***
Рука ныла с самого утра, и Лютик, исполнявший на лютне какую-то незатейливую песенку про ведьму, фальшивил. Только слышал это лишь он, ибо у половины посетителей таверны не было ни слуха, ни способностей оценить его мелодию. Бард без сожаления оставил попытки стать знаменитым в этой дыре. Отложив лютню и стараясь не шевелить больной рукой, он неловко наклонился, собирая с пола прилетевшие горбушки. Растолкав по карманам чёрствый хлеб, он заметил одного посетителя таверны, до этого скрывавшегося в тени. Он молчал, поэтому и не привлёк его внимания поначалу, ведь какому менестрелю интересны сдержанные и нелюдимые слушатели? Однако рассудив, что один немногословный критик лучше освистывающей толпы, Лютик направился к нему. Только подойдя ближе и заметив два меча, а затем и ярко-жёлтые глаза, он понял, кто перед ним. Самый настоящий ведьмак. Да-да, тот самый Геральт из Ривии. Он сидел, перевязывая руку, а рядом с ним стояла молоденькая девушка, помогавшая с этим нехитрым делом. Должно быть, дочь трактирщика, чей заказ ведьмак только что исполнил. Возможно всё было иначе, но воображение Лютика уже нарисовало увлекательный сюжет для новой баллады. Только знать бы, с кем сразился ведьмак… — Геральт из Ривии, верно? Я Лютик, — бард расплылся в улыбке, показывая, как приятно ему это знакомство. — Не хочешь высказаться о моём исполнении? Ведьмак угрюмо взглянул на него и не ответил. — Молчишь? Прекрасно! Иногда молчание — это лучший ответ, — затараторил Лютик. — Но «лучший» — это не то же самое, что «самый лучший», да? И всё же, три слова, ведьмак, только три слова, пожалуйста. Лютик просительно захлопал глазами. Ведьмак хмуро взглянул сначала в пыльное окно, а потом на него. Но барда было не пронять таким сумрачным взглядом и, к его удивлению, мужчина сдался: — Их не бывает. — Что же, три слова, как я и просил. А теперь можно пояснить, только чуть помногословнее, а то мне как-то не ясно, о чём ты. — «Летюг» из твоей песни. Лютик улыбнулся: боль в руке практически прошла, в карманах был хлеб, а впереди, кажется, намечалось что-то интересное.***
Лютик и сам не понял, как увязался за ведьмаком. Но зачем — знал точно. Ведьмак — странник, скиталец. Сколько дорог прошёл он — не вышагал никто. А значит, шанс встретить ту самую был куда больше. Об этом Лютик пустозвонил всю дорогу, пока они шли к полям, на которых видели чёрта. Геральт как мог старался не слушать этот трёп, пока Лютик, с пафосом взывая к невидимой публике, не выкрикнул его нелюбимое прозвище: — Мясник из Блавикена! Сухая злость — чёткая и внезапная — накрыла с головой, и Геральт, не задумавшись, врезал поэту в живот. Тот согнулся пополам и с натуженным кряхтением опустился на песок. Геральт ощутил, как и у него самого в животе что-то неприятно скрутилось: поэт был ещё мальчишкой. Сколько ему? Двадцать? Двадцать пять? Не стоило так поступать. Паренёк не был виноват в гнусном прозвище, которое ведьмак всё же заслужил. Списав всё на проснувшуюся совесть — и откуда только? — Геральт повёл плечами, прогоняя неприятный осадок. Но Плотву придержал, дожидаясь, пока Лютик придёт в себя и сможет последовать за ним.***
Чёрт, оказавшийся меткой паскудой, расстреливал их мелкими стальными шариками. Пока Геральт прикидывал, что произойдёт с обычным человеком, попади они ему в лоб, Лютик тревожился за то, чтобы они вообще никуда не попали. Его бедная принцесса не поняла бы, образуйся у неё в центре лба красный след. Хоть Лютик и знал, что ей не привыкать к травмам, добавлять новые ушибы не хотелось. Достаточно было и того, что он с утра успел отхватить от разъярившегося ведьмака. Но — бард ухватил сразу — с ним можно было поладить. Геральт был немногословен, вечно угрюм, но — в большей степени — спокоен. Всё-таки, повезло ему с компанией. Возможно, в тандеме с ведьмаком ему будет легче не впадать в неприятности и наносить как можно меньше урона Ей? Непривычная тишина повисла на поле, и Лютик с интересом вытянул голову, желая что-либо углядеть. Но видел только ведьмака, спрятавшегося за соседним камнем и точно также оглядывающегося по сторонам. Шарик пролетел быстрее стрелы и с глухим ударом врезался Лютику промеж бровей. Прежде чем окончательно потерять сознание, бард успел увидеть, как Геральт с недоумением потёр покрасневший лоб.***
Лютик со вздохом смотрит на широкие полосы, покрывшие его ногу начиная от голени и доходя до бедра. Раньше он решил бы, что его предназначенной кто-то вознамерился отрубить ногу, но после пары недель путешествия с Геральтом и несерьёзных стычек с разными тварями, он бы назвал виновником гуля. У него такие длинные когти. Или стрыгу, у неё хвост мог бы такие оставить. Жаль, что Геральта нет. Сейчас бы ведьмачий опыт пригодился. Лютик печально поджал губы — у него не было никаких мазей, а выходить из комнаты и спускаться в таверну ему не позволяла боль. Был бы Геральт рядом — он мог бы что-то придумать. Или предложить. Лютик слышал, как у него часто звенят склянки в походной сумке. Как-то он пошутил по поводу алкоголя. Тогда Геральт отвинтил крышечку и дал понюхать содержимое, и Лютик позеленел. Причём, это и в самом деле был алкоголь. Мутанты, что с них взять? Нога заболела сильнее, и Лютик, печально вздохнув, попытался улечься на здоровую сторону. Свеча почти догорела, а Геральт так и не вернулся. За комнату они заплатили сразу, но брат свояка трактирщика, чью тётку похитил волколак, скинул пару монет за эту комнату с условием, что ведьмак принесёт ему хвост этой твари. Тётку можно было не возвращать. Лютик усмехнулся, припомнив эти слова, лениво посмотрел на лютню и понял, что вдохновения ждать не придётся. А вот Геральта … Понадеявшись, что с ним всё в порядке, Лютик всё же не стал гасить свечу.***
— Твои баллады становятся всё скучнее и скучнее, — как-то выдал ему Геральт, когда они обедали, остановившись на привал у ручья. Солнце пекло, Плотва и буланая кобылка, купленная за отличную плату за очередной ведьмачий заказ, прятались в тени, а Геральт, как оказалось, был настроен поговорить. А вот Лютик — нет. Особенно после таких слов. — Они все… Однобокие. О любви, — последнее слово Геральт произнёс так, словно для него оно приравнивалось к какой-нибудь водяной бабе. — Потому, что любовь — самое понятное людям чувство. Они не знают ни про жагниц, ни про альгулей. Да и мы в последнее время мирно путешествуем. Однобоко как-то, — не смог удержаться от колкости Лютик. Правда, он сильно сомневался в том, что Геральт её заметит. Не заметил, и Лютик продолжил. — А любовь — она всем знакома. Истории из детства, сказки, песни — всё об одном. Об этом чувстве, которое не избежать никому. А если уж у тебя есть родственная душа… Только представь, как сладки каждые минуты, проведённые с ней! Как же некоторым повезло, что они отыскались, — печально закончил Лютик и передвинулся в тень. Солнце нещадно палило, костёр с обедом давно потух, и сонная нега закрывала глаза. — Бред это, — безэмоционально опроверг ведьмак. — Не бред! Все знают, что на месте глубокой раны человека у его соулмейта остаётся сильный синяк. А при смерти одного — второй мучительно умирает. Геральт недоверчиво хмыкнул. — Не понимаю, почему ты так скептически настроен? У всех людей есть вторая половинка, и мы опознаем предначертанных именно так. Вот у меня… — Вот именно: «у всех людей». А я — ведьмак, мутант, гибрид, продукт опыта над природой. У меня не может быть родственной души. Лютик, которого ведьмак оборвал на полуслове, посмотрел на него с жалостью и несмело протянул руку, коснувшись брони ведьмака. Вряд ли тот что-то почувствовал, но обернулся. Взглянул как обычно — по-волчьи — на наглую ладонь, лежащую на плече. Что-то проворчал себе под нос. — Я не чувствую эмоций. И любовь мне не знакома. Мне никто не нужен, и я не нужен никому. — Мне нужен, — возразил Лютик, будто бы не понимая подтекста. Геральт открыл было рот, чтобы возразить, но бард смотрел ему в глаза чистым прямым взглядом: — Ты — мой друг, Геральт. Ты нужен мне. А раз нужен мне, значит и кому-то ещё, верно? Просто подожди. Геральт неуклюже развернулся, похлопал его по убранной руке и, поднявшись с бревна, пошёл чистить закоптившийся котелок. — Я верю, что и у тебя есть родственная душа. Должна быть, — негромко произнёс Лютик ему вслед. Но знал, что ведьмак слышал. Больше они эту тему не поднимали.***
Геральт ехал верхом, а Лютик, как обычно, шагал подле него. Они направлялись к выходу из города. Здесь ведьмака наняли отловить местного арахноморфа — не то чтобы он им сильно досаждал, но скот воровал с завидной регулярностью. Пока ночью Геральт охотился на паука, Лютик мучился в кровати с головной болью и не понимал, его она или же его предназначенной. Утром Геральт вернулся целым и невредимым, забрал обещанные монеты, и они направились дальше. У ворот они задержались. Лютик по доброте душевной кинул два коппера слепому старику, сидящему у ворот. Тот, сложив в молитвенном жесте ладони, поблагодарил «незнакомого, но щедрого путника». Не успели они выехать за ворота, как услышали чей-то задиристый хохот и слабый вскрик слепого старика. Лютик остановился, и Геральт, тяжело вздохнув, натянул поводья. Лютик просяще посмотрел на него и бросился обратно, поставив ведьмака в безвыходное положение. Когда Геральт въехал в город, то наблюдал такую картину: закрывая слепца спиной стоял молодой мальчишка лет пятнадцати, а на него со злым выражением на лице надвигался паренёк постарше под прикрытием компании бандитского вида. Лютик мельтешил рядом, не зная, как вмешаться. — А ну, повтори, что ты сказал, — угрожающе пробасил старший. Мальчик спокойно смотрел в лицо нападавшему. — Я сказал, что у тебя не хватает мозгов чтобы самому зарабатывать деньги. Ты хуже помоев, — сказал он, сплюнув на землю возле его ног. — Да я щас тебе!.. Старший дёрнулся вперёд, но дорогу ему преградил рыжий паренек из его же банды. — Не связывайся, — прошептал он, боязливо поглядывая на защитника. — Это же Киррих! Соулмейт Ундолы. Сломаешь ему нос — девчонка отцу плакаться побежит. А уж батька её так тебя отдерёт… Мальчик поджал губы и пугливо посмотрел на Кирриха. Тот не обращал внимания на ребят и о чём-то разговаривал со слепцом. — Ладно, — злобно зыркнул на него задира и кивнул своим ребятам: — Пошли отсюда. С этой соплёй нечего разбираться. Пары секунд хватило, чтобы улица опустела. Лютик со счастливым видом вернулся к Геральту. — Здорово, а? Всё разрешилось и без твоего участия. Ведьмак хмыкнул: — А как, по-твоему, мне нужно было поучаствовать? Мечом, что ли? Лютик отмахнулся от вопроса, и они вновь вышли за ворота. Геральт молчал, приготовившись к дальней дороге, и уже выкинул из памяти этот эпизод, как вдруг Лютик заговорил: — Эх, хорошо бы и мне так. Ведьмак ожидаемо проигнорировал это высказывание, но Лютик всё равно продолжил: — Только представь: нарвусь я на пьяную компанию каких-нибудь уродов, полезут они ко мне в кошель, захотят врезать, а тут — опа! «Не трогай его. Это же Лютик, соулмейт того самого мясника». И всё — поэт взмахнул рукой: — Проблемы как не бывало. Хорошо бы, а? Геральт осуждающе посмотрел на возбуждённого Лютика: — Я же говорил — я ведьмак. У меня не может быть родственной души. Лютик кивнул, припомнив давний разговор. — К тому же, — добавил Геральт. — Я мужчина. И ты тоже. На этот раз Лютик не смолчал: — Ну и что, — пожал он плечами. — Родственная душа может быть какого угодно пола. — Наверное. — Добавил он после недолгой заминки. — По крайней мере, я знаю только нормальных предназначенных. Хотя тебя же нельзя назвать нормальным, да? Значит и твой соулмейт может быть кем-то необычным. Геральт устало покачал головой.***
Как Лютик и предполагал, «мирные» заказы ведьмака должны были когда-то кончиться. И в этот раз всё было куда сложнее, опаснее и смертельнее. Они пешком передвигались по болоту, на котором видели кикимору. Было раннее утро и стоял плотный туман. Первым шёл Геральт, заранее обнажив меч, следом за ним — Лютик. Тишину разбавляли лишь хлюпающие звуки их шагов. Лютик, идущий следом, в предвкушении смотрел по сторонам. Что-то огромное вынырнуло из-под земли, обдав их водопадом из слизи, грязи и мутной воды. Земля задрожала и Лютик повалился навзничь, в то время как Геральт уже вовсю орудовал мечом. — Скройся. Живо! Лютик согласно закивал и побежал назад, часто оглядываясь, чтобы разглядеть что за чудище стало их соперником в этот раз. Когда он понял, что это, то, наплевав на приказ Геральта, остановился, поражённый. Напавший на них монстр был растением: огромным цветком, минимум в два раза превышающим человеческий рост, в бутоне которого блестели острые зубы. Лютик попятился. Ствол извивался подобно змее и Геральту приходилось туго. Помимо рта, археспора плевалась сгустками яда, а её корни рыли землю, вызывая мелкое землетрясение. На меч рассчитывать не приходилось, поэтому Геральт тратил силы лишь на Игни. Знак помогал эффективно, но отнимал много энергии. Скакать и уворачиваться приходилось всё быстрее, потому что горящий цветок брызгал ядом безостановочно и не прицеливаясь. Когда Геральт готов был нанести добивающий удар, Лютик громко закричал, да так ужасно, что Геральт обернулся. Это стоило ему секунды внимания и — обожжённой спины. Археспора выплюнула на него последний запас отравы и повалилась, сокрушённая ударом меча. Геральт пошатнулся, онемевшей рукой убрал за спину меч и поплёлся к Лютику. Яд разливался по спине, руки и ноги деревенели. Каждый шаг давался с трудом. — Что… Что с тобой? — спросил Геральт у Лютика, но вопрос был лишним. Поэту досталось точно так же, как и ему: вся спина поэта была в вязком коричневом яде, быстро впитывающимся сквозь тонкую ткань. Геральт свистнул Плотву и, как только лошадь подбежала к ним, помог вскарабкаться Лютику, а затем сам сел в седло. — Вперёд, Плотва, — хлопнул кобылу по шее. — Вывези-ка нас отсюда. Лошадь резвой рысью поскакала прочь с полей.***
Лютик очнулся сразу, как только спало онемение с рук и ног. Обрадованный возможностью шевелиться, он позвал Геральта. Ведьмак оказался поблизости, размешивая в ступке какие-то травы. — Лучше? — уточнил он, не отрываясь от своего дела. — Да, спасибо, — кряхтя Лютик приподнялся и, как мог, заглянул себе за спину. Она была щедро натёрта чем-то остро пахнущим. — Что с моей одеждой? — Сжёг, — предвосхищая возмущения поэта, он пояснил: — Выстирать ты бы не смог. Яд археспоры одной водой не выведешь. Лютик, поняв бессмысленность спора, улёгся. — Ты поухаживаешь за мной? — с наивностью ребёнка уточнил он. — А не пойти ли тебе нахер? — устыдившись грубости, ведьмак уже более мягко добавил: — У меня болит там же, где и у тебя. Надо сказать, если бы ты не был таким разгильдяем, то я бы не попал в эту ситуацию. Лютик закатил глаза и отвернулся. Пока не пришёл сон он думал о том, что его единственной сейчас так же неприятно, и мысленно извинялся перед ней.