***
Где-то внизу послышался смачный хлопок двери, подгоняемой разгулявшейся метелью, шорохи отряхивающегося от снега гостя, треск пакетов и отборная брань на гэльском. — Можешь не сдерживаться, — фыркнула со второго этажа Гортензия, откидывая в раз поскучневшую газету и поднимаясь из кресла. — Детей ещё нет. — Чтобы я хоть раз ещё в такую метель согласился отпустить Дакворда… Какой толк в дорогостоящей одежде из натуральных материалов, если шьёт её кучка культяпистых имбецилов?! — Что, совсем продрог? — сочувственно поинтересовалась Гортензия, помогая брату стряхнуть с пальто сугроб. Налетевшим снегом это было назвать тяжеловато. — Ты подальше заселиться не могла? Интересно, где в такую метель пропадают твои дети? — Гуляют, — легкомысленно пожала плечами утка, вытряхивая воротник. Скрудж тихонечко взвыл, пытаясь увернуться от холодных хлопьев. — Гуляют?! Выражение лица новоиспечённого дядюшки было просто бесценным. — Да ладно тебе, они обещали далеко не уходить, — с некоторым сомнением почесала макушку Гортензия. Увидев всё то же выражение на лице брата, поспешно добавила: — И к волкам я их тоже просила не подходить. Хотя, вряд ли они им встретятся. — Хочешь сказать, что здесь ещё и волки есть? — Да, но вряд ли они выйдут в такую погоду, поэтому можешь не волноваться, им ничто не грозит, — легкомысленно пожала плечами Гортензия. — Детям-то? В такой буран? — Волкам! — насмешливо фыркнула утка, подавив в себе желание хлопнуть себя по лбу. Скрудж пару раз хлопнул глазами, а потом демонстративно ущипнул себя за перья. — Ну ты и самородок, Гортензия! Отпустить детей гулять в такую погоду… Мать бы нас в такую метель за порог не пустила, — ворчал селезень, освобождая лапы от плена зимних сапог. Гортензия устало вздохнула. — Мать нас не пускала, потому что в зимних вещах ты выглядел, как глиста в скафандре — застрял бы в ближайшем сугробе. Тебя же ветер сдуть мог. — Не преувеличивай, — ворчливо буркнул Скрудж, сунув сестре пакеты и оглянувшись. — Ну что, где в твоей избушке санузел? Гортензия закатила глаза. — Прямо по коридору и налево. Найдёшь. — Милая моя, в данный момент я не только санузел найду, но и чайник, и холодильник. В порядке живой очереди, разумеется. Не успела Гортензия ответить, как из-за двери в дом юркнули две подвижные фигуры. — Мать, мы снежного человека видели! — доверительным шёпотом сообщила Делла, пока Дональд пытался отряхнуть капюшон, что-то тихонько крякая себе под нос. — Я, кажется, тоже, — фыркнула Гортензия, помогая Дональду снять куртку. — Правда? — Делла уже разделалась с шапкой и шарфом и сейчас расстёгивала свою «пилотскую», как её называла Гортензия, куртейку. — У него был оранжевый мешок? — Оранжевый, зелёный и розовый, — поправила Гортензия дочь. Потом сжалилась наконец и пояснила на растерянный взгляд дочери: — Это ваш дядя Скрудж всё-таки добрался до нас, — из ванной послышался грохот и приглушённые ругательства. Про себя Гортензия подумала о том, что всё в мире меняется, кроме её братца-скряги. — Вот, слышали? Только приехал, а уже подземных демонов вызывает. Делла уважительно присвистнула, Дональд аккуратно стянул с себя шапку. — Что застыли на пороге? Живо раздевайтесь! Дональд, с тебя уже лужа натекла! Дональд пристыжено икнул и стащил с себя остальную мокрую одежду, оставшись в одной футболке и спортивных штанах. Делла не отставала. Только Гортензия раздела этих двоих и велела идти переодеватьсяя, как из ванной вышел Скрудж, разминая шею. Флегматично отойдя в сторонку, он пропустил сестру с ворохом мокрых детских вещей, сам прошёл на кухню, уселся в уголок на стул и устало вытянул лапы. Спустя несколько минут ожидания в полной тишине лестница жалобно застонала, и вниз почти слетели два утёнка — мальчик и девочка. Перед кухней они резко затормозили и с одинаково-заинтересованными выражениями на лицах уставились на гостя. Скрудж от них не отставал. — О, вы уже всё, — выглянула Гортензия. Она прошла на кухню, вытирая руки о полотенце. — Познакомьтесь, это ваш дядя Скрудж. Скрудж, познакомься, это дети. Они же твои племянники. Делла слева, Дональд справа. — Уж мальчика от девочки я бы отличил, — сварливо заметил Скрудж. — Я на всякий случай, — убийственно невозмутимо пояснила мать семейства. — А я думала, что ты моложе, — как ни в чем не бывало выпалила Делла. Скрудж ошалело оглянулся на ехидно ухмыляющуюся сестру и кашлянул в кулак. — А я думал, что ты выше, — ответил в своей привычной манере Скрудж, не получив распоряжений свыше. — А я думал, что у тебя галстук с бабочкой, — прокрякал Дональд. — Что он сказал? — переспросил Скрудж. Делла хлопнула надувшегося брата по плечу, весело рассмеявшись. — Мы подружимся, — заключила она.***
— Я так и не поняла, ты к родителям-то в итоге съездил? — поинтересовалась Гортензия, разливая глинтвейн. Себе она наполнила пузатую стеклянную чашечку чрезвычайно изящного вида, в которой при ближайшем рассмотрении Скрудж узнал семейную реликвию, к которой мама испытывала какой-то особенный трепет; самому Скруджу досталась очень надёжного вида глиняная кружка. Не потому что у сестры не нашлось чего-то такого же изящного и утончённого, просто МакДак так привык. Несмотря на то, что сейчас мог позволить себе иметь хоть хрустальную посуду, пользовался он обычной, часто даже не самой качественной керамической. Наверное, она внушала ему какую-то уверенность в завтрашнем дне гораздо лучше, чем справлялись бы с этим сервизы, меняющиеся на дню по десять раз. А может дело было в банальной привычке. Не распивал же он в свою юность пятизвёздочный коньяк из специальных стаканов на заднем дворе школы. Разумеется, новоиспеченные подростки баловались исключительно дешевым пойлом и исключительно из дешевых кружек. — Съездил, — нехотя ответствовал селезень, обхватывая чашку ладонями и блаженно замирая, наслаждаясь пряным ароматом и теплом. Да, такой глинтвейн умела варить только мама. И Гортензия. — Ну говори же, мне что, каждое слово из тебя тянуть? — уселась напротив сестра. Скрудж посмурнел. — Даже не знаю… — он хмуро водил пальцем по краю кружки, перебирая какие-то мысли у себя в голове. — Они как-то… Постарели, что ли… Гортензия вздохнула, подавив в себе желание вставить нечто, вроде «Скруджи, ты такой наблюдательный, прямо-таки капитан-очевидность». — А с отцом говорил? Всё по-прежнему? — Горбатого могила исправит, — сердито огрызнулся гусак. — Скрудж! Он отмахнулся. — Я… — он сглотнул, собираясь с мыслями. — Я приеду к ним ещё. Немного позже. Матильда — солнышко, — внезапно он улыбнулся. — Ты знаешь, никогда не думал, что девочки могут быть такими сообразительными. — Эй, — притворно возмутилась Гортензия, легонько пристукнув по столу. — Кто-то рискует остаться без глинтвейна! — Я, кхм, право, конечно, не это имел в виду, — в таком же притворном смущении стушевался Скрудж. — То-то же, — удовлетворённо кивнула утка. — Ты знала, что она собирается стать художницей? — Да, — с нежностью улыбнулась Гортензия. — У неё замечательно получается. Скрудж вздохнул. — Как много я пропустил… — Наверстаешь, братишка, — подмигнула сестра. — Прекращай самобичевания. В конце концов, ты же у нас не на песочке отдыхал вместо усердного общения с семьёй. — Так-то оно так, но… — Ой, прекращай, заевшая пластинка. Меняй давай тему. — Ладно, — легко согласился Скрудж. — Как твоё здоровье? — Вот зануда, — раздосадовано крякнула Гортензия. — Других тем нет что ли? Скрудж рассмеялся. — Око за око. — Зуб за зуб! — послышался вопль сверху и во второй раз за вечер в кухню влетели дети. Оба голосили, как два заправских индейца. — Кажется, я начинаю понимать, почему ты поселилась в такой глуши, — вздохнул Скрудж, зажимая уши. — Ни одно разумное живое существо не выдержит близкого соседства с этой парочкой. — Ты смотри, только недавно пришёл, а уже комплиментами сыплет в вашу сторону, — рассмеялась Гортензия, отобрав у Дональда лук, а у Деллы стрелы. — А ну марш в ванную, неандертальцы, — приказала она. — Это во что вы оба так перемазались, потомки Чингисхана? Гортензия погнала детей в душ, а Скрудж опять остался наедине со своими мыслями. — Фууу, мама, пусть Дональд плавает, это он хочет быть моряком! — А ты что же, мыться вообще не будешь, мой маленький пилот? — Только по календарным праздникам, — язвительно заметил Дональд своим странным скрипучим голосом. Послышался плеск и неразборчивое кряканье. Скрудж вздохнул, отпив из своей чашки. Спустя какое-то время вся троица вышла, и, погасив свет в ванной, Гортензия голосом опытного главнокомандующего приказала: — Туземцам в постели, иначе завтра вместо праздника кто-то будет убираться в своей комнате. — Ну маааам! — Не мамкать, — ничуть не смутившись, продолжила Гортензия. — Всё завтра. Кыш, я сказала. Чтобы, когда я поднялась, оба блаженно похрюкивали во сне. Приказ понятен? — Так точно, — уныло ответствовали близнецы и не менее уныло поплелись наверх. Гортензия вернулась на кухню. Скрудж оглядел её с головы до ног, приметив потяжелевшие веки, слегка сгорбленную спину и в целом осунувшийся вид. Утка тяжело опустилась на этот раз уже в кресло и тоже вытянула ноги, придвинув ближе чашку с глинтвейном. — Гортензия, тебе действительно нужно хорошенько отдохнуть, — осторожно заметил Скрудж, на всякий случай придвигая к себе свою чашку с ароматным напитком. — Пустяки, — отмахнулась утка. Скрудж встал и, обойдя стол, присел напротив неё на корточки, осторожно взял ее ладони в свои. — Гортензия, — позвал он. Она посмотрела на него и внезапно у блестящего оратора ком встал в горле. — Я… Я волнуюсь. Правда. Дети — это прекрасно, но… Нельзя же так пренебрежительно относиться к своему здоровью. Я же вижу, что тебе действительно тяжело, почему ты не позволяешь помочь? — Обними меня, самый лучший брат, — внезапно попросила Гортензия. Скрудж, пусть и имел некоторые сомнения насчёт этого заявления, противиться не стал, с большим удовольствием заключив сестру в объятия. Гортензия прижалась к нему всем телом, как маленький ребёнок, ищущий понимания и утешения, любви и ласки. Скрудж просто сидел рядом в кресле и с трепетной заботой поглаживал сестру по голове и спине, надёжно прижимая к себе второй рукой. — Цветочек, — позвал он, как когда-то в детстве. Для него, взрослого и повидавшего жизнь в не самой её лучшей ипостаси, селезня, зачерствевшего от долгого отсутствия рядом близкого человека, которому он был бы небезразличен, это обращение вылетело на удивление легко, как-то само собой, не дав успеть о чём-либо задуматься. — Ты всегда можешь на меня положиться. Что бы не происходило, ты абсолютно всегда можешь прийти ко мне. Тебе не обязательно строить из себя сильную и независимую утку. — Я и не строю, — обиженно булькнула она ему в бок. — Разумеется, — кивнул Скрудж, прикрыв глаза. Про себя он думал о том, что состояние сестры — очередной невежливый тычок от реальности, которая как будто сама намекала, посмотри, мол, в кого ты превратился. Тебя всё это время интересовали только деньги, посмотри, чего это твоё эгоистичное желание с якобы благими целями стоило этому бедному дитя. — Разумеется… Разве после этого он имеет право называться лучшим братом?..