cherry lip tint for a teacher, please

Митсури случайно вытравила кончики волос в кислотно-зеленый цвет вместо запланированного платинового блонда. Шинобу в жизни не слышала столько нытья, однако в который раз кидает на Канроджи взгляд — и понимает, что так ей очень даже идет, прямо-таки под цвет глаз. Но сколько бы она ей об этом не говорила, подруга упрямо отказывается это принимать, предпочитая верить, что «Шинобу-чан просто кривит душой!». В жаркий летний день они решили прогуляться по торговому центру, поесть вместе мороженое (а еще холодную собу, тройную порцию моти, две порции рамена со свининой и якисобу) — в общем, Кочо помогала подруге снять стресс после неудачного окраса волос. Да и сама чувствует — надо развеяться, чуть забыться в болтовне Канроджи и не воспроизводить в голове мысли самые дурные. Шинобу выслушивает все новости Митсури за последние две недели: раз 13 она услышала из уст девушки умиленное «Обанай-кун», еще раз 22 (она, на самом деле, со счета сбилась) — «Игуро-сан». Кочо прекрасно знала, что Канроджи — довольно любвеобильный человек, говорящий о всех лицах мужского и женского пола преимущественно восхищенно и восторженно, однако даже для столпа Любви было нетипично посвящать три четверти монолога своему однокурснику. В какой-то момент, когда они уже ближе к вечеру возвращались домой, Шинобу посмотрела на нее с легкой, проницательной улыбкой и спросила: — Тебе нравится этот Игуро-сан, верно, Митсури-чан? И судя по твоим рассказам, ты тоже ему очень нравишься. Канроджи замерла — рука, держащая фруктовый лед, приостановилась на полпути ко рту, и замороженный сок слегка обдавал холодом нижнюю губу девушки. Стремительно ее щеки приобрели оттенок корней волос, и она сдавленно пискнула, отходя от подруги и активно замахав ладошкой перед ее лицом. — С чего ты взяла, Шинобу-чан? Нет-нет, мы просто общаемся, как хорошие приятели! Обанай-кун просто так добр ко мне, поэтому я не могу его не упомянуть! Кочо вздыхает, подавив усмешку, и переводит взгляд на полосатые гольфы на ногах девушки. — Божечки-божечки. А эти гольфы тебе ведь тоже подарил Игуро-сан? Тебе в них не жарко? На улице двадцать восемь градусов. — Вовсе нет, они мне просто очень нравятся! Мне сказали, что они мне очень идут. Игуро-сан подарил их мне совсем недавно… Митсури, запнувшись, косится сначала на свои ноги, потом — на максимально проницательный и всепонимающий взгляд подруги, и жмурится от смущения: — Ну ладно, ты права, Обанай-кун мне нравится! Очень-очень нравится… Но он ведь такой хороший, Шинобу-чан! У него такие красивые глаза, ну нельзя было не влюбиться! — выпалив это, Канроджи так активно жестикулирует, что не замечает, как кусочек фруктового льда отламывается и падает на нагретый за день палящим солнцем тротуар, тут же тая и образуя грязное розовое пятно. Шинобу округляет глаза, взглянув на Митсури немного ошарашено. Такого…разгоряченного признания она не ожидала. И вот она смотрит на подругу, что стоит, смущенно опустив голову, будто пытается оправдаться в своих чувствах — смотрит и слегка улыбается. — Митсури… Неужели ты думаешь, что я буду стыдить тебя за чувства к Игуро-сану? — Кочо хихикнула, подставив ко рту кулачок, — Я очень рада за тебя и очень надеюсь, что вы с ним наконец откроетесь друг другу и будете вместе. Влюбленность не должна причинять боль, она должна быть полностью взаимной. «А не как у меня, придурок!». Канроджи подняла взгляд светло-зеленых глаз на Шинобу и, что-то запищав, ринулась к ней, сжимая хрупкую фигуру в тиски — силушки у Митсури было предостаточно, чтобы Кочо сдавленно прохрипела. — Я очень рада, что ты меня поддержала! Очень, очень рада, — девушка одним движением съедает подтаявший кусочек арбузного фруктового льда, оставляя лишь деревянную палочку, а после хватает ладонь Шинобу и немного невнятно проговаривает: — Это много для меня значит, правда… В фиалковых глазах Кочо плескается мудрость и понимание. Она улыбается, чуть наклонив голову набок — по-матерински, ласково. И немного грустно. Канроджи изменилась в лице, отпуская теплую, слегка влажную руку девушки: благодарность во взгляде сменилась беспокойством. Она прикусывает нижнюю губу, а после тихо вопрошает: — Шинобу-чан… А у тебя все хорошо? Ты… такая печальная в последнее время. Вроде улыбаешься, но совсем как-то невесело. Кочо удивленно поднимает брови, а после качает головой, проходя мимо девушки и сворачивая на перекрестке. — О чем ты? Я такая же, как и обычно, Митсури-чан. — Шинобу… Ну я же вижу, что что-то случилось! — Ничего, я тебя уверяю. — Ты поссорилась с сестрами? Проблемы на учебе? — Не-е-ет. У меня все отлично, можешь мне просто поверить? — Может быть, дело в каком-то мальчике?.. Ты очень странно стала относиться к этой теме в последнее время, не как раньше. Понимающе очень… — Упаси Господь, Митсури. Канроджи останавливается, смотря подруге в спину, прижимая ладонь к груди. Она вопрошает еще раз, затем еще и еще, умоляя ей сказать причину переживаний. И Шинобу, уходя все дальше, терпеливо отмахивалась. Но один момент — и она резко разворачивается и зло топает ногой, взглянув на подругу. Та немного отшатывается, но делает шаг навстречу, намереваясь обнять Кочо, однако девушка остановила ее вытянутой рукой. — Шинобу… — Митсури, я не хочу об этом гово-… — …Неужели дело в том учителе физкультуры, Шинобу? Ты стесняешься мне об этом сказать?.. Девушка распахнула глаза, посмотрев на подругу: ее неожиданная проницательность и, как оказывается, неумение Кочо скрывать свои чувства, вогнали ее в краску. Шинобу выпустила воздух из ноздрей и понурила голову. На глаза навернулись слезы. Что с ней не так-то в последнее время? Митсури охает, подбегая к ней и вновь крепко обнимая — так сильно, что Кочо почувствовала, как сильно стучит сердце подруги от волнения. — Неужели… Это так заметно, Митсури-чан? — Я замечала несколько раз, когда мы ходили в школу вместе. Тебе так нравилось с ним здороваться. Я не припомню ни одного молодого человека, с которым ты вела себя также. А потом ты… резко перестала. И прекратила красить губы. Вот я и подумала, что дело может быть в этом… Кочо шумно сглотнула и шмыгнула носом, а после оторвалась от Канроджи, со всей собранной в кулак смелостью резко выпалив: — Это так. У меня чувства к учителю. И этот учитель даже поцеловал меня месяц назад, а после стал игнорировать. И это… знаю, это всего лишь чувства, но все это… причиняет мне много боли, Митсури-чан. Я пытаюсь справиться, отвлечься, но… сложно, понимаешь? — Божечки! Шинобу не слышала, о чем лепетала подруга, ошеломленная такой информацией, и ей, на самом деле, это было не нужно. Но вот Кочо, наконец-то, высказала все, что копилось внутри нее целый месяц. И без сомнений: ей стало намного легче. Канроджи очень хочет ее утешить, но совет дать не в силах: поэтому она просто находится рядом — и за это подруга очень, очень ей благодарна. А что она могла посоветовать? Прокомментировать ситуацию, что влюбляться в учителя и иметь с ним романтические отношения в семнадцать лет — это безнравственно? Спасибо, Шинобу уже знает. Сказать, что учитель ее не достоин и вообще пускай катится лесом — слишком пафосно и неуважительно (да и будто она уже не пробовала). Митсури замечательный человек и замечательная подруга, которая знает, что больше всего сейчас Кочо нужно, чтобы ее выслушали и поддержали. Без лишних слов. Шинобу воспрянула духом довольно быстро, и лишь мокрые, склеившиеся ресницы и чуть покрасневший нос выдавали то, что минуту назад на ее глазах еще стояли слезы. Она улыбнулась своей самой обычной улыбкой — Митсури называла ее «улыбкой сильной и мудрой женщины», — и отправилась в путь, зазывая девушку за собой. Канроджи, в восхищении смотря ей вслед, двинулась за нею. Они вполне непринужденно разговорились, стремительно сменив тему. Кочо с большим интересом выслушала всю болтовню, целиком и полностью посвященную Обанаю Игуро: ей нравилось смотреть на Митсури, когда у нее загорались глаза — Шинобу вообще считает, что люди в момент, когда они говорят о том, что им нравится, особенно красивы. И потому смущенная Канроджи, упомянувшая уже раз 14 (она опять со счета сбилась) о невероятно красивых глазах молодого человека, заставляет девушку приподнять уголки губ в легкой улыбке. Они почти доходят до своего переулка. У них на улице, кстати, много фонарей перегорело, и идти сейчас было немного темно и жутковато. — Ты понимаешь, у него есть своя ручная змея! Это невероятно круто! И знаешь, он так любит ее, очень заботится! Даже дал мне ее погладить, она такая дружелюбная. — Ох, ну точно мужчина мечты. — А я о чем, Шинобу-чан! Кочо хихикнула, прикладывая ладошку к губам. Внезапно что-то внутри нее забило тревогу: боковым зрением она заприметила знакомый силуэт где-то в тени. Девушка замирает, обернувшись назад — хочет верить, что ей показалось. Сердце пропустило удар, а после ухнуло куда-то вниз. Доума, что возле фонарного столба стоял, игриво ей подмигнул. Она едва видела его лицо, но была уверена: он сейчас улыбается, взглядом оглаживая ее фигуру. Присутствие мужчины повергло Кочо в ужас, и она чуть ускорила шаг, с нервной улыбкой предлагая Митсури переночевать у нее. «Ты…как вообще оказался здесь? Следил за мной, ублюдок?». — Шинобу, что такое? Ты побледнела. — Ах, нет, ничего. Показалось, что-то подозрительное увидела. Ну так что насчет ночевки? Я могу приготовить моти и такояки. — Божечки-кошечки, правда? Я не могу отказаться! Мне очень нравится твоя готовка. Я сейчас позвоню папе, хорошо? — Да, конечно. Шинобу оборачивается назад, надеясь на то, что тот силуэт в тени — лишь плод ее больного воображения. Однако Доума выходит на середину переулка, подсвечиваемый единственным исправно работающим фонарем, как в самых дешевых триллерах и ужастиках: Кочо сглотнула вязкую слюну — от того, что в горле пересохло. Мужчина слегка наклоняет голову набок и машет ей рукой вслед с самоуверенной ухмылкой на лице. Шинобу чувствует животный страх.