cherry lip tint for a teacher, please

Шинобу, вообще-то, думала, что в объятиях возлюбленного молодого человека спать как минимум комфортно. Но она в очередной раз открывает глаза от того, что ей слишком жарко, Томиока жмет ее к себе слишком крепко, а мокрое пятно на простыни все еще неприятно соприкасается с кожей. Кочо раздраженно улыбается, когда молодой человек подтягивает ее ближе, вызывая у нее желание отпихнуть его от себя из-за внезапно возникшей духоты. Помимо всего прочего, она ощущала, как между ног неприятно саднило — и восторга это, по правде говоря, не прибавляло вообще. Шинобу не привыкла спать с кем-то в обнимку: ей нравилась прохлада, перевернутые обратной стороной подушки и лежать на левом боку. Сейчас же она даже не может повернуться на другую сторону, потому что выбраться из тисков учителя физкультуры — та еще задача. Нет, приятно, конечно — ощущаешь всю близость с возлюбленным, все такое, но Шинобу чертовски близка к тому, чтобы технично выпнуть Томиоку с кровати на пол. — Почему не спишь? — сонно произносит Томиока, приоткрывая один глаз и устремив взгляд на лежащую на его груди девушку. — Мне жарко, — старается ответить она мягко, но голос выдает ее легкую раздраженность. Томиока откидывает одеяло, оставляя их обнаженными по пояс, и это заставляет Шинобу поежиться, — А сейчас холодно. Гию, когда она пытается перевернуться, жмет Кочо к себе сильнее, обхватывая ее плечо, и тянется к телефону на тумбочке. — Времени еще шести нет, — недовольно произносит молодой человек, после все же дав девушке возможность лечь на другой бок, — Спи. — Мне было жарко, сенсей. Вы прижали меня слишком сильно. — Ты ворочаешься во сне. Томиока кладет голову обратно на подушку, поворачиваясь на левый бок и утыкаясь носом в иссиня-фиолетовую макушку. — Так жарко? — хрипит он, пока Шинобу натянула одеяло до середины груди. Его голос оттого, что он только проснулся, звучит над ее ухом еще более низко и сипло — и Шинобу млеет от окатившей волны проносящихся по коже мурашек. — Нормально, — тихо произносит она, убирая с себя мужские руки и потянув одеяло на себя, оставляя молодого человека обнаженным, — А так еще лучше. Гию опирается локтем о подушку и кладет висок на ладонь. Дрема потихоньку пропадала — по крайней мере, он уже не сонно щурится, когда смотрит на нее. — Ты смущаешься? — вопрошает тот, и Кочо отворачивается от него совсем, подминая покрывало под себя, — Шинобу. — После всего, что было? Нет, конечно. С чего бы вдруг? — вопрошает она, вытягивая губы в раздраженной улыбке, но голос предательски выдал ее, немного задрожав. Томиока наклоняется над нею, заинтересованно заглядывая ей в лицо: девушка сначала косилась на деревянную поверхность рядом стоящей тумбочки, а затем перевела недовольный взгляд на молодого человека. Его серьезное выражение лица заставляли ее отчаянно бороться с самой собой, чтобы хотя бы сейчас, под натиском этой синевы глаз, не выдать свое волнение и, помоги ей Господь, не покраснеть. И, разумеется, ей это не удается, потому что Томиока переворачивает ее на спину и внимательно оглядывает ее. Щеки предательски поалели. — Как ты? — спрашивает он осторожно, свободной рукой заправляя ее пряди за ухо. Кочо пытается улыбнуться, но выходит нервно и натянуто. — А как Вы думаете? Томиока ложится обратно, поджимая под себя девушку и укрывая их одеялом обоих, а затем непонятно мычит. — Я старался быть аккуратным. — А чего мне больно тогда? — Прости. Шинобу поворачивается к нему, чуть подмяв под себя черные пряди его волос и оттого раздраженно откинув их в его сторону. Томиока удивленно вскидывает брови и смотрит на то, как она устремляет проницательный взгляд фиалковых глаз на него. — Что-то не так? — осторожно вопрошает он, приподнимаясь и опираясь о локоть. — Сенсей. Кочо приподнимает уголки губ и как-то жутковато щурится. — Это, конечно, поразительно, но за сегодняшнюю ночь у меня сложилось впечатление, что у Вас уже был опыт в подобных начинаниях, — начинает она, и молодой человек переводит обреченный взгляд на стену над их головами, — Это так? — Это нескромный вопрос, Шинобу, — хрипит он, и Кочо хмыкает, выжидающе поджимая губы. — До меня донесся слушок, что Вы были вхожи в компанию бабников и сами были таким же в университете, — продолжает она, не отрывая взгляда от молодого человека, — Ну? Томиока на секунду прикрывает глаза, вздыхая и сев на кровать. — Это тебе такое сестра сказала?.. Шинобу мимолетом оглядывает оголенную спину учителя и, столкнувшись с его выжидающим взором, тихо угукнула. — Понятно, — сухо заключает он, а после устремляет глаза куда-то вверх, — Было по студенчеству. Разное... Но я не бабник. И компания моя… Не бабники. Ну, кроме одного, но у него сейчас три девушки. Не знаю, можно ли отнести его под эту категорию… Гию замолчал, и вместе с этим в комнате повисла напряженная тишина, которую не могли разбавить даже щебечущие птицы на улице. Кочо выдохнула, отворачивая голову в сторону. — А Вы умеете убегать от конкретики, Томиока-сан. — А что ты хочешь узнать?.. Количество? Разве это так важно? Шинобу кивнула. — Ну, может быть, Вы вообще человек любвеобильный, так сказать, — девушка задумчиво покосилась на потолок, — И кто знает, может и я для Вас что-то мимолетное, и мне не нужно на что-то особо надеяться? — Много лишнего болтаешь. Томиока лег обратно на подушку, и Шинобу недовольно сжала губы в тонкую ниточку, болезненно ткнув учителя в бок. Молодой человек тяжело выдохнул, устремив взгляд на нее. — Я не любвеобильный. Вообще на такого не похож, как могло тебе в голову такое прийти?.. Ты не что-то мимолетное, — учитель физкультуры недолго промолчал и добавил в заключение, — И это все, что тебе нужно знать. Девушка удивленно вскинула брови, а затем слегка поморщилась, приподняв уголок губ. — Вы в романтику вообще не умеете, сенсей, — произносит она, тихо посмеявшись в кулачок. Молодой человек возводит глаза на потолок. — Возможно. — Я думала, Вы скажете, что такая девушка, как я, перевернула всю Вашу жизнь с ног на голову, Вы были мной обескуражены с самой первой встречи, и вообще я претендую на место любви всей Вашей жизни. И такая, как я, затмевает всех тех, кто был с Вами до этого. — А ты всегда такой скромной была? — Это близко к правде, да? — Может быть. — Приемлемый ответ. Гию хватает девушку под ребра, переворачиваясь и уложив ее на другую сторону, ближе к стене, а затем прикрывает глаза, вновь закинув на нее руку. — Так нормально? Кочо устраивается на левом боку, несколько раз перекладывая голову с мужской руки на чужую грудь и откидывая одеяло. В конце концов, комфортно закинув ногу на чужой торс поверх одеяла и положив изгиб шеи на его предплечье, девушка наконец-то удовлетворенно кивнула. Томиока приоткрывает один глаз, понаблюдав за ее движениями и ощутив, как оголенная нога накрыла его туловище, положил свою ладонь на ее бедро, несильно сжимая мягкую кожу и погладив ее. — А теперь спи. Пожалуйста. Шинобу хмыкает. Несмотря на ее недовольство, сон все же заставлял ее дремотно смотреть на все из полуопущенных век, и потому, прикрывая ладошкой свою зевоту, она прикрыла глаза. — Сейчас не жарко, — тихо шепчет она, и Томиока непонятно мычит. Нет, конечно, кровать односпальной просто так не назовут.

***

Во-первых, Санеми однолюб. И это представлялось ему самой логичной и ясной вещью на свете. Ну, хотя бы потому, что его выбор пал на Канаэ Кочо — тут, как ему кажется, по-другому просто никак. Как минимум потому, что его избранница — невесомая, женственная, и до того элегантная, что у Санеми, когда эта женщина рядом с ним лежит и обнимает его, слегка глаза влажными становятся от мысли, - насколько же ему повезло. И если она не претендует на звание богини, то на звание «королевы моего сердца» могла рассчитывать точно (вместе со званием «любовь всей моей жизни», «та самая», «будущая мать моих детей» и, конечно же, «она может забрать все мои деньги, имущество и, если необходимо, обе почки, стоит ей лишь улыбнуться»). Его женщина, черт возьми, — Канаэ Кочо, от мягкого взгляда и легкой поступи которой распускаются цветы, цветут деревья и поют птицы. Любить одну ее представляется для Санеми как минимум аксиомой. Во-вторых, он почти женатый однолюб. И он охренеть как долго шел к этому. Потому он (во-первых) — однолюб, а во-вторых — охренеть какой целеустремленный. Санеми, черт возьми, потратил семь лет, чтобы его женщина согласилась взять его фамилию (променять свое звучащее и легкое «Кочо» на грубое и неотесанное «Шинадзугава» — решение отнюдь не простое). Санеми долго иссыхал от невзаимной любви и еще дольше — добивался того, чтобы обрамленные пушистыми ресницами аметистовые глаза смотрели только на него. Да он пешком ходил зимой в конец города, чтобы просто увидеть ее, махающую ему ладошкой с окна, просто потому что господин Кочо не отпускал гулять ее поздно вечером. И все для чего, спрашивается?.. Ради того, чтобы сейчас ему сказали, что свадьбу, ради которой он купил отрывной календарь, придется отложить на неопределенный срок? — …Это я чего-то не понял, — на миг прикрывая глаза, произносит он, а после чуть отворачивает голову и нервно усмехается, — То есть что значит «я пока не готова выйти замуж, Санеми-кун»? Шинобу, когда видит запыхавшегося и растрепанного молодого человека, стоящего в дверях их дома, и виновато опустившую глаза старшую сестру в домашнем халате, округляет глаза и поджимает губы трубочкой, проскальзывая внутрь дома и коротко поздоровавшись с ними. — И ты серьезно говоришь это по телефону? — чуть повышает голос он, но, увидев, как девушка вздрагивает, тут же прокашлялся и заговорил чуть тише, — Прости… Родная, прости, но какого хрена?! — Будешь чай, Санеми-кун? — робко предлагает та, и Шинадзугава выдыхает остатки воздуха из легких, будто борясь со всеми не самыми цензурными мыслями, — Я…Все тебе объясню. Младшая Кочо, когда слышит копошение в прихожей, быстро хватает пакетик с кубиками льда из морозилки и проворно ретируется на второй этаж, чуть не сбив с пути Канао, направляющуюся вниз. — Там Шинадзугава-сенсей внизу, так что осторожнее, у них там серьезный разговор, — тихо шепчет девушка, а после улыбнулась и отправилась к себе в комнату. — А?.. Хорошо, — произносит та, удивленно покосившись на скрывающуюся за дверью фигуру. Тсуюри спускается до середины лестницы, прислушиваясь к знакомому грубоватому голосу, и спешит бесшумно подняться к себе в комнату. — Ну? Я жду объяснений, — недовольно бурчит Шинадзугава под вскипающий чайник. Канаэ, суетившаяся с фарфоровыми чашечками и корзинкой с конфетами, замешкалась и робко помялась у стола, не в силах поднять глаза на лицо молодого человека. Немного поворчав, он все же мягко берет ее за кисть и подтягивает ближе к себе, прикоснувшись к чужим поалевшим щекам. У него было стойкое ощущение, что Канаэ сейчас расплачется (а он, разумеется, никак не мог позволить себе такое допустить), и потому, потянув девушку на себя, заставляет ее осесть ему на бедро. — Ты не хочешь этого?.. — предполагает он несмело, будто сам побоявшись своих слов. Кочо, услышав это, помотала головой и обвила руками шею молодого человека. — Нет, нет! Я очень хочу, Санеми-кун… Просто понимаешь, — чайник автоматически отключился, и от того, что вода перестала бурлить, на кухне резко стало тихо, сделав речь девушки еще более нерешительной, — Если я выйду замуж, мы будем жить вместе у тебя, ведь так?.. Шинадзугава молча кивнул, понимая, к чему она клонит. — Но тогда Канао останется одна, Санеми-кун! Ведь Шинобу, пусть и поступает в соседний город, уедет… — голос Канаэ слегка дрогнул, и девушка поспешила встать с места, направившись к чайнику, — Я…не могу уехать пока. Папа сказал, что не сможет быть дома. А Канао… Ей будет очень одиноко без нас. Разве ты бы оставил Генью-куна? Молодой человек поджал губы и оперся рукой о спинку стула, разворачиваясь к Кочо корпусом. — Да, понимаю, — хрипит он непривычно низко, наблюдая, как девушка подходит в столу с чашками, — То есть ты хочешь оттянуть это на три года? — Нет… — тихо промолвила та, немного неуклюже плюхнувшись на стул напротив, — Я теперь не знаю, что делать. Шинадзугава молча наблюдает, как аметистовые глаза, обрамленные полуопущенными ресницами, уткнулись в фарфоровую кружку. — Как насчет того, что на время, когда дома никого не будет, она будет жить у нас? — предлагает он, в нерешительности покрутив чашку на поверхности стола, — На выходных и когда будет приезжать Шинобу, будете ночевать здесь. Канаэ удивленно распахивает глаза и приоткрывает рот, а после мягко улыбается, поставив кружку с так и не тронутым чаем на стол и подбежав к нему. — Ты не против? — радостно щебечет она, прижимая голову молодого человека к себе, покуда Шинадзугава положил подбородок ей на грудь, — Это…ответственное решение. Надо, во-первых, спросить мнение Канао-чан и Геньи-куна. — Да. — Ты ведь точно не против? — Я не могу быть против того, что так важно для тебя, ясно? Санеми немного разомлел, когда Кочо легкими, нежными движениями убирает его пряди со лба и мягко проводит по его шрамам, спускаясь ладонями по его щекам. И где-то в этот момент он понимает, что, черт возьми, ничто не помешает ему завести семью с его женщиной. — Я все равно на тебе женюсь, — бубнит он под нос, оказывается, слишком громко, и Канаэ, когда слышит это, замирает с румянцем на щеках. — Что? — Что?

***

«В беседе «мы идем НАПРОЛОМ» 124 новых сообщения» Канао взяла в руки телефон, выпрямляясь, и слегка отъехала на стуле назад, задорно подергивая пальцами ног. На время учебы она отключает телефон, превозмогая искушение заглянуть в их приятельскую беседу, и теперь с нетерпением открывает приложение, заходя в общий чат. «Зенитсу Агатсума: я все еще не согласен с названием!!!» «Танджиро Камадо: ребят, сегодня все в силе?» «Незуко Камадо: да!!! （＾∇＾）» «Танджиро Камадо: 😊 » «Зенитсу Агатсума: я пойду куда угодно, если там будет Незуко-чан (UwU)» «Незуко Камадо: (//∇//)» «Танджиро Камадо: не смущай мою сестренку, Зенитсу» «Зенитсу Агатсума: простите» « Я_Король_Гор: я пойду только если пойдет НАНЗАКИ ясно вам» «Зенитсу Агатсума: (=.=)» «Канзаки Аой: я Канзаки, болван» «Канзаки Аой: я иду ☺️» «Я_Король_Гор: атлично, я тогда тоже иду» «Зенитсу Агатсума: (=.=) (=.=) (=.=)» «Шинадзугава Генья: я не могу пока сказать, мой брат ушел куда-то и не берет трубку» Канао задумчиво хлопает глазами, в нерешительности смотря на последнее сообщение. Определенно, стоит сказать о том, что Шинадзугава-сенсей сейчас находится у них дома. Но еще, возможно, тогда ей следует также спуститься вниз и отпросить у того своего одноклассника. А это ее, на самом деле, жутко пугало, особенно учитывая серьезный разговор учителя с его сестрой. «я: Шинадзугава-сенсей сейчас у нас дома, он разговаривает с моей нэ-сан о чем-то» «я: я попробую» «я: отпросить тебя, Генья-кун» «Зенитсу Агатсума: Шинадзугава-сенсей у ВАС ДОМА???» «Зенитсу Агатсума: ОН У ВАС ДОМА И РАЗГОВАРИВАЕТ С ТВОЕЙ СЕСТРОЙ???» «Канзаки Аой: чего ты орешь» «Канзаки Аой: они, наверное, с Кочо-сан свадьбу обсуждают» «Зенитсу Агатсума: они обсуждают ЧТО???» «Зенитсу Агатсума: с Кочо-сан??????? Шинадзугава-сенсей????» «Генья Шинадзугава: это нормально, что я хочу его ударить?» «Канзаки Аой: абсолютно» «Я_Король_Гор: А ТО» «Зенитсу Агатсума: у нас в стране даже поудивляться нельзя или что???!!!» Тсуюри спускается до середины лестницы, прислушиваясь к голосам. На удивление, разговор шел очень спокойно, и Шинадзугава звучал совсем не грубо и надрывно, как обычно на уроках математики (не то чтобы можно было сравнивать ее сестру и математику, но разница была очевидна). Тсуюри несмело окликнула сестру. — А? Канао-чан? — послышался тонкий, мелодичный голосок, и старшая Кочо заглянула за стену, поднимая взгляд на лестницу, — Спускайся к нам! Ты как раз вовремя. Девушка суетливо пошла к кухонному гарнитуру, достав еще одну чашечку и разлив в нее чай. Тсуюри неловко потопталась на последней ступеньке, все же зайдя на кухню и поклонившись учителю. — Привет, — доброжелательно произносит он, приподняв уголки губ. И это, мягко говоря, выбивает из Тсуюри последний воздух, потому что…что?! Шинадзугава-сенсей умеет улыбаться? — В общем, Канао-чан… Ты же знаешь, что мы с Санеми-куном планируем пожениться, — старшая Кочо ставит чай на стол и с легкой улыбкой пододвигает корзинку с конфетами, — И Шинобу как поступит, скорее всего, не сможет приезжать каждый день. А я буду жить с Санеми-куном… Тсуюри медленно кивнула. Она уже не раз раздумывала об этом, на самом деле, и, как бы ей не нравилась эта мысль, девушка уже морально была к этому готова. — Но я не хочу, чтобы ты оставалась одна! — Канаэ сердобольно сдвинула брови и взяла ладони младшей сестры в свои руки, — И у Санеми-куна появилась идея: как ты смотришь на то, чтобы жить вместе с нами?.. — А? Тсуюри непонимающе похлопала глазами, на пару мгновений выпадая из реальности, прокручивая последнюю сказанную фразу. И, когда Канаэ, чуть ерзая на своем стуле, нерешительно повторяет свою фразу, девушка окончательно погружается в себя. — Нет, не на все время, конечно, мы будем возвращаться и домой тоже, особенно когда будут приезжать Шинобу или папа! — Канаэ нервно подкусила губу, краем глаза оглядев молодого человека, что тоже напрягся, наблюдая за ее младшей сестрой, — Просто ужинать и ночевать… Если ты откажешься, я пойму! Канао молча и быстро закивала. — Я понимаю… Просто я не хочу вас стеснять, нэ-сан. Шинадзугава удивленно приподнимает брови и чуть закашлялся, подсаживаясь чуть ближе и как бы невзначай бросая: — У нас есть две свободные комнаты. Ты не будешь нас стеснять ни в коем случае… — молодой человек слегка нахмурился, — Правда, стоит спросить еще Генью. Тсуюри потянулась за кружкой чая, сделав шумный от затяжного молчания глоток. Заметив то, как Канаэ нервно перебирала пальчиками, девушка поспешила ответить. — Я согласна, нэ-сан, — тихо бормочет она, и на лице у старшей сестры разрастается облегчение. — Я очень рада! — улыбается та, обежав стол и прижимая девушку к себе, — Это тяжелое решение, прости, прости нас за это… Просто я так не хочу, чтобы ты оставалась одна. — Я понимаю. Тсуюри приподняла уголки губ. Она немного покривила душой, на самом деле — идея жить в одном доме с Шинадзугавой-сенсеем и своим одноклассником сильно смущала ее. Но она понимала, что ее нэ-сан, что грезит о создании семьи со своим молодым человеком, не сможет этого сделать, покуда Канао останется совсем одна. И сама девушка не уверена, что сможет справиться без своих сестер. И разве это не лучший выход?.. — Кстати, Шинадзугава-сенсей, — робко начала Тсуюри, вспомнив, зачем она вообще пришла к ним, — Генья-кун не может до Вас дозвониться. Мы все вместе хотим пойти в кино, и ждем ответа только от него… Молодой человек приподнимает брови, доставая телефон из кармана, а затем кивает. — Да, у меня сел мобильник, — подытоживает тот, переводя взгляд на девушку, — Если посуду помыл и пыль протер — пусть идет. Канао кивает и встает с места. Чуть покраснев, она кланяется и уходит на второй этаж. Санеми недолго смотрит ей вслед, а затем, прокашлявшись и отпивая глоток остывшего чая, произносит: — Я ожидаю от тебя точно такого же ответа, когда нас будет спрашивать священник. — Божечки, Санеми.