Female Robbery

После того, как Десмонда выписали из больницы, Катрин старалась проводить дома как можно меньше времени. Ее муж все еще не до конца оправился, и врач посоветовал ему лишний раз не тревожить ногу и посидеть дома, особенно учитывая его активную, опасную работу. Несомненно, это угнетало Десмонда. Он не знал, чем себя занять, и его нервировала собственная хромота и медлительность. Но эта слабость отнюдь не успокоила его — Десмонд раздражался по пустякам и злился сильнее обычного. И пусть он не мог теперь просто подскочить и хорошенько ударить свою жену, ничего не мешало ему кричать на нее, осыпая угрозами и оскорблениями, и кидаться в нее подручными предметами. Катрин все это утомляло. Она ненавидела мужа давно, но только сейчас она в полной мере осознала, насколько бедственным было ее положение. Она все еще боялась; но теперь у нее, по крайней мере, появилась смелость взглянуть страху в лицо. Катрин полномерно отвечала Десмонду на каждое оскорбление, а большинство его абсурдных капризов предпочитала игнорировать, демонстрируя мужу безразличие к его проблемам. И его это злило только сильнее. Катрин приходила на работу пораньше и задерживалась после, успевая принять еще пару-тройку клиентов, а затем просто шла и бродила по городу, закуривая сигареты и размышляя о всяком разном. Ей было нечем занять себя, однако и домой, где у нее были книги, радио и домашние дела, она возвращаться не спешила. Десмонд, как ни странно, не расспрашивал ее об опозданиях — он лишь взглядом метал в нее невидимые молнии, стоило ей переступить порог, а затем вновь начинал свою нравоучительные лекции о том, какая же «непутевая дура» ему досталась. Катрин пропускала его слова мимо ушей и продолжала кривить губы в едкой улыбке, пока в душе неистовым пламенем разгоралась злоба. Она отмывала от ножей остатки еды и представляя, как это сверкающее, острое, холодное лезвие войдет к нему под кожу. Мысли об убийстве начали посещать ее слишком часто. Катрин могла смотреть на проходящих мимо людей и думать о том, как выглядел бы их труп, обмазанный в собственной крови. Это пугало ее, но одновременно подобные идеи и возбуждали. И она была уверена: однажды они возьмут верх. Тем вечером Катрин вернулась домой позже обычного. На улице началась страшная гроза: молнии терзали небо на части, ветер гнул деревья, а хлынувший дождь грозился пробить прозрачными ледяными каплями окна. Ей пришлось переждать на работе, и вернулась она лишь поздно вечером, около девяти часов. Десмонд тогда был жутко зол. Он встретил Катрин прямиком на пороге, и стоило ей закрыть дверь, как он тут же подлетел к ней сзади, хватая за мокрые растрепанные волосы и отталкивая к стене. Она с болезненным шипением ударилась об угол и посмотрела на Десмонда с вопиющим ужасом в голубых глазах. — Ну, рассказывай! — рявкнул он, и его глаза округлились, словно две монеты, горя от ненависти. Десмонд уже прилично поправился и даже отказался от трости, и вместе с этим закончилось и спокойствие Катрин. Синяки и ссадины едва сошли-то… — Как давно ты этим занимаешься? — Занимаюсь чем? — с искренней растерянностью протянула Катрин, нервно сглотнув. Худшие мысли клубились в ее голове. Он знает, кто пытался его отравить. Знает, кто был с Аластором в ту ночь. Он все знает, все знает, все знает… — Не притворяйся дурой, Катрин! Кто он?! Она невольно разрыдалась, не в силах контролировать слезы. Ее тело содрогнулось, и ей пришлось обнять себя руками, чтобы унять дрожь. Катрин была уверена, что он убьет ее прямо сейчас. Настолько был страшен его гнев. Она успела прикрыть глаза прежде, чем ей прилетела хлесткая пощечина. — Ты и дальше собираешься молчать? — Я не понимаю, о чем ты говоришь… — дрожащим голосом протянула Катрин, подняв на Десмонда умоляющий взгляд. — Не понимаешь?.. — презрительная насмешка сорвалась с его губ. — Твой любовник… Кто он? — Ты спятил? — Катрин не выдержала, сорвавшись на повышенную тональность. — Нет у меня никого… — Тогда где же ты пропадаешь вечерами, дорогая женушка? — с ненавистью выплюнул Десмонд, сомкнув пальцы на ее шее. Он давил так болезненно, что ей едва ли хватало воздуха — не говоря уже о том, чтобы что-то ответить. Молчание Десмонд воспринял по-своему. Шумно выдохнув, едва не срываясь на рык, он затолкал ее в гостиную, за волосы повалил на диван и, когда та попыталась вырваться, влепил крепкую затрещину. Катрин сорвалась на хрип, утирая кровь с разбитой губы. — Мерзкая дрянь, — выплюнул он, навалившись на нее сверху. — Ты отталкиваешь собственного мужа, строишь из себя невинную святую монашку, пока сама… — злость была слишком сильной, и он не смог договорить, принявшись расстегивать пуговицы на ее рубашке. Катрин захлебывалась собственными слезами, не зная, как сопротивляться. Он держал ее руки у нее над головой одной рукой, пока второй медленно расстегивал рубашку, продолжая выплевывать полные ненависти и яда слова и смешки. Она дрожала, извивалась, глотала непрекращающуюся течь из раны на губе кровь, и думала о том, что лучше бы он придушил ее. — Но теперь все будет по-другому… Я слишком многое позволял тебе, и ты стала забываться, — он не выдержал и разорвал ее рубашку двумя руками. Катрин тоже более не могла терпеть этой пытки. Стоило ему коснуться ее обледеневшей от ужаса кожи, и она ударила его по рукам, смотря в глаза полным дикой ненависти взглядом. — Ты… Катрин перехватила его руку, едва тот попытался ее ударить, и, схватив маленькую вазу на комоде подле дивана, ударила его по голове. Конечно, удар этот был недостаточно сильный, но Десмонд на секунду потерялся от боли, что позволило Катрин собраться с силами и сбросить его с себя. Выбравшись из-под Десмонда, она вскочила и в слезах умчалась в ванную. Заперевшись, она медленно сползла на пол, разрыдавшись от отчаяния. Она чувствовала себя ничтожной, слабой и униженной. Такой, какой она никогда не должна была быть. — Открывай дверь, паршивая сучка! — звероподобно рычащий голос Десмонда прогрохотал вместе с настойчивыми ударами в дверь. — Ты не можешь сидеть там вечно! Я достану тебя и убью, слышишь, убью! Катрин судорожно выдохнула и отпрянула от двери, сжимая в дрожащих руках скомканную рубашку. Ее колотило, сердце грозилось выскочить из груди, а страх, казалось, вот-вот повалит ее на землю, застелив тьмой глаза. Но Катрин предпочла не демонстрировать этого — с нее сполна хватило унижений. Она устала. Страх перерос в ненависть, а ненависть… Она толкает человека на отчаянные поступки. — Тронь меня хоть пальцем, и я клянусь, ты за это жестоко поплатишься, — голос Катрин, прозвучавший так презрительно и так холодно заставил Десмонда встрепетнуться и замолчать. — Я ненавижу тебя больше всех на свете, — слезы вновь застлали глаза. — Ты сломал мою жизнь, и я достаточно натерпелась. Я уничтожу тебя собственными руками, если понадобится. За дверью послышался снисходительный смешок. Конечно, Десмонд всегда считал, что она никчемна и труслива. Никогда он ни во что ее не ставил. — И что же ты можешь сделать? — Я способна сделать куда больше, чем ты можешь ожидать от меня, поверь. Больше Катрин не отвечала ему. Еще некоторое время Десмонд сыпал ее оскорблениями и угрозами, кричал, колотил дверь, пытался вынудить Катрин выйти, но она продолжала сидеть на полу, прожигая взглядом деревянную поверхность двери. Спалила бы этот чертов дом дотла… Вскоре все стихло, свет в соседних домах стал гаснуть. Катрин не представляла, что ей делать дальше. Она боялась выйти, потому что знала, что ее ждет; но и просидеть здесь еще дольше не могла. Она не ела, кажется, с обеда, и живот начинало сводить от голода. Да уж лучше пусть она сдохнет так, чем от рук этого подонка! Вздохнув, Катрин все же решила, что ей нужно действовать. Взглянув на себя в зеркало, она с неудовлетворением отметила синяки, цветущие на ее шее, запекшуюся рану на губе и несколько царапин на груди. Ее рубашка была порвана, что представляло собой значимую проблему; да и обуви на ней сейчас не было. Но за столь короткое время подобные трудности Катрин готова была перетерпеть. Она лишь завернулась в простынь, которую достала из комода подле ванной, и, в очередной раз прислушавшись, осторожно открыла небольшое окно. Катрин, ведомая волнением, охватившим сердце, выбралась довольно быстро, спрыгнув на землю, и без оглядки как можно скорее умчалась подальше от этого проклятого места.

***

Когда в дверь постучали посреди ночи, Маргарет даже не удивилась и совершенно точно знала, кого именно занесло в такое позднее время. «Да что же с ней такое?» — недовольно размышляла Маргарет по поводу причуд своей подруги, пока сонно искала ключи и открывала замок. Она ожидала вновь увидеть Катрин в мужской одежде, с жутким перегаром и затуманенным пьяным взглядом, однако нынешняя картина повергла ее в куда больший шок. Катрин укуталась в простынь, босая и побитая, и опустошенно смотрела на Маргарет заплаканными глазами. Та аж побледнела, увидев подругу в таком состоянии, издала рваный вздох и обомлела. Катрин, должно быть, впервые плакала. Как и тогда, она без объяснений затолкала Маргарет в дом и закрыла за собой дверь. Однако теперь ее действия были судорожны, суетливы и нервны; и когда дверь была заперта, Катрин тяжело выдохнула и сползла на пол. — Какого черта тебя снова занесло ко мне? — Маргарет все же не смогла скрыть возмущения, однако тут же одернула саму себя, присев рядом с Катрин, и мягко произнесла: — Что случилось? — Десмонд, — дрожащим голосом произнесла Катрин и всхлипнула, добавив угрюмо: — Сукин сын… — Это он сделал с тобой? — обеспокоенно спросила Маргарет, заметив разбитую губу и синяки на шее Катрин. Ответом послужил кивок. — О Господи… Что же такого произошло? Расскажи. — Он обвинил меня в измене. А я всего-то не хочу его видеть… — Катрин горько усмехнулась: то ли в качестве реакции на стресс, то ли для столь необходимой ей самозащиты. Но Маргарет решила не акцентировать на этом внимание, лишь смутно представляя, что именно сейчас переживает ее подруга. Она молча обняла ее, пытаясь вложить в этот жест как можно больше теплоты, а Катрин тяжело вздохнула и позволила себе расслабленно обмякнуть. В доме Браунингов в любом случае было безопаснее, чем под одной крышей с Десмондом. Через несколько минут к ним явился и Гарри. Растерянный столь внезапным ночным визитом, он никак не ожидал увидеть здесь жену шерифа Хиллса. — Катрин? — с легким удивлением протянул он, изогнув бровь. Девушка ничего не ответила; а Маргарет лишь посмотрела на него печальным взглядом, как бы говоря: «не сейчас, я объясню все позже». Гарри нахмурился и тяжело вздохнул, понимая, что спокойствия оставшуюся ночь им ждать не стоит. Не нравилось ему все это, а Катрин — особенно. Гарри знал, что говорят о ней люди, и во многом он был с ними солидарен. Бездетная, бескультурно язвительная и вечно урчащая, Катрин была странной девушкой, и Гарри совершенно не нравилось, что его жена с ней водилась. Маргарет была нравственной идеалисткой, набожной скромницей, заботливой женой и хозяйкой. А вот Катрин… Катрин была, как ни прискорбно, просто самой собой. Простушка, швея, до неприличия остра на язык и слегка безумна. О происшествии с Южным убийцей — это прозвище для него теперь использовали, кажется, все — Гарри знал едва ли не во всех подробностях; и знал, какую роль сыграла во всем этом Катрин. Конечно, ее смелость — черта похвальная, но столь кровожадное отчаяние не могло не настораживать. Маргарет, его хрупкая жена, подобная нежному цветку, уж точно не смогла бы гоняться за убийцей с дробовиком в охапку. Однако последующий рассказ Катрин заставил Гарри призадуматься. Женщину, вообще-то, стоит воспитывать и контролировать — держать, так сказать, в узде; но то, как чудовищно поступил Десмонд… Это слишком. Гарри не знал, что и сказать, но все же позволил Катрин остаться в их доме, однако с одним условием: хозяйство — уборка, готовка, стирка и прочее — теперь ляжет на нее. В конце концов, от работы ей тоже придется отказаться ради собственной безопасности: ничто не помешает Десмонду прийти в швейную мастерскую и поднять скандал. В доме Браунингов Катрин освоилась быстро, хоть и, говоря по правде, ощущала себя лишней; а злоба, растущая изо дня в день, все не давала ей покоя. Она ненавидела Десмонда и желала отплатить ему сполна. Но вряд ли это возможно.