***
Тем временем среди темных густых лесов, на старом, одиноком шоссе, бежевая, довольно дряхлая машина стремительно рассекала воздух, все больше отдаляясь от городских огней ночного Нового Орлеана, оставшегося в милях позади. — Выбирай на свой вкус, — Аластор небрежно протянул Катрин помятую, компактно сложенную карту, не отрываясь при этом от дороги. Она приняла ее с легким удивлением — у Аластора, казалось, находились вещи на все случаи жизни — и с легким безразличием принялась рассматривать надписи. Все эти крупные, шумные города Луизианы, одним из которых и едва ли не главным по этим качествам был Новый Орлеан, порядком раздражали ее. Прямо сейчас, после свершенного, она чувствовала себя словно обновленной. Новый Орлеан — пройденный этап, и тамошняя жизнь также осталась позади. Теперь она другой человек, более сильный, более смелый, решительный и, возможно, намного более безрассудный. И Катрин нравилось это. — Я устала от суеты, — нахмурившись, произнесла она. — Чем больше лиц я вижу, тем злее становлюсь. — Разве это плохо? — с легкой насмешкой отозвался Аластор. — Злость вполне естественное чувство. Нужно просто уметь ей пользоваться, — как и всегда — несколько философски. Катрин повела плечами, не найдясь с ответом, и вновь вернулась к карте. — Кентвуд… — задумчиво протянула она, вглядываясь в небольшую точку на карте. Он находился не так далеко от Нового Орлеана, и сейчас вдруг отчего-то привлек ее внимание. — Очень милый поселок, — бодро отозвался Аластор. — Я бывал там в детстве. — Что ж, тогда Кентвуд. Спустя меньше чем через час они уже добрались до места и поселились в местной, довольно скромной гостинице. Работник за стойкой регистрации, очевидно, был не слишком рад такому позднему ночному визиту, однако щедрость новых постояльцев тут же отмела всякое недовольство. В качестве оплаты за поспешное оформление регистрации, предоставление ключей от номера, гаража и прочей суеты, Аластор подкинул ему довольно крупные чаевые. «Чем более добрыми и открытыми людьми мы будет казаться, тем меньше подозрений падет на нас потом», — пояснил он Катрин свой поступок, хотя та и не просила. Она уже и сама прекрасно знала, как ложь, притворство и красивые слова умеют воздействовать на людей. Делить с Аластором одну большую кровать — а им достался только такой номер — было несколько… странно. Нет, он нисколько не донимал ее, и спали они по разным краям, однако стоило Катрин, которая остаток ночи провела в тяжелых раздумьях, хоть на секунду вернуться в реальность и услышать его дыхание в гробовой тишине комнаты, и сердце тут же замирало, пока кровь, казалось, кипела. Признаться, никогда прежде ни один мужчина не пробуждал в ней чего-то подобного. Отец Катрин был пьяницей, а муж — гнусным подонком, и она с трудом могла представить каково это: быть окрыленной влюбленностью подобно Маргарет. Однако сейчас ей казалось, что она сходит с ума. «Сделай это, — голоса в голове раз за разом повторяли одно и то же, — просто коснись, ничего не будет…» Катрин чувствовала себя глупой девочкой, когда так пристально сверлила обнаженную спину Аластора перед собой. Идиотские навязчивые мысли возникали так часто, и каждый раз они предлагали что-то совершенно абсурдное, и аргументы в их пользу всегда были не менее бестолковыми. «Если не сделаешь этого — умрешь», — очередная бессмысленная мысль словно молнией пробила, и руки уже, казалось, более не слушались ее. Сердце, доселе так бешено колотящееся от иррационального волнения, пропустило пару ударов, когда Катрин коснулась своими обледеневшими пальцами горячей спины Аластора. Она больше не могла остановиться и тихо, едва ощутимо поглаживала его бледную кожу, радуясь, как ребенок. Отчаянное желание было удовлетворено, а нахлынувшая тревога отступила. Интересно, почему он решил отправиться следом за ней черт пойми куда? Очередной повод для размышлений, который отнимет у нее последние часы драгоценного сна… А ведь было что-то странное в том, что Аластор не отвернулся от нее: он принял ее, он пошел за ней и сейчас, черт возьми, делит с ней одну кровать, будучи в бегах от, казалось, всего мира. Катрин почему-то думала, что он насмехнется над ее предложением сбежать. Отвергнет, бросит — да что, там — убьет; но Аластор не сделал этого. Впрочем, она подсознательно понимала, что он не оставит ее. Не посмеет. Они ведь связаны.***
Одинокая, тихо кряхтящая самой себе под нос старушка в дальнем углу магазина, расположившегося на окраине поселка, совершенно случайно попала под пристальный взгляд Катрин, которая, пока Аластор разглядывал полки с продуктами, казалось, что-то замышляла. Впрочем, так оно и было: для Катрин, которая оставила все свои лучшие вещи в доме Маргарет, эта пожилая женщина в шелковом платке с цветочным узором, длинном кремовом платье с кружевами на воротнике и кожаных черных туфлях, с багровой, очевидно очень дорогой сумкой, выглядела слишком заманчиво. Катрин давно вилась вокруг нее, присматриваясь. Очевидно, старушка крепким здоровьем, но, должно быть, обладала недюжинным состоянием — ее внешний вид о том так и кричал. Очень привлекательная мишень. Катрин пулей пролетела мимо нее, слегка, словно совершенно нечаянно, задев ее плечом, и женщина выронила сумку, а потом растерянно замерла, раздумывая о том, как бы ее поднять. Старая поясница-то, наверное, сгиналась плохо… — Простите, я вас задела, — Катрин тут же вернулась, рассыпавшись в лживых извинениях. — Ой, ничего страшного, милочка, — с легкой усмешкой отмахнулась женщина. — Пальцы у меня уже совсем не слушаются и не держат ни черта… Целых восемьдесят лет мне, как ни крути. И зрение уже не то, Господи прости… Катрин присела на корточки, чтобы поднять сумку. — Да, старость не в радость… Быстрым, едва заметным движением, она выташила толстый потрепанный кошелек, спрятав его в складках пышной юбки, и протянула старушке сумку. — Вот, держите. И еще раз извините. Катрин поспешила вернуться к Аластору, который в то время пристально и с легким недоумением наблюдал за всем происходящим. — Что это только что было? — скептически спросил он. Катрин, воровато озирнувшись, без всяких объяснений поспешно запихнула краденый кошелек в карман его штанов. Аластор тут же перевел на нее удивленный, однако, очевидно довольный взгляд и понимающе ухмыльнулся. — Умно… Только вот у нас, по-моему, предостаточно денег. — Денег никогда не бывает много. Кроме того, я словно бездомная… У меня с собой вообще никаких вещей нет. — Это называется непредусмотрительная, дорогуша. Стоило подумать об этом, когда ты решила безвозвратно уйти. — Непредвиденные обстоятельства, знаешь ли, — нахмурившись, отозвалась Катрин. — Но в любом случае… Это деньги очень нужны мне. Я обхожусь недешево, — язвительно произнесла она. — И это очень бросается в глаза, — в той же манере произнес Аластор. — В этой дыре только ты и та старуха, — он кивнул на раннюю «жертву» Катрин, которая все так же прогуливалась мимо полок, тщетно пытаясь разглядеть каждый ценник, — бросаетесь в глаза своей роскошной одеждой. — Что же в этом такого? Я люблю бросаться в глаза. Набрав продуктов про запас, — выходить куда-то и лишний раз мельтешить перед глазами не стоило, — они покинули магазин. — Я слышал, тут намечается ярмарка по случаю какого-то местного праздника, — как бы между прочим произнес Аластор. — О, это я уже знаю, — с легкой ухмылкой отозвалась Катрин. — Для того-то мне и нужны были эти деньги, — она игриво повертела кошельком в руках, и Аластор невольно изумился, потому как только сейчас заметил, что его в кармане уже не было. — Ловкость рук… — пожав плечами, кратко пояснила Катрин и принялась пересчитывать награбленные деньги. — Ух ты, да тут такая сумма… — она тут же представила, какой одежды и украшений сможет купить себе, и невольно заулыбалась. Катрин любила вещи, любила владеть ими, и любила, чтобы они, надетые на нее, вещали о ее непревзойденности. И больше всего ей хотелось, чтобы это вещание дошло до Аластора. Чтобы он видел, насколько она хороша. — Уверен, ты бы прекрасно обошлась и без них, дорогуша. Она невольно усмехнулась, осознавая смысл его слов. Несомненно, он увидит.***
Катрин надела черную ажурную шляпку и удовлетворенно взглянула на себя в зеркало. Черно-белое полосатое платье с атласным кремовым бантом на шее, белоснежный тонкий пиджак, кремовые туфли на небольшом каблуке, серебряные серьги — единственное из этого образа, что осталось с ней из недалекого прошлого, — ее образ был минималистичен и изящен, отчего и казался несколько необычным. На губах — привычная красная помада, отчего лицо казалось еще более бледным. Словом, Катрин была довольна и считала, что потраченные деньги того стоили. Аластор покинул уборную как только понял, что она закончила свои сборы, и взглянул на нее не без столь желанной ею доли восхищения. — Выглядишь изумительно. Ярмарка в деревушке действительно проходила с размахом: словно бы это был какой-то праздник в крупном Новом Орлеане. Яркие огни, украшения, палатки, сборище нескольких культур: американской, французской и испанской — все это было действительно восхитительно. Все эти деревенские домики, практически незастроенные песчаные дороги, пышные деревья: было во всем этом нечто особенное. Словно бы это место было нереальным и сказочным, сошедшим со страниц какой-то фантастической истории; и Катрин все это чертовски нравилось. Такая непринужденная, легкая атмосфера; ощущение того, что нет ничего, кроме «прямо сейчас» и этих прекрасных ночных огней — вот, чего ей так не хватало это время. Банальной свободы и радости. Теперь Катрин знала наверняка: подобное она ни за что не променяет, какова бы ни была цена. Со сцены, расположившейся на довольно небольшой площади, громко и звучно лился размеренный джаз: аккордеон, саксофон, банджо — бодрая мелодия только подкрепляла эти удивительные эмоции. — Не разделишь со мной танец, дорогая? — когда музыка сменилась на более спокойную, медленную, определенно предназначенную для вальса, Аластор пригласительным жестом протянул Катрин руку. — Конечно, — искренне и обворожительно улыбнувшись, отозвалась она, вложив свою ледяную ладонь в его. Аластор танцевал прекрасно, и каждое движение, когда его рука на ее талии ощущалась все весомее, у Катрин словно перехватывало дыхание. Несомненно, он покорил ее, и, находясь в такой опасной близости, она буквально ощущала этот жар, расползающийся в груди и медленно проникающий в каждую клеточку ее тела. Вожделение и наслаждение — эти пылкие чувства разом застелили ей взгляд. И казалось, что вокруг нет никого и ничего: лишь она, Аластор и эти обжигающие чувства.***
— Разве может такая хрупкая девушка так же впечатляюще выстрелить? Сразу после окончания танца, Катрин и Аластор немного — ну, всего-то пару бокальчиков — выпили, и пустились на поиски привычных душе развлечений. Так, они совершенно случайно забрели в своеобразный тир, расположившийся прямиком под открытым небом. Здешние правила были такие: стреляешь и, если не попадаешь в цель платишь. А коль попадаешь — за бесплатно забираешь себе довольно бесполезный приз в виде значка. Хотя стрельбище тут было что надо. Итак, Аластор уже несколько раз, толком не прицеливаясь, чуть покачивающийся от наступающего опьянения, попал прямо в цель, чему хозяин, пусть и был возмущен, действительно изумился. Катрин тоже решила попробовать. — Не недооценивайте даму, — насмешливо произнес Аластор. — Кто знает, может, у нее есть опыт? Выстрел, и еще один, и еще — три точных выстрела, и Катрин расплылась в самодовольной ухмылке, в то время как хозяин тира определенно негодовал, скривившись так, словно его заставили есть целый лимон. — В чем дело, мистер? — едко произнесла она, небрежно передавая ему ружье. — Разочарованы тем, что такая хрупкая девушка лишила вас пары десятков долларов? Да, правда жаль… — нахмурившись, тот протянул ей значок, однако Катрин пренебрежительно отмахнулась и в прежней манере произнесла: — Оставьте лучше себе и не раскисайте, — взяв Аластора под руку, она вместе с ним удалилась, все еще гордая своей маленькой победой. — Молодые люди! — зазывающий голос заставил их обернуться, и они увидели совсем юного, едва ли не подростка, парня с фотоаппаратом, который приветственно помахал им рукой и бодро произнес: — Не хотите ли сфотографироваться? Цены низкие, а качество хорошее, — Катрин вопросительно взглянула на Аластора и тот, пожав плечами, удовлетворительно кивнул. Мягко приобнял ее за талию, прижимая к себе, и они оба улыбнулись, спустя минуту получив черно-белое фото действительно хорошего качества. Катрин взглянула на картинку с замиранием сердца, и только сейчас вдруг осознала своим затуманенным алкоголем рассудком, что же, черт возьми, происходит. Она оглядывалась назад и вспоминала, как Аластор с горящей в глазах враждебностью душил ее, а затем она, с не меньшей ненавистью стреляла в него из дробовика, умудрившись при это ранить его в плечо. Как же так получилось? Разве тогда, месяцы назад, могла бы она подумать о подобном, захотела бы… А впрочем, плевать. Это более неважно. Есть только здесь и сейчас, в которых они счастливы. — Знаешь, — залитым, чуть хрипящим голосом протянул Аластор, — иногда я смотрю на тебя, и понимаю, что мне чертовски повезло. — Что ты имеешь ввиду? — несколько растерянно выпалила Катрин, мысленно проклиная себя за то, что сейчас, когда он, возможно, вот-вот скажет ей самые важные слова, ее собственный язык теряет всякое красноречие. Признаться, нечто подобное было для нее в новинку. «Он безумный убийца, а я… Я ведь точно такая же». И сам Аластор, впрочем, толком не понимал, что, черт возьми, происходит. Доселе он не встречал женщину, которая могла бы пробудить в нем такие пылкие чувства, которые он переживал сейчас. Все эти глупые дамы были объектами мимолетных интрижек, одними из его развлечений; но Катрин… Катрин была не такая, как все. Она понимала его лучше всех, она разделяла его дикие увлечения и добровольно ввязалась в его опасную игру. Аластор вряд ли знал, что такое любовь, ведь ни на собственном опыте, ни из описаний в книгах — к слову, довольно смазливых, приторных и наивных — ему не довелось понять это, однако все происходящее он ассоциировал именно с этим. — Ты особенная женщина, Катрин, — тихо произнес он, притянув вдруг ее к себе за талию, отчего та вся растерялась, побледнев, однако не отошла ни на шагу — лишь пристально, насколько это возможно с ее затуманенным, чуть отрешенным взглядом, посмотрела Аластору в глаза. — Знаешь, это настоящее безумие… — Но разве мы с тобой не безумны? — с усмешкой протянула Катрин, и ее взгляд невольно скользнул на его губы, более не в силах оторваться. В голове вновь одна лишь назойливая мысль, и сейчас ей едва ли можно сопротивляться. Аластор все сильнее прижимал ее к себе, и Катрин только и оставалось, что положить свои руки на его плечи. И она смотрела в его карие, налитые золотом глаза, и понимала, что запросто может утонуть в них. «Вот она, моя погибель». Прежде, чем их губы слились в вожделенном поцелуе, Катрин тихо, обдавая его лицо горячим дыханием, безапелляционно произнесла: — Ты мой, а я твоя. И мы не расстанемся до самого конца.