cherry lip tint for a teacher, please

Майское утро встретило Шинобу с привычной прохладой — не зябкой, довольно бодрящей. В воскресенье улицы ее окрестностей были полны тишины: Кочо порой пользовалась моментом и, вставая пораньше, уходила гулять. Каждый раз меняла маршруты, заскакивала в продуктовые магазины купить онигири или что-то вроде этого. Но никогда не изменяла традиции гулять по парку, расположенному неподалеку от школы. Он был довольно старинным и сильно нравился Кочо тем, что в нем раскинулось огромное дерево глицинии. Сейчас конец мая — уже должна была отцвести, однако что сакура, что глициния в этом году немного запоздали. Но ей так намного больше нравится. Это старое дерево глицинии, как открытка из ее прекрасного детства: вместе с родителями и Канаэ (а после и с Канао) они почти каждое воскресенье проводили тут день, беззаботно играя в догонялки и поедая всю вкуснейшую мамину стряпню. Шинобу скрывать не будет — она скучает по тем временам, когда ее мама была жива и их семья была счастлива. И она была счастлива, будучи вспыльчивой бунтаркой с шкодливой улыбкой. Девушка подошла к холму, где располагалось дерево с величественно свисающими гроздями фиалковых цветков, и удивленно вскинула брови, увидев знакомую непослушную гриву иссиня-черных волос. Кочо слегка улыбнулась: ошибки быть не может — это учитель по физкультуре. Шинобу достает Томиоку-сенсея уже целый месяц и только недавно решилась официально признаться самой себе — она влюбилась. Пока она уверена процентов на семьдесят восемь — никогда раньше ничего такого не испытывала, однако по внутренним ощущениям (и первым 14 сайтам с поисковика по запросу «признаки влюбленной девушки») у нее есть все основания полагать, что это так. Ей должно быть стыдно — влюбиться в своего учителя. Но не потому, что это как-то аморально, а скорее оттого, насколько это избитое клише, свойственное слишком слащавым для этого мира дорамам (их вообще смотрит кто-нибудь кроме Митсури?). Однако может быть именно потому Шинобу никогда и не влюблялась в сверстников? А завидев исходящее от Томиоки-сенсея мужское начало, она поняла — это вот прямо ее? За этот месяц они подружились, если так можно назвать систематическое доставание с ее стороны. Часто они обедали вместе, Томиока же, в свою очередь, провожал ее до дома каждый раз, когда она возвращалась одна. Ну как, находясь в паре метрах от нее, а то «вдруг чего подумают». Иногда вместо него ее провожал преподаватель секции кендо — тот смешливо болтал с ней и с девочкой со средней школы Академии — кажется, ее звали Макомо. Сейчас же Томиока-сенсей одиноко и статно восседал под деревом, поджав к себе колено и наблюдая, как легкий ветер колышет длинные ветви. Будучи обычно совершенно несуразным, одетым в свой синий спортивный костюм, сегодня он сидел в черной толстовке и свободных штанах. Кочо немного смутилась, потому что она никогда не видела учителя в повседневной одежде, и встретить его в таком виде — это показалось ей даже немного (совсем чуточку) горячим. Порхающей походкой девушка подошла к молодому человеку, а после, тонким пальчиком дотронувшись до его плеча, наклонилась над его ухом и прощебетала: — Доброе утро, сенсей! Учитель чуть вздрогнул от неожиданности, но, в общем-то, не проявил никаких эмоций. Он коротко поздоровался с ней, а затем вновь перевел взгляд на цветы глицинии. — Надо же, это судьба, что мы так часто встречаемся, сенсей, — произносит Кочо, осматривая окрестности, простирающиеся с высоты холма. Тот не ответил. Это было вполне ожидаемо — за месяц девушка уже подпривыкла. Томиока изредка посматривал на нее, пока девушка самозабвенно нарушала утреннюю тишину своей неуемной болтовней. Она сидела рядом — Гию даже поделился местом на циновке, и порой настойчиво подвергала его методичным тыкам в плечо с извечным пассивно-агрессивным вопросом: «Игнорируете меня, Томиока-сенсей?». Молодой человек смотрел на деревья в остальном парке — гораздо более блеклые или уже отцветшие. Никакое из них не смело состязаться с глицинией, цветущей в этом году дольше всех, — ни по пышности, ни по стати. — Вам нравятся глицинии, Томиока-сенсей? — вопрошает Кочо, заприметив во взгляде учителя некую благосклонность вместо привычного холодного спокойствия, — Мне вот очень нравятся. Такие яркие, красивые. Я всегда любила ее цветение больше, чем цветение сакуры — она вообще какая-то бледная по сравнению с ней. Как Вы считаете? Он искоса взглянул на девушку, подставившую лицо свету, пробивающемуся сквозь колыхающиеся ветви. Гию, оказывается, никогда не замечал ее профиль: слегка вздернутый носик, тонкие, аккуратные брови, пушистые ресницы. Ее лицо тронула легкая улыбка: благородный изгиб губ по форме сейчас сильно напоминали ему лук Купидона. И в этом, черт возьми, есть смысл. — Ты мне саму глицинию напоминаешь, — внезапно произносит тот, и Кочо слегка вздрогнула от неожиданности, — Запах такой настойчивый, въедливый. Постоянно перед глазами мельтешит. Шинобу улыбнулась, внутренне закипая, однако молодой человек, не обращая внимания на присущую ей пассивную агрессию, продолжил: — Но изящна и красива. Другие деревья становятся невзрачными на ее фоне, — девушка удивленно вскинула брови, почувствовав, как к щекам приливает кровь, а Томиока, выдержав небольшую паузу, закончил: — Мне очень нравятся глицинии. Шинобу осознала, что румянец обжег ее лицо вплоть до кончиков ушей. Впервые в жизни она абсолютно не представляла, как отреагировать, что нужно сказать и как можно отшутиться — все мысли перемешались в одну кучу, оставляя ее в неловкости и смущении смотреть на учителя. — Вы пили, да? — Нет. — Тогда, вероятно, Вы не в своем уме? — Может и так. — Что же сподвигло Вас на такие…признания? — Хотел бы и сам понять. Думаю, не выспался. — А я думала, на Вас так атмосфера повлияла… Ну, глициния, умопомрачительно красивая девушка рядом, уединение… Романтично, все такое. — Я уже жалею о сказанном. — Да, Вы ведь учитель. А я… назойливая ученица. Томиока взглянул на нее — раскрасневшуюся и дико смущенную. И сам понимает, что все внутри переворачивается. Во-первых, кто его тянул за язык? И зачем? Слово не воробей: косое признание выскочило из него так легко и… неожиданно, что он сам в те же секунды оторопел от сказанного. А во-вторых, Кочо сегодня поразительно красива, и у него замирает сердце каждый раз, когда он бросает на нее взгляд. Между первым и вторым Томиока видит причинно-следственную связь. — Я не надеюсь на взаимность. — Зачем же Вы мне об этом сказали? — Само вырвалось… — И что теперь будем делать?.. — Посидим еще и по домам, наверное. — А если я скажу, что у меня это взаимно? Томиока судорожно вздохнул. Шинобу решительно подняла свой взгляд на молодого человека. — План действий тот же. — «Посидеть и по домам»? Такой себе Вы стратег… — Кочо. Я учитель. А ты ученица. Это не умаляет моих чувств, я и правда сам не понял мотив сказанного… Но факт остается фактом. — Томиока-сенсей… — девушка развернулась к нему, — Взглянем правде в глаза. Я красивая и остроумная ученица, Вы красивый и не очень остроумный учитель, но у нас возникли взаимные чувства. Я закончу школу меньше, чем через год, мне 17, а Вам всего… Сколько Вам вообще? — Перестань. Я учитель ведь. — Радует, что даже не отрицаете. Между прочим, я и не предлагала ничего, это Вы сами додумали… — Шинобу прыснула в кулак. Неожиданная волна решимости в ней стремительно переросла в жуткое желание коснуться лица учителя. Но субординация и остатки рациональности в конечном итоге одержали победу. — Я не додумывал. — Как же, сенсей. «Ладно, зато я додумала». — Мы можем тайно общаться, если уж… у нас такая дикая химия. Платоническая связь, сами понимаете. — Ты удивительно настойчива для семнадцатилетней девушки. — Из того, что мы имеем сейчас, мы не можем решить, что делать дальше, сенсей… Будем и дальше смотреть друг на друга издалека или же посмотрим, что из этого может выйти? Томиока, кажется, покраснел еще сильнее. Кочо чуть позже доложила — не кажется. И если она слегка дрожала от волнения, то Томиоке было почти физически невыносимо смотреть на нее и сталкиваться взглядом со взором фиалковых глаз, требующих ответа. Гию выдохнул. Наклонился над нею. — Я об этом пожалею, наверное. — Смотря что Вы хотите сделать… — произносит девушка, но голос предательски дрогнул от мандража. Однако взгляд не отводит. Наоборот: когда он наклонился еще ниже, первая сталкивается с ним носами. Томиока льнется губами. Довольно решительно — Шинобу же взволнованно вздохнула. Изящные ладони потянулись сначала к лицу учителя, но, не осмелившись, остались на уровне ее груди. Томиока рукой чуть оттянул девушке подбородок, приоткрывая ее рот и накрывая нижнюю губу своими. У Шинобу сердце бьется просто бешено. Тяжело выдохнув, она отстранилась — ответила, но после неловкого клацанья зубами тут же отпрянула назад. Гию неловко прокашлялся, а после выпрямил спину — из-за разницы в росте ему пришлось неудобно наклоняться. Кочо отдышалась, а после посмотрела на Томиоку. Его рот подбородок блестел от ее малинового блеска для губ, а на щеках проступал злосчастный румянец — и это ее немного позабавило. — Дешевое клише, сенсей, — учитель и ученица. Оба не смогли сдержать нахлынувших чувств. Я могла бы объяснить это с точки зрения биологии, но, наверное, Вы и сами знаете, как оно бывает?.. Девушка привстала на коленки, касаясь плеча учителя и руками разворачивая его голову в свою сторону, робко прикоснулась губами к его щеке. — У меня к Вам чувства, Томиока-сенсей. Была бы моя воля, конечно, но тут уж я ничего поделать не могу. Гию посмотрел на нее затуманенным взором, а затем приобнял, наклоняясь над нею и опуская ее на циновку. — Была бы моя воля, я бы тоже не испытывал чувств к своей ученице. — Видите, как у нас много общего… Как отвечать на поцелуй, она поняла по наитию. Учитель несколько поразил ее своим напором («хотите сказать, что Томиоки-сенсея это не в первый раз?! Ого-го-о-о, ничего себе»), и потому от неопытности она еще несколько раз неловко клацнула своими зубами об его. Когда Томиока проскальзывает языком ей в рот, Шинобу чуть вздрогнула. Таких поцелуев не было в дорамах про отношения учениц и учителей, которые она не по своей воле смотрела с Митсури. Такие поцелуи она вполглаза наблюдала в зарубежных фильмах — было неловко и даже немного мерзко. Еще — читала в дешевых романах, и не то что бы была тогда в восторге. Однако взволнованная, немного возбужденная — Кочо понимает, что надо делать и даже вошла во вкус, оглаживая ладонями едва пробивающуюся щетину учителя. Мокро, неловко, даже, кажется, развратно: но все же девушка больше склонялась к выводу, что ей нравится. Томиока шумно выдохнул и, отрываясь от нее, на секунду взглянул ей в глаза — как цветы этой глицинии, фиалковые, томно выглядывающие из-под опущенных ресниц. Гию вновь настойчиво подминает под себя девушку, а после переплетается с ней языками. Моментами позже, он проводит мокрую дорожку от ее губ к шее, слегка поддевая молочную кожу языком. Пахнет вишней — это Гию немного башню сносит, и он прижимает девушку к себе плотнее. Вечно агрессивно настроенная фурия сарказма предстоит перед ним в своей невинной и непорочной ипостаси, которую он, человек высоких нравственных устоев, так бесстыдно развращает. Кочо залилась краской сильнее прежнего. — Томиока-сенсей… — боязливо прошептала девушка, и Гию будто бы холодной водой окатили. Он резко отрывается от девушки и, глядя на нее сверху вниз, — разрумяненную, испуганную — понимает, что совершил. От неловкости оба встали с циновки и отошли друг от друга на пару метров. Томиока, опираясь локтем о ствол дерева, тяжко выдохнул. От резкого нервного напряжения и усилием воли возбуждение быстро спало. — Прости… — тихо произносит он, а после, строго посмотрев на нее, сказал, — Я думаю, нам лучше не стоит общаться. — Что? Почему? Шинобу удивленно взглянула на преподавателя, потирая места поцелуев на шее. Она понимала, что тот немного увлекся, но и она… не то что бы против была. Однако страх и неловкость отрезвили девушку и остудили пыл учителя. Гию неприлично выругался, процедив бранное слово сквозь зубы. Кочо уже шутливо хотела упрекнуть молодого человека, как тот внезапно произнес: — Тянет — не тянет, это все неважно. Я учитель. Ты ученица. Нельзя нам… ты понимаешь это? Девушка решительно подошла к нему: — Наша разница в возрасте совсем небольшая. В конце концов, я уже на последнем году обучения, — она видела, как Томиока опускает глаза на ее шею, а после отводит взгляд в сторону, — Отрекаетесь? Внутренний конфликт внутри Гию заставил его нервно поджать губы и прикрыть глаза. Он проникся чувствами к своей ученице. Не сдержался. Совратил несовершеннолетнюю. Уволить его — меньшее, что нужно с ним сделать, как ему кажется. — Томиока-сенсей! — Потянуло. Как видишь, вот он результат. Это непозволительные отношения, даже учитывая возраст. Но я не собираюсь встречаться со своей ученицей и уж тем более — скрывать отношения, Кочо, — выпаливает тот, а Шинобу даже вздрогнула оттого, насколько холодно и строго он это сказал, — То, что сегодня произошло… Поверь мне, такого больше не повториться. Девушка нахмурилась сильнее и поджала губы, смотря на него снизу вверх. Она уже приготовилась ему что-то сказать, но ее на пол дыхании перебил Томиока, тихо произнеся: — Мне жаль, что так вышло. Кочо вспыхнула, с негодованием и вызовом взглянув молодому человеку в глаза, высказывая все, что она о нем думает, но тот, бросив на нее один кроткий взгляд и взяв с собой спортивную сумку с циновкой, молча удалился. Шинобу, оставшись на холме в неуютном одиночестве, зло топнула ногой, чувствуя, как в груди болезненно защемило. — Вы придурок даже больше, чем я о Вас думала, Томиока-сенсей! Сами все усложняете! Мы могли бы решить это вместе, а не отрицать это все! Да как я вообще могла… Ответа не получила. Вся эта ситуация, это тупое трепещущее чувство внутри, когда учитель рядом — все это выводило из ее душевного равновесия, которое она так долго и упорно строила на протяжении последних пяти лет. И вот, она обнажилась — смущенная, несуразная, вечно злая. Оказывается, ранимая. — Лучше бы Вы вообще сразу пресекли все на корню, а не ждали, пока я влюблюсь в Вас! — Шинобу раздраженно сжала в кулаки, разворачиваясь в другую сторону и спускаясь с возвышенности. Нелепая и несуразная, впервые влюбленная — и тотчас же была отвергнута до боли унизительно. Шинобу мысленно дает себе пощечину.