшись на спинку стула, призадумалась. Очевидно, она вспоминала его внешность… Странный блеск промелькнул ее в глазах. — Ну, у него были темные волосы, карие глаза… И он улыбался… — Катрин запнулась на секунду, и Десмонду показалось, что она сама вот-вот едва сдержала улыбку. Он недоверчиво прищурил глаза, выжидая, пока она продолжит. — Безумной улыбкой. Повисло молчание. Катрин выглядела задумчивой, и это не могло не породить в Десмонде смутных, неясных ему самому подозрений. Он толком не знал, в чем именно они заключаются, но эмоции, едва заметно, но без всякой тайны для него самого, мелькавшие на ее лице, казались странными. «Вот же сучка…» — И это все? — пренебрежительно спросил Десмонд, так и не дождавшись от нее ответа. — Тебе что-то не нравится? Ты тоже был там, тоже видел его. Так какие ко мне могут быть претензии? Тебя в ногу ранили, а не в глаза. — Заткнись! — резко рявкнул Десмонд, ударив кулаком по столу. — Не смей разговаривать со мной подобным образом. Мне нужно было от тебя только одно — ответ на поставленный вопрос, но ты не смогла его дать, так что лучше закрой свой рот, — выплюнул он гневно. Катрин тут же затихла и заметно напряглась. Ее кулаки сжались от злобы, но она едва ли могла что-то сделать. Десмонд хотел было ухмыльнуться, однако та внезапно набралась столь неестественной для самой себя смелости, резко ответив: — Не смей затыкать мне рот, — процедила она с искренней ненавистью, которая отразилась в пламени, заплясавшем в ее голубых глазах. — Не забывай, что в тот момент ты был беспомощен и безоружен… Я могла сбежать и позволить ему убить тебя, но я не сделала этого. Я спасла твою жизнь, а ты после этого еще смеешь относиться ко мне, как к скотине! Катрин подскочила с места, намереваясь покинуть палату, как вдруг Десмонд, собравшись с силами, поднялся также, хватая ее за запястье. Пальцы сжимали кисть слишком больно, не позволяя ей уйти. — Может быть ты и спасла мою жизнь однажды, однако твоя зависит от меня целиком и полностью. Без меня ты будешь никем, — его голос сквозил искренней насмешкой, и это, хоть и злило Катрин сильнее прежнего, все же убивало ее решительность. — Люди и так смотрят на тебя сверху вниз… Ты можешь отталкивать меня, но если уйдешь насовсем — это тебя уничтожит. Негоже женщине быть без мужчины. — Негоже женщине жить со скотом под одной крышей, — Катрин резко выдернула свою руку из его хватки и, не реагируя ни на угрозы, ни на оскорбления, брошенные после, удалилась, с трудом унимая раздирающий ее на части гнев. До дома Катрин добралась с большим трудом. Уже на полпути ее начало тошнить и мутить, перед глазами темнело, тело пробивала дрожь, вещающая о подскочившей температуре. Стоило ей переступить порог, и ее сразу вырвало. Живот скрутило, голова раскалывалась. Катрин была вынуждена взять отгул на несколько дней, чтобы отлежаться и, возможно дожить свои последние часы. Все это время она провела в кровати с тазом подле, куда ее рвало. Подняться с постели сил практически не хватало — разве что воды выпить. Это были адские мучения, но Катрин считала их оправданными. Во сне, который, несмотря на жесточайшую слабость, приходил редко и совсем ненадолго, она видела яркие картины, которые кричали лишь об одном: о свободе, отпущении и независимости… Однако то не были отнюдь не самые светлые события; Катрин видела своих демонов, но эмоции, полученные от этих снов, были невероятны. Никогда прежде она не испытывала столь грандиозного предвкушения и такой эйфории. Но ее желаниям было не суждено сбыться. Когда яд, казалось, вывелся из ее организма и ей стало намного проще, Катрин узнала о том, что жив и Десмонд. Очевидно, яд оказался просрочен и не мог более исполнять свое назначение, как следует. Больница в это время поднялась с ног на голову, шокированная новостью о попытке отравления самого шерифа Хиллса. От греха подальше Катрин избавилась от всей отравы в доме и сразу же постаралась сделать вид невинной овечки, нисколько ко всему этому непричастной. Кроме того, она и сама пострадала… По итогу, крайним и главным среди подозреваемых оказался мистер Джонсон, который, казалось, едва не умер от ужаса, стоило полиции нагрянуть к нему на работу. Впрочем, и сам Десмонд не считал Катрин виновной. Конечно, сначала у него возникли подозрения: его жена всегда была странной, ненормальной и питала к нему неприкрытую неприязнь, однако, как считал сам Десмонд, была слишком труслива, чтобы совершить нечто подобное. Ее удел — бросаться колкостями; да и на это, впрочем, ей понадобилась немалая смелость. Катрин была беспомощна, при всей своей дерзости и безрассудности. Десмонд видел в ней лишь глупую женщину, в чьей пустой голове не может созреть ничего умного, а на сердце ниоткуда не возьмется дух сопротивления. Однако недооценить ее — главная его ошибка.