Академия героев. Эволюция

      Скорая помощь приехала незамедлительно, чтобы забрать бездыханное тело Реисэцу и накрыть в больнице простыней с ног до головы. Бернард Тома рыдал, как и его подчиненные, когда их забирали в участок.       Тодороки встряхнул головой, чтобы выкинуть из нее негативные мысли. Шокированный, как и Киришима, он не удержал Канхьо, и теперь он, валяясь на мраморе, бился в бешеных конвульсиях, словно через его тело непрерывно пропускали высоковольтные разряды тока. Глаза были широко раскрыты, рот был плотно сжат. Руки, сжимаясь и разжимаясь, хаотично бились об пол, как и ноги. Торс мотало, словно внутри находилось нечто живое, яростно пытающееся проломить решетку ребер и разорвать все ткани, чтобы поскорее выбраться на волю.        — ЧЕРТ! — не своим голосом заорал Киришима, хватаясь за голову. — ЧЕРТ! ВОТ ДЕРЬМО! И ЧТО НАМ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ???!!!       Каминари и Тодороки быстро опустились на колени и прижали руками тело одноклассника. Эта судорожная и абсолютно бессмысленная попытка остановить тряску не дала никаких результатов. Тецутецу и Йосецу смотрели на обслуживающий персонал: женщины и несколько мужчин упали в обмороки, но теперь уже по-настоящему. Те, которые не отключились, стояли, словно вкопанные, с призрачно-бледными лицами.        — ЧЕГО СТОИТЕ?! — рявкнул на них Эйджиро. — СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ!!!       Звуками ломающихся сервизов наполнился воздух. Истеричный крик Киришимы вывел некоторых из ступора, и теперь они, позабыв о дурацких чашечках и чайничках на подносах, бросились к ним на помощь, роняя посуду, словно ненужный мусор. Бернард Тома — будущий убийца и подлежащий депортации в лучшем случае — был ни жив, ни мертв. Он прекрасно понимал, что в обозримом будущем он потеряет не только престиж ресторана, но и его самого: правительство Японии не оставит это дело просто так, снесет строение как можно скорее, а земля перейдет ко власти. Неисчислимое количество вариантов развития событий сменяли друг друга, один ужаснее другого, и мужчина, движимый паникой, неуклюже спрыгнул с кресла, едва не упав, и, с удивительной для его телосложения скоростью прополз под столом.        — ЮНАША! — завопил он. — КТО-НИБУДЬ! ВИЗАВИТЕ ВРАЧА! НА УЛИЦА! НА ВОЗДУХ! ВАДА-А-А-А-А-А-А!!!       Ноги запутались и он упал на колени, более не в силах встать из-за глубочайшего потрясения. Чуть ли не плача он слушал, как конечности пострадавшего бьются об пол и как кричат парни.       Но внезапно все стихло.       Канхьо перестал дрожать так же резко, как и начал. Голова была повернута чуть влево, глаза стали медленно закрываться, а плотно сжатые губы наконец разжались, открывая малюсенький обзор лишь не передние верхние резцы. Ноздри больше не шевелились. Тодороки почти рухнул на колено, расстегнул молнию на рукаве кожаной куртки, стараясь не уколоться шипом, задрал рукав и прижал к запястью свой безымянный палец, как когда-то это сделала Полночь.       С бесцветными от страха лицами другие смотрели, как бледнеет лицо Шото.        — Пульса нет... — сиплым голосом сказал он, вставая на шатающихся ногах. Казалось, он вот-вот рухнет на оба колена. — Нет...       Черная толпа собралась у стола, глядя на происходящее. Тома не решался встать, беспомощно смотря пустым взглядом в пол и упрямо отгоняя навязчивую мысль, что он погубил чью-то невинную жизнь.       Интересно, а если Айзава узнает об этом, то он будет мстить?       Поддаваясь невидимой силе коллективного мышления, пятеро подростков повернулись лицами к двери — они не желали видеть бездыханное тело Реисэцу. Пожухшие от шока головы не смели смотреть вперед, пытаясь переварить произошедшее. Первое, что приходило им на умы, это то, что много кто останется без своих ледяных скульптур. И еще кто-то из класса «А» не получит подарок.       Французы смотрели на подростков сочувствующими, напуганными глазами. Киришима, плотно закрыв глаза и сжав губы, запрокинул голову, тряся кулаками на уровне лица. Парень мычал, очевидно, стараясь сдержать свои чувства и «любезности», которыми он хотел поделиться со всеми присутствующими. Тецутецу и Йосецу растерянно смотрели на него, пока Тодороки и Каминари, так же донельзя озабоченные и рассерженные, старались угомонить Киришиму, который вот-вот должен был взорваться.        — Бонжур.       Они подпрыгнули от испуга и молниеносно повернулись назад. Канхьо, еще секунд пять назад валяющийся остывающим телом, стоял перед ними как ни в чем ни бывало, застегивая молнию на рукаве. Он спокойно смотрел на напуганных студентов, но теперь его взгляд, казалось, стал гораздо мягче, даже добрее.        — Пффффхх-А! — вырвалось наконец у Кири и он с сумасшедшими глазами ринулся к однокласснику, схватив его мертвой хваткой за плечи.        — ЧУВА-А-А-А-А-А-А-А-К!!! — визжал парень каким-то неестественным визгом. Его сильные руки бешено трясли Канхьо. — ДА ЧТО ЧЕРТ ВОЗЬМИ С ТОБОЙ НЕ ТАК???!!! КАКОГО ХЕРА СЕЙЧАС ПРОИЗОШЛО???!!! ТЫ ЖЕ МАТЬ ТВОЮ ТОЛЬКО ЧТО ВАЛЯЛСЯ ДОХЛЫЙ!!!       Парень перестал трясти одноклассника, но не отпустил. Он по-прежнему сжимал его плечи, смотрел на него снизу вверх глазами умалишенного и тяжело дышал в горло. Канхьо же, однако, не терял своего холодного выражения лица. Он спокойно разжал кулаки одноклассника (благо не укрепленные) и, оглядев остальных обалдевших произошедшим людей, бесстрастным голосом изрек:        — Мой организм адаптировался к этому кофе очень быстро, но я все же продолжал испытывать нагрузки на сердце, хоть и не серьезные.        — Так на кой черт ты разыграл этот спектакль со смертью?! — взвизгнул Йосецу.       Реисэцу смотрел на него. Смотрел молча, почти гипнотически, не выражая совершенно никаких эмоций, а потом...       А потом он молниеносно повернулся к ним спиной и зачем-то стал держать кулак у рта, словно держал воображаемый микрофон, и издавал какие-то подавляемые звуки...       Невозможно.       Нет, этого просто НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!       Он СМЕЕТСЯ! Реисэцу, черт возьми, УГОРАЕТ!        — Простите, — сказал он несвойственным ему       (МАТЕРЬ БОЖЬЯ ОН СМЕЕТСЯ!!!)       голосом, — не удержался и решил пошутить. — Он повернулся к ним, уголки губ искажала едва заметная ухмылка. — Я нарочно бился в конвульсиях и на несколько секунд остановил свой сердечный ритм, задержав дыхание, а потом стал прислушиваться, что вы скажете или сделаете. Знаю, это было очень жестоко, но я уже попросил прощение за это, верно?       На него молча пялились несколько секунд, а потом на какое-то мгновение все рухнули на пол с досадным «Ох...», подняв в воздух ноги (аниме-стилистика, не забываем).        — Иногда мне хочется дать тебе по роже! — хриплым голосом сказал Киришима. — Но потом я вспоминаю, что я не хочу умирать и меня отпускает.        — Он умеет смеяться?! — взвизгнул Йосецу, явно припозднившись реагировать. — Охренеть, теперь я точно видел все.       Канхьо посмотрел теперь на толпу французов и на Бернарда, который уже не выглядел напуганным, но и не выглядел счастливым. Каминари, будто прочитав мысли одноклассника, вышел перед всей толпой, приняв немного неловкое, виноватое выражение лица.        — Вы уж извините нашего друга за его мрачный розыгрыш. Серьезно, у него настолько черное чувство юмора, что любой полицейский просто задушили бы его шутки... ха-ха...        — Реисэцу-сан, — дошел до них дрожащий голос Бернарда. Посмотрев на него, они увидели на его лице отчаянное отрицание. Отрицание произошедшего. — Как такое вазможна... ви випить столька Абсалютний кофэ, но вижить...        — Хотите второй раунд? — спросил Канхьо.        — НЕТ!!! — в один голос закричали все присутствующие. От эха пошатнулись стекла, а в ушах стало звенеть.        — Не-не-не, чувак, — сказал Каминари, подчеркивая свой категорический отказ жестами. — Мы выиграли, — этого мы и хотели, и ты выиграл пожизненные запасы кофе, хотя он тебе вряд ли пригодится. Ты только что выпил его на три жизни вперед.       Реисэцу небрежно махнул рукой.        — Ерунда. Мне этого хватит максимум на день.        — На день! — воскликнул Тома, еще больше распахнув глаза. — Литри Абсалютнава кофэ на АДИН ДЕНЬ!       Мужчина сначала тщился подняться с колен, но от новости тут же рухнул. Тецутецу сообразил подбежать к нему, чтобы помочь встать.        — Эта пакаление проста нивераятнае, — сказал он с таким выражением лица, будто сам не мог поверить в сказанное.       Тецутецу, желая хоть как-то разрядить гнетущую атмосферу, которая воцарилась после жестокой шутки Канхьо, усмехнулся с хорошо наигранным весельем.        — Если Реисэцу говорит, что перепьет кого-то в кофейном состязании, то он это обязательно сделает. — Потом он, заглядывая мужчине прямо в лицо, сказал более серьезным тоном: — Реисэцу такими вещами не шутит.       Он на это ничего не ответил. Взгляд отвернулся в задумчивости, а потом, успокоившись, он с какой-то тревожной улыбкой посмотрел на победителя, но на этот раз более выразительно:        — Маи паздравления, Реисэцу-сан. Ви — первий, кто сумел меня адалеть в маей же игре, и я сдержу свае абещание. Будьте уверени, что мой кофэ вам будут видавать в том каличестве, какой ви папросите, и абсалютна бесплатна. А что касается рестарана, то я вас заверить, что к празднику все будет гатова.        — Хорошо, спасибо, — сказал Канхьо, а потом посмотрел на одноклассников. — Кажется, пора сообщить всем, что место уже найдено.       Йосецу достал телефон и начал быстро строчить сообщение. Каминари последовал его примеру.

Через какое-то время

      Реисэцу наружный вид ресторана показался слишком скучным и аскетичным, а потому, решив задержаться, воспользовался обещанием Томы, что ресторан будет в их полном распоряжении. Спустя недолгое время возле источников света стояли ледяные гирлянды кристаллических форм, в которых эффектно переливался свет; над каждым входом было по одной крупной снежинке изо льда, и прочие самые незамысловатые узоры, которые, по мнению парня и остальных, смотрелись бы очень даже неплохо. Один из таких узоров стал обрамлять каждую тропу, а по форме они напоминали дуги, под которыми «росли» подобия хрустальных роз.       С передним двором было покончено, теперь оставалось лишь приукрасить задний, который был похож на минипарк, но как только Канхьо засобирался войти внутрь, он услышал где-то неподалеку яростный вопль Кацуки:        — ДЕКУ! МАТЬ ТВОЮ! ВЫРУБИ ЭТУ ХРЕНОТЕНЬ! ПЕРЕСТАНЬ НАСИЛОВАТЬ МОИ УШИ!       Не прошло и десяти секунд после ора, как уши парня стали явственно улавливать странный шорох трущихся друг об друга       (шурх-шурх-шурх-шурх)       утепленных штанов. Еще через мгновение за решетками забора стали маячить тени, которые, выстроившись в очередь, шли к открытой калитке.       Первым вошел Иида, одетый в темно-синюю куртку, капюшон которого был накинут ему на голову. Зайдя внутрь, староста класса «А» удивленно вытаращил красные глаза, смотря на здание с неподдельным изумлением.        — Здесь?! — воскликнул он, улыбаясь с детским восторгом. — Мы будем праздновать Новый год здесь?!        — Не только праздновать, — сказал Реисэцу, с невидимым упоением наблюдая, как лицо одноклассника становится радостнее. — Вы тут еще будете обмениваться подарками.       Тенья хохотнул, а Канхьо посмотрел сзади него. Там парни и девушки, одетые в шапки, куртки, пальто, дубленки, шарфы и прочие зимние одежонки рассматривали строение и явно выглядели удивленными.       Кроме двух девушек.       Кендо выглядела какой-то грустной, а Шиозаки пребывала в омуте тревожных раздумий. Обычно безэмоциональная девушка сейчас выглядела какой-то напуганной и шокированной, словно она увидела нечто ужасающее.        — Дарагие друзья! — послышался голос Бернарда, который возник возле Канхьо. Хоть он и пытался не подавать виду, он заметно дрожал от холода. — Дабро пажалавать в «Cuisine paradisiaque». — Он произнес название заведения с максимальным изяществом и красотой французского, но дрожь и стук его зубов немного испортили запланированное впечатление. — Прашу прайти внутрь, на улице холадна, я не хатеть, чтоби ви забалеть.       Войдя за карликом внутрь, французы по команде официанта с усиками ступили к ним помочь снять верхнюю одежду. Бакуго изначально хотел накричать на Гая, который имел неосторожность стянуть с него пуховик, но Киришима многозначительно оддернул его. Подавив в себе злость, Каччан сдался.        — Ну как вам? — спросил Йосецу и Хирю Рина.        — Просто фантастика, — ответил он. — И на какую такую сумму он согласился забронировать для нас это место?       Йосецу сначала хотел сказать все как есть, но внезапно на него снизошло вдохновение и он, резко приняв жутковато-серьезное лицо, сказал:        — Ценою одной невинной жизни.       Рин оторопел.        — То есть?!        — Расслабься, — со смехом сказал Авасе. — Потом объясню, это был полный джинглбеллс. Мы чуть было не поседели.       Пока они разговаривали, Тецутецу успел приметить Кендо и Шиозаки. Быстро подойдя к старосте класса, он, дождавшись, пока они отстанут ото всех, спросил, что не так. В ответ девушка попыталась отмахнуться, но ничего толкового у нее не вышло.        — Просто... — сказала она. — Знаешь же, он любил французскую кухню.        — «Он»? — удивился Тецутецу, а потом вмиг понял, кого она имеет в виду. — А, он. Забудь уже о нем. Ты же знаешь, что просто зря накручиваешь себя. Будет немного неловко, если ты будешь грустить в такой праздник. И вообще, — он посмотрел на девушку с волосами из терниев, — почему она такая напуганная?       Кендо взглянула вслед удаляющейся Шиозаки, а потом произнесла:        — Опять посмотрела на те корейские картины.        — Это которые? С адом?        — Да.       Парень невольно сжал руки в кулаки.        — Знаешь, мне кажется, она здорово искалечит свою психику, если продолжит в том же духе. Я совсем не понимаю, почему эти картины гуляют в свободном доступе. От них же вреда больше, чем пользы.        — Она говорит, что каждый должен посмотреть это, чтобы у всего человечества были знания, что́ их ждет после смерти.        — Но так ведь дьявол останется без работы, — пошутил Тецутецу, и не зря: Кендо звонко рассмеялась, а парень был рад, что вывел ее из грусти. Ицука, всё еще смеясь, пошла вместе с парнем дальше.        — А если честно, — сказала она потом, — место действительно чудесное. Я просто дождаться не могу того вечера, когда мы будем здесь веселиться и дарить друг другу подарки.        — Я тоже, — охотно согласился Тецутецу. — Мы так зажжем в этом месте, что будем вспоминать еще долго.       Они очутились в зале, где происходила перепойка. Разделившись на группы, они исследовали место, явно предназначенное для богачей. Джиро же, нарочно отойдя в уединенное место, внимательно изучала одно видео в инстаграме Бриджины Сьозьо. На нем девушка пела, и не какую-то там новогоднюю песенку, а исполняла отрывок из песни «Innocence» от Аврил Лавин. Девушка в этом коротеньком видео демонстрировала не только свой потрясающий и чарующий голос, но и безупречное произношение английского. А внизу, в описании, она благодарила своего старшего брата за уроки вокала и поздравляла всех с наступающим Новым годом.        — Джиро! — позвал ее голос Яойорозу.       Она испуганно взметнула голову и стала оглядываться.        — А, да?        — Давай к нам, — пригласила ее Урарака. Она стояла вместе с Яойорозу, Ашидо и Токаге. Девушки стояли в странных позах, позируя перед невидимой девушкой, и Джиро смекнула, что ее приглашают пофоткаться.       Хагакурэ, весело смеясь, делала фотографии. Девушки игриво позировали, представляя себя моделями, а потом и вовсе начали кривляться, как только в кадр попал Ханта, который, закатив глаза, высунул язык. После нескольких снимков девушка стала подходить к разным группам людей и, окликая их, делала их снимки.       Каччан, который держал Изуку за воротники, гневно смотрел в объектив. Деку же приветственно поднимал ладонь, улыбаясь.       Йосецу держал телефон, показывая какую-то фотографию Цубурабе, Фукидаши и Тецутецу. Все четверо удивленно пялились в камеру.       И пока девушка запечатлевала остальных, Тодороки неспешно шел к дверям. С обеих сторон мраморной сцены проходили коридоры. Левая вела к лестнице, по которой можно было подняться на второй этаж. Правая заканчивалась тупиком, в котором аккуратно была встроена железная дверь, верхняя половина которой состояла преимущественно из двухслойной стеклянной мозаики, фрагменты которой имели всевозможные геометрические формы.       Она вывела его на задний небольшой парк. Тропа, шириной в два метра, состояла из больших плит, которые из-за подземного подогрева были совсем ненормально свободными в отличии от лужаек с елями, щедро укутанными пушистым и искрящимя на свету снегом. По краям тропу украшали ледяные узоры, а оглянувшись на дверь, Тодороки заметил над ней большую снежинку, в которой красиво играл свет.       Канхьо был впереди — стоял спиной к Тодороки и сосредоточенно высекал из глыбы льда форму, которую он видел у себя в голове. Перед ним стоял небольшой трехэтажный фонтанчик, который в такое время года не изливался водой. Грациозные замороженные волны изысканно обрамляли кольца фонтана, а на верхушке, согнувшись дугой, красовался маленький ледяной дельфинчик.       Тодороки пошел в его сторону. Тропа где-то к середине его пути начинала расходиться строго вправо и влево более широкими ответвлениями, на которых уже стояли летние скамейки. В углах между разветвлениями стояли ледяные столбы формы, какие они могут иметь только в голове у Реисэцу. Гладкие, несколько сужающиеся к верхушке, на которой красовались огромные ледяные бриллианты. Облака, ненадолго расступившись, показали полную луну, чей серебряный свет ложился на снегу и льду и создавал непередаваемой красоты атмосферу зимы. Свет преломлялся в ромбовидных гранях бриллиантов, и Тодороки даже остановился, чтобы сфотографировать это чудо и полюбоваться ею. Надолго задержаться не удалось: парень вышел на улицу, не одевшись, а на улице было непривычно холодно. Но Тодороки, невзирая на мороз, шел к Канхьо.       Для него он стоял далеко за определениями «одноклассник», «товарищ», «друг» и даже за «близкий друг». Рей Тодороки всегда очень не хватало смелости и дерзости, чтобы защитить своих детей от их же отца, а Реисэцу, можно сказать, был живым воплощением всех недостающих женщине качеств. Вдобавок он тоже — хоть и очень нечасто — мог проявить нехарактерную для него нежность, заботу и сочувствие, — те качества, которые странным образом идеально гармонировали с хладнокровием, и о которых знал только Шото.       Как бы странно это ни звучало, Реисэцу был для Тодороки чем-то вроде матери, так что было совершенно естественно и логично, что парень так быстро нашел с ним общий язык и что его тянуло к однокласснику. Последний совершенно не возражал и никогда не давал повода, что ему неприятна его компания. Можно даже сказать, что он выражал холодное радушие, и Тодороки неожиданно для себя обнаружил, что ему жить стало спокойнее. Но...       Чего уж молчать. Канхьо все еще оставался до чертиков жутким и непредсказуемым — змеей. Именно змеей, и один лишь Тодороки знал (что уже неудивительно), что такое сравнение символически правильное.        — Это было рискованно, — решил завязать разговор Шото, вставая возле него.        — Ты о чем? — спросил Канхьо, не отводя внимательного взгляда от своего творения, словно он искал в нем изъяны.        — Про то соревнование. И про шутку.       Реисэцу едва пошевелил пальцем, и верхний плавник дельфина сбросил мелкий клубок дыма, однако различий Шото не заметил.        — Я уже сказал, что почти сразу адаптировался к таким дозам, — сказал он, и только потом взглянул на него. — А тебе, между прочим, следует одеться.       Тодороки небрежно покачал головой, показывая, что это неважно, только потом заметив, что Канхьо не советует ему использовать огонь.        — Ты подумал над моими словами? — спросил Реисэцу.        — Подумал, — был ответ, и Шото не солгал.        — Но ты все равно не собираешься принимать свою половину, я прав?        — Давай не будем об этом, — сказал он спокойно, но настойчиво.        — Как хочешь, — пожал плечами Реисэцу, — но запомни, что однажды может настать день, когда тебе придется положиться на другую сторону.        — Я сотни раз справлялся с проблемами благодаря маминой силе. — Он недолго помолчал, а потом решил сменить тему: — А вообще, я хотел у тебя спросить: когда ты улетаешь?       Глаза Канхьо округлились, а потом он досадно вздохнул.        — Черт, совсем забыл купить подарок бабушке. Рейс назначен на четыре ночи. До этого момента я уже должен закончить с заказами, поставить елку, нарядить ее и успеть украсить квартиру. А я вместо этого торчу здесь. О, и линзы. Надо потом срочно купить темно-карие контактные линзы.        — Это еще зачем? — изумился Тодороки.        — Бабушка еще не знает, что мне глаза прожгло перцем, а новый цвет — тем более сияющий — она точно заметит и уж точно выудит из меня информацию, а если она узнает правду, то считай, что мы видимся в последний раз.        — Но ты ведь не сможешь вечно скрывать от нее правду.        — Ты уверен? — изогнул бровь Канхьо.       Тодороки промолчал, прекрасно зная, что Реисэцу это сможет, потом он сменил тему:        — Ты вернешься до одиннадцатого числа?        — Скорее всего, а что?        — Хотел пригласить тебя на свое семнадцатилетие.       К удивлению Шото, Реисэцу немного замялся и даже занервничал.        — Там будет весь наш класс, — сказал Тодороки, и Канхьо немного расслабился. — Наши и мои брат с сестрой. Если ты переживаешь насчет моего папаши, то можешь забыть о нем: он нас не побеспокоит. Отказы не принимаются. Вчера приехал мой брат, и он хочет с тобой познакомиться. Думаю, ты сам догадываешься, почему.        — Да, догадываюсь, — ответил Канхьо. — Нацуо, верно?        — Верно.        — И там будет только наш класс.        — Да.       Среди классов «А» и «Б» существовало одно нерушимое негласное правило: если именинник желал отметить свой День рождения, то он приглашал только своих одноклассников, а от параллели обходился лишь поздравлениями. Исключения составляли Яойорозу, которой просто хотелось очень большого праздника, и Киришима с Тецутецу. Два парня уже дважды отмечали свой общий День рождения вместе, целый день гуляя по Мусутафу, кафе и развлекательным центрам.        — Класс, — вздохнул Реисэцу, — теперь мне снова надо ломать голову над подарком.        — Не надо никаких подарков, — поспешил сказать Шото, — приходи просто так. Дресс-код тоже свободный.        — Мальчики! — услышали они позади Хагакурэ. Звонкий, чистый, с искринкой веселья.       Они повернулись к ней лицами и увидели, как она держала своими невидимыми руками телефон чуть выше головы, ловя идеальный кадр.        — Сейчас вылетит птичка!       Тодороки и Реисэцу обменялись мимолетными взглядами, уловив одну общую мысль, а потом щелчок — и их сфотографировали.       Девушка опустила телефон на привычную для нее высоту и обомлела. Взвизгнув, она со всех ног побежала обратно, радостно хихикая, и, увидев первую же компанию девушек, влетела туда с горячими новостями.        — ДЕВОЧКИ! — закричала она. — ВЫ ТОЛЬКО ПОСМОТРИТЕ НА ЭТИХ КРАСАВЧИКОВ!       Девушки наклонились и, едва взглянув на фотографию, разошлись радостными охами и ахами.       На фотографии были изображены Канхьо и Шото, но вместо привычных холодных ликов они выражали радость. Приветственно поднимая руки, они дружелюбно улыбались, стоя возле фонтана, который идеально вписался в кадр. Лунный свет, падающий на их лица, заменял собой любой фильтр.        — Дождались! — радостно воскликнула Асуи.        — Какие лапочки, — сказала Ашидо.        — ВЫ ТОЛЬКО ПОСМОТРИТЕ НА ЭТИ МИЛЫЕ КЛЫЧОЧКИ КАНХЬО! НУ ВСЕ, ДЕВОЧКИ, Я ВЛЮБИ-И-И-Л-А-А-А-А-СЬ!       В окружении порхающих розовых сердечек Тору, волнисто извиваясь, опустилась на пол, а ее невидимый взгляд смотрел в никуда от радости. Девушки опустились на корточки, чтобы поднять подругу, едва замечая парней, которые были в ответе за такие восторги.        — Вам стоит почаще улыбаться, ребята, — сказала Яойорозу, увидев два цветка сакуры, — вам очень идет.        — Спасибо, — сказал Шото, хитро ухмыляясь вместе с Канхьо.        — О, это еще фигня, — сказал им Тецутецу, внезапно нарисовавшись рядом с ними. — Вы в курсе, что Реисэцу умеет ржать?       Девушки хихикнули.        — Теперь знаем, — сказала Джиро.       Пока Хагакурэ приводили в чувства, три парня вышли вперед, где все их одноклассники бесцельно бродили по залу.        — Эй, уроды! — крикнул Бакуго, обращаясь ко всем присутствующим.        — Каччан, это грубо!        — Захлопнись, отброс! Киришиму никто не видел?        — Он с Каминари и Минетой тусовался, — ответил Хоненуки.       Бакуго нахмурился сильнее, чем обычно, а потом, повернувшись, зашагал куда-то по своим делам, нарочно толкнув Мидорию плечом.        — Тебе не надоело терпеть от него подобное обращение? — спросил Реисэцу, на что Изуку, как обычно, показал самую солнечную улыбку и отмахнулся:        — Каччан так показывает свое дружелюбие. Оскорбления от него доставались не только мне, но и всем, кто окружал его на протяжении всей жизни. Так что, это нормально для него.       Канхьо безразлично фыркнул.        — Однако странно, что за такое поведение ему никто не отполировал лицо. — Он посмотрел на танцевальную площадку, которая через секунду дала ему идею. — Кстати, о полировке, — Канхьо указал на цельный кусок мрамора, — мне кажется, каток этому залу не помешает.        — Каток? — переспросил Мидория, а потом, проследив за его взглядом, почти ужаснулся. — Стой, ты что, собираешься заморозить поле?        — Да, — ответил Канхьо и уверенно зашагал к мраморной площадке.        — Но хозяин вряд ли этому обрадуется. Может, сначала стоит взять у него разрешение?       Реисэцу спокойно посмотрел на одноклассника.        — Он сказал, что если я выиграю у него, то ресторан будет полностью в нашем распоряжении, и даже оскорбился, когда подумал, что я не верил ему. Так что мы все вправе здесь закатить вечеринку хоть сейчас.       Мидория ничего не ответил, только задумчиво опустил глаза.        — Да, — сказал он, — думаю, тут есть рациональное зерно.       Но Канхьо, оказалось, вовсе не нуждался в его доводе. Парень стоял на краю первой ступени, пропуская свою причуду в пол. Процесс привлек внимание остальных студентов. Дорожки льда, сухо шелестя, бежали вниз, заполняя бело-голубым инеем всю территорию, а потом сосульки-кристаллы стали расти повсеместно, срастаясь и увеличиваясь как в размере, так и в высоте. Когда процесс роста кристаллов закончился, танцплощадка стала напоминать бассейн, внезапно заледеневший в таком невероятном виде.        — Второй этап, — сказал про себя Канхьо и ступил на кристаллы. Как только его нога почти коснулась шипов, они вмиг обратились в белый дым, лениво расползающийся по полу.       Потом парень заскользил, в чем было, мягко говоря, трудно поверить: весь лишний лед вокруг него на расстоянии в полметра превращался в густой туман, и он, скользя внутри нее, напоминал снежное привидение. Доходя до края, он снова пропускал свою причуду, из-за чего вырастала сплошная ледяная стена, которую парень, катаясь по краям катка, постепенно превращал в искусный ледяной забор, выделяя с четырех сторон входы.       Он закончил это дело за пять минут. Сойдя со льда, он обратил внимание на свою работу. Теперь невозможно было себе представить, что здесь еще недавно было углубление. Сейчас оно было заполнено плотным зеркально-гладким льдом, имеющим красивый голубой цвет. Забор был тонким, но прочным, с перекрещивающимися перилами, которые походили на ряд примитивных снежинок, имеющих лишь шесть стержней без узоров.        — Надеюсь, — начал Канхьо, — я это сделал не зря и вы умеете кататься.        — Ща посмотрим! — перевозбужденно сказал Серо и ринулся ко льду, но его первый же шаг соскользнул и он распластался во весь рост лицом вверх. — А, нифига.       От такой выходки все рассмеялись. Серо задрал рукав своего тонкого джемпера и выстрелил полоской белой ленты, конец которой обернулся вокруг перила. Отрезав кусок, он стал тянуть ленту, при этом скользя вперед, и лишь потом, оперевшись о перила, встал на ноги и аккуратно вышел из катка.        — Давайте по несколько человек? — предложила Кендо. — Сцепимся сгибами локтей и будем...       Девушка не успела докончить: ее прервал ворвавшийся в зал Каминари, который, уперев руки в колени, переводил дыхание.        — РЕБЯТА!.. — хриплым голосом сказал он, поднимая на них шокированный взгляд.        — Каминари! — Иида подбежал к нему, поддерживая его на случай, если он упадет в обморок. — Каминари, что случилось?!        — ТАМ КИРИШИМА РОЖАЕТ! — заорал он.       Наступила гробовая тишина, а по лицам подростков можно было прочитать мимолетное проблеск «Че?»        — А че, в смысле? — выпалил Йосецу так сипло, что, казалось, его дыхательные пути сузились до размера игольного ушка.        — В ПРЯМОМ! — крикнул Каминари. — ОН ТАМ, В СНЕГУ И... И...        — Гребаная жесть! — крикнул Бакуго. — Да его и на секунду оставить нельзя. ЧТОБ ТЕБЯ!       Он молниеносно выбежал наружу, а за ним последовали другие.       Там, в переднем дворе ресторана, с обеих сторон тропы были лужайки, на которых не было ничего кроме снега. Но на снегу, в окружении хаотичных рвов, явно оставленных пальцами, лежал Киришима (и не он один), лицом вверх, и все его тело — не считая головы — было покрыто большим бугорком сугроба, от которого тянулись еще две. Поменьше, но длиннее, и служили они чем-то вроде ног...       И они были раздвинуты.       Когда несколько человек выбежало наружу, Киришима стал играть заранее спланированную роль: он закрыл глаза, открыл рот и, делая свой подростковый голос максимально похожим на женский вопль, закричал в притворной агонии:        — А-А-А-А-А-А! Помогите!.. Прошу вас! Помогите мне! Мой малыш!.. А-А-А-А-А!..       В голове у Бакуго то и дело раздавался звук, похожий на колокольчик, а его голова от них дергалась, словно от удара — такое бывает, когда ты внезапно осознаешь нечто невероятное, и называется оно пошатыванием рассудка. Вот и у Кацуки разум шатался, как молочный зуб, который должен вот-вот выпасть.        — Мое дитя... Я столько носил его под сердцем... А-А-А-А-А!..       Вокруг горемамаши собралась немалая толпа. К счастью, все они были студентами, а не незнакомцами в усиках, но даже среди них проскакивали контрастные эмоции: кто-то сдерживал истерический смех, кто-то просто молча смотрел на это безобразие, кто-то падал в обморок, а кто-то вообще не знал, как на это реагировать, а потому доставал телефон и начинал снимать все на камеру.        — ЧТО ЗА?! — выкрикнул вдруг Бакуго, а потом стал дико озираться. — А НУ БЫСТРО УБРАЛИ СВОИ ТЕЛЕФОНЫ!        — Так-так! — строго сказал знакомый голос, доносящийся откуда-то сзади. Протиснувшись сквозь толпу, посреди эпицентра событий вышел...       Каминари.       Каминари, который минуту назад был вне себя от ужаса, натянул на пол лица свой шарф, изображая медицинскую маску, и кожаные перчатки в качестве медицинских.        — Итак, прошу разойтись, — сказал он серьезным тоном профессионала, хоть места было много. Он перешагнул снежную ногу, встал напротив сугроба и присел на корточки, подсунув там руки, словно готовясь выловить то, что оттуда должно было выпасть. — Тужтесь!        — И-И-И-И! — выдавил из себя Киришима, хотя кусал губы, чтобы не заржать.        — Сильнее!        — И-И-И-И-И-И-И!!!        — Не обделайтесь, пожалуйста... — Каминари «незаметно» сделал там щель. — Я вижу головку!       И он просунул туда руки. Другие, будто зачарованные, смотрели, как Каминари ковыряется в очень непристойное место и вытаскивает зажмуренную голову Минеты, который играл роль ребенка. Верхушка сугроба стала проваливаться внутрь.        — И-И-И-И-И!        — Вы это сделали!       Минета дрожал от холода. Лицо было пунцовым от долгого нахождения в снегу, глаза были зажмурены, но он, лежа на ручках у Каминари, исполнял свою роль:        — У-А-А-А!        — Вот ваш малыш. — Лжеакушер положил «дите» рядом с горемамашей, которая притворно тяжело дышала.        — О, мой малыш!.. Мамочка тебя...       Киришима не выдержал и захохотал во весь голос вместе с Каминари и Минетой. Быстро встав и отряхнувшись от снега, он посмотрел на зрителей, которым, очевидно, было не избежать кошмаров ближайшие три-четыре ночи.        — Ну как вам? — довольно спросил Каминари, переводя дыхание от смеха. — Крутой был пранк? Вы бы видели тогда и сейчас ваши лица! Просто бесценное зрелище!       Они ничего не ответили, продолжая таращиться на них, словно на сумасшедших.        — Киришима... — гневно выдохнул Бакуго, а потом разошелся не на шутку: — НУ Е*ПИ-И-И-ИК* *ПИК-ПИК-ПИ-И-ИК*! НОЧЬЮ Я ТВОЮ ЖО*ПИ-И-И-И-И-И-И-К*, ЯСНО?! ТЫ, Е*ПИ-И-И-И-К*!       Бакуго, не стесняясь девушек, крыл Киришиму благим матом, активно жестикулируя и не забывая про остальных двух. Вся остальная толпа с квадратными глазами смотрела на Кацуки, чей язык развязали эмоции и потрясения. Виновники торжества, понурив головы, словно малые дети, улыбались и похихикивали, явно довольствуясь результатом своего розыгрыша.        — *ПИ-И-И-И-К-ПИК-ПИК-ПИК*! — Бакуго отвернулся и, пройдя сквозь толпу, ушел обратно в здание. — *ПИК*!        — И как, мать вашу, вы только до такого додумались?! — Ханта тряс Киришиму за плечи. — Это ж кем надо быть, чтобы придумать такое!        — Эй-эй-эй! — Канхьо вышел вперед, привлекая всеобщее внимание. — Есть даже более серьезный вопрос. — Он посмотрел на Киришиму. — А кто отец?       Громоподобный смех студентов наполнил ночь. На этот раз смеялись даже Тодороки и Реисэцу. Через минуту Киришима не выдержал и, продолжая истерически смеяться, помчался к дверям с криками: «ХОЛОДНО!»       Все еще смеясь, они пошли за ним.        — По-моему, ты превзошел себя, — сказал Оджиро Канхьо, когда те шли обратно. — Разрядить обстановку такой уместной шуткой, — это еще надо уметь.        — Я бы не стал так перехваливать себя, — сказал Реисэцу. — Ты бы видел лица остальных полчаса назад, когда я притворился мертвым.        — Это точно, — сказал Каминари. — Мы тут чуть не поседели от его выходки. Чувак, тебе стоит поменьше так шутить.        — Зачем? Было же весело.        — Но не всем.        — Теперь будете знать, что я люблю шутить по-черному.       Они вошли обратно в огромный зал, где Киришима, позабыв о холоде, пытался кататься на катке.        — И вы это делали, пока нас не было? — выкрикнул он, смеясь, но сделал неверный шаг и едва не упал. — Так, уже что-то выходит.       Постепенно на льду стали собираться группы, члены которых поддерживали друг друга и помогали кататься. Тодороки, имеющий опыт в скольжении, спокойно катался по льду в одиночку, как и Канхьо. Минета, боящийся разбить лицо, держался за перила и не решался сделать и шага, пока он не додумался использовать свое падение для удовлетворения своих пошлых желаний.       Он заприметил группу, состоящую исключительно из девушек: Яойорозу, Асуи, Ашидо, Янаги и Кендо. Сочные девушки, с не менее сочными сиськами и задницами. Было бы неплохо, если бы эти кожаные подушечки, о которых он давно мечтает, упали на него вместе и сразу, верно?       От похотливого предвкушения глаза почти помутнились, а в голове нарисовался четкий план действий, проигнорировать который было никак нельзя. Рот открылся в похотливой улыбке, а из уголка рта стала выступать пена, словно у пса, увидевшего суку во время течки.       Он решительно отпустил ледяные перила и встал прямо, не замечая, что ноги не расходятся в стороны. Группа девушек начала скользить к нему — верный знак, чтобы начать действовать. Он пригнулся, вытянув свой крохотный корпус вперед и заведя правую ногу назад, а потом чисто интуитивно оттолкнулся от гладкой поверхности и заскользил вперед с такой легкостью и небрежностью, словно он был опытным фигуристом.       Он близко, по крайней мере, ему так кажется. Девушки буквально ускользают от него, но он этого не замечает и твердо следует за ним. Жертвы не замечали его и не подозревали, что вот-вот их кто-то собьет с ног, словно шар для боулинга — кегли, сделав это похожим на случайность. Они смеялись и катались, находясь в двадцати метрах от Минеты, и, возможно, ему бы удалось достигнуть цели, если бы ответственный Иида не увидел его похотливое выражение лица.        — Минета! — закричал он, позабыв, что находится на льду, и упал.       От громкого крика старосты Минета резко повернул голову в сторону и с ужасом для себя обнаружил, что все вокруг куда-то убегает. Посмотрев вниз, он увидел себя, скользящим по льду, а также отражение высоких потолков с люстрами. Совокупность этих двух факторов (оптическая иллюзия и внезапное пробуждение) сделало свое дело — низкий парень запаниковал. Он дрыгался, пытался остановиться, но рефлексы при малейшем намеке на падение предательски заставляли ноги не слушаться его и продолжали отбивать чечетку на гладкой поверхности льда. Едва не упав назад, он силой оттолкнулся ногами ото льда и подпрыгнул. Сделав неуклюжее вращение в воздухе на подобие тулупа, он снова приземлился на лед, зачем-то на одной ноге, зачем-то расправив руки и вытянув тело вперед. Девушки исчезли из поля зрения, зато впереди, ничего не замечая, катался Киришима, у которого только начало все получаться, и в которого Минета, тщетно пытаясь остановиться, врезался с грацией картошки.        — ВУАХ!       Киришима вскрикнул от неожиданности, когда кто-то врезался ему в колени и сбил с ног. Упав, он почувствовал, что внизу кто-то мелкий — Минета. Последний приземлился на лед лицом вниз. Лицо не пострадало, к счастью, но его сейчас жгло холодом, посему он незамедлительно попытался оторвать лицо ото льда, но обнаружил, что-то это сделать невозможно: язык, высунувшись в последний момент, примерз кончиком к катку. И это было то, что он получил вместо девочек: примерзший язык, ушибленные колени, и Киришиму, который лежал на нем и чей пах ложился аккурат на его мелкую задницу. Красноволосый посмотрел на виноградную голову одноклассника, который выглядывал у него чуть ниже левого бока, а потом шлепнул себя по лбу:        — Боже, кого я родил.        — Вот это падение, — услышали они голос Канхьо. — Нормально все?        — И-И-Ы-Ы-А-И-У-И-А-Ы-Ы-Ы! — Минета отчаянно мычал и беспомощно махал руками, чтобы привлечь внимание.        — Что?       Киришима уперся руками в лед и попытался приподнять тело. Посмотрев на Минету, он сказал:        — Фига. Кажется, он решил пососаться со своим отражением. Ха-ха-ха! И двойник его не отпускает!       На четвереньках он отошел чуть подальше и осторожно встал на ноги. Минета лежал на животе, продолжал махать руками и дрожать от холода.       Через мгновение язык отлип. Парень вскрикнул, испугавшись, что он порвал его: кончик кровоточил.        — Эй, спокойно, — сказал Кири. — Язык у тебя на месте.       Маленькая ямочка на льду быстро заполнилось шипом, который моментально превратился в клубочек белого пара — никакого следа.        — Что ж, — сказал Канхьо, — мне пора.        — Что? Так быстро? — спросил Киришима.        — Да. Я и так потерял очень много времени, а дел у меня — навалом.        — А ты надолго в Ятоми? — спросил Мидория.        — Не могу сказать точно, но до начала учебы я обязательно вернусь.       Тодороки, скользя поблизости, мимоходом услышал его ответ.       «Отлично. Значит, придешь».        — А каток мне придется убрать, — сказал Канхьо. — Если его так оставить, то он создаст беспорядок.       Подростки разочарованно вздохнули.        — Но ты же можешь пропитывать лед холодом, — сказал Каминари.        — Тогда он превратится в обратную версию раскаленной сковороды, — ответил парень. — Думаю, не нужно объяснять, что́ с вами случится на таком льду.       Снова разочарованный вздох.        — Да оставь все, — сказал Тецутецу, скользя к ним. — Мы потом все сами уберем. Да, Киришима? — Задав вопрос, он превратил кулаки в железо.        — О, еще как! — ответил парень и тоже укрепил руки. — А вообще, нас целая толпа. Здесь есть причуды, которые справятся с уборкой льда, так что можешь спокойно оставить это дело нам.       Парень холодно усмехнулся.        — Вам так понравилось кататься, что готовы сами все разгрести?        — Конечно! — воскликнул Киришима. — Кстати, а твой ледяной декор?       Реисэцу задумчиво посмотрел в сторону.        — Их можно оставить. Правда, из-за мороза лед станет расти и все фигуры потеряют свое очертание, но от этого они наоборот будут выглядеть более естественно.        — Тогда все решено. Ну, удачи!        — С наступающим.       Попрощавшись со всеми, Канхьо заскользил к выходу с неведомой легкостью. Казалось, не было никого на свете, кто мог чувствовать себя на льду так же легко и свободно, как он.        — Минета, опять? — долетел до его ушей голос Каминари, когда он уже вышел на улицу. Тучи снова сгустились, на свету блестели новые снежинки. Уютный ледяной ветер обуял его целиком, даруя ему ощущение свободы.       Под покровом такого светлого чувства он неспешно пошел в сторону выхода, мимолетно разглядывая свои творения, которые волшебно дополняли окружающую заснеженную среду. Он вышел из калитки, не подозревая, что в самом обозримом будущем на его холодные плечи опустится груз большой ответственности.