cherry lip tint for a teacher, please

Гию с облегчением заходит в горячие источники, тут же откидывая голову на каменный бортик. От исходящего пара у него взмокла челка, и он ладонью зачесывает ее назад, к высокому пучку. От погружения в теплую воду он чувствует, как на тело надвигается сладкая нега усталости, и сейчас был бы идеальный момент лечь спать на чистое постельное белье. Однако Томиока понимает, что если он и сегодня продинамит своих приятелей в их желании пропустить по стаканчику («культурно расслабиться, как полагается взрослым, самостоятельным, независимым холостякам»), то Тенген с Сабито его просто сожрут. И потому, ненадолго прикрыв глаза, он примерно прикидывает, сколько ему необходимо выпить сегодня, чтобы завтра не чувствовать себя так, словно его жизнь изнасиловала, и поспать нормальное количество часов. Он краем уха слышит разговоры своих учеников, что все же подальше от куратора отодвинулись. Томиока, на самом деле, не хочет вникать в эти подростковые (Узуи называет их исключительно «подроческие») темы. Молодой человек морщится, когда слышит имя Шинобу, упомянутую одним из юношей. Он недовольно ведет скулами, когда остальные его поддерживают, — как ему кажется — мерзопакостно хихикая. Возможно, ему просто показалось. А даже если так оно и есть, и его ученики обсуждают Кочо, то это вовсе не удивительно: девушка она действительно видная, эффектная. Равнодушным не оставляет. Да и кто он такой, чтобы ревновать? Но, когда он видит их у деревянной перегородки, крутящихся возле найденной щелочки, открывающей вид на место отдыха девочек, Гию приходит в бешенство. Разговоры — еще куда ни шло. Однако глаза молодого человека застилает дикая ревность от одной мысли о том, что чужие, непрошеные взгляды могли увидеть хотя бы полоску обнаженной кожи девушки. Он бесшумно выходит из воды и подбирается к ученикам, с мрачным видом встав сзади и наблюдая за тем, как они толкаются за место, не стесняясь бранных слов. В этот момент Томиока чувствует, как у него немного начинает дергаться глаз. — Вы что делаете? — вопрошает он неожиданно сиплым и оттого — угрожающим голосом. Юноши, столпившись у бреши в стене, обреченно замерли, после — медленно обернувшись назад. Заметив грозный взгляд Томиоки, они вскочили, стеснительно поправляя банные полотенца на бедрах. Да, определенно это было не самой умной идеей — столпиться у перегородки половиной класса. — Томиока-сенсей! Мы дико извиняемся! Гию сильно хмурится, а после, схватив двоих парней за уши, оттащил их в сторону, гоня их обратно в горячий источник и не скупясь на нравоучения. — Вы не передо мной должны извиняться. Идиоты! — Но мы не успели еще ничего увидеть, сенсей! Его с большим трудом отрезвляла мысль, что бить и калечить учеников ему запрещено. Молодой человек вновь опускается в горячую воду, бросая строгий взгляд в сторону шушукающихся учеников. Тело постепенно отходило от напряжения, и все же он чувствовал себя большим оголенным нервом, в который кто-то постоянно тыкал раскаленной иголкой. Вообще-то он планировал выйти из горячих источников абсолютно обновленным, все такое. Однако в итоге он чувствует, как стал хмуриться сильнее обычного. Высушив волосы, Томиока быстро надевает спортивную кофту и штаны, раздраженно хлопая выдвижной дверью. По хорошему, ему надо было бы остаться уложить своих учеников спать (пол 10 вечера — самое время для отбоя), однако он решил доверить это гиблое дело учительнице по английскому. Сам же Томиока идет в бар, где, поздоровавшись с махавшим ему рукой Тенгеном и Сабито, садится на высокий стул и заказывает себе рюмку саке. — Эй, эй, жеребец, — весело произносит Узуи, похлопав учителя физкультуры по спине, — Изволь подождать нашего пламенного друга. — Я знаю, — кивает ему тот, не отрывая взгляда от рук бармена, что ловким движением откупоривает бутылку и наклоняет ее над его стопкой. Ренгоку не пришлось ждать долго: он заходит в помещение с довольным лицом, присаживаясь рядом на единственное свободное место за стойкой, а после сразу же заказывает себе три шота рисовой водки. Томиока смотрит на него и поражается: гнет кураторской ответственности не утомлял Кёджуро от слова совсем. И он был такой всегда, с их совместной учебы в педагогическом институте: светился и источал позитивную энергию. Они о чем-то болтают, крутя стопки по поверхности, а после недолгих церемоний, дружно чокаются. Гию позволяет алкоголю обжечь горло и морщится от мягкой горечи во рту, а после резко выдыхает, ощущая, как в груди приятно разливается тепло. Их разговоры в основном направлены на обсуждение последних двух дней и тяжкой учительской доли. Пару раз среди полилога мелькало желание «уволиться к чертовой матери!», которое, разумеется, тут же было осуждено Ренгоку. Так, с небольшими промежутками, вновь раздаются веселые звоны стекла. Томиока чувствует себя еще вполне вменяемо и краем глаза замечает Сабито, что немного захмелел. Спустя еще стопку пьянеет и он, ощущая, как тяжелеет голова. Узуи же, подняв руку, заказывает целую бутылку, тут же слегка неаккуратно, но уверенно разливая ее по рюмочкам. Имеется у него привычка спаивать людей за свой счет. Даже Кёджуро, отличавшийся самой лучшей устойчивостью к алкоголю среди них четверых, сейчас покрылся румянцем и растянул губы в хмельной улыбке. Узуи, находясь слева от Томиоки, оперся виском о кулак и, посмотрев на него, с заплетающимся языком произнёс: — Что, Томиока. Прикипел к третьекласснице, получается? Гию неловко прокашлялся, когда видит, как Тенген играет бровями и кривит губы в широкой ухмылке. И, по правде говоря, сильно в этот момент хочет дать ему по шее. Ренгоку в этом время давится заказанной якисобой, и очень громко комментирует ситуацию: — В свою ученицу?! Томиока?! Ты?! Сабито усмехается, посмотрев на своего друга и приободряюще хлопнув его по спине. — Спалился? — Еще как, — отвечает Тенген, наклонившись посмотреть на преподавателя секции кендо через плечо Гию, — Оцепенел, как мальчишка. — О БОЖЕ, Томиока! В свою ученицу! Учитель физкультуры в этот момент обреченно прикрывает глаза, с расплывающимся взором поглядывая время на телефоне и пытаясь сообразить план (после шести стопок не очень хорошо получается), как бы побыстрее отсюда слинять. Сабито, что уже медленно сполз на поверхность барной стойки, приподнимает голову и, толкнув друга в бок, пробормотал: — Этот придурок выбрал путь страданий. Типа он учитель, она ученица — так нельзя, все такое. — А, то есть это еще и взаимно? — интонация Узуи становится чересчур тонкой и высокой, — Ты зачем девчонке сердце разбиваешь? Гию переводит взгляд на часы над барной стойкой — они, к его счастью, опережали время на десять минут. А значит — и слинять можно будет пораньше. — Мой тебе совет, — Узуи положил ладонь на плечо Томиоки и смотрит в его затуманенные синие глаза, — Я знаю, каково тебе, сам был в такой ситуации. Бегала за мной одна… Ты погоди там, ну это самое… Платоническая любовь, вся херня. Гию хочет провалиться сквозь землю и оказаться где-нибудь в Южной Америке, лишь бы не слышать это все, однако Тенген упрямо продолжает, лишь усиливая напор ладони о плечо учителя физкультуры: — …Ну, ты понял, с головой надо, Томиока. Это самое…пока не выпустится. Ну, или не пались! Гию молча опрокидывает еще одну стопку. Ренгоку все еще орет — учитель физкультуры уже не вникает, о чем, но видит, что это немного смущает барменов. — Что тебя останавливает-то? У вас разница в возрасте совсем небольшая. Она ведь третьеклассница? Сколько ей, восемнадцать?.. — Семнадцать. — Не велика беда. Томиока чувствует, что не хочет существовать в принципе. Препирательство было долгим — сам учитель физкультуры в ней и не участвовал. Неутомимо что-то ему втирающие Сабито и Тенген молодого человека быстро изнуряют: и потому, вытащив из кошелька пару купюр и рассчитавшись, Томиока выходит из бара. Он плетётся по дороге, стараясь идти прямо, и, как ему кажется, делает это вполне успешно. Случайно тот заглядывает в сад при гостинице — территория большая, разгуляться есть где. Гию смотрит на развилку дорог и удовлетворенно хмыкает, спланировав свою долгую пешую прогулку в одиночестве. Когда Томиока видит Танджиро Камадо, гуляющим со своей одноклассницей, он стремительно заворачивает вглубь сада, направляясь в его конец: не хватало ещё ему, чтобы ученики увидели его пьяным. В трезвости он бы этих двоих потащил в гостиницу (время отбоя вообще-то) и непременно доложил бы Узую. Но вот только если судить по его состоянию — тащить придётся его. А докладывать — учителю искусств, который, скорее всего, уже заснул под барной стойкой. Томиока плетется по большому саду, теряясь среди громоздких камней, нескольких прудов (хотя по трезвости он насчитывал всего один) и множества декоративных и фруктовых деревьев. Вечером было совсем не душно, прохладно, поэтому постепенно его взор становится все более ясным. В момент, когда Томиока увидел Шинобу, стоящей под персиковым деревом, он немного отпрянул назад, отставив ногу. Он терет глаза тыльной стороной ладони и сильно щурится, пытаясь понять: игры разума ли, алкоголь или же это действительно его ученица. Силуэт никуда не исчезает — невысокая, точёная фигура стояла, сцепив руки сзади и подставляя лицо свету луны, застенчиво выглядывающей из облаков. Гию проклинает судьбу — перед ним действительно стояла Кочо. Опять. Кажется, Томиока никогда не видел Шинобу с распущенными волосами без заколки: вьющиеся пряди едва дотрагивались до ее плеч, слегка колышась от легкого дуновения летнего ветерка. Томиока нервно сглатывает и, ведомый бурлящим алкоголем внутри и накопленной решимостью, подходит сзади. — Кочо. От того, что он долгое время молчал, его голос звучит сипло и сдавленно. Девушка вздрогнула, резко обернувшись и приложив сжатую ладонь к груди. Она удивленно похлопала глазами, посмотрев на учителя физкультуры: тот немного отшатнулся, но вовремя придержался ствола дерева. В нос ударил запах алкоголя. — Сенсей.? — Кочо. Давай поговорим. — Вы пьяны, сенсей? — …Да. Он пытается приблизиться к ней, однако Шинобу отходит, боязливо взглянув на него. — А… Томиока резко останавливается, опустив голову виновато, а после проводит ладонью по лбу, поднимая челку и выдыхая. В воздухе встал крепкий запах перегара. — Прости… Я многовато выпил. — Я вижу. Так надеялась не встретить Вас, а поглядите-ка, какая судьба забавная штука. Встретила, еще и в таком состоянии. Интересные конкурсы у преподавателей, погляжу. — Извини, это было незапланированно. — Конечно, сенсей. Кочо стоит в напряжении, весьма ошеломлённая неожиданным появлением учителя физкультуры в таком виде. Такой Томиока — румяный, неуклюжий и несуразный — забавлял ее сильно. Однако в то же время пугал своей непредсказуемостью: кто знает, что творится в этих синих затуманенных глазах. — Кочо, — произносит он тихо, взглянув на неё, — Я не могу быть влюблённым в свою ученицу. Девушка чувствует, как она закипает, и потому несдержанно бросает, нервно улыбнувшись: — Ох, спасибо. А то до меня так долго это доходило, сенсей! Учитель на остроты внимания не обращает и подходит чуть ближе, всё также опираясь о ствол дерева: — Но и без этой ученицы, — продолжает тот, не отводя от неё взгляда, — Тоже не могу. Шинобу смущенно отпрянула назад, мгновенно заливаясь пылающим румянцем. Она неловко прокашлялась: — Вы пьяны, сенсей. Не ведаете, что несёте. — Не исключено. — Это так. Гию смотрит проницательно — ну, как ему кажется. Опирается о дерево, по прежнему немного покачиваясь: в голове что-то немного прояснилось, однако все же такое количество рисовой водки в нем давало о себе знать. На его щеках румянец: то ли от смущения, то ли от того, что так пьян. Шинобу прикрывает лицо ладонями, а после, убирая руки, возводит глаза наверх. — Сенсей, Вы издеваетесь? — Кочо понимает, что закипает: в последнее время все чаще ей становится труднее контролировать эмоции, — То есть сначала Вы игнорируете, избегаете специально. А затем… Вот это? Считаете, это нормально — вот так заявляться спустя столько времени и говорить мне такое? На что Вы рассчитываете? Томиока подходит к ней обеспокоенно, пытаясь дотронуться, но девушка ощутимо бьет его по ладони и, отмахиваясь, отходит от него подальше. — Прости. — Ох, какой же Вы мудак, сенсей! — Это так. Прости. Она останавливается и зло смотрит на него, шмыгая носом. Томиока смотрит на то, как слеза огибает ее щеку и скатывается по шее, и в этот момент очень сильно хочет дать себе мощнейшую затрещину. Кочо быстро берет себя в руки и, быстрым движением утирая тыльной стороной ладони глаза, посмотрела на учителя. — Вы просто пьяны, сенсей. Завтра, на трезвую голову Вы будете совсем другого мнения. Поэтому давайте вернёмся в гостиницу и… умело притворимся, что ничего не было. Ну, как обычно Вы это делаете. Девушка разворачивается на носочках, стремясь как можно быстрее покинуть учителя, однако резко останавливается оттого, что Томиока схватил ее за запястье. — Прости меня. — Не извиняйтесь, сенсей. Я не держу зла… а теперь отпустите, пожалуйста. — Я влюблён в тебя, Кочо. Шинобу ощущает, как от смущения у неё даже слегка спирает дыхание. Она сглатывает и пытается надеть на себя улыбку. Выходит криво, совсем неправдоподобно. — Ничего, сенсей. Это пройдёт. Томиока разворачивает ее к себе и хватает ее за второе запястье. Увидев, как она болезненно шипит, молодой человек тут же ослабил хватку. — Отпустите. — Нет. — Пожалуйста. — Нет. — Поэтому Вас никто и не любит, сенсей. — А ты..? Кочо нахмурилась, отводя взгляд и пытаясь вырваться. Ей не хотелось находиться здесь, перед ним, раскрасневшейся от смущения и злости, однако Томиока держал ее перед собой, проницательно всматриваясь в черты ее лица. — Знали бы Вы, как сильно я сейчас… в бешенстве, сенсей! Когда ей удаётся вырвать руку из цепкой хватки, она болезненно бьет его по груди, высказывая ему все, что она о нем думает. — Учитель года! О боги, если бы я знала, чем это все обернется, никогда на свете не наносила тот тинт на губы и вообще выкинула всю косметику к чертовой матери! Знаете поговорку: «Любовь зла», сенсей?.. Так вот, со мной она очень-очень зла и иронична, не представляете, как сильно я хочу, чтобы мне признался какой-нибудь красивый мальчик-старшеклассник, с которым бы у меня возникли бешеные чувства и романтичная история любви, чтобы рассказывать о ней будущим детям! Если бы я могла отменить эти чувства, я бы это и сделала, но как видите, чем богаты! Гию стойко претерпевает неприятные тычки под рёбра и удары маленьким кулачком, а после одним движением тянет девушку на себя и заключает в объятия. Кочо от возмущения пискнула и безуспешно попыталась вырваться. — Вы невыносимый! Почему вообще Вы?! Отпустите меня! Она колотит его по спине, почти срывается на плач: Томиока терпеливо ждёт, когда она успокоится, и ладонью проводит по ее волосам. — Кочо, — произносит он тихо, чувствуя, как его спортивная кофта все же слегка пропитывается влагой, — Я… Прости. — Не думайте, что я плачу из-за Вас, сенсей, делать мне больше нечего, — произносит Шинобу, а после снова колотит его кулачком, — Это стресс. Все стресс. Как же Вы меня бесите, и вся эта ситуация!.. Шинобу шмыгает носом, отказываясь принять объятия Томиоки. Но спустя пару минут, осознав, что учитель не собирается ослаблять хватку, сдается и все же обнимает его в ответ, уткнувшись щекой ему в грудь. — Отвергнете и опять сделаете мне больно, верно? Потом снова приголубите, я не устою, и по-новой? Такой себе Вы стратег, повторюсь… — шепчет она, ощущая его сердцебиение. Быстрое. У нее, наверное, также. Разум требует отстраниться, но Шинобу не может. Тепло так. Уютно. — Не отвергну. Как видишь, не смог. — Да, всего лишь нужно подождать, когда Вы напьетесь. Печени не хватит, сенсей. И от Вас пахнет, между прочим. Томиока чувствует — успокоилась окончательно, и потому утыкается ей в макушку носом, увлечённый запахом слегка влажных волос, улавливая что-то фруктовое, неприторное, свежее. Кочо изредка судорожно вздыхает, смотря куда-то в одну точку. Шинобу дико неловко от всего этого, но ей почему-то очень комфортно. В ней не осталось злости, одиночества, страха — все где-то там, позади; а она тут, в безопасности, в объятиях человека, который наконец-то признал, что вел себя как полнейший придурок — и это было очень приятно. Шинобу хорошо в объятиях Томиоки: у него сердце бьется быстро, уверенно, громко; он теплый и уютный невероятно. Еще пару минут назад она говорила о том, как его ненавидит, а сейчас стоит перед ним, в смирении принимая его и свои чувства. Гию целует девушку в лоб и, обхватывая ладонями ее щеки и слегка сжимая их, приближается к ее лицу. Шинобу недовольно хмурится, и Томиока приподнимает уголки губ оттого, насколько это забавно выглядит. — Пахнет саке, сенсей. — Прости. Он отстраняется, но девушка первая сталкивается с ним носом, а после аккуратно поддевает его нижнюю губу, тут же отстраняясь. Кочо прикрывает глаза, и он подается вперед, целуя с большим напором — нетребовательно, исключая всякую пошлость. Шинобу чувствует на его губах слабую горечь алкоголя. Она отрывается от него, тут же опуская голову и крепче сжимая ткань его спортивной кофты. Томиока убирает прядь ее волос за ухо и, наклонившись, смотрит на ее лицо. Смущенная, но вместе с тем — очень серьезная. — Все нормально? — Рисовая водка не входит в топ моих любимых ароматов, сенсей. На будущее. Шинобу поджала губы, шумно выдохнув, а после резко поднимает голову. — Сенсей, а теперь серьезно. Вы протрезвеете. И что будет между нами? Продолжите избегать? Томиока удивленно вскидывает брови, а после стыдливо отводит взгляд в сторону: если Кочо не показалось, она увидела в его синих глазах сожаление. Учитель физкультуры слегка смутился, но быстро взял себя в руки: — Избегать не буду, — уверенно произносит Томиока, покачав головой и положив подбородок ей на макушку, — Не получится все равно.