cherry lip tint for a teacher, please

Гию, сколько себя помнил, всегда был жаворонком: сначала ему надо было идти далеко в детский сад, затем — в школу. А когда он ушел в спорт, подъем в пять утра для него было обычным делом. И вот сейчас он без тени сонливости заходит на татами тренировочного зала кендо. Сабито пришел чуть раньше и уже надел кендоги. — Ты сегодня еще более невеселый, чем обычно. А это сложно представить, знаешь ли! — произносит тот с усмешкой, кинув взгляд на Томиоку, — Что-то случилось? — Нет. — Как всегда такой многословный. С Сабито они лучшие друзья детства. Вместе учились, делали уроки, занимались кендо и дзюдо; делили радость побед и горечь поражений на соревнованиях. Что уж тут сказать, даже девушек кадрили они вместе (на самом деле Гию просто рядом стоял). И вот почти каждое утро, уже на протяжении 10 лет, Томиока и он встает с утра пораньше, чтобы скрестить деревянные мечи на татами и просто выпустить пар. Сегодня это Томиоке необходимо больше, чем обычно. Обычно со стороны Сабито всегда имеется преимущество — с детства молодого человека отличали выдающиеся способности, и потому, в совокупности с опытом, он чаще всего побеждал Гию каким-либо блестящим выпадом. Красиво и технично, не оставляя своему другу ни шанса. Однако сегодня Томиока поразил его своим напором: от весьма агрессивных, но не лишенной отточенной техники атак, Сабито успевал уклоняться не всегда. И потому, спустя некоторое время, изрядно измотавшись, он поднял руку для передышки. Гию молча кивнул, снимая мэн с головы и садясь на скамейку. Рядом с ним плюхнулся и друг, распахивая кендоги и вытирая пот со лба. — Ты чего сегодня, зверюга, делаешь? — ухмыляется он, толкая Томиоку в плечо. Гию ничего не отвечает, лишь смотрит куда-то в потолок и погружается в свои мысли. Мысли весьма личного характера, которыми он не привык делиться — даже с лучшим другом. Но Сабито не дурак — видит, что у Томиоки не все в порядке. И даже догадывается, почему: пусть все окружающие недоумевают, что же творится в голове у Томиоки Гию, но на самом деле он такой простой — как на ладони. — Все думаешь о той старшекласснице, значит? — произносит он, мягко улыбаясь. Гию повернул на него голову, удивленно вскинув брови — точная догадка немного сбила его с толку. Уверенный в своей правоте рыжеволосый подбадривающе похлопал его по спине. — Брось, сколько мы вообще знакомы? Это же было очевидно. Довольно палевно вы каждый раз обедали вместе на заднем дворе. Сколько тебя знаю, почти всегда девушек динамил, — молодой человек пожал плечами, — А тут ты видишь какую-то старшеклассницу. И растекаешься. Нет, это не то что бы заметно, но повторюсь — сколько я тебя знаю вообще! И еще я видел, как ты улыбался, смотря на нее с окна. Немного подумав и покачав головой из стороны в сторону, добавил: — Ну, не то что бы прямо улыбался. Хмурился меньше обычного, скорее. Гию прикрыл глаза. Ему стыдно не то что за эту конкретную ситуацию, а за свое существование в принципе. Все пошло не так, когда он заприметил этот злосчастный тинт для губ. И теперь Гию с замиранием сердца вспоминает вишневые губы, блеск фиалковых глаз и аккуратно вздернутый носик. Он чувствует себя общипанным, беспомощным цыпленком, который млеет каждый раз, когда слышит ее мелодичный, тонкий голосок и назойливое «Томиока-сенсей». Сабито с полуулыбкой смотрит на него и понимающе молчит, переводя взгляд куда-то вдаль. — Да, брат, не торопись. Чувства, романтика, твои внутренние убеждения, принципы, ну и все такое… Должно быть, сложно смотреть на нее и не иметь возможности прикос-… — Я поцеловал ее, — обрывает Томиока. — …Ты сделал что? — Поцеловал. — Типа… В губы? — Тебе что, двенадцать? Что за вопросы? — Да как я должен, по-твоему, отреагировать?! Каким образом это произошло? — Я без понятия. Под деревом глицинии недели три назад… Я признался, — Томиока не смотрит на своего друга, тот же ошеломленно прикрыл открывшийся рот, — А потом не удержался и позволил себе больше дозволенного… и теперь мне приходится игнорировать, избегать, причиняя ей боль. Я ненавижу себя за то, что сделал… и за то, что делаю. — Вижу — тяжко приходится. Давай, жги, излей мне душу. Будешь держать все в себе — когда-нибудь проломишь мне череп на тренировке. Сабито чуть отстранился от Гию, смотря на него со стороны: тот оперся локтями о колени и выглядел максимально серьезным. Повисло несколько неловкое молчание. Но Томиока собрался с духом и начал говорить: — Она популярна у старшеклассников. — Ну, это очевидно. Это бесит тебя? — Скорее да, чем нет. Слышу разговоры третьеклассников о ней. И это… раздражает. Спугиваю их постоянно, придираясь к мелочам несправедливо. И когда к ней парни подходят, ревную. — Ого. Что-то новенькое. — Я тебе душу изливаю. — Прости. Сабито друга слушает с придыханием. Томиока сегодня необычно удивляет своим красноречием и степенью откровенности. — Я понимаю, что ей осталось учиться совсем недолго, но Шинобу пока ученица. А я — учитель. И это…неправильно. Это в корне противоречит всем моральным устоям Гию. Для него учитель — идол. Одна из ключевых фигур в воспитании ребенка, человек уважаемый и подающий пример. Это было для него аксиомой. И за незапланированную влюбленность к своей ученице — да, не по годам зрелой, но все же к ученице — он себя очень сильно корил и пытался чувства запихать куда подальше. Не получилось. Почему нельзя было влюбиться в Шинобу годиком позже? — Я не буду давать тебе советов, Гию, — произносит Сабито, положив ладонь на плечо друга, — Но я тебя не могу осуждать. Ты сам вчерашний студент, у вас совсем небольшая разница в возрасте, она третьеклассница — ей осталось учиться пару триместров. Так зачем ты так загоняешься, отрицаешь чувства? Наверняка ты делаешь больно обоим. И с таким отношением потеряешь девчонку. Молодой человек приободряюще похлопал приятеля по спине. — Она найдет себе другого мальчика, выйдет замуж, а ты останешься у разбитого корыта, будешь смотреть в окно ее дома в дождь, а я буду тебя успокаивать и много пить вместе с тобой. Ради всего святого, не доводи до такого. Не пойми неправильно — печень жалко, ее и так помотало. Настроенный на драму Томиока выдохнул весь воздух из легких и недовольно скорчился, посмотрев на приятеля. — Как так вышло, что ты мой друг.? — Я классный, — пожимает плечами он, а после более серьезно добавляет, — А ты будь мужчиной, Гию. Сабито, несмотря на его удивительную способность портить душевные разговоры, всегда был гораздо более зрелым и мужественным, чем Томиока. Даже в серьезной ситуации не терял чувства юмора, никогда не бегал от проблем, всегда был готов прийти на помощь в трудную минуту и очень часто выручал Гию своими мудрыми для его возраста советами. И пусть Томиока в стремлении сдерживать свои эмоции и становлении «водной гладью» почти достиг совершенства, он, однако, и ни на шаг не приблизился к душевному равновесию Сабито. Томиока действительно делает больно Шинобу — да и сам мечется от того, что не может позволить себе к ученице даже притронуться. Он знает, что в их взаимных чувствах нет ничего криминального. И он знает, что его друг чертовски прав: Гию с таким отношением ее потеряет. Но внутренние противоречия оказываются так сильны, что молодой человек хватается за волосы и утробно рычит. Он — учитель. Она — ученица. Он должен давать Шинобу знания, а не забирать у нее первый поцелуй. Он должен преподавать Шинобу азы физической культуры, а не… вот это все. Томиока глубоко выдыхает, поднимаясь со скамейки и натягивая мэн на голову. Сабито, на мгновенье нерадостно приподнимая уголок рта, сжимает в руках деревянную катану и выходит на середину татами. Знает, что нравственный Гию выбрал путь страданий и принял решение причинять боль как себе, так и невинной девушке (угораздило же ее, бедняжка). Сабито тяжело вздыхает. Гию от этого чувствует себя полнейшим имбецилом.