cherry lip tint for a teacher, please

Не успела Канао и глазом моргнуть, как наступили летние каникулы. Довольно жаркие, долгие — протяженностью в два месяца, и почти неделя из них будет занята крупнобюджетной школьной поездкой в Киото. Именно по этой причине Тсуюри сейчас стоит напротив своего гардероба в полнейшей прострации: на дно ее сумки были уложены только пижама, нижнее белье и что-то еще по мелочи. А в ее намерениях были планы выглядеть просто неотразимо, потому что это ее первая поездка на такую масштабную экскурсию в самые крупные города Японии (а еще там будет Танджиро). Оказывается, в арсенале девушки недостаточно красивых и милых платьев на выход — есть, конечно, повседневные, блеклые сарафаны и немного детские летние вещички еще с начала средней школы, однако девушке совсем не хотелось брать их с собой, поэтому она заходит в комнату Канаэ. Старшая Кочо, услышав просьбу сестры, оживилась, защебетала и, подскочив к своему гардеробу, с энтузиазмом вытащила охапку вещей. Они с Тсуюри были примерно одной комплектации и роста, поэтому Канаэ часто давала младшей что-то на выход. Реже за помощью Тсуюри обращалась к Шинобу: из-за маленького роста и более округлых форм Кочо вся одежда младшей сестре была либо коротковата, либо немного широковата в бедрах. Канаэ проворно перебирает вещи, прикладывая их к Тсуюри, что нерешительно стояла возле нее, переминаясь с ноги на ногу — стеснение брало верх, и Канао не могла позволить себе приобщиться к сестре. — Как тебе это платье? — звонко проговорила та, показывая девушке свободное платье нежно-лилового цвета с орнаментом бабочек, — Мне кажется, оно пойдет под твой цвет глаз. Тсуюри кивает, улыбнувшись, а после бережно складывает вещь и откладывает в сторону. В той же стопке оказались сарафан молочного оттенка, плетеная шляпа, темно-коричневая юбка и еще одно платье цвета морской волны — легкого и изящного настолько, что казалось, будто его феечки в лесу сплели. — Замечательная блузка! — Канаэ наконец добирается до основания лежащей на кровати стопки, и с победной улыбкой протягивает вещь сестре, — Держи. Можешь взять юбку у Шинобу, я видела подходящую. Она ее не носит почти, думаю, тебе подойдет! Канао нэ-сан благодарит и, отнеся одежду в свою комнату, подходит к комнате младшей Кочо. Она немного сомневается, нерешительно подняв руку перед дверью, но все же стучит. Услышав в ответ негромкое «Войдите», Тсуюри заходит в комнату. Шинобу лежала на кровати, отвернувшись к стене. Канао приоткрыла рот, уже намереваясь обеспокоенно спросить, что случилось, однако старшая сестра довольно резко встает и поворачивается к ней. Улыбается мило, приветливо — но Тсуюри видит, что ее нэ-сан не в порядке. Улыбка ее уже совсем не та — чересчур натянутая и неискренняя, в фиалковых глазах — нет больше той лисьей лукавости. Ее старшая сестра стала апатична, и даже ее вкуснейшая стряпня стала пресноватой на вкус. Шинобу делает вид, что все хорошо, и на просьбу Тсуюри отвечает доброжелательно, тут же отправившись на поиски необходимой вещи в дебри своего шкафа. Она делает вид, что у нее все замечательно, хотя понимает, что не очень-то получается — и потому дает понять, что лучше к ней не надо лезть со своими разговорами. — Юбочка для Канао-чан! Сейчас-сейчас, посмотрю. Ее сумка, кстати, довольно давно была собрана. Она даже с Митсури предусмотрительно по магазинам до этого сходила. Девушка и Канао предлагала, но та чего-то замешкалась и поспешно отказалась, посчитав, что в ее гардеробе и так слишком много вещей. — Ах, вот она, — Кочо ловко вытаскивает темно-синюю юбку и вручает младшей сестре, — Примерь! Должна быть тебе в пору. Канао кивает и уходит в свою комнату, надевая ее вместе с одолженной у Канаэ блузкой. Шинобу, когда девушку видит, одобрительно улыбается. — Божечки! Какая прелесть! Танджиро-куна, думаю, это очень впечатлит. Тсуюри вздрагивает, вертясь у зеркала, а после, удивленно распахнув глаза, посмотрела на девушку, что вытащенные из гардероба вещи аккуратно складывает обратно. На губах Кочо — проницательная, понимающая улыбка. — Нэ-сан, с чего ты взяла, что я.? В Танджиро-куна?.. — Божечки, божечки. Это вырвалось случайно, я правда не хотела тебя смутить. Но, к слову, это было совсем несложно заметить, Канао-чан… Канао хлопает глазами, от неловкости довольно сильно покраснев, а затем молча кивает. Она смущенно опускает глаза в пол, сцепив пальцы рук: Шинобу сначала удивленно вскидывает брови, а затем улыбается, успокаивающе проведя ей по спине. — Канао, в этом ведь ничего постыдного нет! То, что тебе нравится Танджиро — это очень здорово, он ведь такой замечательный! И я уверена, что у вас будет все взаимно. Тсуюри глаз не поднимает, однако от слов старшей сестры немного приободрилась. — В любом случае, если он увидит тебя в таком наряде, стопроцентно влюбится по уши, — Кочо игриво подмигивает, вгоняя младшую сестру в состояние крайней степени смущения. — Нэ-сан! — Что? Это так! Но ты уж прости, твоя сестра не хотела тебя так смущать. Шинобу хихикает, подставив кулачок к губам — и выглядит в этот момент, как настоящая японская принцесса. Легкая, изящная, наполненная всей женской сутью — без грамма фальши. — Улыбайся ему почаще, — произносит Кочо, когда младшая сестра, поблагодарив ее, выходит из комнаты, — У тебя прекрасная улыбка, Канао. Тсуюри кивает, остановившись в дверях. Она стоит в молчании еще пару секунд, а затем, получив недоуменный взгляд Шинобу, тихо произносит: — У тебя тоже, нэ-сан. Старшая сестра округляет глаза удивленно и приподнимает уголки губ с легким румянцем на щеках, покуда Канао, поклонившись ей, закрывает за собой дверь. Кочо, на самом деле, еще долго стоит, обдумывая слова Тсуюри, а после вновь ложится на кровать, взяв в руки телефон и посмотрев на свое отражение в темном экране. Если подумать, то за последние 5 лет она так привыкла ходить с легкой улыбкой на лице, что никто и не выделял ее, как нечто особенное и редкое. Однако вот уж месяц, с каждым днем изгиб ее рта становится все призрачнее и неискреннее, превратившись в какое-то подобие бездарно сделанной маски. Ее улыбка — и она сама — хилеет с каждым днем под гнетом ее страхов, колоссального стресса из-за учебы и немного очень сильно разбитого сердца. Шинобу думает, что, возможно, ей нужна помощь.

***

Гию уставшим взглядом оглаживает стопку бумаг на своем рабочем столе, откидывается на стул и, откатившись на нем назад, прикрывает глаза. Начало летних каникул для него все равно, что утопать в тягучей трясине, только вместо болота его ждала бумажная волокита, сорок четыре литра кофе без молока, дополнительная ответственность и, возможно, задорно дергающийся глаз. Он совсем безрадостно взял следующий документ — приказ о том, что он должен курировать класс полыни на школьной экскурсии в Киото через пару дней, вместо учителя каллиграфии Ренгоку Руки, что недавно сильно прихворала и взяла больничный. Он вновь пробегает глазами по листку, осматривая список класса, и когда натыкается на пятнадцатый номер — Кочо Шинобу, — чувствует, как сердце начинает биться чуть чаще. Судьба будто издевается над ним, постоянно сталкивая их вместе, как будто этого мало — влюбиться в свою ученицу. Его приятелю, Узуи, достается первый класс, в котором учится младшая сестра Шинобу. И, судя по намерениям его коллеги, их подопечным придется довольно тесно общаться всю неделю вдали от дома, потому что учитель искусств намерен с Томиокой затусить. И затусить исключительно «Я-Р-К-О» (Томиока не соглашался на это, нет). Гию уверен, что новость о том, что Узуи Тенген будет курировать класс первого года обучения, сильно порадовала учеников: ведь тот получил прозвище «Кореш-сенсей» не за просто так; да и в принципе был человеком очень харизматичным, ярким, чьим главным девизом по жизни было: «Надо сделать это БЛЕСТЯЩЕ». Ну и, наверное, еще: «Я очень красивый». У Томиоки ехать было ни малейшего желания. Ну, во-первых, это сумасшедшая ответственность за штук двадцать подростков, которые будут суматошно бегать по потолкам и шушукаться ночью о темах, о которых обычно шушукаются подростки. Это мальчики, подглядывающие за девочками на горячих источниках и беседы о том, кому же спермотоксикозные семнадцатилетние юноши бы «вдули». Это Тенген вместе с Ренгоку Кёджуро и Сабито, которые в обход всех запретов заставят его пропустить по «стаканчику» рисовой водки вместе с ними, а после — дикое похмелье с утра, которое никому нельзя показывать. Это, черт возьми, бюрократическая грязь с отчетами и бумажками после поездки: если еще повезет, и никаких происшествий не случилось. Но его никто не спрашивает, разумеется — «ведь на Томиоку-сана всегда можно положиться!». И вот он, с собранной в дорогу спортивной сумкой и по обыкновению заведенным на 5 утра будильником, стоит под душем и лицо подставляет прохладным струям. Его годами выстраиваемая эмоциональная сдержанность, что была подобна «зеркальной водной глади», сейчас не то, что покрылась рябью — скорее, превратилась в огромную, тягучую воронку. Ведь в конце концов, Томиока не имеет ни малейшего желания ехать хотя бы потому, что эта поездка будет означать полную потерю всей его концентрации и присущей ему строгости просто потому, что рядом будет ходить маленькая, саркастичная старшеклассница с изящно вздернутым носиком и блеском проницательных фиалковых глаз. И Гию к этому, черт возьми, совсем не готов.