cherry lip tint for a teacher, please

— Божечки-божечки, Канао-чан идет на свидание? Тсуюри бы, наверное, испуганно вздрогнула от раздавшегося сзади тонкого голосока старшей сестры, если бы не заметила мелькающую макушку около двери в отражении зеркала. — Ой, правда? С Танджиро-куном? — заинтересованно вопросила вторая сестра, выглянув из коридора. — Да, — несмело отвечает Тсуюри, взяв с комода флакончик с ярко-розовой жидкостью, — Мы…хотим пойти поесть мороженое. — У-у-у, мороженое! — Канаэ слегка похлопала в ладошки, а затем впорхнула вглубь комнаты, перекинув длинные волосы на одно плечо и присев на кровать, — Я как-то звала Санеми-куна поесть мороженого, а потом пришлось его лечить, потому что он застудил горло! — Ого, — протянула младшая Кочо, следуя за сестрой и присев на стул у письменного стола. Канао неловко помялась на месте, приоткрыв флакон с тинтом для губ и осторожно мазнув излишки о горлышко. Первые разы, на самом деле, макияж ей помогала делать Шинобу, покуда старшая Кочо искала подходящую ей одежду. Но с недавнего времени она предпочитает собираться сама. Канаэ улыбнулась, вытянувшись по кровати и положив голову на плечо. — А куда пойдете? — вопросила она, и затем терпеливо ожидала, когда младшая сестра закончит растушевывать пигмент по губам. — Незуко дала ему какие-то купоны. Я не знаю, что это за кафе, но Танджиро-кун очень лестно о нем отзывался. — Ах, свидания! — залепетала старшая, раскинувшись на постели и устремив взгляд на потолок, — Любовные флюиды в воздухе витают, чувствуете?.. — Это мои духи, нэ-сан, — хихикает Шинобу, а после перемещается на кровать рядом с девушкой и ложится рядом, положив голову ей на плечо, — Я тоже сегодня ухожу гулять. Старшая Кочо на мгновенье хмурится, выдыхает, — но в ту же секунду становится такой же улыбчивой, какой была мгновение назад. — Хорошо. Передавай «привет» Митсури-чан! — Обязательно. Канао провела указательным пальцам по склеившимся из-за туши ресницам. Можно было, на самом деле, сделать это щеточкой. — Санеми-кун так давно не звал меня на такие свидания, — выдыхает Канаэ, а после опирается виском о подставленный кулак, — Завидую белой завистью, где мои молодые годы? — А то ты у нас зрелая женщина, — прыскает в кулак Шинобу, потянувшись и перевернувшись на живот, — Но да, я бы тоже не отказалась от мороженого. — Никаких мороженых до выпуска, — строго причитает старшая сестра, и Шинобу удивленно вскинула брови, почувствовав легкий тычок в лоб. Канао на секунду взглянула на них, а затем незаинтересованно обернулась к зеркалу, бегло похлопав по лицу пуховкой. — Почему это? — вопрошает та, заговорив — едва уловимо — сипло после нескольких секунд растерянного молчания. Канаэ отмахнулась. — У тебя итоговые тесты скоро, вообще-то! Кочо тяжко вздохнула, уронив голову девушке на плечо. — Никакой личной жизни. Канао слабо улыбнулась, окинув взглядом сестер в отражении. Шинобу перевернулась на бок и теперь довольно удобно устроилась на груди у старшей Кочо. Мимо двери проплыл отец семейства: заслышав девичье хихиканье, он заинтересованно заглянул внутрь комнаты, деликатно перед этим постучавшись. — Чем занимаетесь, красавицы? — вопрошает он, и взгляд его скользнул по младшей дочери, — Куда собралась? — Гулять с Аой-чан, — прощебетала Шинобу непринужденно, покуда Канао попыталась оправдаться: она уж было открыла рот, но только по-рыбьему пошевелила губами и кивнула в такт словам старшей сестры, — В кафе. — С Аой-чан, говоришь? — отец подозрительно сщурил глаза, непонятно хмыкнув, — Ну ла-адно… Штаны потеплее надевай, февраль на улице. Тсуюри смущенно покосилась на свои черные плотные колготки. Они были самые теплые из всех, что у нее были. Вплывшая в комнату из коридора голова отца исчезла также быстро, как и появилась, закрыв за собой дверь. — Никакой личной жизни, — вздыхает Канаэ, взглянув на самую младшую сестру, — Мне скоро двадцать пять, но когда папа дома, мне приходится отпрашиваться у него на ночевку! А я почти замужем, между прочим! — Ну, по крайней мере, тебе не надо отпрашиваться погулять, — добавляет Шинобу. Канао пожала плечами, приподняв уголки губ в сочувственной улыбке. По правде говоря, за 15 лет жизни она еще ни разу не отпрашивалась у отца на ночевку или погулять с кем-то: поэтому козырять в сестринской полемике ей было явно нечем.

***

Канао на полном серьезе считала Камадо Танджиро не то что лучшим мальчиком их Академии — она вполне аргументировано думала о нем, как о лучшем человеке на свете. Аргументов у нее по этому поводу набралось…около 387, кажется; и когда она видит его, стоящим у ее ворот, с покрасневшим носом, блестящими глазами винного оттенка и его той самой доброй, милой, нежной, чистой улыбкой — вполне осознанно добавляет к открытому перечню еще 48 причин. — Привет, — произносит он мягко, и на секунду у Канао, на самом деле, спирает дыхание настолько, что она чуть помедлила с ответом: сказав что-нибудь сейчас, проглотила бы половину звуков или — несомненно — запнулась бы. — Привет, Танджиро-кун. Тсуюри бы давно пора привыкнуть, что они дружат еще с ноября, но вот уже начало марта, а она все никак. — Как прошел твой день? — вопрошает он, когда они двинулись в сторону перекрестка, а затем будничным движением берет ее ладонь в свою. Давно пора привыкнуть уже, Канао. — Хорошо. Готовилась к итоговым…и, кажется, все. Как прошел у тебя, Танджиро-кун? Самым будничным движением Камадо засовывает их руки к себе в карман, — потому что февраль на улице, вообще-то, — но где-то именно здесь Тсуюри растерянно путается в мыслях, устремляя взгляд в асфальтированную поверхность. У Танджиро очень грубые ладони. Такие мозолистые, шершавые, крепкие — по-настоящему мужские, совсем не юношеские мозоли. Они закалены его трудолюбием, не всегда легкой работой в пекарне и усиленными тренировками в секции кендо. Но они были такие теплые, что маленькой, изнеженной ладони Канао в них просто безумно уютно, потому что тонкая девичья рука ложится в них идеально. — Да ничего особенного! По пекарне помогал отцу, потом кормил Иноске, помогал с математикой Зенитсу… Идеальных людей не существует — но вот, рядом с Тсуюри идет прямое доказательство того, что в бытии есть абсолют. Танджиро был слишком хорош для этого мира. По крайней мере, для нее. — Незуко водила меня сюда есть бабл-мороженое. Пробовала такое? — Не уверена… — Думаю, тебе понравится! Тсуюри знала, что понравится. В любом случае понравится. Даже если у посыпки на шарике малинового щербета будет сказочный песочный вкус, а от молочного коктейля неприятно застрянет в зубах холодная шоколадная крошка. Есть у Танджиро свойство — делать все вокруг себя лучше. Внутри кафе все кажется Тсуюри чуждым, навеянным европейским, кажущимся слегка строгим дизайном — после рябящих, очаровательных японских интерьеров темные стены и сдержанные тона казались непривычными. Но это было отнюдь не плохо — для скромного взора Канао это оказалось даже по вкусу. — Незуко советовала тут горячий шоколад с зефирками. Вообще, мама запрещает есть ей много сладкого, но они с Макомо тут частенько обитают, — Танджиро галантно повесил куртку девушку на вешалку, а после присел на диван, заваленный коричневыми подушками. Канао скромно расположилась напротив. На улице все еще было достаточно прохладно, и даже в теплых колготках холодный февральский воздух подморозил ее коленки до покалывающей красноты. — Вот как, — улыбнулась она, стараясь незаметно растереть кожу на ляжках. Подошедший официант вежливо принял заказ, онемевшие пальцы ног наконец начали слушаться. Нос в это время уже перестал краснеть и сопливо шмыгать, делая лицо — накрашенное и по планам безукоризненно прекрасное — нелепым, а голос — слегка гнусавым. Девушка взглянула на юношу напротив. Он взъерошил прилизанные шапкой волосы, убрал пряди, лезшие в лицо, назад — и выглядел чертовски привлекательным. Даже темно-красный шрам на левой стороне лба выглядел органично, ни капли не портя его мягкие, вместе с тем — очень даже мужские черты лица. Может, даже наоборот. Прибавлял шарм. Боги, благословите идеальные гены Камадо. — Твоя сестра скоро выходит замуж, верно? — вопрошает он, когда им приносят огромные миски мороженого, усыпанного маршмеллоу, конфетами и кусочками фруктов. У Танджиро поверх взбитых сливок даже втиснулось небольшое пирожное. Канао непритязательно ковырнула изящно изогнутой ложечкой небольшую клубничку. — Это так. Они поженятся в конце марта, перед тем, как Шинобу уедет учиться. Холодная клубника в сливках, на самом деле, выглядит вкуснее, чем она есть на самом деле — но ей даже нравилось это кислое ягодное послевкусие. Танджиро звучно захрустел цветными драже. — Здорово! Я никогда не был на свадьбах, это, наверное, волнительно! Канао сдержанно приподняла уголки губ, а после пожала плечами. — Может быть. В основном все заботы по подготовке взяла Канаэ и Шинадзугавой-саном, поэтому… Это, наверное, даже тяжело. Но нэ-сан очень счастлива в последнее время. — Это здорово, — уверенно кивнул головой тот, ковырнув ложечкой неожиданно податливое пирожное. Его взгляд упал на стынущий горячий шоколад в небольшой чашечке. С Танджиро…интересно. С ним уютно, весело — и даже она чувствовала себя совсем не такой уж и скучной. Она честно хочет оценивать все объективно, однако почему-то, когда она смотрит на чертовски красивого и улыбающегося Камадо — его мысленный образ почему-то возводится до недостижимого идеала. Но ведь идеальных людей не существует, вообще-то. Канаэ, например, нередко, до безрассудного упрямства заботлива и чересчур чувствительна. Шинобу, несмотря на то, как часто она улыбается, бывает до резкости саркастична и легко раздражается. Их папа часто опускает максимально глупые шутки. Сама она — излишне молчалива и раздражающе нерешительна. Но почему-то Танджиро был…другим. Как ни старалась Канао найти в нем что-то отрицательное — не могла. Быть может, она специально закрывала на это глаза, либо все недостатки юноши перекрывались его самой чистой и доброй душой на свете — Тсуюри честно хочет знать о нем больше, намного больше. Камадо почему-то не дает повода усомниться. Иронично, что именно это наводило на нее сомнения. — Вот. Попробуй, — оптимистично изрекает он, решительно поднеся ложечку к ее губам. В первое мгновенье девушка слегка отпрянула назад, скосив глаза на взбитые сливки, обволакивающие небольшой кусочек пирожного, но тут же переборола смущение и приоткрыла рот. Это же косвенный поцелуй, о боги. Что-то из разряда рассудительности, здравомыслия, да и в целом — мозгов — покинули не то что чат, а эту вселенную в принципе. За столько времени уже пора привыкнуть, Канао. — Спасибо, — полушепчет она, неожиданно быстро для себя сконцентрировавшись, поэтому тут же спохватывается и ковыряет свое подтаявшее мороженое, — Ты тоже тогда попробуй. Танджиро забавный. От насыщенного кисло-сладкого малинового вкуса он слегка прищурил глаза, пожмурился, а затем попытался выдавить из себя одобрительную улыбку. — Очень…вкусно! А еще Танджиро, оказывается, совершенно не умеет врать. Юноша смешно возводит глаза наверх и кривит рот — Канао, кажется, впервые видит, как гримаса искривляет его (божественно) красивое лицо. Тсуюри прыснула от смеха, опустив взгляд. Затем, не удержавшись и посмотрев на него еще, уже тихо захихикала. Камадо слегка потряс головой, будто пытаясь смахнуть с себя кислое послевкусие — и в этот момент девушка заходится смехом, прикрыв рот ладонью, а после скрючившись над диваном. Юноша слегка краснеет и виновато приподнимает уголки губ. — Оно просто…неожиданно кислое! — пытается он оправдаться, и когда видит, как девушка прикрывает хохот ладошкой, смущенно чешет затылок и посмеивается, — Прости. — Ничего, — пытается произнести та спокойно, но вновь прыскает в кулак. Танджиро заливается пунцовым румянцем чуть сильнее. За окном стремительно темнело, но они все же решились заказать себе еще по чашке горячего шоколада. Из интереса — на этот раз с маршмеллоу. — Томиока-сенсей уже гоняет меня не так, как раньше. Хотя в начале триместра он как будто возненавидел меня, — юноша слегка поежился и дотронулся до длинных сережек, очевидно, вспоминая суровое лицо учителя физкультуры, — Но снять их не могу вот никак! Реликвия же… — Помню, — слабо улыбнулась та. Остаток вечера они болтают о грядущих тестах, переводе на второй год обучения и, разумеется, о скоро приходящей весне. Кратко коснулись темы 14 февраля (Канао не очень хотелось говорить о том, как юноше подарили штук 12 подарочных упаковок, однако разговор про то, как Иноске бегал по коридорам с шоколадом от Аой рано или поздно бы состоялся). Впервые поделились своими предпочтениями в еде: оказывается, Танджиро не особо любит кислинку, зато любые хлебобулочные изделия и острые горячие блюда может есть в любом количестве. Даже тут Канао показалась себе особенно скучной — ведь ела она абсолютно все. Даже слегка подгоревший жаренный с овощами рис (по правде, сильно румяная корочка нравилась ей особенно сильно, но почему-то она постеснялась в этом признаться), или же жирное мясо. Почти все блюда были особенно хороши в исполнении ее старших сестер. Уже заранее договорились пойти вместе созерцать цветущую вишню. От растаявших посреди разговоров зефирок в горячем шоколаде становилось особенно сладко и тепло. Когда они вышли из кафе, уже окончательно стемнело. Привыкшее к теплу тело неприятно задрожало от резкого порыва ветра: съежившись, они посмотрели друг на друга и неловко заулыбались. Совсем скоро Танджиро вновь зашмыгал, когда из носа побежало. Тсуюри такой Танджиро нравится намного больше того, что был с ней в кафе десять минут назад. И намного больше того, что разговаривает с ней в школе. Такой Камадо — с бегущим носом, покрасневший от вечернего морозца и забавно зябнувший — кажется ей невероятно живым и настоящим. Неловкий такой, почти смешной. Неидеальный — каким она его и ожидала увидеть. Хотя в открытый перечень причин, почему Танджиро Камадо — лучший человек на свете, Канао добавляет еще причин двенадцать.