cherry lip tint for a teacher, please

— Сынок? Почему не ешь ничего? Иноске не любил обеспокоенное выражение в чертах лица своей матери. Искренне не любил — и потому старался изо всех сил, чтобы печаль или расстроенная гримаса никогда не омрачили ту невероятную красоту, от которой на душе юноше всегда легко и уютно становилось. И мог поклясться, что прилагает все усилия, чтобы никогда не видеть в ярко-зеленых глазах разочарование. Однако сейчас, когда его самая добрая, самая лучшая на свете мама обеспокоенно хмурит брови, положив свою ладонь на его предплечье, Иноске лишь что-то бурчит, встав с татами и покинув кухню. — Я приготовила креветки темпура… А он даже не прикоснулся к ним, — тихо шепелявит бабушка, положив палочки на стол, — Он как приехал с той поездки, так и ходит расстроенный. Тебе стоит с ним поговорить, я думаю. — Да, мама, — произносит женщина и нерадостно опускает глаза на тарелку с креветками в кляре. Ни разу не было еще такого, чтобы ее сын отказался от любимого блюда — даже во время болезни, когда он отворачивался от всей прочей еды, учуяв запах темпура, юноша инстинктивно брал палочки в руки. Женщина наливает остатки зеленого чая в кружку матери и, когда выходит изо стола, нечаянно громко скрипит стулом. Она оглядывает пустующие комнаты и, заметив отсутствующие резиновые шлепки с кабанами, выходит на задний двор, где замечает сына, сидящего на террасе. — Сынок… — опечаленно и в сердцах бросает она, когда видит его, болтающего свисающей ногой и спрятавшего лицо под отросшими волосами, — Ты ведь почти ничего не ешь в последнее время… Ты же так можешь сильно исхудать. Она подсаживается к юноше, опершись о руку, и замечает, как он отворачивает голову в другую сторону. — Ты поссорился со своими друзьями в поездке, Иноске-кун? — робко начинает та, свободной рукой дотронувшись до прядей сына и заправив их за ухо, — С Зенитсу-куном? Или с Танджиро? — Не ссорился с ними я. И вообще, я не расстроен. Тебе кажется, — бурчит он, вновь пряча часть лица за волосами. — Сынок, но ты совсем грустный ходишь в последнее время. Это нас с бабушкой сильно беспокоит. Котоха пододвигается к юноше поближе, сев к нему лицом и дотронувшись до чуть вьющихся волос, начиная их перебирать. — Я ведь ни разу не выдала твои секреты, не так ли? Ты всегда можешь мне довериться, — чуть улыбается она, начав заплетать нерасчесанные пряди в нетугие косички, — Когда выговариваешься человеку, становится намного легче. Иноске немного расслабляется от прикосновений матери и уже почти не сжимается, желая как можно скорее уйти от разговора. И потому, бросив взгляд на маму, что мягко дотрагивалась до его на удивление мягких волос и поддевала синие кончики, он выдыхает и нерешительно произносит: — Я поссорился с Кинзаки. Котоха отвлекается от шевелюры сына и вскидывает удивленно брови. — Ты про ту девочку, с которой ты вместе писал сочинение? — Угу. Хашибира распускает слегка небрежную, но весьма аккуратную косичку и внимательнее всматривается в его выражение лица: юноша был слегка смущен и усиленно отводил взгляд в сторону. И хоть Котоха всеми силами сохранить нейтральное выражение лица, она не сдержалась от улыбки. — Что случилось? Она не видела эту девушку лично, но вполне наслышана о ней: Иноске, может, сам того и не замечал, но имя одноклассницы в последние три месяца произносит настолько часто, что имена его лучших друзей в иной раз и вовсе канут в бытие. Бабушка о ней тоже много чего рассказывала: девочка она очень вежливая, скромная и, заявляет ее мама, красивая. Котоха была рада — редко она видела своего сына таким довольным, как в последние три месяца. — Я хотел пойти на американские горки с ней. А она отказалась, потому что…высоты боится, вот. А я подумал, что, ну…надо заглянуть страху в глаза и…силком ее туда потащил. «Ох. Многообещающе», — произносит женщина у себя в голове, деликатно не смотря в сторону юноши, что смущенно понурил голову. — Ну она начала вырываться и начала кричать на меня за то, что я, это… Эгоист, — юноша скрестил ноги по-турецки и начал ковырять пальцем деревянные доски, — Ну и что я чувствую к ней, все такое. Ну и вот… Теперь она не хочет со мной общаться. Закончив монолог, Иноске на секунду прекратил отдирать потрескавшийся лак с дерева и приподнял голову взглянуть на выражение лица своей матери, что свесила ноги с террасы и задумчиво вглядывалась куда-то вдаль. — Сынок… Ты совсем не разбираешься в женских сердцах. — Неправда. — Правда. Ты ведь осознаешь, что не стоило против ее воли тащить туда, куда ей совсем не хотелось? Иноске обиженно дует губы и отворачивает голову в другую сторону. — Да. — Но тебя, конечно, понять можно… ты ведь хотел провести с ней время и помочь ей избавиться от ее страхов, не так ли? — Котоха дотрагивается до плеча юноши, мягко опустив туда ладонь. В глазах ее сына — то самое выражение лица, которое бывает у людей, которых наконец-то поняли. Юноша нерешительно кивает, и Котоха отводит взгляд на небо. — Она ведь тебе нравится? — вопрошает та довольно смело и напористо, чем вызвала на лице Хашибиры-младшего новое выражение лица, доселе невиданное никем. Он удивленно распахнул ярко-зеленые глаза и повернул корпус в другую сторону, пряча резко вспыхнувшие щеки. Котоха в этот раз не выдерживает и тихо хихикает. — Очень нравится, — утвердительно произносит она, чуть посмеиваясь, — Она, должно быть, действительно особенная, раз стала дорога моему сыну… Да, по рассказам она действительно замечательный человек. Женщина вздыхает и оборачивается к юноше, притрагиваясь к горячей от розового румянца щеке. Иноске сказанные слова не отрицает, как делает обычно, оказываясь сильно сконфуженным и смущенным — он просто молчит, устремив взгляд в сторону, лишь бы не пересекаться с матерью глазами. — Сынок. Посмотри на меня, — спустя некоторое время произносит та, и Хашибира нутром почувствовал, как задрожал ее голос. Он поднимает голову, немного обеспокоенно направляя взгляд на ее лицо: Котоха, чью красоту все-таки тронул возраст и усталость от постоянной физической работы, улыбалась совсем грустно и печально, изгибая брови в сожалеющем выражении. — Думала долго, когда тебе это историю расскажу… Пока думала, не заметила, как ты вырос. Я бы хотела тебе кое-что рассказать из своей жизни… — начинает она тихо, но с каждым словом в ее голос вселялась решительность и уверенность, — Когда-то давно я сильно полюбила одного юношу… И он меня любил. Жили мы в одной деревне и знали друг друга с детства… Такой дурачок был, совсем не умел ухаживать… Иноске удивленно приподнимает брови и разворачивается в сторону матери. — Оба были из бедных семей. И, конечно же, мои родители были настроены против него, хоть и старались мы изо всех сил. Нам удалось даже окончить старшую школу… Но потом, к нам домой приехал один мужчина с города — я знала его, потому что подрабатывала кассиром в магазине, частым клиентом был там. И вот… Котоха не выдержала и отвела взгляд на зелень возле террасы, нервно проведя по травинкам ступнями ног. — Этот мужчина был…с достатком чуть выше среднего. В приданое, так сказать, он подарил моим родителям этот земельный участок. И папа принял решение выдать меня замуж, мне как раз исполнилось восемнадцать, денег на поступление в университет у нас, разумеется, не было. И как же я плакала, сынок… Как не старался поговорить с моим отцом мой любимый, он был непреклонен. Мама тоже отговаривала его — выдавать меня замуж за человека на десять лет старше, ведь это…жестоко, не думаешь? Иноске молча кивает, когда чувствует, что Котоха сжала его рубашку на плече сильнее, отчего она неприятно прищемила ему сустав. Он не знает, как реагировать и что необходимо сказать, когда рассматривает на лице у любимой матери доселе невиданную печаль. — И мой любимый предложил сбежать от него. Просто взять — и сбежать. В неизвестность, в первое время ютиться у друзей… — Ты согласилась? — Я? Нет…нет, сынок. Мне было страшно, очень страшно. Я так не хотела подводить своих родителей. И мне было страшно. Я испугалась. И вышла замуж, сынок. Самая отвратительная свадьба, наверное… Мой возлюбленный хотел забрать меня с нее, но я…сказала ему больше никогда не приходить. А потом у меня появился ты. Такой красивый, замечательный. Ты был моим золотом, моим единственным счастьем в эти дни. Муж начал колотить спустя год после свадьбы… И я сбежала с тобой к родителям. В позоре и бесчестии. Иноске перебивает ее, полностью разворачиваясь к женщине корпусом: — А что стало с ним? Почему ты не вернулась к нему? — вопрошает он, и его ярко-зеленые глаза, наполненные праведной злостью и жаждой справедливости, яростно заблестели. Котоха смотрит на сына грустно и часто моргает, когда на глазах выступили слезы. Юноша удивленно вскидывает брови и тихо окликает ее, тут же теряя весь запал, однако Хашибира качает головой. — У него вскоре после нашей встречи обнаружили рак, сынок. Мы до этого еще виделись с ним один раз, и он увидел меня в положении, — женщина все же не сдерживает слез и, дотронувшись до щеки юноши, посмотрела ему в глаза, — И он… Так быстро сгорел от этой болезни. И я не смогла его поддержать, я не сделала этого. В нашу последнюю встречу я сказала столько неправильных слов. Я до сих пор корю себя за то, что даже не попрощалась с ним… Настолько нерешительна я была. Иноске чувствует, как дрожат ладони женщины, поглаживающие его по щеке, и накрывает ее запястье своей рукой. От вида плачущей матери у Хашибиры болезненно сжималось сердце, и юноша больно прикусил губу, сочувственно сведя брови. Он знал, что его отец — пьяница, избивавший их с мамой просто за то, что, будучи младенцем, Иноске громко плакал. Он знал, что отец был достаточно богат, чтобы считать себя хозяином Котохи и не нести никакого наказания. Он знал, что мама сбежала от отца босиком в холодную осень после очередного избиения, быстро обернув сына в одеяло и всю дорогу успокаивая его колыбельной. Однако то, какую, оказывается, боль хранила его самая прекрасная, добрая и ласковая на свете матушка, что даже при всем плохом, что случалось в ее жизни, оставалась такой же добросердечной и любящей женщиной — Иноске не знал. И ненависть к отцу, что давно уже отправился в мир иной от хронического алкоголизма и только таким образом избавивший Котоху от своей фамилии, усилилась в стократ: хотя бы потому, что его связывали с ним нерушимые кровные узы. Чуть успокоившись, женщина заметила сжатые в тонкую ниточку губы и опечаленные глаза сына и, будто прочитав его мысли, произнесла: — Ты так похож на меня… Но характер твой совсем как у твоего отца. Иноске, задержав взгляд на зеленой траве, округляет глаза и резко вздергивает голову, посмотрев в ее сторону и вспыльчиво пробасив: — Я не похож на него! — он возмущенно хмурится и отстраняется от материнской руки, продолжающей поглаживать его щеки. Котоха склоняет голову набок и пытается улыбнуться, скользнув пальцами по его коже к виску и заправляя прядь за ухо. — О, нет, еще как! — ее ярко-зеленые глаза блестят от скопившейся соленой влаги, и Иноске видит, как тяжело даются ей следующие предложения, — Такой же упрямый. И сильный. Добрый, искренний… Иноске недоуменно хмурится, покуда женщина горько улыбается: — Такой же дурачок… И совсем не умеешь ухаживать за девочками. Котоха громко всхлипывает и треплет чужую щеку: юноша отстраненно взглянул на женщину — картинка в голове плохо укладывалась, но его матушка сама сделала вывод из своих слов, посмотрев на его озадаченное лицо. — Такая печальная история… Так и получилось, что мой возлюбленный стал отцом моего единственного сына. Он узнал это, когда увидел меня тогда, в последний раз… И я своими словами разбила его. Мой муж так и не догадался, что ребенок не от него. Да и… сильно ты на меня похож, сынок. Котоха не удержалась и уткнулась в плечо юноши, вновь всхлипнув и тут же заставляя промокнуть льняную ткань. Иноске осторожно приобнял женщину, ошарашенно посмотрев куда-то вдаль. Разбитое сердце матери заставляло испытывать какое-то жжение внутри, от вида ее слипшихся ресниц хотелось заплакать самому. Женские слезы — одна из тех вещей, которые Хашибира не переносит на дух. Ему кажется, что в последнее время он слишком часто видит соленую влагу на щеках дорогих ему людей. — Я так люблю тебя, сынок, — слышит он ее голос, что от тихого плача стал совсем гундосым, — Я больше всего на свете хочу, чтобы ты был счастлив. Поэтому прошу тебя… Женщина отстраняется от сына и вновь касается его щеки. Ее слегка дрожащие губы озарила улыбка, и Иноске невольно затаил дыхание, вслушиваясь в каждое ее слово. — Иди к этой девочке, извинись перед нею. Подари ей цветы. И скажи ей о том, что она тебе очень дорога. Юноша в нерешительности кивает. — Скажи, что она замечательная. Скажи, что тебе действительно жаль… Голос Котохи дрогнул и, сказав это, она замолчала, переводя взгляд на плывущие облака. Иноске видит, как слезы высохли на ее щеках, оставляя соленые дорожки, а нос слегка покраснел; он видит, как ярко-зеленые глаза, обрамленные взмокшими и блестящими ресницами, наполняются необъятной, горькой тоской. Ее губы покраснели от прилившей крови, и что-то беззвучно прошептали — юноша всматривается внимательно в ее черты лица и слегка вздрагивает, когда она своим голосом нарушает тишину. — Не совершай ошибок своей непутевой мамы, Иноске.