cherry lip tint for a teacher, please

Гию нередко устраивал пробежки по окрестностям. Форму поддерживать — он же учитель физкультуры, вообще-то, — и мысли развеять всякие, дурные. Ну и, конечно же, отправлять учеников по домам, если они находились на улице в такое позднее время. Домой он не торопился, поэтому бежал неспешно, долго. Старшая сестра Тсутако вышла замуж и теперь приезжает очень редко, потому по приходу с работы его ждал пустой дом. Порой приходил его лучший друг Сабито — пивко попить или чего покрепче да события недели обсуждать. Бывает, он заявлялся с его коллегами — учителем истории Ренгоку Кеджуро и учителем искусств Узуи Тенгеном. Но то бывает реже и без согласования с Томиокой. Прохладный апрельский вечер заставляет его шмыгать носом, но он все равно бежит, стоически вдыхая холодный воздух. Он спортсмен. Останавливаться нельзя. Да он тренировался в горах — бегал в куда более мерзлотную погоду. Томиока завернул в частный сектор, отмечая, что некоторые из фонарей либо светили слишком блекло, либо не работали вообще. Если бы не это, райончик казался бы вполне себе благоприятным. В переулке, мимо которого он пробежал, он заметил пару теней. Интуиция заставила Гию повернуть голову назад: оказалось, не зря. В вечерних сумерках он смог разглядеть лишь некоторые очертания школьной формы и хрупкую фигуру, над ней же — угрожающе нависший силуэт. — …Ты стала уже такой большой, — услышал вдруг Томиока из темноты и ускорил шаг, — Совсем взрослая. Такая красавица — глаз не оторвать. Ну посмотри на меня, Шинобу-чан. Гию вздрогнул, признав в девушке свою ученицу. Кочо смотрела куда-то вниз, как можно более вжимаясь в бетонную стену позади себя. Девушка чувствовала, как душа рухнула в пятки — от волнения даже немного заболел живот. Мужчину, возвышавшегося над ней, испуганное выражение лица сильно раззадорило — поэтому длинным, указательным пальцем он приподнял ее за подбородок и рассмеялся. — Что ты, что твоя сестра. Такие сладкие, мягонькие, — ухмыляется тот, находясь от ее лица в преступной близости. Шинобу задрожала, когда он большим пальцем прикоснулся к ее нижней губе, приоткрывая аккуратный ротик: страх заставлял все внутри нее сжаться, однако злость, бурлящая в ее крови, заставила ее посмотреть на мужчину и с ненавистью прошипеть: — Да горите Вы в аду, Доума-сан. — Ох, ну зачем ты так? — криво усмехнулся мужчина, аккуратно подбираясь рукой к женскому бедру. Внезапно тот почувствовал чье-то присутствие сзади себя — и резко изменился в лице, отстраняясь от девушки. Увидев Томиоку, он неловко заулыбался, почесав затылок. Шинобу при виде учителя по физкультуре пискнула что-то вроде «Сенсей…», резко переметнувшись на его сторону, и тот сразу же завел ее за спину, не отрывая взгляд от Доумы. — Пристаете к школьнице? — Мы давние знакомые. Кто тут приставал? Просто мило беседовали, а тут заявились Вы и, видимо, истолковали все в неверном ключе… Томиока оборвал блондина: — Мне все равно. Кочо, вызвать полицию? — В полиции нет нужды, я же вам объясняю, мы просто беседовали! Девушка, на удивление, покачала головой. Молодой человек недружелюбно нахмурился, посмотрев на блондина. Тот не сдержал усмешки. — Вот видите, никакой полиции… — Не приближайтесь к девушке, — сурово отчеканил Томиока, разворачиваясь вместе с Кочо и придерживая ее за плечи, — До свидания. — Ого, какой мужчина! — с задоринкой протянул Доума, смотря им вслед, а после ухмыльнулся, — Шинобу-чан, передавай «привет» своей сестре! Потолкуем с тобой в следующий раз! Томиока повернул голову назад и окинул блондина суровым взором, подталкивая Кочо вперед. Доума немного разочарованно улыбнулся, но то было не выражение проигравшего: он был абсолютно уверен в том, что своей цели он добьется в любом случае. *** Шинобу шла поникшая, вздрагивая от каждого шума. Казалось, отошли они довольно далеко, даже пошли в обход, чтобы проветриться — все же Кочо до сих пор ощущала мерзкое дыхание и прикосновения к коже. Хорошо было бы сходить в очень горячий душ, смыть накопленное за день и зарыться в подушку. Мерзко, как же мерзко. Но пронесло. Томиока, идущий рядом, с сочувствием поглядывал на нее, не говоря ни слова. Однако молчание лишь сильнее напрягало ситуацию, и он решил нарушить тишину: — Ты как, Кочо? Девушка дернулась от этого вопроса, подняв уставший взгляд на учителя. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле противным комком. Гию с каким-то внутренним испугом наблюдал, как фиалковые глаза наполняется слезами: Шинобу вновь закрыла лицо руками и затряслась, опускаясь на корточки, а после звучно зарыдала. Это не входило в ее планы, правда. Просто… можно ли списать это все на стресс? Все ведь не так уж и плохо, просто столько учебы, она устала, а тут еще и такое… О боги, как стыдно. Но Кочо не смогла сдержаться, когда к ней пришло осознание того, что могло с ней случиться. От того, как она беззащитно стояла там, не в силах дать отпор или убежать — нога еще болезненно ныла при сильном напряжении. Ей было так стыдно, так мерзко: хотелось содрать с себя кожу, лишь бы не чувствовать этих фантомных прикосновений. Томиока опустился на корточки вместе с ней, а после решительно поднял ее наверх. — Не плачь, Кочо… — произносит он, поддерживая ее за плечи — от слабости у девушки подкашивались ноги. Вовремя взяв себя в руки, девушка встала самостоятельно, — Все позади. — Сенсей… — Шинобу шмыгает носом и вытирает слезы с опухших щек, а после ревет с новой силой, произнося дрожащим голосом: — …Он ведь в-вернется. — Этот тип? Почему не обратишься в полицию? — вопрошает он, чувствуя, как внутри него все сжимается от вида плачущей девушки. — Обращались… Н-но у него с-связи… Ему все с-сойдет с рук, — Шинобу пытается закрыть лицо. От осознания, перед кем она льет слезы, становится жутко стыдно. Если бы он только не задал один вопрос о том, как она, она бы дотерпела до дома, до очень горячего душа, а потом легла на свою чистую постель и уткнулась в подушку. А от осознания, что с ней чуть не произошло, становится жутко страшно. Пытаясь мыслить рационально, Кочо, в общем-то, оправдывает свою реакцию на такой стресс. Томиока тяжко вздыхает, едва уловив суть ее слов, а после рукавом спортивной кофты вытирает мокрые дорожки с ее щек. Шинобу морщится — прикосновения грубой ткани жгут кожу. Немного погодя, сделав несколько глубоких вздохов и чуть подуспокоившись, продолжила: — Он домогался до моей сестры, чуть не надругался над нею. Там тоже все, к счастью, обошлось… Доказательства были, но… Дело даже не завели за «отсутствием состава». Вот и все правосудие, — Кочо вновь судорожно вздохнула, а затем, неожиданно даже для себя, утыкается макушкой в спортивную кофту учителя, вместо того, чтобы снова садиться на корточки, — У сестры до сих пор панические атаки случаются. А потом он приметил меня…и теперь действует куда осторожнее. Томиока напряженно наблюдает, как она цепляется за синюю ткань и начинает плакать вновь. Но уже не взахлеб, как раньше: лишь тихо шмыгая носом, как обычно плачут от бессилия. — Извините. Я не хотела, чтобы Вы сейчас лицезрели меня в таком виде. — Все нормально. Плачь, если требуется. Гию поджимает губы, принимая, на его взгляд, довольно рискованное решение: он обхватывает девушку руками, прижимая ее немного плотнее. Он не мастер успокаивать людей, правда. Но он старается. И потому, немного подумав, начал неловко поглаживать ее по макушке похлопывающими движениями. И внезапно Кочо прекратила всхлипывать, хотя, в общем-то, он ожидал момента, когда она сама отстранится от него. И Кочо, на самом деле, сама была бы рада убрать руки учителя — очень неловко от этого. Но Томиока-сенсей, оказывается, такой теплый и уютный: Шинобу казалось, что с такой холодной внешностью он должен быть и на ощупь такой же. Ну, или это все его спортивный костюм. Чуть погодя, девушка отходит от него сама и в привычной для нее манере с немного гнусавым от заложенного носа голосом произносит: — Томиока-сенсей.… Это ведь тоже вид домогательства, знаете ли. Хотя ладно. Давайте забудем эту ситуацию, пожалуйста. Считайте, что я просто бессовестно вытерлась о Вас как о носовой платок. Лицо Гию тронула легкая улыбка, и это, конечно же, не укрылось от взгляда девушки. Она даже на миг замерла — настолько была впечатлена. — Скажите, если глаза меня обманывают, сенсей, но это что, была улыбка? Вы что, так умеете? — Твои глаза тебя обманывают, Кочо. Шинобу сдавленно захихикала. Быстро смахнув слезы с щек и шмыгнув носом, она отошла от молодого человека. Они вновь отправились в путь, на этот раз уже вполне непринужденно болтая. Точнее, по большей части говорила Кочо — все-таки улыбка Томиоки-сенсея была событием, которое необходимо непременно обсудить. Молодой человек лишь изредка искоса поглядывал на нее: опухшая, но уже вполне успокоившаяся. От холода и слез у нее покраснел нос, а тушь расползлась под глазами — это так разительно отличалось от ее обычно безукоризненно кукольного лица. «И все равно красива», — отмечает он про себя. А после — тут же мысленно дает себе по шее за такие мысли. Он проводил ее до самой калитки, кивнув на прощание. Кочо поклонилась в знак благодарности и пожелала ему удачной дороги. Томиока молча развернулся и ушел в сторону перекрестка, немного поежившись от холода: от слез Шинобу на его кофте расползлось мокрое пятно, которое неприятно морозило каждый раз при дуновении ветра. Томиока скрестил руки на груди и, дойдя до разветвления дороги, свернул в сторону своей улицы. В голове крутилось много всяких мыслей по поводу произошедшего. Во-первых, теперь Кочо надо провожать домой каждый раз, когда она возвращается со школы одна. Всегда ли это будет у него получаться? Надо бы переговорить об этом и лично с ней, и, если что, с Сабито. Ну, а во-вторых… Видеть заплаканную и испуганную Кочо ему не понравилась. Да, ситуация премерзкая, но это его задело по-особенному. Лучше пусть такая девушка будет такой же острой на язык и немного агрессивно настроенной, но трясущейся от страха и заплаканной — никогда. Вспоминая ее, захлебывающуюся в слезах, у него болезненно защемило в груди. Спрашивая себя, отреагировал бы так на другую ученицу? Томиока — человек честный. Самое главное — честный с самим собой. Он понимает, что к Кочо у него особенное отношение еще с самого первого их конфликта. Это естественно, ведь она остроумна и безусловно красива, с интересным характером… От этого можно отмахнуться, избежать — как обычно он и делал. Но Гию честен с самим собой и понимает, чем это оборачивается и чем может обернуться. Чем-то диким и неправильным, разумеется. О чем он будет, безусловно, жалеть. Гию совсем не в восторге.