На следующий день
Студенты заселялись обратно чуть ли не с утра, чтобы успеть подготовиться к завтрашнему дню в академии, по которой они изрядно соскучились, находясь в подаренном Старателем лесу. Иида, Яойомомо и Деку делали уроки и доделывали то, что нужно было сдать еще два дня назад — в день, когда состоялся поход. Кода с несчастным видом сидел на диване и играл со своим белым кроликом, который сидел у него на коленях. У зверька мило дергался носик, а уши, прежде всегда расположенные вертикально, стали вяло и грустно свисать вниз, словно кролик улавливал подавленное состояние своего хозяина. Последнему было грустно, потому что он больше не мог общаться с животными, и ему было страшно: он боялся Энджи Тодороки, который теперь для него стал не героем и примером для подражания, а суровым, беспощадным и крайне жестоким тренерам, не терпящим неудачи со стороны новобранцев, если их можно было так назвать. В тот день все на короткий период времени стали Шото, а последний упустил шанс трезво оценить поступок отца и позволил гневу захватить разум вместо того, чтобы грамотно изложить Старателю его неправоту. Но никто и виду не подавал о том случае. Все отошли от пережитого, все успокоилось и вернулись к своей студенческой рутине. И, конечно, не стоило забывать, что теперь все стали шарахаться от вида пауков. Все, кроме мистера Я-Видел-Вещи-Пострашнее-Гигантских-Пауков. Его час преобразиться настал, и первым свидетелем из круга второго «А» должен был стать Серо, который, почти горя предвкушением, пошел с ним к барберу. — Волосо-бро! — весело кричал Киришима. — У меня скоро появится браток по волосам! Каминари и Минета шутливо зааплодировали ему. Эйджиро так же шутливо поклонился им под добродушный смех одноклассников. — Поздравляем, Кири, — сказал Каминари. — Эй, Бакуго, — окликнула парня Джиро. — Я думала, что это ты ему «бро». — Отвянь. Кьёка лишь посмеялась, а потом достала телефон и залезла в Инстаграм Бриджины Сьозьо (учиться женственности, напоминаю). Там появилось видео, где высокая девушка-модель, одетая в рубашку и облегающие треники с кем-то играет в теннис. Ее движения наполнены грацией, необъятная грудь вздумается, когда она отбивает ракеткой мяч. В конце она озаряет оператора белоснежной улыбкой, снимая с себя козырек и взлохмачивая свои шикарные золотистые волосы. Тысячи лайков и комментариев. «Теннис — мой любимый вид спорта, — было в описании видео. — А какой у вас?» — Интересно, — сказала между тем Хагакурэ, — а Канхьо пойдет новый цвет? Мина быстро представила красноволосого Канхьо. То есть попыталась, потому что было очень сложно вообразить его себе с яркими, дикими цветами, когда он вечно одевался в траурные цвета. Да еще и без характерной белизны в волосах. — Ну, — сказала Пинки, — как минимум с глазами будет хорошо сочетаться. — Это да, — сказала Асуи, — но вот только придется красить и брови, а они ведь обновляются каждые две-три недели, так? — Так, — сказал Иида. Он бы ни за что не стал показывать это, но ему самому было жутко интересно поглядеть на Реисэцу. Через пятнадцать минут открылись высокие двери — пришел Ханта. Слегка озадаченный Ханта. Губы были сжаты в полоску, глаза выражали холодность, какую пытаются сохранить гордые люди, даже если их смертельно обидели. Парень даже глазом не успел моргнуть, как перед ним столпилась орава из его одноклассников. — Эй, где Канхьо? — негодующе спросил Денки. — Ты ж сказал, что позовешь его к нам. Серо, не меняясь в лице, закрыл глаза и покачал головой, после чего двинулся вперед. Ничего не понимающие подростки молча пропустили его, провожая вопросительным взглядом. Даже Бакуго проявил интерес к этой, как он ранее выразился, «имбецильной» ситуации. — Тресните меня, — сказал Серо как-то нервно. — Тресните меня как следует если я еще раз соглашусь с ним на спор! Он сел, точнее, упал на диван и запрокинул голову, расставив руки по спинке мебели. Парень услышал множество приближающихся шагов, которые направлялись к нему. Кажется, его одноклассники сильно заинтриговались и им не терпелось узнать, в чем дело. — Чувак, — сказал Киришима, подсев возле него, — что стряслось-то? Выглядишь так, как будто ты продул спор, а не он. И да, где он? — Ушел домой, — сказал Серо, но уже спокойнее. — Сказал, что заказов на статуи накопилось много и их нужно выполнить до завтра. — А почему ты так расстроен? — спросил Токоями. Даже его причуда без его ведома выглянула, интересуясь происходящим. — Потому что... — Серо вдруг раздраженно вздохнул. Вернул голову в исходное положение, достал из кармана жакета телефон и открыл галерею, выставив вперед дисплей экрана с недавно сделанной фоткой. Даже внимательно приглядываться не пришлось, чтобы увидеть цвет волос Канхьо. — Он что, — неприятно удивился Иида, — обманул тебя?! — В том-то и дело, что нет, — сказал Ханта с какими-то смешанными эмоциями. — Я тоже надеялся, что увижу его с ярко-красными волосами. На фотографии был Канхьо в уже знакомой им черной футболкой с единственной белой снежинкой на левой стороне груди. Наледи на нем больше не было (по крайней мере на руках и лице), в левой руке он держал жестяную банку с холодным кофем. Он равнодушно смотрел в камеру телефона, но было в нем что-то другое, что создавало ощущение, что это и не он вообще: не было белых волос. Все-таки даже самые незначительные изменения в волосах меняют людей до неузнаваемости. — Немного не понял, — сказал Мидория. — Я тоже сначала ничего не понял, — с жаром и безумными глазами сказал Серо. — И я начал предъявлять ему претензии, мол, чувак, ты нарушил слово, мы договаривались, что проигравший перекрасится под Киришиму, а он такой типа «мы не уточняли, в какой именно нужно перекрашиваться». Едва он договорил последнее слово, Ашидо звонко захохотала. — Ну конечно! — сказала она. — Киришима же тоже от природы БРЮНЕТ! — А он воспользовался тем, что вы не уточняли цвет и ловко перетрактовал наказание для проигравшего на свой лад, — сказал Оджиро, вспомнив, как он однажды назвал Канхьо: «Хитрый лис». Сейчас это прозвище подходило ему как никогда раньше. — А в том, что он обвел меня вокруг пальца и при этом не халтурил — самое!.. — Он не мог подобрать нужное слово, чтобы описать свои чувства. Реисэцу не мухлевал, поступок не был таким невероятным, немыслимым, и Серо даже не знал, как на это реагировать. Парень бросил телефон на диван, снова запрокинул голову и закрыл лицо руками. — Мать твою за ногу! Откуда ж мне было знать, что он настолько прошарен! Барбер еще и поржал от души и отказался от оплаты, сказав, что за время его работы такого еще не было и зрелище стоило бесплатной покраски. К тому же, он еще и перекрасился ВРЕМЕННОЙ краской! Представляете? Сказал, что мы также не уточняли, какой краской нужно перекрашиваться. Сейчас он, наверное, уже смыл ее с волос, пошел на кухню и пожрал, а теперь допивает десятую чашку кофе и работает, чтобы срубить неприлично много капусты! (Но мы-то с вами знаем, что он уже давно закончил работу и допивал уже двадцать пятую чашку, верно?) — Оставил тебя с носом, так сказать, — сказала Яойорозу, хихикая. — Только не говори, что ты на него сердишься. — Не сержусь, но мне почему-то трудно поверить, что он так ловко обошел свое фиаско, не нарушая правил. Киришима хохотал больше других. Кажется, что ему было уже не так обидно, что у него не будет «волосо-бро». — Надо отправить это Тецутецу, — сказал он. — Думаю, это даже лучше, чем если бы он был с красными волосами. Параллель будет лежать долго. — Очередная неожиданная выходка Канхьо? — послышался вдруг голос Тодороки. Парень стоял в проеме слева. — Я с вас удивляюсь, вы до сих пор не поняли, с кем имеете дело? От него следовало ожидать чего-то подобного. Все это время парень был на кухне, заваривая себе уже которую чашку чая, но на этот раз он задержался, растворяя в напитке леденцы (идея Йосецу ему очень понравилась) и лишь слушая рассказ Серо. Парень был одет в пижаму, которая для него в выходные одинокие дни в общежитии могла стать домашней одеждой. Он стал похожим на Эмброуза под домашним арестом в особняке Спеллманов. — Тебе ли это не знать, — сказал Каминари. — Вы с ним постоянно вместе тусуетесь. — И гостишь у него чаще нас, — сказал Минета. Тодороки молча направился к центру всех событий, делая глоток чая из полностью черной керамической чашки. — Он каждую перемену спускается попить кофе, — сказал он. — А я постоянно перекусываю. Так что мы вынуждены разговаривать. А также я никогда не был у него один: три-четыре раза с небольшой группой из вас. — Да, — сказал Шоджи, — но вы все же иногда бываете наедине. Как ты сказал, в столовой. Иногда появляется такое ощущение, что вы оба пытаетесь держаться подальше от нас, словно у вас какие-то общие темы для разговора. — Странные вы, ребята, — задумчиво сказала Очако. — И столько схожестей. Хагакурэ вдруг представила себе Реисэцу и Тодороки, танцующих и поющих «ведь ты как я, а как ты, мы как две капельки воды» и против своей воли захихикала. Да, как капельки воды. Или льдинки. — Кхм, нет, — сказал Тодороки, делая еще один глоток чая. — Я не отрицаю, что у нас с ним есть пару-тройку общих черт, но у меня в отличии от него нет огромных тайн. Нависло неловкое молчание. Все взгляды буквально впились в Шото. — Ты о чем? — спросил Киришима. Тодороки ненадолго опустил взгляд, вспоминая прошлое, а потом посмотрел на одноклассников: — Мидория, Иида, Урарака, вы помните тот первый день, когда мы с ним заговорили? Трое почти с идеальной синхронностью закивали. — Помните, что он говорил насчет своего заработка? — Статуи, — проговорил Иида. — Вот именно. — Глаза Шото запылали странной жаждой. — А теперь вспомните, что он рассказывал за игрой в УНО, когда у нас еще и была в гостях параллель. Канхьо в тот день много чего рассказал, так что не все сразу вспомнили его рассказ. — Он работал в приюте для животных! — сказала вдруг Яойорозу. — Именно! Тодороки положил чашку с недопитым чаем на стол и посмотрел на них с более серьезным взглядом. — Теперь вы видите? — спросил Тодороки. — Он явно что-то утаивает от нас. Какую-то важную информацию, и, если раньше он безупречно защищал эту тайну, то в какой-то момент эта защита дала осечку и он проговорился. Вы хоть понимаете, что мы о нем не знаем практически ничего? — Остынь, чувак, — сказал Каминари с небрежностью в голосе. — Да знаем мы о нем многое. Чего ты начинаешь подозревать всех подряд? — Да неужели? — спросил Шото. — Ну-ка расскажи мне все важное, что нам о нем известно. — Он хитрожопый! — раньше всех воскликнул Серо и вскочил с дивана. — Хитрожопее хитрожопого! Олицетворение хитрожопости! Хитрожопый до мозга костей и костей мозга! — Кофеманьяк, — сказал Иида. — Пьет литрами без вреда для собственного здоровья. — Управляет своим сердечным ритмом, — присоединился Мидория. Парню хотелось благодарно пожать руку Реисэцу: наконец появился еще кто-то странный, и Тодороки переключился на нем вместо того, чтобы выслеживать Мидорию. — Немного жутко. Яойорозу: Сирота. Бакуго: Вы — два брата-дегенерата. Каминари: То еще чудовище. Особенно когда злится. Шоджи: Вкусно готовит. — Нет! — сказал вдруг Тодороки. — Пропустите мелочи. Я сказал ТОЛЬКО ВАЖНЫЕ вещи. ВАЖНЫЕ. Например, мы только что узнали, что он умеет выходить сухим из воды, даже если он проиграл спор, обращая особое внимание на структуру предложения и находя в нем лазейки. И то, что он не подвержен губительному воздействию больших доз кофеина на свой организм. И все! Все, что мы знаем о нем можно пересчитать по пальцам. Он — человек-загадка, который никак не хочет, чтоб его разгадали, а это означает то, что я уже сказал: он что-то скрывает от нас, и очень не хочет, чтобы правда всплыла. Мы банально не знаем, какая у него слабость из-за причуды. Замерзание одежды и его неизлечимая метеозависимость не считаются. И прежде чем они стали вспоминать «важное», их вдруг отвлек от «важного» дела какой-то звук: уведомление, которое пришло Киришиме. Парень как бы мимолетно посмотрел на пришедшее сообщение, думая, что это какая-нибудь навязчивая реклама, но увиденное зацепило его: ему писал Канхьо, и он прислал странное фото. Открыв мессенджер, Киришима взглянул на фотографию. Зрачки сузились от ужаса, из-за чего остальные столпились вокруг него. — Вот черт, — испуганно пробормотал он. — Вот черт вот черт ЧЕРТЧЕРТЧЕРТ! На фотографии был пол, залитый кровью. Девушки взвизгнули и подались назад, парни стояли, как вкопанные. Киришима стал писать:чел, что это?
что за нахрен?!
мужик, ОТВЕТЬ! ЧТО С ТОБОЙ СЛУЧИЛОСЬ?!
... мне очень плохов смысле тебе плохо?
У Киришимы от страха и волнения вспотели руки, и бог знает, как он не допускал ошибок в такой спешке. Другие стояли возле и сзади него, смотря на дисплей.что вообще произошло?
ты поранился???
сильно???
ОТВЕТЬ!!!
руки трясутся от страха... трудно писать Киришима быстро свернул окно сообщений и зашел в контактах. Выбрал Канхьо, позвонил ему, скрестив пальцы — ничего. Снова — то же самое, как и в третий раз. На звонки Ииды и остальных он тоже не отвечал.возьми трубку!
АЛО!
черт, дело дрянь. Канхьо!
И от последнего сообщения у всех похолодело в желудках: все... в глазах темнеет...не могу произнести ни слова я сделал нечто такое, чего нельзя исправить — СКОРАЯ?! — Киришима вопил в трубку, как истеричка. — СКОРАЯ?! ЧЕЛОВЕКУ ПЛОХО! ШЕСТНАДЦАТЬ! ХРЕН ЕГО ЗНАЕТ, У НЕГО КРОВОТЕЧЕНИЕ! БЫСТРО! СРОЧНО! — У него заплетался язык и он кое-как связывал слова. От паники он не мог вспомнить адрес Канхьо, пока Яойорозу не напомнила ему. Студенты стояли на ватных ногах, им оставалось лишь смотреть, как Киришима вопит в трубку. Канхьо жил слишком далеко, и они могли бы не успеть к нему.я вызвал бригаду скорой. ты рили с собой что-то сделал.
И тут Киришима на какие-то жалкие мгновения захотел его придушить: Канхьо прислал новую фотографию, на которой была деревянная разделочная доска. На последней лежал наполовину разрезанный гранат, насквозь проткнутый ножом с черной рукояткой. Напряженные и напуганные студенты как по команде стали хохотать, а у Киришимы, у которого глаза полезли на лоб, заплетался язык и багровело лицо, особенно от текста к фотографии: я убил гранатик — С ХЕЛЛОУИНОМ ТЕБЯ, КИРИШИМА! — завопил Минета. — ОН ЗДОРОВО НАС ВСЕХ НАПУГАЛ! Но Киришима не слышал его слова и смех. Он был в жуткой истерике.ТЫ НОРМАЛЬНЫЙ НЕТ?!
Нет.ГРЕБАНЫЙ ПИПЕЦ! НАС ЧУТЬ ИНФАРКТ НЕ ХВАТИЛ!
СЕЙЧАС ЖЕ РЕБЯТА ИЗ РЕАНИМАЦИИ МЕНЯ УБЬЮТ!
НЕФИГ ТАК ПУГАТЬ!
У МЕНЯ СЕЙЧАС СЕРДЕЧКО ХРЕНАЧИТ БУДТО Я ГРЕБАНЫЙ МАРАФОН ПРОБЕЖАЛ! ОХРЕНЕТЬ КАК ВЕСЕЛО!
МЕНЯ АЖ ВЫНЕСЛО И ЗАНЕСЛО ОБРАТНО!
Теперь все смеялись над комментариями Киришимы. Каминари приободряюще похлопал его по спине, а потом их внимание привлекло новое сообщение: Теперь мы квиты, Кири.че?..
— Он мстит тебе за ту сраную фотку, придурок, — вякнул вдруг Бакуго. Синяки еще не сошли, но зато от ледяного шрама ничего не осталось. — За ту, где он — баба. Киришима посмотрел на него непонимающими и все еще напуганными глазами, а потом, пока Яойорозу отменяла вызов и придумывала небылицу для отмазки, Эйджиро решил снова написать Канхьо:чувак, только не говори, что это ты мне за ту фотку
Ладно, не буду.То есть я угадал?
Да.НУ НИХЕРА СЕ ТЫ ЗЛОПАМЯТНЫЙ!
Что правда, то правда. Больше Канхьо ничего не писал. И Киришима тоже. Все успокоились, вызов отменили (Яойорозу наплела всем, что Канхьо нашли и исцелили с помощью причуды) и Киришима начал медленно приходить в себя. — Список пополнился, — сказал Каминари, — он еще и злопамятный и мстительный. — О, я тут что-то вспомнил, — сказал Серо. — Когда мы с ним шли к барберу, я предложил ему выпить по банке энергетика, на что он ответил, что если выпьет хоть глоток, то потеряет сознание. Все приняли такое выражение лица, словно им только что сказали какой-то бред. — Звучит странно, да, — стал защищаться Ханта, — но, по его словам, кофеин и энергетик плохо сочетаются, и он мгновенно вырубается. Причем надолго. — Это все мелочи, опять, — сказал Тодороки, который, находясь под воздействием чая, совсем не поддался панике. — Мы знаем о нем только незначительные подробности — осколки знаний, которые никак не сложить без недостающих фрагментов... И я попытаюсь достать их. — Ты кое-что упускаешь, — сказал Минета с нехарактерным для него умным выражением лица. — Причем это «кое-что» — самое важное. Тодороки изогнул бровь и спросил: «И что же?» — Вспомни откуда он родом, — сказал он, с важным видом садясь на диван. — Он родился и вырос в Ятоми, а все ятомцы в той или иной степени прибабахнутые, как ты уже знаешь, это у них в крови, только наш ятомец вдобавок еще и чрезвычайно умен и хитер. — И причем тут этот сраный город? — буркнул Бакуго. — Ты не помнишь рассказ Янаги? — спросил парень. Бакуго закатил глаза. — Капец ты идиот. Проклятия, призраки и прочей подобной срани не существует. Ятоми такой, потому что так получилось, а не из-за того, что там кто-то сдох. — Но это факт. — Откуда бы он ни был, — гнул свое Тодороки, допивая чай, — я собираюсь узнать, почему он скрывает свою прошлую жизнь в Ятоми. Ятоми давно прославился мировой столицей убийств, которые нередко сопровождались пытками. Витавшая там аура, если верить рассказам, пропитана чем-то странным, жутким, опасным, — призраком Точиру, который даже будучи мертвым продолжает творить злодеяния и мистическим образом влияет на жителей, в особенности на сознания студентов геройских факультетов, побуждая их встать на сторону зла и совершать самые ужасающие преступления. С годами злодейские черты в людях обостряются, Сэикенко заставляет их разъезжаться по стране, миру, и продолжать свои злые дела уже на новом месте, и это именно то, что выделяет злодеев среди всех остальных. Исходя из этого можно прийти к логичному умозаключению: Ятоми в последние годы стал родиной почти всего мирового зла. Люди уезжают оттуда. Спасаются, если называть все своими именами, и спасают будущее нового поколения. Но даже так клеймо Ятоми остается на них, навсегда, и они распространяют ауру зла, словно какую-то невидимую инфекцию. Реисэцу...