Красное Пальто

      Его жизнь вновь превращается в Ад. Эта мысль посетила разум, когда Саша проносился по шоссе, едва сдерживаясь, чтобы не вдавить педаль в пол. Штрафов ему ещё не хватало, и без этого пару раз приходилось тратиться на взятки, ибо кататься на такой машине, без инструктора, да в его возрасте… но думать о деньгах сейчас не хотелось. На душе лежал груз тяжелее. С того момента, как они поговорили с Марком — прошло два дня. И они длились такой бесконечно-невыносимой пыткой, что хотелось расцарапать себя, вынуть из тела всё, что заставляет чувствовать, и сжечь.       Если целью Марка было причинить ему боль — то справился он прекрасно. Саша сомневался, что тот не осознает всего масштаба сказанного. Не может такого быть, чтобы небрежно брошенная фраза могла попасть в цель так точно. Он знал, о чём говорил, вероятность того, что выстрел, пущенный в случайном направлении, достигнет мишени — настолько ничтожно мала, что приравнивается к нулю.       В него не просто попали. Его парализовали с головы до ног.       И этот козёл ещё и дразнился. Другого объяснения его странному поведению и быть не могло. Не то что бы Марк ему как-то грубил или задевал…       Во-первых, зачем он запретил трогать свои кудряшки? Ведь это привело к тому, что весь следующий день Саша таращился на эти чертовы волосы, размышляя, какие они на ощупь, как пахнут, и как удобно бы было накручивать пряди на пальцы. К вечеру, разумеется, он опомнился, и по итогу несколько часов провёл в стрелковом клубе, предусмотрительно распечатав рожицу повзрослевшего Марка и наклеив её на мишень. Пусть для этого и пришлось просматривать весь тот внушительный список зафолловленных Лизой. Марк ещё и синий язык показывал в камеру. В общем, выглядел, как полный придурок.       Саша стрелял и стрелял, не жалея ни себя, ни мишень. Такой концентрации разнообразных, невероятно мощных по силе чувств он не испытывал с самого отъезда этой ботанистой Мартышки.       — Ой, вы посмотрите на мои кудряшки! Правда я очаровашка?! — в перерывах между выстрелами передразнивал его Саша, зачем-то делая тонкий голос. — Да, конечно, я со всеми буду общаться! Со всеми, кроме тебя!       Через пару часов он валялся на кровати и оглушённо смотрел в потолок. Щёки его горели.       Боже, как же ему было стыдно за этот срыв…       И даже тот факт, что вряд ли кто узнает об этом, не особенно утешал. Вместо того, чтобы забить на трижды проклятого Марка, перерасти его и продолжать жить своей, независимой жизнью, Саша, напротив, начинает в край на нём зацикливаться.       Ну серьёзно, дались ему эти кудряшки! Что такого случится, если он всё-таки их потрогает. Это же обычные, самые обычные волосы, ничего сверхъестественного. Важно лишь то, что принадлежат они конченому гандону, который сделал ему больно. И уже одно это — серьёзный аргумент за то, чтобы оставить его волосы в покое.       У Саши есть гордость. Если сказано, что он — ошибка, значит, никакого взаимодействия и быть не может.       Отвратительно. Всё должно было пойти по другому сценарию! Саша думал, что пару недель он будет плеваться ядом в Марка, говорить, какой он предатель, какой гад, и что никаких вторых шансов не будет, ибо у него тут не благотворительный фонд, а тот будет стойко терпеть, расхаживать возле его дома днями и ночами, а на десерт — тепло и от всей души обнимать, шепча, что больше так не поступит, что теперь Саша не один, и Марк — навсегда его, навсегда рядом.       А он по итогу сжалится и простит, и всё будет как раньше. Будут сидеть у него в гостях, будут шататься по улицам, будут вновь яростно спорить на тему финансов, и почему Саша не должен его тащить во-о-он в тот дорогущий ресторан, раз у Марка сейчас нет денег.       И вернутся все те многочисленные объятия, мимолётные нежные касания, которые всегда ему нравились и дарили не только смешные гримасы Мартышки, но и спокойствие с уютом.       Ибо сейчас, глядя на маячащий перед ним живой призрак светлого прошлого, Саша несколько раз ловил себя на мысли, что у него чешутся руки выкинуть что-нибудь эдакое. До дрожи хотелось перехватить Мартышку, отвести в укромное место, пощупать, поизучать, побесить. Но чтобы это было как-то наедине, по-особенному.       Пока Марк не объявился, Саша даже предположить не мог, насколько сильно он по нему, оказывается, скучал. Весь прошлый год откликался в воспоминаниях унылым серым туманом. Лето до десятого класса он практически не помнил, ибо только и делал, что пил, жалел себя и спал. Терапия не помогала, антидепрессанты Игорь Иванович выписывать не желал по двум причинам: он не считал его состояние настолько опасным и он не хотел рисковать, учитывая тот факт, что Саша трогал алкоголь, который с таблетками смешивать опасно.       Однако по итогу помогло кое-что совсем специфическое. В один прекрасный день Игорь Иванович попросту подвёл его к зеркалу. И пришедшему в панический ужас от своего отражения Саше пришлось срочно завязывать и приводить себя в форму.       А ужасаться было чему: волосы выглядели безжизненными, ломкими и отливали противной желтизной, одет он был в треники и майку не первой, и даже не второй свежести, тёмные очки прятали мешки под глазами, под подбородком торчала редкая белёсая щетина, отвратительно размывающая линию челюсти. Но самое фиговое — кожа на руках слазила оттого, что он забывал наносить солнцезащитный крем.       Он долго, упорно, через жалобное «не хочу», пытался нормализовать и организовать свою жизнь. Саша раз за разом давал шансы своим родителям, предпринимал попытки сойтись с какой-нибудь девушкой, дабы было чем заняться в свободное время, даже работал…       Возможно, он вовсе не выход искал в сложившейся ситуации. А просто напросто хотел потеряться и забыться.       И вот, одиннадцатый класс. Родителей он вычеркнет из жизни, как только перестанет от них зависеть. Лизу Саша не любит, к её прикосновениям равнодушен, но варианта лучше для себя не видит. Пусть будет хотя бы видимость того, что кому-то в этом мире он всё-таки сдался. В целом, могло быть хуже. Убитым и раздавленным себя не чувствовал… его состояние можно было охарактеризовать как «придавлен». На душе висело нечто тягостное, угнетающее на постоянной основе, но не убивающее.       Сколько ещё всё это могло продлиться — неизвестно. Однако как только он увидел через экран телефона знакомые голубые глаза — пелена отстранённости точно спала, и мир набросился на него, скаля зубы и выпуская когти.       Марк дразнился, точно дразнился.       Иначе зачем он выключил игнор в стенах школы, как они негласно условились ранее, и позволял себе говорить ему что-то при всех?       Это случилось вчера, и основные события пришлись на урок физкультуры.       Честно говоря, Саша и сам вёл себя немного странно. Обычно он переодевался и уходил достаточно быстро, не растягивая этот ритуал трёпом с другими ребятами. Сколько он себя помнит, ему всегда было некомфортно пребывать в раздевалках и разговаривать с обнажённой группой людей. Но в этот раз он завис надолго, вертя светло-голубую спортивную майку в руках и нетерпеливо косясь на дверь.       Да, Саша был немного заинтригован. Марк явно собирался шататься до конца года в широких одеяниях психоделической расцветки, разлагая ему мозги домыслами и теориями, какая у него фигура. Ничего криминального, простое человеческое любопытство.       — О боги, вы зачем окно распахнули! — раздевалку всколыхнул знакомый голос. Саша не успел даже сообразить, как мимо него пронеслось яркое пятно. — Вы каким местом думаете вообще? Тут сейчас на Селиверстова мотыльки со всего города слетятся!       Ощущение было такое, точно его огрели обухом по голове. Другие ребята начали ржать как кони, а он стоял и тупо смотрел перед собой, не понимая, с какого фига Марк осмелился подшутить над ним при всех.       — Не слетятся, в волосах твоих по пути запутаются, — сердито проговорил Саша, когда, заботливо захлопнув окно, Марк кинул возле него дурацкую сумку с дурацкой надписью. — Отодвинься, — бросил Саша, но почему-то отошёл сам.       — У-у-у, кого-то довели до белого каления, — хихикнул тот, стаскивая с себя пончо через голову. — Без обид, но у меня столько шуток про тебя скопилось за время отсутствия… хочу успеть рассказать все до выпуска.       Саша неодобрительно цокнул, но на деле этот факт его позорно обрадовал. Выходит, что он о нём думал. И думал много.       — Ну давай, удиви меня, — решил пока сменить гнев на милость, дабы оценить масштаб одержимости.       — А как ты любуешься собой в зеркале, имея светобоязнь?       — На троечку. Старайся лучше.       — Эй, ты занизил, — Марк обиженно пихнул его в бок, вызвав смешок. — В этой шутке рассматривается не только аспект белизны, но и твоё фапанье на себя. Тут кроется целый концепт!       — Что, у учителей оценки таким же образом вымаливаешь? — вредно улыбнулся Саша, набросив на себя, наконец, майку.       — А ты неплохо держишься для человека, который пять минут искал у майки «перед», и всё равно надел её задом-наперёд.       — Сука, — процедил сквозь стиснутые зубы. И впрямь перепутал. Позорище. И Марк ситуацию лишь усугубляет: стоит, ржёт, довольный. — Потеряйся, ты меня раздражаешь, — и, сбросив с себя майку, начал лупить его до тех пор, пока тот не попятился к выходу, выставив перед собой руки.       — Да дай мне одеться, истеричка! — с наигранным возмущением воскликнул Марк, пытаясь перехватить враждебный ему кусок ткани. — Всё, поймал!       Саша замер и удивлённо проморгался. Сердце забилось с удвоенной силой. Они держались за злосчастную майку, стоя друг напротив друга. Марк широко, белозубо улыбался, с лёгким, но заметным смущением потирая затылок. Голубые глаза блестели неподдельной радостью. Саше даже не было смысла смотреть ниже, дабы с очарованной миной залипнуть.       «И как он может считать, что всё это было ошибкой?» — спустила его с небес на землю подлая, но справедливая мысль. Саша разорвал щекотливо-напряженный зрительный контакт и дёрнул на себя майку.       Фыркнув, Марк вновь встал рядом, склонив голову вниз и без всякой задней мысли ослабив резинку штанов. И вроде бы на фоне продолжали голосить ребята, вроде бы с улицы раздавался тоскливый вой ветра, но для Саши всё это враз померкло на фоне шороха одежды.       Он просто посмотрит. Один быстрый взгляд и всё. Такое ведь нигде не возбраняется. Однако стоило ему медленно скосить глаза вбок…       — Ты что, придурок, сотворил с собой?! — резко вырвалось изо рта. План оказался провальным.       — Чего? — Марк недоумевающе вскинул брови. И устав ждать, пока Саша соберётся с мыслями, наклонился и стал натягивать на себя простые чёрные треники.       — Ты зачем так испохабил тело?! — он растерянно, почему-то даже расстроенно моргал, разглядывая несколько явно несмываемых татуировок.       — А, ты об этом… — Марк в ответ лишь пожал плечами. — Все вокруг делали, и я решил сделать.       — Это же на всю жизнь, нахрена? — Саша всё ещё не мог прийти в себя. Он оглушённо рассматривал на лопатке рисунок корабля на вспенившейся волне, не понимая, как этот придурок собрался жить с таким клеймом. — А если… — сглотнул, а затем, бросив настороженный взгляд на горланящих какую-то песню одноклассников, перешёл на шёпот, — у тебя каким-то чудом появится… парень, он что, должен будет всю жизнь с этим мириться?       — Ну-у-у, — Марк в раздумьях потёр нижнюю губу. — Ему в любом случае придётся с чем-то мириться. Либо с татуировкой, если она есть, либо с её отсутствием, если её нет.       Саша непонимающе скривился.       — Что за дебильная логика.       Марк прыснул, натягивая на себя футболку.       — Гипотетическому парню и с этим придётся смириться.       — Я заранее от всей души ему соболезную, — едко процедил Саша. У него внезапно испортилось настроение. Ещё и на предплечье геометрическая абстракция какая-то. Караул. — Будь я геем, ни за что бы на тебя не клюнул.       — А вот зря ты так, мне есть что предложить взамен.       — И что же? — изобразил гротескный интерес Саша, хотя на деле по непонятной для себя причине начинал закипать. Возможно, виновато глухое, непробиваемое спокойствие, которым Марк блокировал его нападки. — Что предложишь? Учебник физики процитировать? Или думаешь, что кого-то приманишь этими дурацкими кудрями?       Но в ответ Марк сделал то, что заставило Сашу тут же захлопнуться. И захлопнуться очень надолго. Наверное, стоило отвернуться в тот момент, когда он углядел хитрый блеск в глазах. Он поднёс сжатую ладонь ко рту и дважды толкнулся языком в щёку. Ещё и неспешно так, с похабным оттягом.       А после сделал то, что и вовсе выкинуло мозги в стратосферу. Подмигнул.       Саша смотрел Марку вслед, чувствуя, как щёки стремительно наливаются румянцем. В тот момент он утратил всякое понимание жизни. Что. Чёрт возьми. Произошло. Как эта Мартышка осмелилась вот так просто взять и пошутить на голубую тему, не краснея как помидор, не заикаясь, как придурок, или как он там всегда реагировал, стоило Саше послать в его сторону малейший шутливый намёк.       Всю физкультуру он молчал. И не мог сосредоточиться ни на чём. Саша постоянно упускал мяч, бил мимо ворот, отвлекаясь на внутренние монологи. Закончилось всё тем, что в один момент он паршиво поставил удар и подвернул ногу. Если бы Марк ещё и принимал участие в их коллективной игре в навес, то Саша бы точно распластался на земле ещё до того, как физрук выдал им мяч.       Второй раз за день они пересеклись в медпункте. Саша старался выжать из ситуации максимум. Он усиленно изображал с помощью своей достаточно выразительной мимики болезненные муки, то и дело шикая, пытаясь пошевелить покоящейся на подушке ногой. К сожалению, новый врач у них мужчина, и актёрствования на него действовали слабо, но надежду Саша не терял. Всё-таки целый урок ему удалось проваляться на кушетке.       Нарушил их молчаливое соревнование неловкий стук в дверь. Саша прикрыл глаза, молясь всем богам, чтобы это был не Марк, и, о чудо, боги его послали.       — У вас есть анальгетики? — непривычно пасмурным тоном поинтересовался Марк, лениво массируя пальцами кисть другой руки.       Саша тут же прекратил изображать из себя страдальца. Раздражённо цокнув, откинулся назад и ткнулся затылком в прохладную поверхность кушетки. При Мартышке стыдно быть неженкой, даже если от этого зависело освобождение от уроков.       — Голова болит? — сухо поинтересовался врач, не отрываясь от дел. Он то смотрел на записи, то на монитор.       — Ещё как. Ненавижу боль, — отозвался Марк, и лишь затем посмотрел на Сашу. В глазах отразилось слабое удивление. — А ты тут чего забыл?       — Ничего. Упал, — уставившись в окно, кратко ответил мученик. — И я не могу ходить, — капризно добавил.       — Да всё ты можешь, жулик, — протянул врач, которому Саша явно поднадоел.       — Следующий урок — химия. Он важный, ведь в понедельник самостоятельная, — подняв палец вверх, сообщило ботанское пугало. Марк подошёл к кулеру и наполнил стакан тёплой водой. Отпил, попутно глотая таблетки.       — Ах, какая жалость, что я всё пропущу, — горестно вздохнул Саша.       — Не переживай, — Марк бросил стакан в урну и повернулся к нему на пятках. Загадочно улыбнулся и осторожно, точно боясь спугнуть, шагнул вперёд. Саша с опаской приподнялся на локтях. — Я понесу тебя на руках…       — Ч-чего?       — …принцессочка.       Саша резко подтянул к себе ноги, панически вскрикнув. Ибо по окончанию фразы Марк не стал церемониться и тут же налетел на него ураганом, пытаясь схватить. И происходящее, чёрт возьми, жутко дезориентировало. В такие перепалки с Марком он ещё не ввязывался. То есть, ввязывался, конечно, просто он занимал совершенно другую роль.       — Отпусти меня, придурок! — прошипел Саша, от злости красный, как варёный рак, чувствуя, что его всё-таки волокут по кушетке к краю, невзирая на сопротивление.       — Ну иди же ко мне, зефирка! — кажется, тот наслаждался происходящим. Ибо такого весёлого смеха Саша от него никогда не слышал. Последней каплей было то, когда Марк, пытаясь его обхватить, случайно скользнул ладонью ниже, чем следует, и накрыл ягодицу.       Саша тут же выгнулся, прерывая до жути неловкое интимное касание и, с силой отпихнув от себя «принца», вскочил и попятился к стене.       — Селиверстов, так вы всё же можете ходить! — с саркастичным удивлением пробасил врач. — Всё, теперь прочь на урок.       — Не стоит благодарности, — хихикнул Марк и, не дожидаясь, пока клокочущий от гнева Саша обуется, выскочил прочь.       Ужасный день. Он стоял, пялился на выход и сжимал кулаки, с ненавистью понимая, что унизительное прикосновение всё ещё чувствуется. И тёплая ладонь чувствуется. Как будто оставила след.       Уроки закончились, Саша гнал домой, слушал музыку, а лицей остался далеко за бортом. Как и Марк. Да в чём его проблема? Почему он себя так странно вёл?        И вдруг… объяснение жалом вонзилось в голову. Это ведь было так просто, так очевидно. Почему он сразу не задумался об этом? Они с Марком ведь так нормально не поговорили, и теперь, проанализировав происходящее, Саша осознал — Мартышка всё ещё любит его до безумия. До безумия, ибо Марк чокнутый, а спустя год, как показалось, градус фриковства возрос в десятки раз.       Разумеется, точно, стопроцентно он его любит! Саша глупо хихикнул и забарабанил пальцами по рулю. Решено. Он стал внимательно посматривать на знаки, не желая упустить место, где можно развернуться и поехать в обратную сторону. Да-да, он поедет прямиком к нему в гости. Вот так нагло и без приглашения. Но Марку глупо будет на это обижаться, он и сам вернулся в его жизнь, не спросив разрешения.       Пока Саша точно не решил, что будет делать с чувствами Марка, однако как только нагая правда вскрылась, он понял, что до ужаса хочет его увидеть. Может быть, предложит пойти погулять или позовёт в гости. Определённо они нуждаются в совместно проведённом времени, дабы сблизиться вновь. Теперь уже Саша не был зол на ужасные слова, которые сказал ему Марк. Наверняка он банально хотел уберечь его от своих бесстыдных поползновений и оттолкнуть. Саша хихикнул вновь. Мартышка соткан из противоречий. Приехал, влекомый страстью и чувствами, сделал смелый шаг, а затем одумался и испугался за его нервную систему. Ну это и понятно, Саша же не гей. А сегодня Марк вот снова забылся и давай во всю подкатывать… Это же были подкаты, да?       Вообще он будет вовсе не прочь, если Марк решит за ним приударить. Только пусть это будет происходить не так, как сейчас. Сейчас он скорее делает из Саши идиота, нежели чем объект для поклонения. Да, пусть он смотрит на него с обожанием через все парты, пусть даёт списывать, пусть начнёт подсовывать, скажем, какие-нибудь милые записки в его шкафчик, вкусные конфеты в портфель подбрасывать. Ну и, разумеется, ко всему этому великолепию прилагаются постоянные звонки и предложения сходить куда-нибудь вдвоём. Однако самый главный ингредиент — это объятия, по которым Саша ужасно скучал. За них он даже даст Марку себя поцеловать. В щёку так точно.       Замечтавшись, он едва не пропустил разворот.       Наконец, Саша оказался в знакомой девятиэтажке. Ожидая лифт и нетерпеливо вышаркивая по куцему на эстетику подъезду, он вдруг сообразил, что немного волнуется. Ну да, наверное, следовало бы подготовиться, одеться получше. Всё-таки раз Марк хочет за ним ухаживать, он должен стараться и выглядеть на все сто, дабы не разочаровывать. Но едва Саша, стукнув каблуком в пол, решил развернуться и пойти домой, дабы сменить одеяние на более парадное и освежить лицо маской, двери лифта приглашающе распахнулись. Впрочем, и так сойдёт. А то Марк решит, что Саша для него так расстарался. И, осмелев, снова схватит за задницу.       Дверь ему открыла Маша. Увидев его, она радостно заулыбалась, просияв как начищенный пятак.       — Саша! — Не сдержавшись, она подалась вперёд и стиснула его в объятиях. Он неловко похлопал её по плечу. Кажется, лезть в личное пространство — это семейная черта. — Марк, а чего ты не сказал, что Саша придёт? — обернувшись через плечо, крикнула Маша. Она встала посреди коридора, уперев руки в боки, и с дружелюбным видом наблюдала, как он разувается.       — Вы тут чем занимаетесь? — поинтересовался Саша, заметив, что Маша вся потная и красная и одета в облегающую спортивную одежду.       — А, это… — она опустила смущённый взгляд на чёрный топик. — Марк меня йоге учит. Эй, — прошла в комнату, а он остался расстегивать на пальто пуговицы. — Давай, возвращайся в наш мир!       Саша не сдержался и прыснул, когда услышал выразительный звук падения, а следом и тихий мат. С любопытством прошёл в комнату и увидел именно то, что и хотел. Марк лежал на длинном коврике, разминал плечо и хмуро, с яркими нотками обиды смотрел на Машу.       — Вот обязательно меня толкать? Обязательно? — сердито фыркнул и тряхнул головой, заставив вьющиеся волосы задорно подпрыгнуть. Саша склонил голову набок, прислонившись плечом к стене. Всё-таки поклонник у него очень даже ничего. Эталонным красавцем он бы не назвал Марка, лицо у него треугольное и улыбка слишком очерченная, слишком резкая из-за вспомогательных линий, идущих от подбородка, но тело… Мало того, что оно выглядело удивительно прилично: стройное и — судя по участку живота, обнажившемуся из-за задравшейся футболки — очень даже подтянутое, хоть и без особого рельефа. Так ещё и за движениями было интересно наблюдать. Пусть Марк всего лишь и поднимался с пола, уперевшись ладонью в колено. А затем, бросив на Сашу недоумевающий взгляд, всего лишь засеменил на кухню, то и дело оглядываясь.       Специфическая у него пластика, немного резкая, угловатая, неловкая, но гибкая. И даже татуировка на запястье обрела шарм.       — Сволочь вы редкостная, Мария, — Марк горько вздохнул, наливая воду из фильтра. — А ведь у меня только-только начала получаться эта асана!       — Сам такой, — не осталась в долгу Маша, а затем, повернувшись к Саше, пояснила: — Марк просто наглухо отрубается во время упражнений, и иначе его никак не растрясти.       — А кто сказал, что меня нужно трясти? Я ведь для этого и занимаюсь, — Марк вернулся со стаканом в руке и отпил. — Тебе чего нужно-то, аскаридоз?       Ч-чего, блин? Саша вообще-то ожидал как минимум таких же пылких объятий, какими его наградила Маша пятью минутами ранее. А вместо этого получите и распишитесь. Стоит, пьёт свою дурацкую воду и никакого гостеприимства явно оказывать не собирается. И это его, козла такого, Саша мысленно похвалил за тело. Стоило оно вообще того?       — Я в душ, — кажется, Маша сообразила, что раз визит незапланированный, то её присутствие будет излишне.       Дальняя дверь хлопнула и послышался звук льющейся воды. Саша незаметно сжал ладонь в кулак. Внезапно он понял, что с ним всё так просто не будет, ибо смотрел Марк на него с явной настороженностью. И недовольством. А ведь ещё сегодня он выглядел вполне дружелюбно. Неужто ему не нравится, что Саша явился без предупреждения? Думает, что он выкинет очередную глупость? Или попросту опасается связываться с ним так сразу, сокращать дистанцию так стремительно?       Придётся разыграть особую карту. Другого варианта Саша попросту не видел.       — Прости меня. Что так плохо встретил.       Происходящее чем-то напоминало знакомство с диким зверем в лесу. Марк всё ещё не улыбался, не подходил с желанными объятиями, но взгляд его смягчился. Поощрённый явным прогрессом, Саша продолжил.       — И за грубости. Ты не последний человек для меня. А первый, — выпалив это, Саша тут же осёкся, заметив, что лицо Мартышки приняло иронически-раздражённое выражение. Явно не поверил и посчитал за сарказм. — Я… эм… ладно, тупая шутка, — нервозно поправил чёлку. Про себя Саша постепенно начинал сердиться. Что у них за взаимоотношения такие, что ему приходится убеждать Марка за ним приударить? — Я хотел сказать, что ты ближе к первым, чем к последним. И… я рад видеть тебя, так что решил приехать лично.       — Оу, — И вот, случилось то, чего он хотел. Марк смущённо, но очень довольно улыбнулся. — Спасибо. Я тоже. Прости меня за то, что я ляпнул в туалете. Я рассердился, потому и сказал, что не было в дружбе смысла. Конечно, был.       Поставил стакан в раковину и включил воду, явно собираясь мыть посуду. Саша усмехнулся. Кажется, его пряник пришёлся Марку настолько по вкусу, что он, не в силах выразить свой восторг, принялся сублимировать эмоции в яростное натирание стакана губкой. Та же участь постигла тарелки, миски, кружки, столовые приборы. Саше даже захотелось подойти и обнять его со спины, настолько он умилился.       Что ж, можно считать, что негатива больше нет. Саша отлип от стены и, пройдя в сторону дивана, плюхнулся на мягкое сиденье. Теперь его очередь. Марк как раз, видимо, переборол радость и повернул ручку крана. Вытер полотенцем руки и, оттолкнувшись от столешницы, забавно развернулся на пятках.       — Тебе ещё что-то нужно?       Саша закинул ногу на ногу и взглянул на Марка в упор.       — Поухаживай за мной.       — Э-э-э, — тот растерянно моргнул и почесал затылок. — Чай будешь?       — Не уходи от темы.       — А что, поить гостя чаем это уже не ухаживание?       Саша рассерженно цокнул. Кажется, Марк решил строить из себя дурачка. С его упрямством он явно будет увиливать до последнего, а значит, стоит задать прямой вопрос.       — Ммм… Я ведь нравлюсь тебе, да? — и с опаской зажмурился, но когда бури не последовало, растерянно приоткрыл глаза. Марк задумчиво потирал нижнюю губу, разглядывая его как собачку на выставке.       — Ага! И кто из нас теперь переводит тему?       — Мартышка. — Угрожающе сдвинул брови к переносице.       — Да пошутил я. В каком плане… нравишься? — задал он в ответ самый идиотский вопрос, который только можно.       — Разве не ясно?       — Не особенно, — улыбаясь, приземлился на стул и упёрся локтями в скатерть молочного цвета. — Симпатии ведь разные бывают, разве нет? Как приятель ты классный, с тобой угарно, — Саша сглотнул, стиснув в ладони обивку дивана. — Да и как друг тоже… Только вот… Не приходи так больше без приглашения, хорошо? — Саша с ошарашенным видом пытался переварить сказанное и так, но Марк не щадил, он продолжал сыпать репликами, — И я бы предпочёл общаться только в школе, тех чувств я уже не питаю, но близко дружить у нас всё равно не выйдет. Влечение есть, в общем. Но… — закусил губу, попутно нервозно разминая пальцы, — не, ты не думай, что раз ты ввалился ко мне и извинился, то я сделал вывод, будто ты хочешь всё возобновить. Так что не оскорбляйся, я упомянул это так, на всякий случай.       — Я… эм… — Саша никак не мог взять в толк, как ему отреагировать на такую речь. — Кхм… То есть ты меня всё-таки любишь? — прокашлялся он, худо-бедно вычленив из потока лишь это. — Ну, раз мы не можем дружить.       — Любишь? Что ты имеешь в виду?       — Да как парня, блин, как парня, хватит уже юлить! — рассерженно прошипел Саша. — Ты что, забыл, что ты мне сказал? Ты любишь меня или нет, ответь прямо! — Саше захотелось встать, поднять его со стула и хорошенько тряхнуть.       Марк вытянул руки и разлёгся на столе, склонив голову набок. Голубые глаза с искренним непониманием смотрели на него из-под нависшего вороха прядей.       — Нет. Разве не очевидно?       — Но… — Теперь Саша почувствовал себя крайне глупо. И какого чёрта он тогда явился вообще? Нет-нет, такого не может быть. Сейчас он выведет его на чистую воду. — Тогда что это были за дурацкие заигрывания?       — Ой. Ну… по приколу. И чтобы держался на расстоянии и не лапал меня как раньше.       — Но… но я же по-дружески…       — А меня возбуждало. Приходилось потом дрочить помногу.       — Господи, за что! — вскрикнул Саша, так и подпрыгнув на месте. Марк громко расхохотался, буквально упиваясь его реакцией. — Какой ты мерзкий, боже! Ты сейчас опошлил такую кучу воспоминаний!       — Некоторые вопросы лучше не задавать, будет тебе урок.       — Бессовестный! — Марк продолжал широко, обалдеть как широко улыбаться, как будто так и провоцируя. — Просто вернись и я всё прощу, хорошо? — всё-таки не выдержал и поддался Саша. Он ощутил, как от желания у него задрожали руки. Он не мог больше терпеть. Мартышка так и манил, так и просил всем своим существом, чтобы его вернули назад, в сердце.       — Вернись куда?       — Хватит строить из себя дурачка! — Саша вскочил с дивана и схватил его за лежащие на столе руки. А затем, невзирая на лёгкое ошарашенное сопротивление, резко потянул его на себя и заставил подняться и упасть в объятия. Да, чёрт возьми, именно так, как он и хотел, близко, безумно приятно, с вспыхнувшей в каждой клеточке тела щенячьей радостью.       — Саша, отпусти, — но он не мог, его била мелкая дрожь. Хотелось нежно провести по спине рукой, вспоминая былое, хотелось погладить плечи, уткнуться носом в шею, теперь уже не скрытую воротом свитера и от того такую манящую, уязвимую, новую. Марк упёрся ладонями в грудь и с силой оттолкнул, но в итоге они попросту свалились на диван. Саша сразу же сориентировался и, обвив его руками и ногами, точь-в-точь как коала эвкалипт, подмял под себя, заставляя лечь вдоль. — Ты совсем сбрендил?       И плевать, что голос так и сочился недовольством. Саша с улыбкой кивнул и, обняв жертву покрепче, приложил ухо к груди, дабы послушать биение родного сердца. Впервые за долгое время он почувствовал себя так… умиротворённо.       — Саша, я предупреждаю тебя…       — Заткнись, мне слишком хорошо.       Марк глухо прорычал.       — Я сейчас врежу тебе по яйцам.       — Не врежешь. — Помотал головой Саша, с довольной улыбкой ёрзая на нём. И плевать, что Мартышка горячий и вспотевший. Им он не брезгует. — Ты меня любишь.       — Нет, не люблю.       — Нет, любишь! — повторил он уже агрессивнее, ибо от слов Марка больно закололо внутри. — Пригласи меня погулять. Я соглашусь.       Но вместо приглашения, вместо последующей приятной прогулки, полной их новых общих шуток, милых сердцу объятий, нежностей, ощущения чего-то сокровенно важного, витающего над ними розовым облачком формы сердечка, он получил резкую боль в паху.       Саша вскрикнул и схватился за причинное место. Он ударил его! Ударил!       — Я же сказал, не веди себя так! — шикнул Марк, отпихивая и выбираясь из-под него на волю. — Попросил же нормально, — добавил тише.       — Думаешь, ты можешь диктовать мне условия?! — так и заклокотал от жгучего гнева и безумной обиды Саша. Пах всё ещё неприятно болел, мешая мыслить рационально. Да как он посмел его оттолкнуть! — Ты? Мне? Ты кем себя вообще возомнил? Думаешь, я приму тебя назад после твоих выкидонов?       — Так я и не прошу тебя об этом, — как только Саша начал на него буквально кричать, он удивительным образом сник, став раздражающе спокойным. И не только эмоционально сник, но и физически. Поджал ноги, обхватил колени руками. — Сколько можно повторять уже.       — Ты хочешь этого! Ты меня любишь!       — Разлюбил.       Саша потерялся окончательно. Вскочил и яростно пнул диван так, что задрожал пол.       — Не дури мне голову! Так не бывает! Ты, грёбаный предатель, сначала смотался хер пойми куда, потом соскучился, вернулся, и думаешь, что своим подлым враньём можешь вертеть мной как хочешь? Нравится меня мучить? Мстишь мне за прошлые годы? — выдохнул, тщетно пытаясь успокоиться. Ноздри раздувались, выпаливая горячий воздух, а руки продолжали дрожать.       — Скажи мне на милость, в чём твоя проблема? — кажется, Марка ни капли не тронули его слова. Он лишь провёл рукой по лицу и поправил сползшую бандану. — Ибо я ни черта не понимаю.       — Это в тебе проблема, мудак! Просто признай, что любишь меня, и я, так и быть, смилуюсь и прощу!       Но в ответ раздалось молчание. Марк лишь закатил глаза и тяжко выдохнул. Это выбесило Сашу окончательно.       — Не строй из себя хер пойми кого, предатель! — рявкнул он, нависнув над ним и ощутимо пихнув в плечо. — Думаешь, твоя ничтожная персона так уж сдалась мне, думаешь, ты вообще хоть кому-то сдался, предающий всех налево-направо, отвратительный, невыносимый…       — А ну замолчи сейчас же! — неожиданно пространство прорезал тонкий девичий вскрик. Саша обернулся и увидел Машу. Волосы её были в пене, тело, мокрое от воды, наспех обёрнуто полотенцем, а глаза в гневе горели. Она торопливо направилась к нему, шлёпая босыми ногами по полу. — Кто дал тебе право орать на моего брата!       — Это не твоё… — на автомате начал сбитый с толку таким напором Саша, но тут же был перебит.       — Моё дело! Ему и так плохо, он ужасно спит, а тут ещё и ты с своей агрессией!       — Маша… — прошептал Марк.       Саша растерянно заморгал, смотря на Мартышку так, будто впервые увидел. Оказывается, бесячее спокойствие ему просто напросто померещилось. Марк ведь и впрямь сидел так закрыто. И пусть лицо — непроницаемая маска, теребящие штанину пальцы выдавали его с головой. Саша цокнул, почувствовав в груди ноющее жжение, похожее на стыд и вину. Кажется, он на эмоциях серьёзно перегнул палку. А ведь начиналось всё вполне хорошо.       — Ты плохо спишь? Из-за меня?       — На выход! — не стала его щадить Маша, встав между ним и Марком. Злость снова забурлила в Саше и, стиснув зубы, он развернулся и спешно направился прочь. Гордость его так и ныла, уязвлённая до глубины.       Домой он приехал, находясь в полном, окончательном раздрае. Саша чувствовал себя потерянным, униженным, опозоренным.       И всё вновь завертелось по классическому сценарию: постель, мороженое и угнетающие сознание мысли.       Какого чёрта всё внезапно стало таким сложным, и этот козёл отказывается идти на нормальный контакт? Он ведь попросил прощения, был милым, сам его обнял. Неужели Марк действительно считает, что можно обойтись этой дурацкой пародией на общение, ограниченное стенами школы, да парочкой дурацких, дежурных пошутеек?